Кто из вас сегодня утром передал нашему дежурному письмо? спросил Бернс.
Чё за письмо-то? прозвучал встречный вопрос.
Какая разница? Ты передавал его?
Не-а.
Тогда помолчи. Кто из вас передал письмо?
Молчание.
Ну, ну, говорите же.
Восьмилетний малыш, явно воспитанный на голливудских боевиках, пропищал:
Я хочу вызвать своего адвоката.
Раздался дружный смех.
Замолчите! прогремел Бернс. Слушайте, вам нечего бояться. Просто мы ищем человека, который просил передать письмо. Поэтому если кто-то из вас принес его, пусть скажет.
А что он сделал, этот парень? спросил один, с виду двенадцатилетний.
Ты передал письмо?
Нет. Я только хотел узнать, что он сделал, этот парень.
Кто из вас передал письмо? в который раз спросил Бернс. Ребята качали головами. Бернс повернулся к Мерчисону. А вы, Дэйв? Узнаете кого-нибудь?
Трудно сказать. Но за одно я ручаюсь: он блондин. Можете отпустить всех темноволосых. Они ни при чем. Тот блондин.
Стив, оставь только блондинов, сказал Бернс, и Карелла стал ходить по комнате, производя отбор и отправляя детей по домам. Когда «чистка» была закончена, в комнате осталось четыре светловолосых мальчика. Остальные вышли за перегородку и остановились поглазеть, что будет дальше.
Ну что встали? прикрикнул Хейз. Марш домой.
Ребята нехотя ушли.
Из четверых оставшихся блондинов двум было не меньше двенадцати.
Эти слишком взрослые, сказал Мерчисон.
Вы двое можете идти, разрешил Бернс, и те исчезли за дверью.
Бернс повернулся к двум оставшимся.
Сколько тебе лет, сынок? спросил он.
Восемь.
Что скажете, Дэйв?
Это не он.
А другой?
Тоже нет.
Ну, это Бернса точно ударили ножом. Хейз, верните детей, пока они не разбежались. Запишите, ради бога, их имена. Мы передадим их по радио на наши машины. Иначе нам весь день будут водить одних и тех же. Быстрей!
Хейз выбежал из комнаты и понесся вниз по лестнице. Некоторых мальчишек он застал еще в дежурке, остальных вернул с улицы. Один паренек недовольно вздохнул и погладил по голове огромную немецкую овчарку.
Подожди, Принц, сказал он. Придется мне еще задержаться. И вошел в участок.
Хейз посмотрел на собаку. У него возникла шальная мысль. Он побежал назад в здание участка, одним махом проскочил лестницу и влетел в комнату своего отдела.
Собака! запыхавшись, выпалил он. Что, если это собака?!
А? спросил Бернс. Вы вернули детей?
Да, но это может быть собака!
Какая собака? О чем ты?
Леди! Леди!
Сразу заговорил Карелла.
Возможно, он прав, Пит. Как ты думаешь, сколько в нашем участке собак по кличке Леди?
Не знаю, сказал Бернс. Вы думаете, этот негодяй, написавший письмо?..
Не исключено.
Ладно. Садись на телефон. Мейер! Мейер!
Да, Пит?
Запиши имена этих детей. Господи, это же сумасшедший дом!
И Бернс исчез в своем кабинете.
Позвонив в бюро регистрации собак, Карелла выяснил, что по их участку зарегистрирована тридцать одна Леди. Сколько собак с той же кличкой остались неучтенными, можно было только догадываться.
Он доложил об этом Бернсу.
Бернс ответил, что если человеку приспичило убить какую-то суку по кличке Леди, это его личное дело, и он, Бернс, не собирается ставить свой отдел на уши и гоняться за каждой шавкой на участке. В любом случае, если убийство собаки и произойдет, они об этом узнают и тогда, возможно, попытаются найти этого собаконенавистника. А пока он предлагает, чтобы Хейз позвонил в «Истерн шиппинг» и узнал, продается ли бумага, на которой выклеено письмо, в каких-либо магазинах их участка.
