Дальше? Вам это важно? Белобрысый очкарик начинал нервничать. Хорошо. Я расскажу. Вы только подойдете к карете. Потом будем снимать новую сцену, потому что надо установить камеру на рельсах. Всю сцену у гроба она будет ездить вокруг вас. Вы сбросите крышку гроба. Камера возьмет руки мальчика с флейтой. Потом ваше хмурое лицо. Вы процедите сквозь зубы: «Я заказывал скрипача, а не флейтиста!» Запомнили? В тот же миг мальчик заиграет. Это будет бетховенский «Сурок». Камера возьмет только флейту и его бледные пальчики. А вас разберет смех. Смейтесь как можно дольше. Смеяться умеете? засомневался режиссер.
Ждать, пока просветлеет небо, не пришлось. Дело шло к утру. Кардинал Карпиди засел в склеп, специально выстроенный для съемок. Он не испытывал никакого волнения, будто его кинематографическая карьера уже клонилась к закату.
Лошади пошли. Их он увидел через маленькое оконце в дверях склепа. В легком предрассветном тумане лошади без возницы выглядели эффектно. Вот только цвет гроба был едва различим. Поликарп подивился причудам режиссера. Стоило огород городить. Ведь вчера сорвались съемки из-за этого гроба! Не оказалось у них в реквизите фиолетового и хоть ты тресни!
Он поднял руку. Лошадям кто-то крикнул: «Тпру!» Послышался голос режиссера: «Рановато, да Бог с ним!» Он не любил делать несколько дублей. Пленку, наверно, экономил.
Поликарп засеменил к карете, чуть ли не напевая: «Вот и мальчик приехал! Будет теперь музыка!»
Лошади приближались, хоть и стояли как вкопанные. Карета накатывалась. Гроб надвигался. Что для Гробовщика какой-то бутафорский гроб? Сколько он повидал на своем веку настоящих гробов! И все-таки эта помпа с лошадьми и каретой Поликарпа пугала.
Стоп! заорал белобрысый, когда кардинал в красной мантии замер у гроба. Отлично! Снято!
Поликарп перевел дыхание. Вытер пот со лба. Присел на холодный камень шведского надгробия с полустершейся надписью. От фамилии покойника осталось лишь окончание «сон».
Режиссер зверел с каждой минутой, кричал на ассистентов и реквизиторов. Рельсы вокруг кареты с лошадьми установили довольно быстро. Оператор с камерой сделал круг почета и объявил: «Можно снимать».
Но не тут-то было. Белобрысый очкарик спустил собак на осветителей. Прожектора пришлось переставить.
Вы готовы, Анастас Гавриилович? обратился он наконец к Поликарпу. Слова не забыли?
На память пока не жалуюсь, пробурчал Гробовщик.
А где флейтист? спросил режиссер одного из ассистентов.
На месте, глазом не моргнув, ответил тот.
Уже? удивился белобрысый и посмотрел на фиолетовый гроб. Он там не задохнулся?
Карпиди тоже показалось странным, что флейтист все время находился в гробу и даже не вылез подышать свежим воздухом или покурить во время перерыва. Но обдумать это как следует он не успел.
Все! Начали! скомандовал режиссер. Кардинал переступил через рельсы и вновь оказался рядом с гробом.
Камера! Мотор!
Тяжелый крест на его груди гулко стукнулся о крышку гроба. Жирные пальцы в перстнях с фальшивыми камнями прошлись по фиолетовой обивке. Пригладили бахрому. Камера поехала. Он чувствовал, как она выплывает у него из-за спины. А значит, пора. Резкое движение. Одно единственное. И вот уже крышка летит прочь. Хлопается об землю. В гробупарень с флейтой. Глаза кардинала расширяются. С уст срывается незапланированное: «Христофор!» Вот так сюрприз! Он не знает, радоваться ему или Вспоминает, что по роли надо хмуриться.
Я заказывал скрипача, а не флейтиста!
Тишина. Бледные пальчики не двигаются. Флейта молчит.
Что же ты не играешь! Играй! орет Гробовщик.
Вместо того чтобы остановить съемку, очкарик дает указания:
Черт с ним! Смейтесь! Смейтесь! И как можно дольше!
Он не любит дублей. Он экономит пленку. Камера выплывает из-за спины. Поликарпу кажется, что оператор развил бешеную скорость. Постепенно он осознает, что кино кончилось. Мальчик с флейтой не двигается, не открывает глаза. На лице у него толстый слой пудры. Поэтому он как живой, но Гробовщика не проведешь. Гробовщик все видит.
Съемочную группу парализует страшный рев кардинала.
Стоп! визжит белобрысый. Он не понимает, что кино уже кончилось.
Кардинал выбритой тонзурой бодает обескураженного оператора. Камера сходит с рельсов.
Кто?! Кто?! хочет знать хозяин кладбища, авторитет, босс отъявленных громил Анастас Карпиди.
Он бросается на режиссера. Валит его на землю и начинает душить. Белобрысый хрипит. Извивается змеем. Поликарпа еле отрывают от него пять или шесть человек из съемочной группы. Обливают холодной водой из вёдра. Усаживают на холодный камень с надписью «сон».
Паника. Кто-то по сотовому вызывает милицию. Потом приносят другой гроб. Голубой. Там настоящий флейтист. Студент музыкального училища. И тоже мертвый.
Капли воды с кардинальского креста падают на кладбищенский песок.
1
Скорый поезд МоскваЕлизаветинск
1998 год, весна
У вас тринадцатое место, сообщила немолодая проводница в форменной синей пилотке, вернув паспорт и билет мужчине в длинном темно-зеленом пальто.
Он сказал своей спутнице: «Иди домой!»но та и не подумала, прошмыгнув вслед за ним в черный проем вагонной двери.
В четырехместном купе не было ни души. Там царил образцовый порядок и чистота. До зеркального блеска начищенные стены, свежая занавеска на окне, ковровая дорожка, только-только из-под пылесоса, белоснежная скатерка на откидном столике, ваза с искусственными незабудками, прохладительные напитки, чайный сервиз, шоколад, печенье, пакетики с кофе, чаем и сахаром.
А здесь уютно, заметил мужчина, поставив средних размеров саквояж на полку под номером тринадцать. Давно не ездил в поезде. С детства.
Он снял пальто, оставшись в ярко-рыжем свитере и серо-зеленых брюках, ему было лет тридцать или около того. Приятное, слегка вытянутое лицо с улыбающимися серыми глазами, короткий бобрик светлых волос. В мужчине с первого взгляда угадывался интеллигент. И в то же время не хлюпик. Такие особи чаще встречались в конце прошлого века и все реже встречаются теперь.
Зря ты пошла со мной. Не люблю расставаний. Отходящий поезд навевает смертельную тоску.
Но ведь на перроне останусь я, чуть не плача, прошептала его спутница, совсем юное создание, не по годам задумчивое. Из-под широких черных бровей на него глядела вся мудрость Востока. Густые каштановые волосы растрепались. Тонкий, с легкой горбинкой, нос покраснел.
Нас не должны видеть вместе. Ты же знаешь, куда я еду.
Мы пока еще в Москве, возразила она.
Это тебе так кажется, усмехнулся он. Здесь уже кончается Москва.
Ты меня специально пугаешь?
Нет. Я хочу, чтобы ты была готова ко всему.
Я не понимаю Ты едешь оформлять развод?
Он кивнул, продолжая улыбаться.
В этом есть что-то противозаконное?
Скорее противозаконное было в моем браке, пошутил мужчина.
Ты от меня что-то скрываешь, все больше волновалась девушка. У тебя в этом городе еще какие-нибудь дела?
Вместо ответа он полез в саквояж, выудил оттуда толстенную книгу и черный бархатный футляр с очками. Очки оказались с замысловатой, под старину, оправой. В них он выглядел немного странно, существом не от мира сего.
Ты носишь очки? раскрыла от удивления рот его спутница.
Знаешь, тебе пора, твердым, не терпящим возражений голосом произнес он.
Уже в дверях купе, она спросила:
Когда тебя ждать?
Не знаю. Позвоню.
Однако девушка не ушла далеко. Она стояла на перроне, напротив его окна и терпеливо ждала отхода поезда. Они молча разглядывали друг друга. Он ей подмигивал, и по его губам она могла прочесть оптимистическое: «Все будет хорошо!»
Оставалось не больше пяти минут, и он уже тешил себя надеждой, что путешествие пройдет в одиночестве, в тишине, за чтением любимого, уютного Диккенса. Но мечтам не суждено было сбыться. Дверь купе распахнулась, и какой-то запыхавшийся субъект уселся на полку под номером пятнадцать. Интеллигент в очках успел только заметить, что у попутчика нет никакого багажа. В глазах его спутницы появилась тревога.
Здрасьте, буркнул субъект.
Мужчина повернул к нему голову и в свою очередь поздоровался.
У попутчика было темное, изможденное лицо с водянистыми глазками, крупным, угреватым носом, лоснящимися щеками, покрытыми двухдневной щетиной.
Мужчина в странных очках сделал девушке красноречивый знак, чтобы она уходила, но та осталась стоять и сложила губы как для поцелуя. Затем снова с тревогой взглянула на попутчика.
Чё ей надо? вдруг занервничал тот. Чё она тут стоит? Ты ее знаешь?
Это моя девушка, спокойно ответил мужчина.
А, ну тогда ладно. Пусть стоит, разрешил попутчик. Она провожает тебя, что ли? догадался он в следующую минуту. Переживает, что ли? А чё переживать-то? Скажи, чтобы не переживала.
Мужчина в странных очках пропустил мимо ушей пожелание соседа, только повнимательней вгляделся в него. Тот явно нервничал и чего-то боялся. На вид ему было за сорок. Кожаная коричневая куртка, черная кепка, наверняка прикрывающая лысину, грязноватый ворот скатавшегося свитера.
Соскочив со своего пятнадцатого места, мужчина крикнул девушке через окно:
Не переживай! Все будет в порядке! Он поднял вверх большой палец.
Девушка засмеялась, а глаза у нее при этом плакали. Ее возлюбленный брезгливо усмехнулся. От попутчика несло перегаром. Поезд тронулся.
Валера, протянул грубую, широкую ладонь сосед, когда перрон за окном исчез.
Юра, подал ему холеную руку мужчина в странных очках.
Москвич? сразу учинил допрос Валера.
С недавнего времени. А вообще-то мы земляки.
Не признал бы. Ты где родился?
То есть?
В каком районе?
В районе завода РТИ.
Улица Военная? с ходу выдал Валера, ошарашив того, который назвался Юрой.
Откуда вы Откуда ты знаешь?
Угадал? Так ведь? Угадал! захохотал попутчик, сверкнув золотым зубом. Военная, 5а. Заводское общежитие для семейных. Вонючее желтое здание в четыре этажа.
Ничего не понимаю. Он даже снял очки, чтобы получше разглядеть земляка. Там жили мои родители Мы разве знакомы?
Чё ты уставился на меня? Я тебя в первый раз вижу! Просто мы с женой в той общаге мыкались пять лет. Когда ты сказал, «в районе РТИ», первое, что пришло на умВоенная, 5а, семейная общага. Совпадение, Юрик! Одень очки! Простудишься!
Странно как-то пожал плечами Юра. Было видно, что он не поверил в совпадение. И чтобы уйти от дальнейшего разговора, потянулся за книгой.
А чем ты занимаешься в Москве? продолжил допрос бесцеремонный Валера. Чем можно заниматься в этой толкучке?
Якритик.
Кто? Критик? Ну, ты даешь! Разве такое бывает? Никогда не видел живого критика! Меня тоже будешь критиковать?
Если напишешь стихи или рассказ, то буду.
Я чё, совсем? Он покрутил пальцем у виска.
А ты чем занимаешься? спросил Юра.
Ябродяга, ответил попутчик и мигом посерьезнел, даже нахмурился.
Тоже неплохо, улыбнулся критик. И давно?
Я по жизни бродяга.
По жизни мы все бродяги, философски заметил Юра и уставился в книгу.
Минут пять ехали молча. Валера наконец снял кепку, пригладив остатки волос. Расстаться с курткой он не торопился.
А эта, твоя девушка на вокзале Чеченка, что ли?
Грузинка, не отрываясь от книги, ответил тот.
Один хрен! махнул рукой Валера. И давно ты с ней?
Около года.
И без проблем?
В смысле?
Ну, родственники ее тебе горло перерезать не обещали?
У нее нет родственников. Все погибли. В Сухуми.
Тогда конечно, понимающе закивал головой Валера. Пойду курну.
Мужчина в странных очках облегченно вздохнул, когда его попутчик вышел из купе. Но общество Чарльза Диккенса тоже не доставило удовольствие, потому что тревожные мысли о новом знакомом мешали чтению.
Извините, вы что-нибудь понимаете во времени?
В проеме двери торчало нечто толстощекое, с обаятельной улыбкой и маленькими шарящими глазками.
Там в расписании стоит московское время. Не в меру упитанный парень в клетчатой рубахе и джинсовой жилетке отодвинул дверь и одной ногой ступил в купе. А разница в два часа. Это вперед или назад?
Юра не мешал ему говорить. Появление нового действующего лица не слишком обрадовало критика.
Я сам из Смоленска. В такой, знаете, запарке весь день. Надо было успеть переехать с одного вокзала на другой. Парень вошел в купе, не прикрыв за собой двери, и уселся на полку Валеры.
Юра отметил про себя, что Валера ушел курить, прихватив с собой кепку. Очень уж стеснялся своей лысины!
От этой беготни в голове все перемешалось, тараторил парень. Еще надо было отправить телеграмму маме. Волнуется старушка. Так как же со временем? Вперед или назад?
Вперед.
Значит, в десять вечера прибудем на место?
В десять.
Вот спасибочки. А ведь еще предстоит искать адрес. Я никогда в этом городе не был. Десять часовпоздновато! К тому же мне сказали, что далеко от вокзала. Пролетарский район, знаете ли
Такого района там нет.
Это заявление несколько обескуражило молодого человека.
А вы разве не москвич? удивился он.
С недавних пор.
Значит, на родину? В гости? быстро сориентировался парень. В гостиэто хорошо. В гостиэто здорово!
Краем глаза мужчина заметил, что в дверном проеме возникла еще чья-то фигура. Парень стоял и внимательно изучал Юру. Взгляд из-под тяжелого надбровья говорил о многом. И в первую очередь о нелегких годах, проведенных на зоне. Критик успел подумать: если Валера с ними заодно, то он вряд ли справится с троими. И еще он успел понять, что Валера не может быть с ними, потому что достаточно выведал у него информации, и этот в джинсовке не прокололся бы так глупо на Пролетарском районе.
Наверно, не район, а улица Пролетарская, пытался выплыть на поверхность болтливый парень. У меня записано. Не знаете такую улицу?
Юра отрицательно покачал головой.
Дверь резко распахнулась, и на пороге материализовался Валера, опередив парня с тяжелым надбровьем. Они едва не столкнулись лбами.
Валера замер, комкая в руках кепку. Недоверчиво посмотрел на молодого человека в джинсовке, бесцеремонно усевшегося на его полку. Перевел глаза на Юру. Потом бросил быстрый взгляд через плечо. Парень с уголовным прошлым не двинулся с места, а только повернулся лицом к окну. Юра сообразил, что попутчик, будучи человеком подозрительным, считает себя угодившим в ловушку. И теперь он, Юра, в его глазах выглядит наводчиком. Они поменялись ролями. И необходимо было разубедить его в этом, пока кто-нибудь из присутствующих не начал действовать.
Валера, ты не знаешь, где улица Пролетарская? Он незаметно подмигнул ему. И есть ли вообще такая улица в нашем родном городе? Он подчеркнул «наш родной город».
Валера прошел в купе и уселся на свою полку, рядом с парнем. Он выдержал паузу, еще раз заглянув в глаза попутчику, а потом спросил Юру, небрежно кивнув в сторону молодого человека:
Этому, что ли, надо? Ну, есть такая улица.
Да я ничего, знаете ли, заволновался парень. Поезд приходит поздно
Чё ты суетишься? перебил его бродяга. В лес едешь? Нет ведь. В цивильный город. Такси ходят круглые сутки. Отвезут, куда скажешь.
А ведь и верно! изобразил на своем лице неподдельную радость незваный гость. Пожалуй, пойду.
Он поднялся и тут же исчез.
Некоторое время молчали. Юра уставился в книгу. Валера вытирал кепкой вспотевший лоб.
Март нынче выдался холодный, наконец заметил критик. У людей мозги замерзают.
Пронесло, Юрик, вздохнул попутчик. На этот раз пронесло. Ты хоть понял, кто эти ребята?
А что, забавный мальчик, прикинулся дурачком Юра. Правда, туповат немного.
Эти забавные мальчики обчистили бы тебя в два счета!
Серьезно? Ну и ну!
Каталы, Юрик. А может, кидалы. Там был еще третий в коридоре. Они решили, что ты едешь один. Обрадовались, конечно! Да еще мягкий такой, интеллигентишка! Сопротивления не окажет! Они любят таких!
Я в карты не играю.
И что с того? Они бы тебя и без карт обчистили.