Я буду называть вас Федором,решила в своем последнем слове Маша.
Сырцов подавил в себе желание задать вопрос «Почему?», отвалился от стола, к которому во время разговора в плебейской расслабке прижимался грудью, встал и как бы извинился перед Машей:
К сожалению, в следующий раз. Я спешу. Всего вам хорошего. Светлана Дмитриевна, мы договорились.
Поклонившись, он быстро вышел из ресторана.
До своего автомобиля бежал. Добежал, уселся, из бардачка извлек наушники (вроде плейеровских, но изящнее), подкрутил колесико у правого уха и прислушался. Хамски упираясь грудью в край стола, успел-таки прилепить микрофон-пуговицу к столешнице. В наушниках потрескивало. Тогда он включил мотор, нахально загнал «девятку» на тротуар и медленно-медленно покатил, уходя от треска. Стоп, приехали. Голоса звучали отчетливо.
Маша. А онздоровый лось! Интересно, каков он в койке?
Светлана. Ни о чем другом ты говорить уже не можешь?
Маша. Могу. Сколько ты ему заплатила?
Светлана. И об этом не надо.
Маша. О чем же тогда говорить? О том, что вся эта затея не имеет смысла, мы уже говорили не раз.
Светлана. Ты говорила. Раз нам говорить с тобою не о чем, закономерен вопрос: зачем ты меня искала?
Маша. Честно?
Светлана. Честно.
Маша. Если честно, то паренька этого хотела увидеть.
Светлана. Зачем?
Маша. На всякий случай. Может, и мне когда-нибудь детектив понадобится.
Светлана. Все-то ты врешь, Машка! Ну, и как он тебе показался?
Маша. Думалахуже.
Светлана. Но все-таки?
Маша. Не из качков, из ментов, что уже хорошо. Неглуп, самоуверен, осторожен, что тоже неплохо. На баб внешне не реагируетни на тебя, ни на меня,но это не значит, что вовсе не желает нас, просто выучка настоящая...
Официант. Счет, Светлана Дмитриевна.
Светлана. Спасибо, Гарик.
Официант. Это вам спасибо, Светлана Дмитриевна.
Маша. Расплатилась? Тогда пошли отсюда.
Светлана. Ты не договорила.
Маша. Он что, тебе нравится?
Светлана. Онединственная моя надежда.
Маша. Надейся, надейся. Пошли.
Никчемный разговор дал только одно: Маша ненужно в курсе. Сырцов снял наушники, включил мотор и задом откатился за «мерседес». Дамы вышли парочкой, но потом разошлись: Светлана к «мерседесу», а Маша к маленькому японцу«хонде».
Они поехали к Светлане Дмитриевне на Фрунзенскую. Сырцов держал их на длинном поводке, проверяя наличие хвоста. Хвост, во всяком случае активный, отсутствовал. Правда, это еще ничего не доказывало: могли определиться и по точкам, если просчитали возможные маршруты банкирши Логуновой. Посмотрел, как они парковались у дома с пентхаузом. Что ж, развернул пустышкутоже результат. Возвратился в ресторан,снял микрофон и поехал к себе.
Глава 5
Чудесная это вещьдневной сон. Легок, как набежавшее облако, ненасильственпришел, когда захотел ты,когда зaхотел он, сладостен, как половой акт. Сырцов, делая гигантские шаги, шел по спускавшейся к реке лужайке детствa, которая находилась на иной планете. Шаги становились все длиннее и длиннее, наконец он оторвался и полетел над землей. Не летел даже, а скользил, как по горке. Внизу, но не так уж и далеко, копошились на пронзительно зеленом поле люди в белом, которых из-за своей немыслимой скорости он не успевал разглядеть.
Внезапнo поле закончилось обрывом, за которым был океан.Он немного пролетел над океаном, испугался и вернулся назад. Но, оказывается, он потерял высоту, и теперь обрыв высился над ним. Он хотел на зеленые поля, но сил взлететь выше не было, и он летел вдоль желтой непреодолимой стены.
Сердце заходилось от ужаса, и уже кто-то ритмично и небольно бил его по темени.
Блямкал его дверной звонок. Дневной сон хорош, но вечернее пробуждение отвратительно. Ничего не соображая, он кинулся к двери и, не заглянув в глазок, хрипло спросил:
Кто там?
Маша,ответил голос, который он слышал несколько часов тому назад.
Он заглянул в глазок. Теперьне цыганка, теперьловкий мальчик в джинсах, в джинсовой рубашке. Не отрываясь от глазка, он продолжил допрос:
Какая еще Маша?
Хорошенькая!ответила она и сделала страшную рожу.
Что надо?нарочито не успокаивался Сырцов.
Ничего не надо, кроме шоколада!спела Маша.
Пора было сдаваться, и он обнадежил ее:
Минутку. Сейчас оденусь.
Натянул брюки, влез в футболку и открыл дверь.
Добрый вечер, Георгий,воспитанно поприветствовала его Маша.
Вы же меня Федором хотели звать,напомнил он.
Передумала,сообщила она и, оглядевшись, невинно поинтересовалась:Мы здесь, в передней, поговорим?
Проходите,без восторга предложил Сырцов и посторонился.
Она двинулась в комнату, на ходу басом изображая фольклорного милиционера:
Пройдемтя, гражданка!и визгливов ответ за «гражданку»:А вы руки не крутитя!
Присаживайтесь,посоветовал он ей, сам уже усевшись на диван. Она плюхнулась в кресло, с удовольствием попрыгала в нем и успокоилась, закинув обутую в кроссовку ступню правой ноги на колено левой, голень которой придерживала обеими руками.
Ну, и зачем вы ко мне пожаловали?осведомился Сырцов, на конце фразы непредсказуемо и затяжно зевнув.
Это вы нарочно?участливо спросила она.
Я задал вопрос,разозлился он.
Вы зевнули.
Но вопрос-то вы слышали?
Я хочу вам помочь,объявила Маша и, уронив правую ногу на пол, перевела себя почти в горизонтальное положение.
Не надо,твердо сказал он.
Надо. У Ксении не было человека ближе, чем я.
Она, безусловно, восхищалась вами,понял он.
Поначалуда,легко согласилась Маша.Но мотом мы стали настоящими подругами.
Подруга матери, подруга дочери...
А что тут удивительного? Якак раз посередине между ними.
Хотите сказать, что вам тридцать два года?
--Тридцать! Тридцать!завопила она, успокоилась и добавила:И то много.
Следовательно, Светлане Дмитриевне сорок.
Ну уж!
--Но Ксениидвадцать, вам, как вы утверждаете, тридцать. Простая арифметика...
--Посрединеэто символически, в более широком смысле!
--Тогда я не понял. Пардон.Извинившись, Сырном замолк. Не след ей помогать вопросами, пусть сама выкарабкивается.
Но она была безудержна в своем нахальстве и перла как танк:
--Вы пи о чем не хотите меня спросить?
־ Нет.
-А зря. Я много знаю.
--Кто много жил, тот много видел.
--Видела-то я много, а жила... Кажется, что и не жила вовсе.
--Чем же вы тридцать лет занимались?
--Ждала. Сначала принца, потом фарта.
--Дождались?
--Дождалась. Принца, но он оказался самозванцем. А фарт еще не пришел.
--Еще... Значит, надеетесь.
--Надеюсь.Она резко изменила позу, восстав,воткнула локти в колени и положила мордашку в вазочку из ладоней.Можно закурить?
В ответ на его разрешительный кивок выскочила из кресла, вытащила из кармана рубашки пачку «Мальборо״ и зажигалку, на ходу закурив, прошла к балконной двери. Порывиста и неожиданна, как ласточка в полете. А задок под джинсами в обтяжкуладный. Аппетитный задок.Она вернулась и, не садясь, спросила:
--Почему вы меня не расспрашиваете?
Не хочу.
Но, как я понимаю, ваша главная задачасбор информации.
Мне не нужна навязываемая информация. Онавсегда вранье.
Значит, вы считаете, что мое явное желание помочь вам в поисках Ксениилишь повод, а истинную и тайную причину моего визита я пока тщательно скрываю. Так?
Ага,с удовольствием согласился он. Бой-баба, гуляет, как хочет, по острию ножа. Следовало принять ближний бой.Какова же истинная причина вашего визита ко мне? Вот эту информацию я с удовольствием выслушаю,
Не время еще, паренек,решила она и возвратила себя в кресло. Теперь ее внимание привлекла тахта.А станок у тебя роскошный, Жора. Увлекаешься этим спортом?
Достала, стерва. Сырцов разозлился:
По-моему, мы с вами на брудершафт не пили. 1 ']
А что нам мешает сделать это сейчас?
То, что я не пью.
Все-таки завелся!возликовала она.И сдержанность пропала, и юморок, и превосходство над разнузданной бабой. Дал слабинку, сыщик!
