Проспер знал, что дни Шабтая Гордонане только в кресле руководителя одной из самых сильных разведок мира, но и вообще на бренной земледавно сочтены: онкологи нашли у него рак предстательной железы. Гордону предстояла сложнейшая операция, после которой, в лучшем случае, он мог прожить не больше полугода. Если только можно назвать жизнью пребывание на госпитальной койке под аппаратурой и неусыпным наблюдением врачей. Моти Проспер не испытывал особой жалости к своему боссу: в конце концов, тот прожил долгую и по-настоящему интересную жизнь. Тридцатилетних агентов, которых хоронили под чужими именами на мусульманских кладбищах Касабланки или Бейрута, ему было жаль намного больше. Проспера угнетало другое: он займет вожделенное кресло шефа Моссада, но только потому, что его нынешний хозяин приговорен к смерти самым неумолимым судьей на свете и ФИЗИЧЕСКИ не в состоянии продолжать свою работу. Может быть, впервые, ценность Гордона предстала перед ним в такой отчетливой, объемной и унизительной форме.
«ОНИ хотят только ЕГО, думал Проспер, наблюдая, как Гордон завинчивает крышку бутылки и рукавом стиранной-перестиранной клетчатой рубашки вытирает влажный подбородок. Полумертвого, еле передвигающего ноги, но ЕГО. И не потому, что испытывают уважение к его прежним заслугам: между евреями, всегда жившими только НАСТОЯЩИМ, понятие уважение к заслугам невозможно по определению. Ты обязан каждым днем, каждой минутой своего существования оправдывать и доказывать собственную и исключительную нужность. Причем доказывать в условиях жесточайшей конкуренции, когда десятки, сотни, тысячи людей искренне убеждены, что справились бы с твоей работой ничуть не хуже, а намного лучше. Я или кто-то другой в этом креследля НИХ это всего лишь вопрос кадрового перемещения. А по-настоящему ИМ нужен только Шабтай Гордон. Потому, что он остался лучшим в своем деле. Потому, что уходит от НИХ, не оставив после себя достойной замены. Я знаю, как он хотел, чтобы такой человек появился, я помню, как иногда он пытался до меня достучаться Но при его жизни достойный ученик родиться не моггениальность не передается в общении или конспектах. А кончается все так, как и должно было кончится: могучий мозг Гордона пережил его дряхлое тело. А ИМ, как и все эти годы, по-прежнему нужен только его мозг, которым ОНИ будут пользоваться до самой последней минуты. И только лично убедившись, что его сердце остановилось и уже не может подгонять кровь к голове, навсегда вычеркнут его из списка Господи, неужели я обречен ненавидеть этого человека и после его смерти?..»
О чем ты думаешь, Моткеле? глаза Гордона слезились, однако взгляд был по-прежнему цепким, ОХВАТЫВАЮЩИМ.
О тебе.
Ты говоришь правду, кивнул Гордон.
А ты по-прежнему уверен, что знаешь все
А ты по-прежнему в этом сомневаешься?
Что тебе не нравится в этой истории, Шабтай?
Сейчас объясню Гордон поморщился и поправил грелку, которой прижимал пах. Когда я был пацаном, у наших соседей, Янкелевичей, была одна ценность в домекорова. Да что там ценностьпросто кормилица И вот, представь себе, Моткеле, в один прекрасный день Мойше Янкелевич, хозяин семьи из двенадцати душ детей, эту самую кормилицу режет. И продает на базаре. Уже не помню за сколько, но явно дешевле, чем другие. Мама, естественно, ринулась покупать мясо. А мой отец ей запретил. И даже замахнулся на маму, что делал крайне редко. Я случайно услышал этот разговор, но помню его, как видишь, по сей день. Отец сказал ей так: «Молочную корову не режут. А если режут, то не продают мясо по дешевке. А если продают за гроши, то горе покупателю»
Считаешь, что это подстава?
Господи, Моткеле, да что тут считать?! Гордон аккуратно протер платком слезящиеся ресницы. Они хотят скормить нам этого русского англичанина, причем с наглостью просто оскорбительной! Хотелось бы мне знать, за кого они нас там имеют
В чем ты усмотрел наглость?
С каких пор «крота» используют в роли курьера?
Если цель того стоит, то Проспер развел руками.
А она того стоит? прищурился Гордон.
Ракетные шахты и характеристики топлива это тебе не пита с шуармой! огрызнулся Проспер.
Не пита, кивнул Гордон и плотнее прижал грелку. И все равно я бы не стал жертвовать агентом ТАКОГО уровня.
Ой ли? Проспер язвительно усмехнулся. А что ты сделал в восьмидесятом? Не то же самое?.. Разве ты не подставил Вернера, отправляя его за чертежами ядерного центра в Багдад? Разве ты не рискнул агентом, который работал там под прикрытием четырнадцать лет?..
А с чего ты взял, Моткеле, что чертежи центра передал Вернер? флегматично поинтересовался шеф Моссада.
Проспер хотел возразить, но вдруг осекся. Размытые старостью и слезами глаза Гордона показались ему бездонной пропастью, заглядывая в которую испытываешь головокружение не от высоты, а от БЕСКОНЕЧНОСТИ возможного падения
Значит, ты считаешь его бесперспективным? Проспер стал демонстративно складывать бумаги в папку.
Я этого не говорил, спокойно произнес Гордон. О перспективах уместно рассуждать только в том случае, если обладаешь хоть каким-то знанием. Прочувствовать в этой истории намерение подцепить тебя на крючокзадача не сложная. В этом случае, нужно действовать как умные рыбы: либо не ешь наживкухватает и другого корма, либо попытайся снять ее без ущерба для собственной губы
А если не так аллегорично?
