Аспирина не надо Пошли двух молодых.
Как насчет Колверта и Эндрью?
Идет, ответил Стеймс. Пусть они быстренько смотаются туда, а я как раз успею домой к обеду. Если будет что-нибудь стоящее внимания, звони!
Грент Нанна, вернувшись к себе, нажал кнопку экстренного вызова в комнате оперативного состава.
Пошлите ко мне Колверта и Эндрью.
Слушаюсь, сэр.
Раздался короткий стук в дверь. Они вошли один за другим. Рост Барри Колверта внушал уважениешесть футов и шесть дюймов в носках, но мало кто видел его в таком виде. В свои тридцать два года он был одним из самых честолюбивых агентов уголовного отдела. Он носил темно-зеленый пиджак, черные брюки и тяжелые ботинки черной кожи. Свои русые волосы он стриг коротко и зачесывал направо. Увлечений, помимо службы, у него было немного, во всяком случае, насколько об этом знали коллеги. Колверт был родом со Среднего Запада и попал в ФБР после того, как окончил колледж со званием бакалавра, завершил образование в университете Индианы, а затем прошел пятнадцатинедельный курс в академии ФБР. Со всех точек зрения, он представлял собой классический тип «джи-мена».
По контрасту, Марк Эндрью был одним из самых странных типов, когда-либо переступавших порог ФБР. После курса исторических наук в Йеле, он окончил юридический колледж в том же учебном заведении и решил, что прежде, чем он поступит в какую-нибудь юридическую фирму, ему не помешают несколько лет приключений. Изучить полицию и преступный мир изнутри будет только полезно, решил он, но предпочел об этом не распространяться. Мало ли как поймут его намерения. Известно, что Гувер относился к своему детищу с таким болезненным пристрастием, что ни один агент, оставивший службу, не мог вернуться обратно. При своем шестифутовом росте Марк Эндрью выглядел малышом рядом с Колвертом. У него было свежее приятное лицо с ясно-голубыми глазами, а завитки каштановых волос падали на воротник рубашки. Ему шел двадцать девятый год, и он был одним из самых молодых агентов. Его одежда всегда отличалась изысканностью. Правда, не всегда аккуратностью. Ник Стеймс однажды обнаружил его в ярко-зеленой спортивной куртке и коричневых шортах, и ему пришлось отправить Эндрью домой переодеваться. От многих неприятностей по службе Марка избавляло лишь природное обаяние.
Грент Нанна изложил историю человека, ожидающего их в больнице Вудро Вильсона.
Черный? осведомился Колверт.
Нет, грек.
Колверт не смог скрыть своего удивления. Восемьдесят процентов обитателей Вашингтона были неграми. Они же составляли девяносто восемь процентов из тех, кто привлекался по уголовным обвинениям. И, хотя никто в этом не признавался, одним из аспектов уотергейтского скандала было изначальное удивление со стороны хорошо знавших Вашингтон, что в этой истории не был замешан ни один негр.
О'кэй, Барри? Я думаю, что вы с этим справитесь
Конечно. Рапорт вам нужен завтра утром?
Рапорта вообще не нужно. Босс хочет, чтобы вы с ним связались напрямую, если найдете что-то заслуживающее внимания.
Зазвонил телефон.
Вам звонит мистер Стеймс по радиотелефону из своей машины, сэр, сказала Полли, ночная дежурная на коммутаторе.
Вот неугомонная душа, доверительно сказал Грент двум младшим агентам, прикрыв микрофон ладонью. Слушаю, босс.
Грент, я говорил, что у того грека пулевое ранение в ногу?
Да, босс.
Сделай одолжение: звякни отцу Грегори из моей церкви, святых Константина и Елены, и попроси его зайти в больницу.
Будет сделано.
И отправляйся домой, Грент. Оставь за себя Аспирина.
Уже собираюсь, босс.
Стеймс отключился. Два специальных агента прошли коридором, выкрашенным в грязно-серый цвет, прямо к служебному лифту. Он пополз вниз, как всегда, со скрипом. На Пенсильвания авеню они взяли служебную машину.
Почему на это идиотское задание не послали Аспирина? спросил Барри.
Кто станет посылать Аспирина в больницу? ответил Марк. Он улыбнулся. Когда они впервые встретились в академии ФБР, между ними сразу же установился контакт. Светофор мигнул зеленым, но машина, стоявшая справа от них, вдруг решила повернуть налево на Первую стрит. Через мгновение агенты ФБР оказались зажатыми в пробке.
