Может, удивляя, тебе и пятки почесать?тихо спросил Сырцов.
Разуваться лень,легко ответил Паша.
Подавив в себе мелкого беса неконтролируемого раздражения, Сырцов улыбнулся и сказал без эмоций:
Как хочешь. А сообщить хочу тебе следующее: я слышал запись твоего разговора с Марией Елагиной, в котором ты за пятьсот баксов поведал ей о весьма пикантных подробностях смерти писателя Владислава Фурсова.
Паша, естественно, ответил так, как и предполагал Дед:
Мало ли какую лапшу можно навесить на уши доверчивой дамочке для того, чтобы денежку выбить.Паша был по-прежнему спокоен и ровен, но позу переменилсел.Бомжу существовать-то надо.
Все так, все так,с удовольствием согласился Сырцов.Но одно только слегка смущает: доверчивая дамочка убита. Я думаю, что теперь запись этого разговора может сильно заинтересовать тех, кто ведет расследование убийства Елагиной.
Кассета в ментовке?быстро спросил Паша.
Насколько мне известно, пока нет.
У тебя?
А если у меня?задал провокационный вопрос Сырцов. Но поддался Паша, не засуетился, не замельтешил. Сказал насмешливо:
Тогда я спокоен.
А если нет, тогда ты не спокоен,сделал логический вывод Сырцов.
Что ты от меня хочешь, Жора?подумав, задал главный вопрос Паша. Не было в нем ни алкоголической расслабленности, ни ленивой беспечности после принятой полторашки.
Продолжения рассказа, которое ты обещал Маше за двести долларов.
У тебя двести долларов есть?
Двести долларовплата за мое молчание.
Значит, хочешь, чтобы я и тебе лапшу на уши повесил.
Лапши не хочу.
А кроме лапши у меня ничего нет.
Ты подумай, подумай хорошенько, Паша!
Паша скорчил личико, изображая думающего человека, энергично почесал затылок и в заключение развел руками. Издевался, сволочь.
Подумал, Жора. Нетути, ничего нетути!
Очень хотелось сделать ему больно, очень. Чтобы истинно исказился личиком, чтобы охнул жалобно, чтобы заскулил. Но Сырцов на первый раз сдержался. Вздохнул, поднялся с балки и дружелюбно посоветовал на будущее:
Ты еще подумай, Паша. Может, надумаешь. А я днями забегу.
Забегай,ответил Паша непонятно.Такому гостю всегда рад. Только в следующий раз поллитра захвати.
А который из этих,ни с того ни с сего спросил Сырцов, кивнув на картонные домики,твои апартаменты?
Крайний справа,охотно ответил Паша.Весь из коробок «Филипп Моррис». Когда-то мои любимые. Помнишь, они еще в пластмассовых пачках были?
Не помню,признался Сырцов.
Молодой,сообразил Паша и весело попрощался:До скорого, мент!
Бывай, бомж,соответственно откликнулся Сырцов и направился к дыре. Просунув в нее правую ногу, обернулся. Паша Рузанов смотрел на него и скалился. Издали вовсе не бомжтак, жизнерадостный и неозабоченный праздный гражданин. Поймав сырцовский взгляд, он поднял руки и скрестил их в рукопожатии. По-начальнически приветствовал.
Глава 21
Зачастили к нему визитеры, ох, зачастили. Не успел за собой дверь закрыть как следует, как пришлось опять открывать: наглый незамолкающий звонок требовал. Коляша ворвался и без приветствий приступил к делу:
Жора, каждая минута дорога! Ты про магнитофонную запись что знаешь?
Запись звука, которая на магнитной ленте делается через микрофон,серьезно ответил Сырцов. Коляша поморгал, понял, что сам дурак, приостыл, отбрехнулся:
Да ну тебя!
Сырцов с готовностью открыл уже захлопнувшуюся дверь и ожидающе посмотрел на Коляшу. Тот не понял:
Ты чего?
Быстренько сделаем «Да ну тебя!». Ты за дверь, и меня для тебя нет. А я спокойно чайку попью.
Да пошел ты!разозлился Коляша. Сырцов сразу же пошел. В комнату. Вне себя Коляша заорал:Кончай выпендриваться!
А ты по-русски говори,уже из комнаты посоветовал Сырцов. Усмирял.
Тоже мне, Корней Чуковский!обнаружил кое-какую эрудицию Коляша, войдя в комнату вслед за Сырцовым.Все в смирновские игры играешь. Не надоело?