И закройте эту чертову дверь! крикнул он вдогонку Карелле.
Глава 6
11.32.
Солнце неумолимо ползло вверх по небосклону и уже почти достигло зенита, его лучи прожигали асфальт и бетон, над тротуарами струился жар.
В парке не было ни ветерка.
Человек с биноклем сидел на самом верху огромного камня, но там было ничуть не прохладней, чем на петлявших по парку дорожках. На человеке были синие габардиновые брюки и спортивная сетчатая рубашка. Он сидел, по-турецки скрестив ноги, уперев локти в колени, и разглядывал в бинокль здание полицейского участка на другой стороне улицы.
На лице человека играла довольная улыбка. Он увидел, как из участка высыпали дети, и улыбка стала шире. Его письмо приносило плоды, оно привело в движение местную полицейскую машину. И теперь, наблюдая за результатами своей работы и гадая, поймают его или нет, он чувствовал, как его разбирает азарт.
Им не поймать меня, думал он.
А может, и поймают.
Им владели противоречивые чувства. Он не хотел попасть к ним на крючок и в то же время предвкушал погоню, отчаянную перестрелку и кульминациютщательно подготовленное убийство. Сегодня вечером он убьет. Это решено. Да. Отступать поздно. Придется убить, он знал это, другого выхода нет, никуда не денешься, да. Сегодня вечером. Им не удастся остановить его, а может, и удастся. Все-таки не удастся.
Из участка, спустившись по каменным ступенькам, вышел человек.
Он навел бинокль на лицо человека. Это, несомненно, детектив. По его делу? Он ухмыльнулся.
У детектива были рыжие волосы. Волосы блестели на солнце. Над виском выделялась белая прядь. Он проследил за детективом. Тот сел в автомобиль, конечно же, полицейскую машину без опознавательных знаков. Машина резко рванула с места.
Они спешат, подумал он, опустив бинокль. И взглянул на часы.
11.35.
У них не так уж много времени, подумал он. У них не так уж много времени, чтобы остановить меня.
На территории восемьдесят седьмого участка почти не было книжных магазинов. Редкий книготорговец счел бы эту округу подходящей для своего ремесла. В таких районах все чтиво продается, как правило, в аптеках, где с полок глядят в основном книги ужасов вроде шедевра «Я, палач», исторические романы наподобие «Взгляни на грудь мою», кровавые драмы Дикого Запада в духе «Ковбоя из Невады».
Книжный магазин приютился в полуподвале между двумя жилыми домами одного из переулков. Вы проходите через старые железные ворота, спускаетесь на пять ступенек вниз и оказываетесь перед зеркальной витриной магазина, где выставлены книги. Вывеска в витрине гласит:
«В продаже имеются книги на испанском языке», и тут же вторая вывеска: «Aqui habia Espanol».
В правом углу витрины на стекле блестит позолотой надпись: «ВладелицаКристин Максуэлл».
Хейз спустился по ступенькам и отодвинул металлическую ширму перед дверью. Звякнул звонок. И сразу же магазин всколыхнул что-то, запрятанное в дальних уголках его памяти. Ему показалось, что он уже бывал здесь, видел эти запыленные полки и стеллажи, вдыхал этот запах подернутых плесенью книжных корешков, милый сердцу запах хранилища знаний. Не в таком ли магазинчике, не в таком ли переулочке квартала, где прошло его детство, листал он книги в дождливые дни. Хейз вспомнил читанное в школьные годы и пожалел, что нет времени порыться в пыльных томах, что так много зависит сейчас именно от времени. В магазине было приветливо и уютно, и Хейзу захотелось окунуться в его тепло, пропитаться им до мозга костей и забыть, что он пришел сюда по срочному делу, по делу, связанному с насильственной смертью.
Да? спросил голос.
Мысли тотчас оборвались. Голос был очень мягкий и нежный, как раз такой и должен звучать в этом магазине. Хейз обернулся.
