Полиция, сказал Хейз.
Кто? удивился голос.
Полиция.
Одну минуту.
Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.
Вы сказалиполиция? спросил он.
Да.
Вряд ли вы по поводу дедаведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?
Хейз улыбнулся.
Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.
Он самый. А вы?
Детектив Хейз из восемьдесят седьмого участка.
Коп собственной персоной, восхитился Баннистер. Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?
Какая стерва?
Домовладелица. Проходите сюда. Она пригрозила позвать полицию, если я еще буду печатать по ночам. Вы по этому поводу?
Нет, ответил Хейз.
Садитесь, пригласил Баннистер, указывая на стул у кухонного стола. Хотите холодного пива?
Не откажусь.
Я тоже. Как вы думаете, дождь когда-нибудь будет?
Затрудняюсь сказать.
И я тоже. И метеослужба тоже. Мне кажется, они берут свои прогнозы из вчерашних газет. Баннистер открыл холодильник и вынул две банки пива. В этой жаре лед тает на глазах. Вы не противпрямо из банки?
Отнюдь.
Он открыл обе банки и протянул одну Хейзу.
За благородных и непорочных, провозгласил он и сделал глоток. Хейз последовал его примеру.
Эх, хорошо, крякнул Баннистер. Наши маленькие радости. Что может быть лучше? Совершенно незачем гоняться за деньгами.
Вы здесь один живете, Баннистер?
Совершенно один. За исключением тех случаев, когда у меня гости, что бывает редко. Я люблю женщин, но не располагаю достаточными средствами.
Вы где-нибудь работаете?
Везде и нигде. Я писатель.
Журналы?
В данный момент я работаю над книгой.
Кто ваш издатель?
У меня нет издателя. Будь у меня издатель, я не жил бы в этой крысиной норе. Я бы прикуривал сигареты от двадцатидолларовых бумажек и крутил романы с лучшими манекенщицами в городе.
Так поступают все преуспевающие писатели?
Так будет поступать данный писатель, когда преуспеет.
Вы купили недавно стопу бумаги Картрайт 142-Y? спросил Хейз.
А-а?
Картрайт
Да-а, удивился Баннистер. Откуда вы знаете?
Вы знакомы с проституткой по кличке Леди?
А?
Вы знакомы с проституткой по кличке Леди? повторил Хейз.
Нет. Что? Как вы сказали?
Я сказал
Вы что, шутите?
Я говорю серьезно.
Проститут Черт, нет! Баннистер вдруг возмутился. Откуда мне знать прости?.. Вы шутите?
Знаете вы какую-нибудь женщину, которую зовут Леди?
Леди? Что это значит?
Леди. Подумайте.
Нечего мне думать. Не знаю я никаких Леди. Что это значит?
Можно взглянуть на ваш письменный стол?
У меня нет письменного стола. Послушайте, шутка зашла слишком далеко. Не знаю, откуда вам известно, какой бумагой я пользуюсь, мне это безразлично. Но вы сидите здесь, пьете пиво, купленное на деньги, которые не так-то легко достаются моему отцу, и задаете глупые вопросы о какой-то проститутке В чем дело, наконец? Что это значит?
Разрешите, пожалуйста, взглянуть на ваш письменный стол.
Нет у меня никакого дурацкого письменного стола! Я работаю за обыкновенным столом!
Можно его посмотреть?
Ну ладно, валяйте! заорал Баннистер. Поиграем в загадочность! Тоже мне, таинственный король детективов. Валяйте. Будьте как дома. Стол в другой комнате. Но если вы, черт побери, что-нибудь там перепутаете, я пожалуюсь комиссару.
Хейз прошел в другую комнату. На столе стояла машинка, рядом лежала стопка отпечатанных листов, пачка копирки и начатая пачка бумаги.
У вас есть клей? спросил Хейз.
Конечно, нет. Зачем мне клей?
Какие у вас планы на вечер, Баннистер?
А вам зачем знать? спросил Баннистер, расправив плечи и приняв высокомерную позу, вылитый Наполеон в исподнем.
Надо.
А если я не скажу?
Хейз пожал плечами. Жест говорил сам за себя. Баннистер подумал и сказал:
Хорошо. Я иду с матерью на балет.