Как ты думаешь, что этот парень хочет нам рассказать?
Надеюсь, что-нибудь об ограблении банка в нижнем городе, ответил Барри. Я три недели на этом деле сижу, и пока у меня нет никакой наводки. Стеймс начинает нервничать.
Сомневаюсь, поскольку он получил пулю в ногу скорее всего еще один кандидат в ящик психов. Ты слышал: босс только что послал священника к этому греку. Так что в случае чего нас ждет геенна огненная.
Они засмеялись. И Колверт, и Эндрью знали, что, если они попадут в беду, Ник Стеймс снесет монумент Вашингтона, коль скоро решит, что это им поможет.
* * *
Госпитальный подъезд был старый и запущенный, а коридор выкрашен в блекло-серый цвет. Дежурная медсестра в приемной сказала им, что Казефикис находится на четвертом этаже в палате 4308. Агенты удивились беспечности, царящей в больнице. Им даже не пришлось показать свои удостоверения, пока они ходили по зданию; никто не бросил на них и взгляда, но, может быть, по профессиональной привычке они слишком серьезно отнеслись к этому вопросу.
Поскрипывающий лифт неторопливо поднял их на четвертый этаж. Вместе с ними поднимались мужчина на костылях и женщина в инвалидной коляске, которые, видимо, привыкнув к медлительности лифта, вели неспешную беседу. На четвертом этаже Колверт осведомился, где найти дежурного врача.
Я думаю, что доктор Декстер уже ушла, но пойду проверю, сказала дежурная сестра. Агенты ФБР посещали отделение не каждый день, и она окинула их любопытным взором голубых глаз. Доктор и сестра показались вместе в конце коридора. Вид доктора Декстер удивил и Колверта, и Эндрью. Они представились. Должно быть, все дело в ногах, решил Марк. В последний раз он видел такие ноги в пятнадцатилетием возрасте, и их демонстрировала Энн Банкрофт в «Выпускнике». Тогда он впервые обратил внимание на женские ноги и с тех пор не пропускал их взглядом.
Элизабет Декстер, Д. М., была туго затянута в белый халат, на крахмальной глади которого выделялась красная пластиковая карточка с ее именем. Под форменным одеянием, насколько Марк успел разобрать, была красная шелковая блузка и черная юбка, едва прикрывшая колени доктора. Она была среднего роста и изящного сложения. Марк обратил внимание на то, что она не употребляет косметики, но ее кожа и темные глаза не нуждались в ней. Во всяком случае, посещение больницы обретало какой-то смысл. Барри, которого женские достоинства врача оставили равнодушным, попросил историю болезни Казефикиса. Марк решил не терять времени.
Вы имеете отношение к сенатору Декстеру? спросил он, слегка подчеркнув слово «сенатор».
Да, это мой отец, спокойно сказала она, поскольку привыкла к подобным вопросам, и они, а также те, кто придавал этому значение, слегка надоели ей.
Я слушал его лекции в Йеле, когда учился там последний год, сказал Марк, отважно кидаясь вперед, поскольку видел, что Колверт вот-вот закончит изучать эту чертову историю болезни.
Так вы тоже были в Йеле? И когда вы закончили?
В семьдесят шестом, а юридический колледж в семьдесят девятом, ответил Марк.
Мы могли встречаться там. Я кончила в восьмидесятом.
Если бы мы раньше встречались, доктор, я бы этого не забыл.
Когда вы, аристократы, кончите обсуждать свои дела? прервал их Барри Колверт. Скромный выходец со Среднего Запада хотел бы приступить к делу.
«Да, подумал Марк, когда-нибудь Барри станет Директором».
Что вы можете нам рассказать об этом человеке, доктор Декстер? спросил Колверт.
Боюсь, что немного, сказала доктор, беря историю болезни Казефикиса. Он сам явился сюда. У него обнаружилось пулевое ранение. Рана была воспалена, и, похоже, получил он ее с неделю назад. Ему надо было бы обратиться к нам значительно раньше. Утром я вынула пулю. Как вы знаете, мистер Колверт, в наши обязанности входит сразу же сообщать полиции, когда к нам попадает пациент с огнестрельным ранением, и поэтому я позвонила вашим людям в Метрополитен-полис.
Это не наши люди, поправил Марк.
