Ищи ветра в поле! раздраженно думал Егоров, заводя "Жигули". Настроениехоть вешайся, неутоленная жажда мести сушила горло и не давала думать больше ни о чем. Дома, накопившаяся злость на судьбу, на весь мир заставила его метаться по комнате. Он вскоре понял: не успокоитсяи отправился на кладбище. На кладбище, как обычно, безлюдно и грустно. Он стоял у памятника и вдруг подумал: камень надо другойэтот из мрамора светлый, а из темного гранита памятник будет гармонировать с ее светлым лицом и волосами. Печали, что всегда приходила, стоило ему увидеть фотографию жены, не былов душе клокотала ненависть и оскорбленное достоинство. Он понялненависть такое же сильное чувство, как и любовь. Он не успокоится, пока не утолит ее.
Конечно, Черепфигура! Мощь, но мощь тупая! Надо его поискать, надо его найти, иначе
ГЛАВА 17
Грузовики, натужено ревя, поднимались в гору. Под железными коробами было душнопекло с самого утра. Заключенные ехали молча, глядя на небо на горы, кому, что было видно, и каждый думал о своем, но почти наверняка о воле. У кого срок подходил к концу, те уже торопились вычеркнуть из него этот едва начавшийся день, кому сидеть еще тысячи дней, ждали, чтобы вычеркнуть год.
Май этого года многим похоронил мечту, многие надеялись на амнистию ко дню победы, но на зоне итак не хватало рабочих рук, а кому-то так был нужен кубометраж.
Картавый сидел у решетки. Он не считал ни дни, ни годыон надеялся вскоре сделать отсюда ноги рядом сидел Васька Барахло, на его простом круглом лице легко читалась удовлетворенность жизньюон входил в силу, его признавалиему нравилось быть в авторитете. Машины повернулизаключенные увидели речку. У Картавого дрогнуло в груди, сейчас открылся вид на одинокую сосну, стоящую над обрывом и у Картавого сдавило сердцерядом с деревом никого! Значит, ждать еще день, а может еще, и еще. Машины прошли ворота промзоны. Солдаты открыли дверцы клеток, заключенные по лесенкам спускались на землю и, разминая кости, побрели по рабочим местам
Мужики катали бревна молча, лишь иногда злобно матерясь. Картавый сидел на бревне, в голове ворочались тяжелые мысли: