Я сказал, что все это уже видел сегодня.
У нее тут недалеко родственники живут. Она как с матерью повздорит, к ним идет. Говорит, что у них будет жить. А им это надо? Кому понравится держать у себя психованную, которая вешается ради забавы? В прошлом году она им столб повалила. У них там два столба и веревка бельевая натянута. Так она на одном вешаться решила. Выбрала время, когда дома никого не было, и на том столбе повесилась. Хорошо, столб старый был, обломился. А не то б ей крышка. Я еще слышал, ее родня иногда специально уезжает и оставляет веревки, проволоку и все такое. Вроде как надеются. А она не дурочка. Тот случай со столбомон как бы не в счет. Но так она всегда вешается, когда кто-то рядом. Или заходит в дом, просит дать ей позвонить, а потом вытворяет, как у вас.
С умом-то у нее, конечно, не в порядке, включилась в разговор старуха. Она знаете, еще что делает? Идет туда, где трейлеры стоят. Знаете, наверное. Мексиканцы там живут. Нелегалы. Их в каждом трейлере человек по двадцать. Телефонов там нет, и она это знает, но все равно приходит и давай в двери барабанить. Раза два ее там насиловали. И не «мексы», между прочим. Белые. Ниггеры. Она и выбирает таких, кто это с ней сделает. Любит она, когда ее насилуют. Ей это как повеситься. Хоть такое, но внимание. Радость в жизни. Только не поймите, что она и вас по той же причине выбрала. Она когда позвонить просит, припадки устраивает.
Я заверил старуху, что все понимаю правильно.
Старики ушли, а ко мне подошла еще одна женщина. Ее я прежде тоже никогда не видел.
Ну что, эта повернутая старая дева и к вам заявилась? А потом упала на вас и давай дергаться?
Да, мэм. Только не на меня, а на пол.
Она постоянно так выкаблучивается.
Сказав это, женщина отошла, завернула за угол дома и исчезла. Больше я ее не видел. Фактически, если не считать наших стариков-соседей и Телефонной Женщины, я больше не видел никого из той странной толпы и даже не знаю, откуда они тогда повылезали. На следующий день раздался знакомый негромкий стук в дверь. Это снова была Телефонная Женщина. Она попросила разрешения позвонить.
Я сказал ей, что у нас отключили телефон.
Она ушла, но в тот день я ее видел еще несколько раз. Похоже, она болталась по нашей улице, поскольку едва ли не каждые полчаса проходила мимо нашего дома. На ней было то же шерстяное пальто, лыжная шапочка и нелепые сапожки без шнурков. Меж тем уличная жара двигалась к ста десяти. Работа не клеилась; я не мог сосредоточиться, так как следил за Телефонной Женщиной. Вспоминал, как вчера она билась головой о стену, елозила по полу и задирала на себе одежду. Потом стал думать о ее странном хобби вешаться на глазах у зрителей.
День прошел. Я постарался забыть о ней. Поздним вечером другого дня (вероятно, это был понедельник) я вышел на крыльцо, чтобы выкурить сигару (я их редко курю, всего от четырех до шести штук в год). Стоял, курил и через какое-то время заметил, как по темной улице кто-то идет. Я узнал ее по манере двигаться. Телефонная Женщина.
Она прошла мимо дома, остановилась в нескольких шагах и запрокинула голову. Я посмотрел в том направлении и понял, на что она глазела. На луну, наметившуюся сквозь ветви деревьев.
Мы оба смотрели на луну, потом Телефонная Женщина двинулась дальше. Она шла медленно, опустив голову. Я затушил недокуренную сигару, вернулся в дом, почистил зубы, разделся, лег и попытался уснуть. Но сон не шел Я лежал на спине и думал о Телефонной Женщине, разгуливающей по темным улицам. Возможно, она думала о своей матери или о потерянной любви. А может, о телефоне, о сексе в виде изнасилования, поскольку это был хоть какой-то контакт с другими людьми. Или о том, как снова повеситься, чтобы привлечь к себе внимание и испытать что-то вроде оргазма Возможно, конечно, что во мне скопилось дерьмо и я проецировал на нее свои мысли, наслушавшись чужих рассказов о ней.
Я лежал в своем тихом доме, рядом со спящей женой. В комнате напротив, обнимая плюшевого мишку, спал сын. И вдруг меня пронзила мысль: может, я уже давно не живу, а вяло существую, обескровленный цивилизацией? Может, цивилизация вымыла из меня всю жизнь, а Телефонная Женщина остается живой, чувствующей пульс жизни и мир вокруг себя?
По-настоящему живым, с включенными нервными центрами, я себя чувствовал лишь в моменты крайнего напряжения или когда что-то угрожало моей жизни.
В Мад-Крик, где я вырос, насилие пронизывало повседневную жизнь; оно напоминало лаву, бурлившую под тонкой земной корой и готовую в любое мгновение взорваться и выплеснуться наружу. Я участвовал в драках, получал ножевые раны, одно время даже работал вышибалой. В молодости мне довелось быть телохранителем, и я нелегально таскал в кармане револьвер 38-го калибра. Человек, которого я охранял, нередко имел дела с сомнительной публикой. Накануне, защищая его, я повздорил с одним парнем, оскорбил того, еще и ударил. На следующий день этот парень подкараулил меня и выхватил свою пушку. Мне не оставалось иного, как выхватить свою. Мы оба стояли, наставив револьверы, и смотрели друг другу в глаза. Мы оба знали: наши жизни сейчас висят на волоске. Одно, даже случайное нажатие курка и все.
Я в своей жизни никого не убил и уцелел под чужими пулями. Наше противостояние с тем парнем кончилось просто: повернулись и разбежались в разные стороны. Но был момент, когда я отчетливо сознавал: меня могут убить. Мгновение назад я еще жил, и вот меня уже нет. Такие штучки красиво смотрятся только в фильмах. А тогда я вдруг подумал: выстрел этого парня оборвет мою жизнь. Я не доживу до дома престарелых, когда у меня по подбородку будет капать слюна и какая-нибудь молоденькая санитарка будет, морщась, подтирать мне зад, ненавидеть мою дряхлую старость и мечтать поскорее закончить смену и куда-нибудь двинуть с молодым жеребцом, которому станет улыбаться, а потом раздвинет ноги, начнет стонать от страсти и попутно вспоминать, что завтра ей опять идти на работу в этот опостылевший дом престарелых, а я все это время буду лежать в кровати с омертвевшим членом и кислородной маской на лице.
Что-то зацепило меня в Телефонной Женщине. Я вдруг понял ее. Потом понял, что лава, когда-то бурлившая под цивилизованным фасадом моего мозга, больше не бурлит. Так, вяло пузырится. От этой мысли мне стало невыносимо грустно. Получалось, я вырыл могилу, вполз в нее и теперь медленно забрасывал себя землей. У меня был дом, жена, сын. Земля погребала и их. Земля заполняла все щели в моей могиле, а где-то внутри меня, очень глубоко, еще текла бесполезная жизнь.
Я долго лежал, ощущая слезы у себя на щеках. Потом усталость сморила меня, и я погрузился в темный мир спящей страсти.
Прошло еще два дня и ночь. Когда Плод Моих Чресл и Джанет уснули, я вышел на переднее крыльцо, сел, стал разглядывать звезды и думать о своей работе. Новелла, которую я писал, продвигалась медленно. Перед глазами маячила Телефонная Женщина Я видел, как она снова идет по темной улице, останавливается и смотрит на луну.
Она действительно появилась. На этот раз я не спешил в дом, а остался сидеть и ждать. Она прошла дальше, повернула направо и исчезла из виду. Тогда я тоже вышел на улицу, встал посередине. Я видел спину Телефонной, Женщины. Ее спина удалялась в тень деревьев и домов. Я пошел следом.
Не знаю, что я хотел увидеть, но что-то увидеть хотелось. Я вдруг обнаружил, что думаю, как она лежит у меня в коридоре с задранным пальто и подолом юбки и ее «нижняя пасть» (так это называется в порнороманах) «разинута» в мою сторону. От этой мысли у меня началась эрекция. Идиотская мысль. Я попробовал перешибить ее другой. Стал думать о том, что в Телефонной Женщине нет ничего привлекательного, зато предостаточно отталкивающего и отвратительного. И здесь мне пришла еще одна мысль: а ведь ясноб. Я не хотел испытывать сексуальное возбуждение при виде пропахшей потом дурнушки, шляющейся знойным летом по городу в зимнем пальто.
Однако ночь была прохладной, тенигустыми, и это оправдывало мои побуждения. Возможно, во мне взыграли романтические настроения, объяснял я себе.
Я прошел через соседский задний двор. Их собака тявкнула пару раз, потом замолчала, узнав меня. Перебрался на другую улицу, высматривая Телефонную Женщину, но она как сквозь землю провалилась.