Теперь она дала слабинку. Сырцов ласково спросил:
Следовательно, наш разговор окончен?И тоже встал. - При такой-то эффектной коде?
Разговорда,согласилась она, шагнула навстречу и прижаласьладонями к груди, титьками к солнечному сплетению.Здоровый какой!
Рост один метр восемьдесят шесть сантиметров, вес девяносто килограммов,четко отрапортовал он, держа руки по швам.
И не хочется?не отрываясь от него, искренно поинтересовалась Маша.
А какое это имеет значение? Во всяком случаене буду.
Ты как Ванька-встанька,поняла она.Вроде сбила с ног, а ты лишь покачнулся. Но еще не вечер, Жорик!
Уже,возразил Сырцов.
Чтоуже?.
Уже вечер. И скоро ночь. Вам домой пора, Маша.
Маленький, но успех. Ты меня по имени впервые назвал.
Сорвалось случайно.
Нежданчик вырвался,поправила она, поощрительно похлопала по его груди ладошками и, оторвавшись от него, заметила дотлевавшийуже и фильтр занялсяв пепельнице свой окурок. Аккуратно притушила его и сказала:Ты прав, мне пора.
В прихожей Сырцов не выдержал:
--Может, все-таки скажете, зачем приезжали?
Частично отвечу. На зуб тебя пробовала.
Ну и как?
Ты мне подходишь.
--Фу!обрадовался он и прибег к слегка трансформированному анекдоту: «Полдела сделано: Фира решила, что ей подходит граф Потоцкий. Осталась самая малость: убедить графа, что ему подходит Фира».
- Ну, тыне граф,отмахнулась Маша.Просто мы с тобой начали партию, которая откладывается в равном положении. Я вернусь, Жора, и мы доиграем ее. Учти, я надеюсь выиграть.
Она вышла на площадку и вызвала лифт. Он тотчас подошел и раскрыл дверцы. Она вошла в лифт, уперлась руками в створки, не давая им закрыться, сексапильно посмотрела на него и подмигнула.
--Будь здорова и не кашляй, Юдит Полгар,попрощался Сырцов. А новоявленная венгерская шахматистка бодро откликнулась:
--Я тебя обыграю, Гата Камский.
Лифт заскользил вниз, мурлыча, как ласковый кот.
Глава 6
Этой ночью, ночью летней,
Вьется хмель тысячелетний.
По железу, по бетону.
По карнизу, по балкону...
Сырцов стоял на крыше дома перед ажурной стенкой, отделяющей общественную крышу от дворика пентхауза и бормотал стишки, пришедшие в голову вероятно потому, что стенкаиз железа и бетона.
Что таится там за шторой,
Той вон самой, за которой
В мученические позы
В мутных вазах встали розы?
Стишки, скорее всего, пришли от Деда. Тот любил иногда плебеем прикинуться, а иногда, наоборот, эрудированностью щегольнуть. Точно, от Деда. Сырцов вспомнил, как они зимой вдвоем гуляли по окрестностям и Дед бубнил и бубнил эти стишки беспрерывно, как привязавшийся мотивчик шлягера. Со стихами разобрался, теперь бы со стенкой разобраться.
Если бы его спросили, почему он решил пробираться к своей клиентке тайно, он бы не смог этого объяснить. Но решил изначально и решил окончательно. На набережную от Комсомольского, проверяясь, добрался пешком, в соседний подъезд проник, скрываясь за строем дворовых бабок, которые критически наблюдали за действиями нового дворника, лифтом воспользовался только с третьего этажа, висячий замок чердачного люка открыл с осторожной нежностью: следовал совету первой медицинской заповедине навреди!
Теперь вот стена. Она возвышалась неким углом, и высшая точка ее находилась посередине крыши. Перелезать через стену удобнее, конечно, по краям, но края хорошо просматривались снизу: справасо стороны двора, слевас набережной. Сырцов преодолел стену слева. Народ там, в отличие от двора, чужой и незаинтересованный: если и увидит человека, преодолевающего на крыше какое-то препятствие, то решит, что так и надо.
К своему удивлению, Сырцов перебрался через стенку довольно легко. Перебрался и ступил на выложенное сложно орнаментированной иностранной керамической плиткой пространство экзотического для простого россиянина, взнесенного на десять этажей дворика. С наслаждением шагая мягкими кроссовками по рельефным, безукоризненно подогнанным плитам, он опять бормотал:
Что таится там за шторой,
Той вон самой, за которой...