Куда?
В Городской театр.
Во сколько?
Начало в полдевятого.
Ваша мать живет в городе?
Нет. Она живет на Песчаной Косе. Восточный Берег.
Она хорошо обеспечена?
Да, пожалуй.
Ее можно назвать обеспеченной леди?
Пожалуй.
Леди?
Да.
Хейз помедлил.
Вы ладите с ней?
С мамой? Конечно.
Как она относится к вашей писательской деятельности?
Она считает меня очень талантливым.
Она одобряет то, что вы живете в бедном квартале?
Ей больше хочется, чтобы я жил дома, но она уважает мои желания.
Родители помогают вам, верно?
Верно.
И сколько вы от них получаете?
Шестьдесят пять в неделю.
Ваша мать никогда не была против этого?
Чтобы помогать мне деньгами? Нет. С какой стати? Я тратил гораздо больше, когда жил дома.
Кто купил билеты на балет?
Мать.
Где вы были сегодня утром часов в восемь, Баннистер?
Здесь.
Один?
Да.
Вас кто-нибудь видел?
Я печатал, сказал Баннистер, спросите соседей. Только мертвый мог не услышать стука. А что? Что я такого натворил сегодня в восемь утра?
Какие газеты вы читаете по воскресеньям?
"График".
А центральные газеты?
Например?
Например, «Нью-Йорк таймс».
Да, я покупаю «Тайме».
Каждое воскресенье?
Да. Я каждую неделю просматриваю списки бестселлеров.
Вы знаете, где находится здание участка?
Вы имеете в виду полицейский участок?
Да.
Кажется, около парка?
Кажется или точно?
Точно. Но я не помню
Во сколько вы встречаетесь со своей матерью?
В восемь.
Сегодня в восемь вечера. У вас есть пистолет?
Нет.
Другое оружие?
Нет.
В последнее время у вас не было размолвок с матерью?
Нет.
С какой-нибудь другой женщиной?
Нет.
Как вы зовете свою мать?
Мама.
Еще?
Мамочка.
Больше никак?
Иногда Кэрол. Это ее имя.
Вы никогда не зовете ее Леди?
Нет. Опять начинаете?
Кого-нибудь вы зовете Леди?
Нет.
Как вы зовете свою хозяйку, ту стерву, которая грозилась позвать полицию, если вы будете печатать по ночам?
Я зову ее миссис Нелсон. Еще я зову ее стервой.
Она вам много досаждает?
Только насчет машинки.
Она вам нравится?
Не очень.
Вы ненавидите ее?
Нет. По правде сказать, она для меня просто не существует.
Баннистер
Да?
Возможно, сегодня вечером вас будет сопровождать полицейский. Он будет с вами с того момента, как
Что это значит? В чем вы меня подозреваете?
как вы выйдете из квартиры и потом, когда встретитесь с матерью, и даже когда усядетесь в кресло. Я предупреждаю вас на тот случай, если
Мы что, черт возьми, в полицейском государстве?
если в вашей голове бродят опасные мысли. Вы понимаете меня, Баннистер?
Нет, не понимаю. Моя самая опасная мысль состоит в том, что после спектакля я собираюсь угостить мать содовой с мороженым.
Отлично, Баннистер. Продолжайте в том же духе.
Ох, эти копы, процедил Баннистер. Если вы кончили, я хотел бы вернуться к работе.
Я кончил. Извините, что отнял у вас время. И не забудьте. С вами будет полицейский.
Идиотизм, заключил Баннистер, сел за стол и начал печатать.
Хейз вышел из квартиры. Он проверил показания Баннистера у трех его соседей по площадке, двое из которых поклялись, что в восемь утра тот действительно стучал на своей дурацкой машинке. Более того, начал он в половине седьмого, и с тех пор стук не прекращался.
Хейз поблагодарил их и поехал обратно в участок.
12.23.
Хейз проголодался.
Глава 7
Мейер Мейер поднял жалюзи на зарешеченном окне, выходившем в сторону парка, и солнце залило стол, к которому детективы подсели, чтобы перекусить.
Карелла сидел против окна и со своего места видел часть улицыгустую зелень, которая волнами откатывалась от каменной ограды вглубь парка.
А что, если это вовсе не какая-то конкретная леди? сказал Мейер. Что, если мы на ложном пути?
Что ты хочешь этим сказать? спросил Карелла, откусывая кусок бутерброда. Бутерброд был заказан в кулинарии Чарли за углом и не шел ни в какое сравнение с теми шедеврами, которые приготовляла жена Кареллы, Тедди.
Мы исходили из того, что этот псих имеет в виду конкретную женщину, объяснил Мейер. Женщину по прозвищу Леди. Возможно, мы ошибаемся.
Продолжай, сказал Хейз.
Совершенно несъедобный бутерброд, вставил Карелла.
С каждым разом они все хуже, согласился Мейер. Недавно открылось новое заведение, Стив. «Золотой котелок». Не видел? На Пятой, рядом с Калвер-авеню. Уиллис закусывал там, говорит, неплохо.
А доставка у них налажена?
Наверное. В нашем районе столько обжор, что это просто золотое дно.
Так что там насчет Леди? перевел разговор Хейз.
Он хочет, чтобы я думал еще и в обеденный перерыв, укоризненно произнес Мейер.
Давайте-ка опустим жалюзи, предложил Карелла.
Зачем? Пусть в комнате будет солнце, возразил Мейер.
Мне что-то отсвечивает, сказал Карелла.
Так передвинь стул.
Карелла отодвинул стул чуть в сторону.
Что же все-таки начал Хейз.
Ну ладно, ладно, сказал Мейер. Ему больше всех надо. Он хочет пролезть в комиссары.
И добьется своего, заметил Карелла.
Допустим, вы составляете такое письмо, перешел, наконец, к делу Мейер. Допустим, ищете нужные слова в «Нью-Йорк таймс». И, допустим, хотите написать так: «Сегодня в восемь вечера я собираюсь убить женщину. Попробуйте остановить меня». Я понятно излагаю?
Понятно, сказал Хейз.
Так вот. Вы начинаете искать. Не можете найти слово «восемь». И импровизируете: вырезаете часть рекламы пива «Баллантайн»вот вам и восьмерка. Не можете найти слов «Я собираюсь убить», но находите «Я убью» и довольствуетесь этим. Тогда почему то же самое не может случиться и с Леди?
То есть?
Вы хотите написать «женщину», прочитываете всю газету до последней строчки и не находите нужного слова. А просматривая книжный раздел, натыкаетесь на рекламу романа Конрада Рихтера. Почему бы и нет? говорите вы себе. Женщина, ледикакая разница? И вырезаете «Леди». По случайности слово начинается с заглавной буквы, поскольку это название романа. Подобный пустяк вас не тревожит, коль скоро мысль выражена. Но этот пустяк может заставить полицейских гоняться за женщиной-призраком, за несуществующей Ледис большой буквы.
Если у этого парня хватило терпения вырезать и наклеить по отдельности каждую букву в слове «вечером», возразил Карелла, значит, он точно знал, что хотел сказать; не находя слова, он составлял его.
Может, так, а может, и нет, усомнился Хейз.
Ну, со словом «вечера» большого выбора у него не было, заметил Мейер.
Он ведь мог написать просто «в 20.00», сказал Карелла, если следовать твоей теории. Но он хотел сказать «сегодня в восемь вечера» и вырезал для этого слова каждую букву в отдельности. Нет, Мейер, ты меня не убедил. Он снова передвинул свой стул. Все-таки в парке блестит какая-то штуковина.
Пусть так, не спорю, сказал Мейер. Я только хочу сказать, что этот псих, возможно, собирается убить не какую-то определенную женщину, именуемую Леди, а вообще любую женщину.
Карелла задумался.
Если так, сказал Хейз, у нас вообще не остается никаких зацепок. Любая женщина в городе может оказаться жертвой. Что же нам делать?
Не знаю, пожал плечами Мейер и отхлебнул кофе. Не знаю.
В армии, медленно проговорил Карелла, нас всегда предупреждали насчет
Мейер повернулся к нему.
А?
Бинокль, сказал Карелла. Это бинокль.
Какой еще бинокль?
В парке, объяснил он. Отсвечивает. Это бинокль.
Да, ладно, сказал Мейер, не придав этому значения. Но если он имел в виду женщину вообще, считайте, у нас нет шансов
Кому это понадобилось рассматривать участок в бинокль? спросил Хейз с расстановкой.
Все вдруг замолчали.
Ему видна наша комната? спросил Хейз.
Возможно, ответил Карелла.
Они непроизвольно перешли на шепот, словно невидимый наблюдатель мог не только видеть их, но и слышать.
Не двигайтесь, продолжайте разговаривать, прошептал Хейз. Я выйду через заднюю дверь.
Я пойду с тобой, сказал Карелла.
Нет. Если он увидит, что выходят несколько человек, то может скрыться.
Ты думаешь, начал Мейер, что это
Не знаю, сказал Хейз, поднимаясь.
Ты можешь сэкономить нам уйму времени, прошептал Карелла. Ни пуха тебе, Коттон.
* * *
Хейз оказался в аллее, как раз за зданием участка, куда выходили камеры для задержанных, расположенные на первом этаже. Он с грохотом закрыл за собой тяжелую стальную дверь и пошел по аллее. Что за черту него бешено колотилось сердце.
«Не спеши, сказал он себе, спешкой можно все испортить». Если птичка упорхнет, мы снова останемся ни с чем, снова придется искать Леди или еще того хужепросто Женщину. Хорошенькое дело, найти Женщину в городе, наводненном женщинами всех возрастов и размеров. Так что не спеши. Спешить некуда. Сцапай его, а если сукин сын побежит, дай ему по мозгам или подстрели, но главное, действуй не спеша, спокойно и не спеша, как будто у тебя времени хоть отбавляй и надо допросить самого медлительного собеседника в Штатах".
Он пробежал по аллее и выскочил на улицу. По тротуару, задыхаясь от спертого воздуха, потоком шли люди. Чуть в стороне дети играли в лапту, подальше, в конце квартала, мальчишки открыли пожарный кран и плескались, одетые, в мощном фонтане воды, вырвавшемся на волю. Хейз обратил внимание, что некоторые из них в джинсах и полосатых футболках. Он свернул вправо, оставив позади играющих и пожарный кран.
Как быть честному полицейскому в такую жарищу, думал он. Разрешить детям осушать городской водопровод, подвергая опасности целый квартал в случае пожара? Или, раздобыв разводной ключ, закрыть кран и обречь ребят на томительное, нудное безделье, от которого они сколачивают уличные банды, затевают драки, возможно, более опасные, чем пожар? Как быть честному полицейскому? Встать на сторону хозяйки заведения или добропорядочного гражданина, который обманывает ее?
И почему полицейский должен терзаться философскими проблемами, недоумевал Хейз, не переставая, однако, терзать себя. Он бежал.
Он бежал, пот заливал глаза, и казалось, что он стоит на месте, а парк надвигается на него, и где-то в этом парке был человек с биноклем.
* * *
Он еще там? спросил Мейер.
Да, ответил Карелла.
Господи, я боюсь пошевелиться. Как ты думаешь, он не напал на Хейза?
Вряд ли.
Во всем этом есть только один плюс.
Какой же?
От волнения бутерброд не кажется мне таким противным.
* * *
Скрестив ноги, человек сидел на огромном валуне и рассматривал в бинокль здание участка. Теперь за столом сидели только двое, они ели и разговаривали. Третий, большой и рыжеволосый, несколько минут назад встал и не торопясь вышел из комнаты. За стаканом воды или чашкой кофе? Интересно, разрешается им варить кофе в участке? Во всяком случае, на улицу он не выходил, значит, он где-то внутри.
Может, его вызвал капитан, лейтенант или еще какой-нибудь начальник? Может, капитан взбеленился из-за письма и требует, чтобы его люди действовали, а не набивали брюхо, посиживая за столом?
В какой-то мере их завтрак раздражал его. Он, конечно, понимал, что им нужно поестьвсе должны есть, даже полицейские, но разве они не приняли его письмо всерьез? Разве они не знают, что он собирается убить? Ведь это их работапредотвращать убийства. Разве он не предупредил их? Не дал им карты в руки? Так какого же черта они рассиживают там, уплетают бутерброды и чешут языки? Разве за это платит им город?