Заглянем на Красную? предложила она.
Он только кивнул в ответ.
Оказавшись на знаменитой брусчатке, под стеной Василия Блаженного, Светлана тихо произнесла:
Мы никогда не были здесь вместе.
А почему шепотом? поинтересовался Андрей.
Не знаю. Как-то странно очутиться здесь ночью.
Ничего странного. Я каждую ночь сюда прихожу.
А помнишь, в восемьдесят седьмом мы гостили у моей родни в Пушкине?
И, кроме ВДНХ и универмагов, ничего не видели, продолжил он.
Какие мы все-таки были идиоты! в сердцах воскликнула она и тепло улыбнулась.
Он забыл, что она может просто улыбаться.
Бой курантов прервал их воспоминания.
Уже два часа! присвистнул Андрей. На какое метро ты собралась? И неожиданно для себя предложил. Пойдем ко мне.
Нет! Она вдруг дернулась, будто ее ошпарили.
«Она боится меня?»удивился Андрей.
Поедем в гостиницу, в свою очередь предложила Светлана. Сейчас поймаем машину.
Теперь он ответил «нет».
Не упрямься, Андрей! с мольбой в голосе прокричала она. Они ничего тебе не сделают! Клянусь!
Мне и здесь хорошо.
Больше она его не уговаривала. Они молча вышли к Охотному ряду.
Я не хотел тебя обидеть, начал вдруг он. Пойми меня правильно. Как только я заберу свое заявлениемне крышка!
Светлана пыталась «голосовать» редким в этот час автомобилям.
Я же тебе русским языком сказала: штраф они сами заплатят. За клевету еще никого не убивали.
За клевету не убивали развел руками Андрей. А за правду?
Рядом остановился «москвич».
Поедем? уже без надежды в голосе предложила она.
Он помотал головой.
Выпутывайся сам! зло бросила она и открыла дверцу «москвича», но Андрей поймал ее руку.
Я люблю тебя, с неподдельной мукой выдавил он.
Прощай! Она резко выдернула руку и села в машину.
Кулибин еще долго стоял у края тротуара после того, как она исчезла, и теперь уже навсегда. Ему показалось, что в последний миг ее холодные бездонные глаза наполнились слезами.
«Это ты придумал, поэт», успокоил он сам себя, махнул рукой и побрел назад, через Красную площадь.
Светлана же только и успела, что бросить шоферу: «Гостиница «Измайловская», и тут же разрыдалась. Так безудержно она не ревела уже много лет.
Через несколько метров он почувствовал сильный озноб. Спрятал руки в карманы куртки. Одну ладонь грела пачка «Явы», другую«Данхилл».
А это что такое? вырвалось у него, когда он обнаружил в кармане какую-то бумажку. Андрей вытащил ее на свет фонаря и ахнул. Он держал настоящую стодолларовую купюру. Ай да Светка! со слезами в голосе воскликнул он. Теперь мне никто не страшен!
Он из последних сил карабкался вверх по кривым улочкам, а душа пела. Но эйфория продолжалась недолго. Перед тем как войти в подъезд, он остановился и спросил себя: «А чего я, собственно, радуюсь? Они теперь знают, где я прячусь, и вряд ли оставят меня в покое. Как же им удалось меня выследить? недоумевал Андрей, но в тот же миг его осенило:На прошлой неделе, когда я появился в институте. Они наверняка вели там наблюдение». Он вошел в темный подъезд. Лифт покорно ожидал возвращения единственного жильца. «Завтра надо сменить жилье», твердо решил Кулибин, прикрывая за собой деревянные дверки лифта и нажимая кнопку с цифрой «4». С душераздирающим скрипом и гудением лифт понес его вверх. И тут произошло непредвиденное. Скрип и гудение смолкли. Свет погас. Лифт застрял между третьим и четвертым этажами.
Кулибин громко выругался и принялся хаотично нажимать на кнопки. Ему вовсе не улыбалось провести остаток ночи в этом ящике. Лифт, однако, не трогался с места. Уже привыкшие к темноте глаза заметили вдруг какое-то движение справа. «Не может быть!»не поверил своим глазам Андрей. На лестничной площадке, прямо напротив застрявшего лифта, прислонившись к стене, стоял человек.
Эй! тихо позвал его Кулибин. Помогите мне!
Человек сделал шаг вперед, и в тот же миг свет карманного фонарика ослепил Андрея. И еще он увидел, как к окошку лифта медленно поднимается какой-то предмет.
Ночью в пустом многоквартирном доме выстрел прозвучал, как взрыв гранаты. Андрею показалось, что голова его разлетелась на мелкие кусочки. Обливаясь кровью, он опустился на колени, а затем весь как-то обмяк, расслабился, и только пальцы крепко сжимали стодолларовую купюру.
Лондон
1996 год, весна
Некто в светло-сером плаще и зеленоватых фланелевых брюках прогуливался по Пиккадилли. Он был еще довольно молод, этот некто, но неизменно надевал маску скептика, когда попадал в этот город. Все же грустно ощущать себя иностранцем.
У него массивный, волевой подбородок, тонкие губы, слегка вздернутый нос и живые, с огоньком глаза. Огонь их опалил многие девичьи сердца. Но, как только он попадал в этот город, глаза гасли, мысли притуплялись, клонило в сон.
Если бы пять лет назад, когда он досиживал свой срок и жил мелкими, смехотворными мечтамиотведать маминых блинов, прокатиться на велике, снять проститутку и так далее, ему сказали, что он будет гонять чуть ли не каждый месяц в Лондон и этот город ему опротивеет, он бы долго смеялся.
Что больше всего раздражает его здесь? Левостороннее движение? Английская кухня? Футбольные фаны? Наконец, язык, который никак ему не дается? Все они жуют манный пудинг и при этом что-то мычат! Может, сами британцы, неуклюжие, как медведи, вечно толкают, пихают, наступают на ноги в час пик, хотя при этом обязательно извиняются, так что он сам стал в конце концов толкаться, пихаться и подчеркнуто учтиво извиняться. Нет, это все терпимо. Невыносимо другоедо боли родные лица, которых в Лондоне не меньше, чем пресловутых лиц кавказской национальности в Москве.
Больше всего он побаивался знакомств и случайных встреч со своими соотечественниками. Это могло повредить его миссии. Народ сюда едет непростойнахрапистый, коварный, чаще всего с уголовным прошлым, короче, «сливки общества». Сколько раз он просил у шефа разрешения жить не в районе Эрлс-корта, где все кишит русскими, а где-нибудь в Уайтхолле, но тот ничего не желает слышать: «Эти поездки нам и так вылетают в копеечку! Уайтхоллразорение! Скромнее надо жить, дружок!» Это говорит шеф, который месяцами живет в Европе и не снимает перчаток, даже когда идет в туалет!
Некто в зеленоватых фланелевых брюках останавливается у витрины кондитерской, встает под навес и, сложив зонтапрель выдался дождливый, делает вид, что прикуривает, чиркая отработавшей еще вчера зажигалкой. К подобной маскировке он прибегает всякий раз, когда хочет изучить обстановку вокруг. Игра в шпиона его скорее забавляетшеф требует соблюдать осторожность. «Знал бы он, как я провел сегодняшнюю ночь!»
До четырех утра в его номер время от времени кто-нибудь ломился. Он не открывал. По разговорам из-под двери было ясно, что это пьяные русские девицы в поисках заработка. Мат стоял пятиэтажный, и все в его адрес
Вроде все спокойнограждане британцы идут по своим делам. Никаких подозрительных личностей в радиусе тридцати метров не наблюдается. Он бросает быстрый взгляд на ту сторону улицы. Тамцель его миссии. И там тоже все ол-райт.
В поле его зрения попадает внушительных размеров кулак. Из кулака вылетает пламя.
Прикуривайте.
Перед ним стоит пожилой мужчина в синем плаще и черной шляпе с широкими полями. Все русские здесь ходят в плащах, а рядовые англичане предпочитают куртки. Вот и фланелевые штаны не помоглив нем сразу признали русского, раз обратились по-русски.
У вас маленькая авария? улыбнулся мужчина в шляпе. Отчего, думаю, не помочь соотечественнику?
Спасибо, прикурив, ответил он, а в голове пронеслось: «Только тебя мне тут не хватало, старая перечница!»
Давно в Лондоне?
«Ему, видно, не с кем поговорить!»
Второй день.
А сами откуда будете?
«Нет, это уже слишком!»
Извините, я тороплюсь
Он повернулся к незнакомцу спиной, сделал шаг и услышал:
Что ж вы, молодой человек, так спешно ретировались? Я бы мог вам помочь. Как-никак живу здесь уже пятнадцать лет. Напрасно вы так.