А, будь что будет. Я зашагал по улице, направляясь в сторону трейлерного паркапоселения для «нелегалов», устроенного их бесцеремонными работодателями. Скученность тамне передать. Как сардины в банке. Подходя, я заметил тень, двигавшуюся среди неподвижных теней. Дальше был просвет между деревьями, что отбрасывали тени, и вот там-то я увидел ее, Телефонную Женщину. Она стояла во дворе, под громадным дубом. У нее за спиной темнел трейлер, в окне которого жалобно скулил старенький кондиционер.
Она остановилась и задрала голову, вглядываясь в просвет между деревьями. Я понял, что она вновь пытается найти луну. Должно быть, она вела своеобразный учет мест своих ночных путешествий. Мест, где стояла и смотрела на луну, звезды или просто на черную вечность неба.
Как и в прошлый раз, я тоже задрал голову и нашел луну. Красивую, золотистую, похожую на большущую каплю меда. Ветер шевелил мне волосы: нежно и напористо. Это напоминало прикосновение любимой, начало любовной игры. Я глубоко дышал, втягивая аромат ночи, и легкие вновь были наполненными, сильными и молодыми.
Я перевел взгляд на Телефонную Женщину. Она протягивала руку к луне. Нет, к толстому нижнему суку. Она потрогала сук, затем подняла и вторую руку, сжимавшую короткую веревку. Телефонная Женщина перекинула веревку через сук, сделала петлю и крепко ее затянула. Потом на другом конце веревки она быстро и весьма умело сделала вторую петлю и просунула туда шею.
Конечно же, я понимал, что именно она затевала. Но я не шевельнулся. Знал, что еще могу ей помешать, только зачем? Смерть, словно сирена, много раз манила ее к себе, и вот, наконец, Телефонная Женщина услышала ее пение.
Она подпрыгнула, поджала ноги и повисла на суке. Голова запала влево; она кружилась вместе с веревкой. Серебряная булавка на лыжной шапочке ловила лунный свет и холодным серебристым лучом направляла его в пространство. Луч тоже вращался. Он ударил по мне, потом еще и еще.
На третьем повороте ее рот широко раскрылся, язык выпал наружу, ноги разжались и зашуршали по земле. Телефонная Женщина слегка раскачивалась вместе с веревкой. Она потеряла сознание.
Тогда я сдвинулся с места и пошел туда, оглядываясь по сторонам.
Никого. Все окошки ближайшего к ней трейлера оставались темными.
Я подошел к ней. Глаза были открыты, языквысунут. Она слегка покачивалась. Ноги согнулись, носы ее дурацких сапожек волочились по земле. Я ходил вокруг нее, а мой взметнувшийся член упирался в брюки. Я внимательно наблюдал за нею, стараясь увидеть, как выглядит смерть.
Она кашляла, как будто чем-то подавилась. Глаза переместились на меня. Ее грудь поднялась и опустилась. Телефонная Женщина начинала дышать. Она сделала слабую попытку встать на ноги и поднять руки к веревке вокруг шеи.
Она воскресала из мертвых.
Я подошел к ней, взял руки, осторожно отвел от ее горла, дав им упасть. Я заглянул в ее глаза. Там отражалась луна. Телефонная Женщина качнуласьона хотела устойчивее встать на ноги. Ее руки схватились за полы пальто, потом задрали его до талии. Нижнего белья на ней не было. Волосы, которыми порос ее лобок, напоминали гнездо между ветвями белоснежного вяза.
Я вспомнил день, когда она пришла в наш дом. Все события, начиная с того момента и вплоть до нынешнего, казались каким-то извращенным ритуалом спаривания. Я положил руку ей на горло. Другой рукой я обхватил веревку и дернул. Это заставило Телефонную Женщину выпрямить колени. Я стал натягивать веревку, пока Телефонная Женщина слегка не застонала. Совсем как девственница, впервые принимавшая в себя мужчину. Она не подняла рук. Она продолжала удерживать полы пальто. Она дрожала от нехватки воздуха. Я вошел в нее сзади, уткнувшись ей в ягодицы. Я ритмично двигал бедрами. Наспех спущенные брюки и трусы не давали полной свободы моему набрякшему члену. Я продолжал сдавливать ей горло веревкой.
И душил ее.
И душил ее.
Она вытолкнула из себя последние остатки жизни, вздрогнула, шевельнула бедрами и впечаталась ягодицами в меня. И тут я кончил. Густая горячая сперма впрыскивалась в ее лоно и покрывала волосы лобка, словно обильная пена для бритья.
Ее руки безжизненно повисли. Мое давление на ее горло тоже ослабло, но я продолжал оставаться в ней, дожидаясь, пока мое дыхание успокоится и ко мне вернутся силы. Когда вновь почувствовал себя достаточно сильным, я ее отпустил. Она качалась из стороны в сторону и медленно кружилась. Ее колени согнулись, а запрокинутая голова глядела невидящими глазами в просвет между деревьями на золотисто-медовую луну.
Я оставил ее висеть, вернулся домой, прошел в ванную и разделся. Потом осторожно стянул с себя липкие трусы, тщательно вытер их туалетной бумагой, которую скомкал и спустил в унитаз. Трусы я кинул в корзину для грязного белья, потом достал чистые трусы и надел. Я прошел в спальню, лег и стал поглаживать ягодицы спящей жены, пока она не застонала и не проснулась. Тогда я перевернул ее на живот, взгромоздился и начал трахать. Резко, грубо. Это никак нельзя было назвать занятием любовью. Моя рука обвила ей горло. Я его не сдавливал, но думал сейчас о Телефонной Женщине. Вспоминал, как она стонала, когда я душил ее сзади. Вспоминал, как в последние мгновения своей жизни она вжалась в меня ягодицами. Я держал глаза закрытыми до тех пор, пока стоны Джанет не стали для меня стонами Телефонной Женщины. Мысленно я видел ее, слегка покачивающуюся на веревке, освещенную сочной луной.
Кончив, я слез с Джанет. Она поцеловала меня и пошутила насчет моей руки, сжимавшей горло: уж не собирался ли я ее задушить. Мы вместе немного посмеялись. Она снова уснула.
Я перебрался на свой край кровати. Лежал, смотрел в потолок и думал о Телефонной Женщине, пытался вызвать у себя чувство вины и не мог. Она же хотела этогомногократно пыталась повеситься. Я помог ей в том, чего самой никогда бы не удалось. А я вновь чувствовал себя живым. Я только что был на грани. Я рисковал.
Теперь, мой дневник, вопрос к тебе: неужели ясоциопат?
Нет. Я люблю свою жену, люблю своего сына, даже нашу сибаритскую лайку. Я никогда не охотился и не ловил рыбу, поскольку думал, что мне не нравится убивать. Однако есть те, кто хочет умереть. Это единственный момент в их жизни: балансировать между светом и тьмой, а потом выбрать тьму и ринуться в нее, упасть в коридор черной, жаркой боли.
Итак, о Великие Белые Страницы, должен ли я испытывать чувство вины, должен ли быть раздираем внутренними терзаниями, сознавая, что, по сути своей, яхладнокровный убийца?
Думаю, что нет.
Я подарил сладостные мгновения полноты жизни, подарил их женщине, которой страстно хотелось, чтобы кто-то разделил с ней этот радостный миг. Смерть оборвала его, но без угрозы смерти все произошедшее было бы никчёмным действом. Репетицией школьного спектакля, проведенной без костюмов, в уличной одежде.
И страха тоже нет: полиция никогда меня не заподозрит. На то нет причин. Телефонная Женщина была рекордсменкой по части попыток самоубийства. Никому и в голову не придет, что она погибла от чьих-то рук. Все подумают, что очередная ее попытка оказалась удачной.
Я был доволен, снова ощущал бурлящую лаву под коркой цивилизации. Я позволил ей вскипеть, вырваться на поверхность, промчаться огненным потоком и уйти вниз. Но теперь у меня есть память об этом взрыве. Совсем недавняя. Лава бурлит и стучится о поверхность готовая опять вырваться и дать мне жизнь. Есть ли на свете и другие, такие же, как я? Или правильнее сказатьдругие, предназначенные для меня, как Телефонная Женщина?
Конечно же, есть.
Теперь я их узнаю. Телефонная Женщина научила меня этому. Заурядным утром она пришла в мою жизнь и подарила приключение. Увела от жизненной рутины и преподнесла поистине бесценные дары. Помогла мне увидеть и почувствовать тонкую, но совершенную грань между желанием и убийством. Показала, что существуют счастливые жертвы и любящие палачи.
Увидев новых счастливых жертв, я их узнаю. Узнаю тех, кто жаждет удовлетворения. Я осуществлю их желание, а они осуществят мое.
Последняя часть истории с Телефонной Женщиной закончилась минувшей ночью, и сегодня, пока Джанет спит, я по горячим следам записываю, как все было. Я пишу и думаю о Джанет. Мне трудно представить ее лицо. Я ее хочу, но хочу, чтобы она была Телефонной Женщиной или кем-то похожим на ту.