Пока нет,с трудом сдержался Сырцов. Он, сидя на тахте согнувшись, расшнуровывал дорогие, с цветовыми переливами итальянские башмаки. Коляша без охоты плюхнулся в кресло и стал наблюдать за этой операцией. Дождался, когда Сырцов освобожденно пошевелил пальцами в носках, вздохнул и потребовал ответа:
Ты серьезно говорить будешь?
Сырцов отнес башмаки в прихожую, вернулся, гулко топая пятками, опять уселся напротив Коляши и напомнил:
Я вчера пытался поговорить с тобой серьезно. Ты не захотел.
А сегодня ты не хочешь,мрачно подытожил Коляша.
Пока размышляю по этому поводу,признался Сырцов.Хотя что тут размышлять: твой первый вопрос в дверях все объяснил. Насколько я понимаю, ты всерьез потряс Мишаню и он поведал тебе, что я силой отобрал у него кассету с важнейшей информацией, которая была известна тебе только в устном изложении покойной Марии Елагиной. Сделав так, ушлый Мишаня убил двух зайцев: прекратил нравственноеили физическое, Коляша?насилие над собой с твоей стороны, умело перенеся твой артиллерийский обстрел на меня, и не позволил тебе раскручивать его дальше, потому что понимал: ты, как всякая недостаточно квалифицированная ищейка, сей же момент переключишься на меня. Переключайся, Англичанин. Я тебя слушаю.
Кассета у тебя?
У меня.
Продай. Хорошо заплачу. Очень хорошо заплачу.
Насчет купли и продажи у нас уже был разговор.
Саша пытался купить тебя. А я хочу купить кассету.
Не вижу разницы. В любом случае вы покупаете меня.
Тогда просто скажи, что в ней.
Неужто Мишаня тебе не рассказал, что в ней?
Рассказал. Вообще. А мне нужна профессиональная оценка этих сведений. Твоя.
Значит, рассказал,страшно обрадовался Сырцов.Ишь какой молодец, рассказал! Взял и рассказал!
Ты чего веселишься?подозрительно спросил Коляша.
Радуешь ты меня, Англичанин, наивностью своей радуешь. Тыкак дитя,рассмеялся Сырцов и вдруг стихи задекламировал:«Простим угрюмстворазве это сокрытый двигатель его? Он весьдитя добра и света, он весьсвободы торжество!»
Ты чего?испугался Англичанин.
Спиридонов эти стишки Блока всегда Деду читает. А я тебе.
Зачем?ни хрена не понимая, на всякий случай спросил Коляша.
А затем, что ты, хотя и дитя добра и света, но и дурачок к тому же. Ты что, всерьез веришь; что кассета эта в одном экземпляре? Ты что, полагаешь, что Мишаня ее не скопировал? Ты что, думаешь, что у Маши в запасе не было еще одной копии? А если ты так не считаешь, не думаешь и не полагаешь, то для тебя есть возможность поразмышлять над тем, так ли важна информация, заключенная в этой дурацкой кассете.
Считаешь, что это туфта?
Почему же туфта? Может, и правда. Но изложенная в виде байки, и доказательств ее правдивости нет. Так что если вы с Воробьевым располагаете сведениями только о смерти Владислава Фурсова, то зря время теряете, дельце не выгорит.
Выгорит, Жора, выгорит!заверил Сырцова Коляша и выбрался из кресла.Так ты считаешь, что Мишаня мне горбатого лепил?
Не будем о Мишане. Давай о тебе и обо мне. Я понимаю, что Маша не выкладывала перед вами весь свой товар. Но, во всяком случае, она помазала вас по губам, да так, что вы забегали, как наскипидаренные коты. Чем она вас помазала по губам, Коляша?
Будешь на нас работать, скажу.
Людишки вы оказались мелкие и вонючие. Не буду.
Ты бы поостерегся гак со мной говорить.
Фу ты, ну ты, ножки гнуты! Я знаю вас, а вы знаете меня. Еще раз напрягись, подумай, Коляша, кому кого опасаться: мневас или вамменя.
Вскорости разберемся,пообещал Коляша и пошел на выход.
Дверь сам захлопнешь!крикнул ему вслед Сырцов.
Зазвонил телефон. Сырцов снял трубку:
Слушаю вас.
Трубка недолго помолчала и вдруг коротко замекала: другую трубку где-то повесили на рычаг. Все, он спекся. Это Светлана. Светлана, которая звонила из автомата у его подъезда, чтобы не дать ему возможности смотать удочки. Сейчас она уже у лифта. Может быть, и хотелось бы, чтобы это было не так, но вряд ли.
Через три минуты (Сырцов по привычке засек время) загремел дверной звонок. Деваться некуда, придется открывать. Открыл.
Как всегда, неброско и изысканно одета. Как всегда, удивила противоестественной молодостью. Как всегда, с умоляюще-деспотической просьбой в глазах. Только вот о чем сегодня попроситпока непонятно.
Добрый вечер, Георгий,сказала она, видимо ориентируясь на часы, потому что на дворееще день, который пока не сдавался: лето, пик лета.Я не могла больше терпеть. Извините, что без предупреждения.
Как без предупреждения? Предупредили, телефонным звонком предупредили,пробурчал он, но спохватился:Здравствуйте, Светлана Дмитриевна.
Мы сегодня на «вы» и по имени-отчеству?
Хотелось бы,отчаянно схамил Сырцов. У дамочек всегда наготове смертельное оружие против демонстративного хамства: наливающиеся хрустальной слезой несчастные глаза. Светлана пристально смотрела на Сырцова такими глазами. Слезы видимо набухали. Сейчас начнут капать.
Я на минуточку,робко заверила Светлана и, осторожно вытащив из сумочки носовой платок и как бы отвернувшись, но так, чтобы это было заметно, изящно промокнула им глаза. Выиграла первый раунд.
Сырцов заблеял:
Я, наверное, что-то не то сказал.
Вы сказали то, что хотели сказать, Георгий. Но я не в обиде, нет, не в обиде. Я все готова терпеть, лишь бы найти мою девочку или хотя бы знать, что у нее все в порядке.
Ну и ну! Фразочка-то построена профессионально: чтобы не отвечать на первую половину скрытого вопроса, собеседник быстро,не думая, отвечает на вторую, как бы безобидную, и вляпывается руками и ногами.
А что с ней может случиться?намеренно равнодушно спросил Сырцов.
Не знаю. Но ведь самое страшноенеизвестность.
Наконец-то он спохватился, поняв, что держит ее в прихожей.
Бога ради, извините, Светлана Дмитриевна. Прошу вас.И раскорячился в полуреверансе, как небезызвестный мещанин во дворянстве Журден.
Светлана Дмитриевна, Светлана Дмитриевна,грустно повторила она, на ходу нервно стягивая перчатки.
Чай, кофе, коньяк?спросил Сырцов, когда она уселась в кресле.
Боялся он ее стоящей. Она все поняла и страдальчески ответила:
Мне ничего не надо.
Не надо, так не надо. Но что-то ведь надо, если пришли?
Я уже сказала, почему я пришла.
Мне и до вашего сегодняшнего прихода было известно, что вы озабочены исчезновением Ксении.
Вы преднамеренно грубы со мной. Почему? Чтобы не отвечать на мои вопросы? Или от страха, что я вас потащу в кровать?
Нежданно екнуло сердце, и он понял, что хочет этого. Хочет, очень хочет, чтобы Светлана его потащила в кровать. Или на тахту. Прикрыл на мгновение глаза и ответил непроизвольно хрипловато:
Я не хотел быть грубым.
А знаете что!вдруг сказала она.Кофейку я выпила бы.
Сей момент!обрадовался Сырцов и ринулся на кухню в желанье убежать от соблазна. Не убежал. Ставя чайник на газ, водружая на поднос сахар, молоко и кое-что из печенья, он не думал, не представлялощущал щемяще надвигающуюся грозную близость с женщиной. Он мысленно оформил это ощущение в слова, в фразу и попытался шепотом произнести ее вслух. Запутался в шипящих звуках. Усмехнулся и, дождавшись, когда чайник закипел, вернулся в комнату.
Светлана ожидающе курила. Будто бы извиняясь, сказала:
Я закурила без разрешения. Ничего?
Ничего, ничего.Сырцов, стараясь не глядеть на нее, насыпал от души растворимого кофе в чашки, залил кипятком. Хороший швейцарский растворимый кофе еле слышно зашипел. Царство змей: все шипят. Он наконец глянул на нее. Она улыбнулась в ответ, погасила в пепельнице сигарету и взяла чашку. Что чашка? Два глотка. Они сделали по два глотка, и случилось то, что должно было случиться.
После первого раза она в полусумраке позднего летнего вечера попросила:
Включи свет.
Зачем?удивился он, лежа на спине и глядя на серый потолок.
Я хочу видеть тебя. И хочу, чтобы ты видел меня.
Он покорно, шлепая босыми ногами, без охоты поплелся к выключателю.
Включи все, что можно!потребовала она.
Сырцов зажег торшер, бра, настольную лампу. Он устроил иллюминацию, а она подготовила фейерверк. Опять это бесстыдное и непредсказуемое умение возбудить партнера и опять эта полная самоизоляция в процессе. Вернувшись к нему после второго раза, Светлана под четырьмя светильниками принялась наконец изучать его. Она рассматривала и осязала его одновременно: взгляд и указательный палец легким касанием скользили по его бровям, носу, рту, подбородку, шее, плечам... Она слегка прилегла ему на грудь, и он кожей ощущал ее твердые от прохлады и вожделения темно-коричневые соски...
После третьего раза она закурила, и Сырцов понял, что пришло освобождение. Секс окончен. Она курила, глядя в светло-желтый потолок. Он вздохнул и пошевелился, намереваясь встать.
Я ужасная, да?спросила она.
Ты великолепная,заставил себя сказать он.
Я ужасная, ужасная!страстно желая противоречить, быстро заговорила Светлана.Я все время стараюсь думать о дочери, а вспоминаю тебя. Твои глаза, твои губы, твои руки. Тымоя последняя надежда, Георгий. Тыединственный, кто может спасти меня и мою дочь.
Не говори глупостей,попросил он.
Ты нашел Ксению, да? Ты ее нашел?
Я могу ее найти,полусоврал Сырцов.
Так найди ее! Что тебя удерживает?
Не что, а кто. Ты,признался он.
Неужели ты думаешь, что я могу сделать плохо своей дочери?
Ничего я не думаю. Я знаю одно: в вашем доме Ксении находиться небезопасно. Да она и сама вряд ли захочет вернуться, она, как я думаю, ушла от вас навсегда.Напрямую высказавшись, он потянулся за штанами.
Она не дала ему этого сделать, она двумя руками схватила его руку так, будто от того, наденет он портки или нет, зависела ее жизнь.
Значит, и ты против меня?Она защищалась и нападала.Все, все против меня! Георгий, я умоляю тебя: не предавай! Я и Ксения в твоих руках. Я знаю, знаю: ты видел ее и она־уговорила тебя не говорить мне, где она. Я прошу только о том, чтобы никто, кроме тебя и меня, не знал ее местонахождения.
Слово-то какоеместонахождение,никак не отвечая на ее полувопросы-полуутверждения, выразил мимолетное недоумение он и попытался освободиться от ее рук. К удивлению, она отпустила его. Отпустила, чтобы комфортно заплакать. Он быстренько влез в штанцы и встал.Кстати, Светлана, при теперешних наших отношениях мне от тебя получать деньгичистый альфонсизм. Извини.
Он открыл нужную дверцу серванта, извлек упитанный пакет и, взяв с журнального столика ее сумку, кинул внутрь злосчастные две тысячи баксов. Светлана заплакала в голос. Он присел рядом, погладил ее по мягким волосам. Она мгновенно повернулась, прижалась мокрой щекой к его ладони, поцеловала... Пошел четвертый, к его полному изумлению.
Это уже было изнеможение. Они лежали на спинах в отдалении друг от друга. В соседях справа глубоким звоном ударили старинные напольные часы. Сырцов насчитал одиннадцать ударов.
Одиннадцать,сказала Светлана и, потянувшись, как проснувшаяся кошка, поняла:Мне пора.
Он не возражал, он бы радовался, если бы так не устал. Не имея сил повернуть голову, он повел глазами, чтобы видеть, как она одевалась. А она и не одевалась вовсе, собрала вещички и отправилась в ванную. Вернулась довольно скороприбранная, строгая, энергичная.
Ты не вставай, лежи, отдыхай. А завтра сделаешь так, чтобы я увидела Ксению. Не смей мне отвечать!Она поцеловала его в щеку и убежала.
А он лежал и лежал. Минут десять, наверное, бессмысленно лежал, рассеянно рассматривая празднично освещенную свою комнату. Ничего себе праздничек устроил! Или ему устроили? Или с ним устроили себе праздник? Вдруг почувствовал, что надо встать. Да как же иначе: молодой еще был, здоровый. Почему его испугали настежь распахнутые окно и балконная дверь, свободные от сдвинутых штор? Почему в голове прояснилось, когда он встал: яэкспонат в витрине, ямишень! И его ангел приказал: «Падай!» И он упал, как падал в Афганистане по команде офицера. Или без команды, когда грозила смертельная опасность. Он рухнул на ковер, и маленькая птичка с коротким пением пролетела над его головой. Маленькая-маленькая, не больше колибри.
Он лежал, прижавшись щекою к жесткому ворсу, от которого еле ощутимо веяло летней сухой пылью. Давно не пылесосил он ковер. Надо бы этим заняться. Есть еще возможность этим заняться. А если бы не упал, не было бы такой возможности.