Он оставил эту интеллигентскую тираду без ответа и, не оборачиваясь, ускорил шаг.
«Диссидент, твою мать! ругался он по дороге. Нужна мне твоя помощь, как зайцу презерватив!»
Еще через полчаса он сидел в театре. В драматическом театре, куда русские носа не кажут. Опера и мюзиклывот их удел. Он, конечно, ни черта не понимает. Тут и старый диссидент не разберется! Пожалуй, во всем Лондоне не сыскать лучше места, чтобы избавиться от русских!
И все-таки в том, что творится на сцене, он разбирается лучше англичан. Еще бы! «Война и мир» графа Толстого! У них в библиотеке на зоне в наличии имелось только две художественные книги. Еще «Преступление и наказание». Он тогда выучил их наизусть!
Смотрится здорово. Он едва удерживается, чтобы не покатиться со смеху. Элен, Наташу Ростову и Андрея Болконского играют негры, а Пьера Безуховакитаец!
Он заставляет себя отвлечься от спектакля. Ровно через час ему нужно быть там, на Пиккадилли, в магазине сэра Xтак принято у них называть одного из известнейших ювелиров Лондона. Он должен подойти к закрытию. Все отработано, как часовой механизм. Да, работа у него теперь не пыльная. Дорожка давно проторена другими, так что бояться нечего. Таможня куплена. Сэр Xсговорчивый старикашка. Увидит то, что он достанет из левого бокового кармана, торговаться долго не будет. И завтра же денежки с туманного Альбиона перекочуют в Центральную Европу, а это значит конец миссиигудбай, Лондон!
От этих мыслей настроение поднялось, и он снова принялся следить за тем, что происходит на сцене.
А там как раз разыгралось сражение при Аустерлице. Свет погас. Пушки плевались огнем. Задуманная режиссером картина кромешного ада приобрела неожиданный поворот. От эксперимента с огнем сработала пожарная сирена. Сирена выла, как реактивный самолет. Артисты бросились врассыпную. В панике забыли включить свет. Сирена и не думала смолкать. Видно, никто, кроме пожарных, не знал, где она отключается. Кромешный ад продолжался.
Некто в зеленоватых фланелевых брюках усмехнулся: «Здорово! Такого больше нигде не увидишь! Будет о чем вспомнить! Ей-Богу, не жалко семидесяти фунтов, потраченных на билет!» И в тот же миг перед его глазами что-то мелькнуло. Он и это отнес бы к числу театральных эффектов, если бы не почувствовал у себя на горле удавку. В глазах стало еще темнее, но сирена звучала уже глуше, где-то совсем далеко. Кричать было бесполезно, да он и мог только хрипеть. Он сделал последнюю отчаянную попытку привлечь к себе внимание, ткнув кулаком соседа, но кулак ударился в спинку пустого кресларядом никто не сидел. В следующее мгновение он уже напоминал уснувшего на скучнейшем представлении зрителя, хотя под такой вой невозможно было уснуть. Чья-то рука бесцеремонно залезла в левый боковой карман его пиджака.
Через десять минут прибыли пожарные. Все смолкло. В ярком свете софитов на сцену вышел Наполеон. Спектакль продолжался.
2
Елизаветинск
1996 год, весна
Торшер в детской у Коленьки стоял уникальный. В его бирюзовом свете плыли диковинные обитатели морских глубин: осьминоги, кальмары, мурены и прочие. Они отражались на стенах комнаты, будто комнатавсего лишь гигантский аквариум. А еще торшер издавал звуки, имитирующие морской прибой и крики чаек.
Он с мамой лежит на дне океана.
Они с мамой живут вдвоем в пятикомнатной квартире. Впрочем, это не совсем правда. Иногда с ними живет отец. Тогда мама оставляет его здесь одного, среди мурен и кальмаров. Поэтому он не любит, когда приезжает отец.
Ты ведь не уйдешь сегодня от меня? Правда? Серые круглые глаза смотрят на мать с надеждой.
Конечно, нет. Она целует его в лоб. У нее тоже серые глаза, но не такие круглые. Вдумчивые глаза женщины, привыкшей анализировать и размышлять. Тонкогубый, удлиненный рот редко улыбается. Прямые длинные волосы, никогда не знавшие укладки, вряд ли украшают ее продолговатое лицо, скорее наоборот. Ее зовут Кристина. Ей скоро исполнится тридцать.