Прошу прощения, спокойно отреагировала доктор Декстер. Для врача все полицейские на одно лицо.
Для полицейского все врачи также не отличаются друг от друга, но ведь у вас тоже есть специалисты: ортопеды, гинекологи, терапевты, не так ли?
Доктор Декстер пропустила эти соображения мимо ушей и открыла папку.
Все, что мы знаем, это то, что по происхождению он грек и его имя Анджело Казефикис. У нас он никогда раньше не был. Сказал, что ему тридцать восемь лет. Вот, пожалуй, все.
Ну что ж, обычно мы с этого и начинаем. Благодарю вас, доктор, сказал Колверт. Нам нужно повидать его.
Конечно. Прошу за мной. Элизабет Декстер вышла в коридор.
Следуя за ней, Барри искал палату 4308, а Марк не отрывал взгляда от ее ног. Подойдя к нужной палате, они сквозь глазок увидели двух мужчин на кроватях: Анджело Казефикиса и веселого негра, который не отрывался от телевизора с выключенным звуком. Колверт повернулся к доктору Декстер.
Не могли бы мы с ним поговорить с глазу на глаз, доктор? Он хочет что-то сообщить нам и, возможно, не пожелает сделать это при посторонних.
Никто его, кроме вас, не услышит, сказала доктор Декстер и засмеялась. Это мой любимчик, почтальон Бенджамин Рейнольдс. Он глух, как сыч, и до тех пор, пока мы его на будущей неделе не прооперируем, он не в состоянии услышать даже трубы Страшного суда!
Колверт улыбнулся в первый раз:
Самый подходящий свидетель.
Доктор впустила Колверта и Эндрью в комнату, повернулась, продемонстрировав изящество тонких лодыжек, и вышла. «Скоро я увижу ее снова или умру», пообещал себе Марк.
Колверт с подозрением взглянул на Бенджамина Рейнольдса, но черный почтальон, одарив их широкой веселой улыбкой, кивнул и снова обратился к беззвучным приключениям «Пирамиды из 25 тысяч долларов». Тем не менее Барри Колверт встал с той стороны кровати, чтобы загородить Казефикиса на тот случай, если его сосед умеет читать речь по губам. Барри умел предусмотреть все.
Казефикис оказался щуплым человеком среднего роста с крупным носом, мохнатыми бровями и испуганным выражением лица. Его руки со вздутыми венами выглядели непомерно большими на белой простыне. Лицо казалось темным из-за щетины, которую не брили несколько дней. У него были спутанные черные волосы. Забинтованная нога лежала поверх одеяла. Глаза тревожно перебегали с предмета на предмет. Оба агента вынули из правых внутренних карманов свои удостоверения и показали их Казефикису, держа левой рукой. Даже эта незначительная деталь имела значение«сильная рука» должна быть свободной для того, чтобы в случае необходимости успеть выхватить оружие и открыть огонь.
Растерянно подняв брови, Казефикис изучил их удостоверения и облизал губы, явно не зная, как ему себя вести. Личные подписи агентов частично перекрывались печатью министерства юстиции, удостоверявшей подлинность документов. Казефикис наконец взглянул на Марка, который показался ему более симпатичным, и начал рассказывать.
Раньше у меня не было с полицией никаких неприятностей, сказал он, но теперь я попал в большую заваруху, и, видит бог, мне нужна помощь.
Колверт подошел к нему поближе.
Почему вам нужна наша помощь?
Я нелегальный иммигрант, я и моя жена. Оба мы греки, прибыли в Балтимору на пароходе, и я работаю здесь уже два года. Видите, я вам все рассказал Если вы обещаете, что нас не вышлют, я могу вам рассказать кое-что еще
Этого мы не можем гарантировать, поскольку начал Марк.
Барри коснулся его руки.
Если то, о чем вы нам расскажете, важно и вы поможете нам раскрыть преступление, мы переговорим со Службой Иммиграции. Больше мы ничего пока не обещаем.
При наличии шести миллионов нелегальных иммигрантов в США кто будет ломать копья еще из-за одной пары?!
Казефикис был в отчаянии.
Мне была нужна работа и деньги, вы понимаете?
Они понимали. На неделе десятки самых разных людей десятки раз говорили им то же самое.
Когда я получил место официанта в ресторане, моя жена была очень рада. На второй неделе меня послали обслуживать ленч в номере отеля. Единственная сложность была в том, что просили прислать официанта, который не понимает по-английски. Говорю я по-английски, как видите, плохо, и поэтому хозяин сказал, что я должен идти туда, но объясняться только по-гречески. Мне было обещано двадцать долларов, и я сказал «да». Мы подъехали к черному ходуя думаю, это где-то в районе Джорджтаунаи меня направили на кухню, она помещается в подвале здания. Я переоделся и стал носить заказанное в гостиную этого номера. Там сидело шесть человек, и я слышал, как хозяин сказал, что я не понимаю по-английски. Они продолжали беседовать. Я не слушал. Когда я подавал кофе, они говорили о Президенте. Мне он нравится, и я стал слушать. Я услышал слова: «Мы должны попробовать снова». Другой человек сказал: «Я согласен с сенатором, пора избавиться от него». А потом я услышал: «Самым лучшим днем по-прежнему остается 10 марта, как мы планируем». Кто-то посмотрел на меня, и я вышел. Когда я умывался внизу, в комнату ворвался человек с пистолетом. Мне удалось выбежать на улицу. Он выстрелил в меня, и я почувствовал резкую боль в ноге, но все же смог убежать, потому что он был старше и тяжелее меня. Я слышал, как он кричал, но знал, что он меня не поймает. Я очень испугался. Я сразу же прибежал домой, и мы с женой с того дня скрывались у наших друзей, тоже греков, за городом. Я надеялся, что все будет в норме, но нога болела все сильнее, и Ариана сказала, что я должен идти в больницу и звонить вам, потому что наш друг сказал, что они выследят меня и тогда обязательно убьют. Это я и сделал
Казефикис замолчал, тяжело переводя дыхание и умоляюще глядя на двоих мужчин; его небритое лицо было покрыто каплями нота.
Где вы живете? спросил Конверт; голос его звучал столь же спокойно, словно он выписывал квитанцию за нарушение правил движения.
Теперь в Блу-Ридж Менор, 11501, Элкин-стрит, Уитон. Это дом моего друга, он хороший человек, и пожалуйста, не беспокойте его.
Когда этот инцидент имел место?
В прошлый четверг, сразу же ответил Казефикис.
Двадцать четвертого февраля?
Грек пожал плечами.
В прошлый четверг, повторил он.
Где находится тот ресторан, в котором вы работали?
Рядом со мной, на соседней улице. Он называется «Золотой утенок».
Колверт аккуратно записывал его слова.
А где тот ресторан, куда вас приглашали?
Не знаю, где-то в Джорджтауне. Может быть, я смогу вам его показать, когда выйду из больницы.
А теперь, мистер Казефикис, постарайтесь припомнить, был ли среди обслуживающего персонала еще кто-нибудь, кто мог слышать то же, что и вы?
Нет, сэр. Я был единственным официантом, который заходил в помещение.
Рассказывали ли вы кому-нибудь еще о том, что услышали? Вашей жене? Своему другу, у которого вы живете?
Нет, сэр. Только вам. Даже жене не говорил.
Колверт продолжал беседу, стараясь получить описание внешности тех, кто был в номере. Он заставил Казефикиса несколько раз повторить свой рассказ, дабы убедиться, что тот ничего не путает. Казефикис раз за разом повторял то же самое. Марк хранил молчание.
О'кей, мистер Казефикис, это все, что вечером мы можем для вас сделать. Утром мы зайдем к вам и по просим написать письменное заявление.
Но они найдут и убьют меня. Они найдут и убьют меня.
Прошу вас, не волнуйтесь, мистер Казефикис. Как только будет возможно, мы поставим полицейский пост у ваших дверей.
Казефикис прикрыл глаза, и на лице его выразилось сомнение.
Утром мы увидимся с вами, сказал Колверт, закрывая блокнот. Теперь вам надо отдохнуть. Спокойной ночи!
Колверт взглянул на захваченного телезрелищем Бенджамина: тот явно ничего не слышал. На прощание он снова кивнул им и широко улыбнулся.
Все это какая-то чушь, сказал Барри, как только они вышли в коридор. С его знанием английского он вполне мог ухватиться не за тот конец. Скорее всего там было совершенно невинное сборище. Люди ругают Президента. Мой отец поносит его, но это не значит, что он собирается его убить.
Может быть. Но что ты скажешь о его ранении? Такой факт со счетов не скинешь, сказал Марк.