Девушка стояла перед рядами книг, словно окутанная сияющей дымкой, изящная, нежная, хрупкаяна фоне потрескавшихся и подернутых пылью коричневых корешков. Легкие светлые локоны обрамляли овал лица. Большие голубые глаза цвета теплого весеннего неба. Чувственные губы улыбались. А поскольку она все же была созданием земным, а не воспоминанием, не сном, не девой из сказаний о короле Артуре, Хейз сразу влюбился в нее.
Привет, сказал он. Сказал с некоторым изумлением в голосе, не как бывалый ухажер, его «привет» походил скорее на трепетный шепот. Девушка посмотрела на него и снова спросила:
Да?
Надеюсь, вы сможете мне помочь, ответил Хейз, размышляя, что слишком уж он влюбчивый и если теория насчет любви с первого взгляда верна, значит, каждый раз он влюбляется навеки. Эти мысли, однако, не мешали ему рассматривать девушку и думать: «Катись ты, Хейз, к черту со своими рассуждениями, я ее люблю, и баста».
Вы ищете какую-нибудь книгу, сэр? спросила она.
Вы мисс Максуэлл? спросил он.
Миссис Максуэлл, поправила она.
Ах, вот оно что, протянул он.
Вам нужна книга?
Он посмотрел на ее левую руку. Обручального кольца она не носила.
Я из полиции, представился он. Детектив Хейз, восемьдесят седьмой участок.
Что-нибудь случилось?
Нет. Я пытаюсь установить происхождение листка писчей бумаги. В «Истерн шиппинг» мне сказали, что ваш магазин единственный в участке, где продается такая бумага.
Какая именно?
Картрайт 142-Y.
Да, конечно.
Она у вас есть?
Да, и что же? ответила она вопросом на вопрос.
Вы ведете это хозяйство вдвоем с мужем? спросил Хейз.
Моего мужа нет в живых. Он служил в морской авиации. Его сбили во время сражения в Коралловом море.
Простите, произнес Хейз с неподдельным сочувствием.
Не стоит извиняться. Это было давно. Человек ведь не может всегда жить прошлым. Она мягко улыбнулась.
Вы молодо выглядите для своих лет. Я имею в виду, для женщины, которая уже была замужем во время войны.
Я вышла замуж в семнадцать лет.
Значит, сейчас вам?..
Тридцать три.
На вид вы гораздо моложе.
Спасибо.
Я едва дал бы вам двадцать один.
Спасибо, но это не так. Правда.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
Странно, сказал Хейз. Такой магазин и в таком районе.
Да, я знаю. Именно поэтому я здесь.
То есть?
Люди в этом районе и без того лишены многого. Так пусть хоть книги у них будут.
У вас много покупателей?
Сейчас больше, чем вначале. Честно говоря, магазин держится на канцелярских товарах. Но теперь дела идут лучше. Вы не поверите, как много людей хотят читать хорошие книги.
Вы не боитесь здешних жителей?
С какой стати? удивилась она.
Ну для такой интересной женщины это, пожалуй, не совсем подходящее место.
На ее лице отразилось удивление.
Район, конечно, бедный, но бедный еще не значит опасный.
Да, вы правы, согласился он.
Люди есть люди. И люди, живущие здесь, ничуть не хуже и не лучше тех, кто живет в шикарном Стюарт-сити.
Где вы живете, мисс миссис Максуэлл?
В Айсоле.
Где именно?
Почему вы спрашиваете?
Я хотел бы увидеться с вами.
Кристин помолчала. Она внимательно посмотрела на Хейза, точно хотела прочитать его мысли. Потом она сказала:
Хорошо. Когда?
Скажем, сегодня вечером?
Хорошо.
Подождите, он задумался. Ну да, в любом случае в восемь все будет кончено, сказал он, словно про себя. Да, сегодня было бы неплохо.
Что будет кончено в восемь?
Дело, над которым мы работаем.
А откуда вы знаете, что все кончится в восемь? У вас есть волшебное зеркало?
Хейз улыбнулся.
Об этом я расскажу вечером. Так я заеду за вами? В девять не поздно?
Завтра рабочий день, напомнила она.
Я знаю. Думаю, мы немного выпьем и поболтаем.
Хорошо.
Куда мне заехать?
Сороковой бульвар, семьсот одиннадцать. Вы знаете, где это?
Найду. Счастливое число. Семьодиннадцать.
Кристин улыбнулась.
Как мне одеться?
Если вы не против, я предлагаю посидеть в каком-нибудь тихом коктейль-баре.
С удовольствием. Только, пожалуйста, с кондиционером.
Они помолчали.
Скажите, вы очень не любите, когда вам напоминают о белой пряди на виске? спросила она.
Совсем нет.
Если да, я не буду спрашивать.
Можете спрашивать. Меня ударили ножом. На этом месте выросли белые волосызагадка, которую медицине еще предстоит разрешить.
Ножом? Вы хотите сказать, какой-то человек ударил вас ножом?
Совершенно верно.
О-о
Хейз посмотрел на нее.
Такое знаете Иногда и такое случается.
Да, конечно. Наверное, детективы Она замолчала. Что вы хотели узнать насчет бумаги?
Много у вас ее?
Вся бумага поступает ко мне от Картрайта. Эта приходит в стопах и в пачках поменьшепо сто листов.
Расходится много?
Маленьких пачек много, а стоп поменьше.
Сколько маленьких пачек вы продали за последний месяц?
Это трудно сказать. Много.
А стоп?
Со стопами легче. Я получила в конце июня шесть стоп. Можно посчитать, сколько осталось.
Будьте добры, попросил Хейз.
Конечно.
Она прошла в глубь магазина. Хейз взял с полки книгу и стал листать ее. Когда Кристин вернулась, она сказала:
Это одна из моих самых любимых книг. Вы ее читали?
Да. Очень давно.
Я прочла ее еще девочкой. Она улыбнулась, потом перешла к делу:Остались две стопы. Хорошо, что вы заглянули. Надо сделать новый заказ.
Значит, вы продали четыре, правильно?
Да.
Комуне помните?
Я знаю, кому продала две стопы, насчет двух других не помню.
И кому же?
У меня есть постоянный клиентмолодой человек, который покупает не меньше стопы каждый месяц. Главным образом для него я и заказываю бумагу.
Вы знаете его имя?
Да. Филип Баннистер.
Он живет в этом районе?
Думаю, да. Он всегда одет так, словно на минутку вышел из дому. Однажды он пришел в шортах.
В шортах? с удивлением переспросил Хейз. В этом районе?
Люди есть люди, напомнила она.
Но вы не знаете, где он живет?
Нет. Должно быть, где-то поблизости.
Почему вы так думаете?
Он часто приходит с полной сумкой продуктов. Я уверена, что он живет рядом.
Проверим, сказал Хейз. Итак, увидимся в девять.
В девять, подтвердила Кристин. Она помолчала. Мне хочется, чтобы скорее наступил вечер.
Мне тоже, ответил он.
До свидания.
До свидания.
Когда он выходил, над дверью звякнул звонок.
Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.
Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.
Хейз остановил машину у тротуара, выключил двигатель, отер лоб, вылез из своей маленькой духовки на колесах и попал в большую печь улицы. На нем были легкие брюки и открытая спортивная рубашка, тем не менее, он весь взмок. Он вдруг вспомнил Толстяка Доннера в турецких банях, и ему сразу стало прохладней.
Дом 1592 оказался уродливым серым зданиеммежду двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейз вошел в подъезд, искренне сожалея, что не стал певцом.
* * *
На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.
Есть кто-нибудь?
Машинка продолжала тарахтеть без умолку.
Эй! Есть кто-нибудь?
Перестук клавишей резко оборвался.
Кто там? крикнул голос.