Ты почитаешь мне про Тотошку? Он тычет ей в лицо заранее приготовленной книжкой.
Надо включить другой свет.
Дно океана исчезает. Шум прибоя смолкает. Она включает верхний свет.
Уже в который раз в своей жизни она читает «Волшебника Изумрудного города». В детстве она вот так же просила мать, потом читала сама, читала без конца. Маленькая Кристина мечтала об изумрудном городе, но не о таком, который в книжке. Обманщик Гудвин велел всем носить зеленые очкивот и весь фокус. Кристина мечтала о настоящих изумрудах в то время, когда куталась в обноски своих двоюродных сестер, ела конфеты два раза в год, а в остальное времяхлеб да картошку.
Теперь все изменилось. Через ее руки проходит море изумрудов. Она ест все, что пожелает. Не ест только свинину и мясное не мешает с молочным. Мать, когда узнала, завопила так, что стены в их «сталинском доме» задрожали: «Ты же русская у меня! Как ты могла? Коленьку, внучка моего, обрезали! Горе какое!»
После этого не показывалась год, не звонила из своего Качканара. Потом смирилась.
Да, теперь многое изменилось в жизни Кристины, но стала ли она счастливой, как девочка Элли в той сказке?..
Коленька спит без задних ног, только носом посапывает.
Кристина откладывает книжку.
В это время в холле щелкнул замок и зажегся свет.
«Неужели? подумала Кристина. Не может такого быть. Всего неделя прошла, как он уехал».
Вова, ты? тихо позвала она.
Никто не ответил.
Кристина спрыгнула на пол. Даже тапки не стала надеватьпошла босиком. Выключила в детской свет. Прошла по коридору и очутилась в холле. Сердце остановилось.
Возле трюмо с бронзовым подсвечником стояла незнакомая женщина и смотрелась в зеркало.
Кристина никогда ее раньше не видела, но сразу догадалась, кто это.
ВыНаташа? спросила она.
Да, кивнула та и скривила рот.
Откуда у вас ключ?
Не догадываешься?
Володя?..
Догадливая.
Кристина попыталась собраться с мыслями, но мысли расползались, как черви после дождя.
Но зачем? Не понимаю в растерянности произнесла она.
Затем, что ты больше здесь не живешь, потаскуха! завизжала незнакомка. Выметайся со своим ублюдком!
Кристина пошатнулась. Сжала кулаки. Приказала себе держаться спокойно.
Это должен сказать мне Володя, а не вы. Ведь это его сын
Та не дала ей договорить и наотмашь ударила по лицу.
Выметайся, сука!
Кристина устояла на ногах лишь благодаря стене. Если бы она закричала, стала звать на помощь или просто заплакала, та набросилась бы на нее и разорвала на куски. Хладнокровие, с которым Кристина приняла удар, остановило взбесившуюся женщину.
Поздравляю. Вы меня ударили, все так же спокойно констатировала хозяйка квартиры и добавила:А теперь смотрите, что будет!
Она, как тигрица, кинулась на обескураженную Наташу и повалила ее на пол. От неожиданности та даже забыла, что надо сопротивляться. Кристина придавила ее своим телом и, вцепившись в волосы, стала бить головой о стену.
Наташа потеряла сознание.
Кристина знала, что делать дальше. Она прокручивала это уже много раз. Она поднялась. Взяла с трюмо массивный бронзовый подсвечник.
От первого удара по голове Наташа только охнула, и струйка крови потекла у нее по лицу.
Кристина работала подсвечником до изнеможения, пока лицо соперницы не превратилось в сплошное кровавое месиво. Она никак не могла остановитьсяей казалось, что Наташа все так же кривит рот.
Она пришла в себя от шума морского прибоя. По потолку и стенам холла плыли осьминоги, кальмары, мурены. Кристина подняла голову. Коленька, в ночной рубашке, босой, с ужасом смотрел на мать, протягивая ей недочитанную книгу «Волшебник Изумрудного города».
Мама! Мама! тряс он ее за плечо. Телефон звонит!
Кристина открыла глаза: в окне сияло солнце и горел верхний свет, который она не выключила с вечера.
Мама, звонят! с округлившимися глазами повторял Коленька.
И действительно, в гостиной не умолкал телефон.
Спросонья ей показалось, что это междугородний звонок, она соскочила с кровати и бросилась в гостиную, не обратив внимания на влажную от пота подушку.