Понял вдруг, что бормочетвот зараза привязалась!захотел сплюнуть, но не сплюнул: слишком чисто было вокруг.
Светлана Дмитриевна, как принцесса из сказки, поджидала его у окна, надо полагать. Потому что он еще подходил к дверям, а она уже ждала на пороге. Дождавшись, улыбнулась облегченно.
Господи, наконец-то...Она протянула навстречу ему обе руки, и он взял их в свои. Мальчик и девочка. Сейчас, откинувшись назад, закружатся каруселью. Она улыбнулась еще раз и высвободилась, как бы для того, чтобы поправить прическу.Я так боялась, что им задержитесь и до вас заявится горничная, которой объясняй, почему вы явились таким необычным путем.
--Горничным не положено объяснять что-либо.
Моейнеобходимо.
Позвольте спросить: почему?
Потому что она любовница моего мужа,со спокойствием первой жены султанского гарема ответила Светлана Дмитриевна.Давайте присядем, Георгий Петрович, и выпьем кофе. Извините меня, я от беспокойства не удосужилась позавтракать.
Белый пластмассовый стол и такие же стулья стояли под громадным, диаметром метра в три, зонтом. Легкий ветерок от Нескучного и с Москвы-реки играл лепестками желтых роз, покоившихся в вытянутой вазе.
«В мученические позы в мутных вазах встали розы»,непроизвольно пробормотал он, усаживаясь в удобный стул-полукресло.
- О чем вы, Георгий Петрович?удивилась Светлана Дмитриевна, протягивая Сырцову чашку.
- Стишки. Просто стишки,поспешил неизвестно почему оправдаться Сырцов.
--Я поняла. Леонид Мартынов. Но к чему?
--Не знаю. Просто привязались.Сырцов отхлебнул кофе и обжегся. Фыркнул, как конь, и поставил чашку на блюдцеостывать. Обжигающий кофе варился здесь прямо на столе, в многоярусном сооружении из пластика, стекла и нержавеющей стали. От чего же оно питается? Сырцов, глазами следуя за белым проводом, обнаружил розетку на ножке стола. Отвода в дом не было, значит, стационар, проводка под керамическим полом. Ох, и живут!
Светлана Дмитриевна элегантно дожевала маленький-маленький бутерброд с сыром, сделала беззвучный глоток из чашки и призналась:
Потихоньку становлюсь сумасшедшей. Вот вы, Георгий Петрович, абсолютно случайно при виде букета прочитали две стихотворные.строчки. А у меня в голове сразу: «...В мученические позы...» Это про нас с Ксенией! У меня сдвиг по фазе, да?
Успокаивать нервическую даму он не собирался:
А что вы хотите? У вас пропала дочь. Тут сдвинешься.
Я все поняла.Светлана Дмитриевна поднялась из-за стола.В круг ваших обязанностей не входит успокоение распоясавшихся истеричек. Давайте займемся делом.
Он поспешно отхлебнул кофейку и двинул за ней в апартаменты. Бесчисленные комнаты (во всяком случае для Сырцова, который не успевал их считать) были обставлены с той ультрамодерновой роскошной безликостью, которая возникает, если все приобретается по самым престижным проспектам, единовременно. Истинный уют создается уверенной стабильностью, протяженностью во времени, когда каждую вещь в доме приобретают постепеннопоштучно и любовно. Большая разница: апартаменты и дом.
Комната Ксении находилась на внутреннем втором этаже, куда вела винтовая лестница из мореного дуба. Обитая дерматином, под которым легко угадывался толстый слой ваты, дверь нагло разрушала вылизанный дизайн пентхауза. Уловив недоуменный взгляд Сырцова, Светлана Дмитриевна с горечью объяснила:
По ее настоянию. Чтобы не слышать нас, и чтобы мы не слышали ее.
Он ничего в ответ не сказал. А что было говорить? Вошли. Здесь был мир одинокого и гордого человека. И уют был. Уют дортуара, уют кельи, уют замкнутого в себе пространства. Одна стенасплошные книжные полки, книги, которые читали, читают и, наверное, будут читать. Вторая, напротив первой,полки с глиняными игрушками. Дымковскими, смоленскими, каргопольскими, азиатскими... Каждому племенисвоя открытая полка. Под игрушкамитахта, накрытая черно-белым пледом. У окнаспартанский письменный стол с суставчатой лампой. Стул, два полукресла, одежный шкаф. Не встроенный, что удивительно. Из предметов роскошитолько новейший музыкальный центр с мощными колонками.