Ты так нервничаешь, Моткеле, криво усмехнулся Гордон, словно это тебя, а не меня собираются закопать на кладбище
Извини, пробормотал Проспер.
Ты знаешь, ПОЧЕМУ они его подставили?
Как я могу знать, если до разговора с тобой считал, что это, скорее всего, не подстава?
И продолжаешь считать? допытывался Гордон.
Скажем так: готов рассмотреть твою версию.
Что-то мне не нравится твоя уступчивость Гордон тяжело откинулся на спинку кресла. Послушай меня, сынок. Я знаю, ты никогда не был от меня в восторге. Хотя, видит Бог, я немало сделал, чтобы воспитать в тебе качества, которые ты, в силу упрямства и стремления самоутвердиться, отвергал. Через месяц в этом кресле будешь сидеть ты, Моткеле. Так вот, представь себе, что месяц уже миновал. Принимай решение сам. Даю слово, что не стану тебе мешать. Ты думаешь, я настолько уверен в своей непогрешимости? Вовсе нет, Моткеле. Говорю тебе со всей откровенностью, на которую способен без пяти минут покойник. Мое нормальное состояниемногократно просчитывать и ставить под сомнение любой шаг, даже самый малозначительный. Жизнь научила меня с уважением относится к деталям. В этих просчетах я не доверяю никому и, в первую очередь, самому себе, своим оценкам, ощущениям, интуиции Я вижу, как воодушевила тебя идея использовать этого бедолагу-журналиста для игры с военной разведкой русских. Пожалуйста, не надо видеть во мне старого брюзгу, стремящегося опровергнуть любую идею только потому, что она не им придумана. В данном случае все выглядит довольно привлекательно: контрразведка хватает агента ГРУ. Сам агент к сотрудничеству готов, поскольку достаточно молод и в тюрьме гнить не желает. Как и ты я убежден: отказываться от такого шанса внедриться в советскую военную разведку или, на худой случай, поводить ее за носроскошь непозволительная. Но уже через минуту ничего не могу поделать со своим скверным характером и задаю себе вопрос: «А, может быть, именно на такое решение и рассчитывал какой-нибудь русоволосый красавец с генеральскими погонами в штаб-квартире ГРУ?» И тогда идея уже не кажется мне столь привлекательной
И ты к ней остываешь? продолжил мысль босса Моти Проспер.
Нет, Моткеле, покачал головой Гордон. Как раз наоборот: именно в этот момент я и загораюсь. Мне становится интересно: что они задумали на самом деле? Каков ИСТИННЫЙ масштаб задуманного русскими, если в этом гамбите они жертвуют очень ценную фигуру? И самый главный вопрос: почему они решили пожертвовать ее именно НАМ? Во имя чего они дезавуировали не только агента, раздобывшего действительно ценную оперативную информацию, но и опытного нелегала с прекрасной легендой, работавшего под крышей Би-би-си?
И ты хочешь сказать, что знаешь ответ? негромко поинтересовался Проспер.
Я? Я знаю ответ? Гордон уничтожающе усмехнулся. Это ведь не я тебя вызвал, сынок, а ты пришел ко мне с идеей разработки русского агента, не так ли? Не морщись, Моткеле, и возьми себе в голову: когда ты станешь большим боссом, когда к тебе явится твой заместитель с ТАКИМ планом, а потом сам же поинтересуется, есть ли у тебя ответы на самые важные вопросы, гони его в шею! Или держи на почтительном расстоянии от себя
Почему же ты этого не делаешь? на широких скулах Проспера вздулись желваки.
Мы же договорились, улыбнулся Гордон. Месяц прошел, меня уже прооперировали и даже успели похоронить Никому еще не удавалось гнать заместителя с того света. Но моим советом, Моткеле, воспользуйся
Постараюсь, пробормотал Проспер.
Что же касается данной ситуации, то хорошенько подумай, Моткеле. Мы ведь много раз их переигрывали. Главным образом, потому, что никогда не считали русских глупее себя. Не станем и сейчас отступать от своих правил. Разговори этого парня, интонации Гордона внезапно обрели былую жесткость. Вытащи из него все. До конца! Он достойный соперник, он твой коллега, а потому прояви к нему уважение. Не демонстрируй это уважение, а ПОЧУВСТВУЙ его. Что-то подсказывает мне, что начальство использовало этого парня вслепую. Если убедишь в этом русского, получишь крепкого союзника. И тогда, возможно, он вспомнит то, что сегодня неосознанно или сознательно скрывает. А там уже рукой подать до ответа, который ты сегодня ждешь от меня Договорились?
Договорились, кивнул Проспер и встал.
Ты не станешь возражать, если с этой минуты я вернусь к обязанностям твоего босса? Гордон вопросительно, снизу вверх, посмотрел на своего заместителя.
Ничего не имею против, если так будет еще лет десять пробормотал Моти Проспер.
Ого! редкие седые брови Гордона поползли вверх. Неужели я сумел хоть в чем-то убедить самого Проспера? Или в тебе, Моткеле, заговорила жалость к обреченному?..
Не преувеличивай, Шабтай, Проспер сделал рукой неопределенный жест. Еще неизвестно, чем закончится операция. Тебе сделают общий наркоз и
Никаких «и»! резко оборвал заместителя Шабтай Гордон. Как утверждают врачи, общий наркозэто путешествие в долину смерти. И на сей раз, я думаю, мне выдали билет только в один конец
12
Омаха-сити. Штат Айова.
Январь 1986 года
Природа и характер возникновения псевдонимов в спецслужбахпроцесс малоизученный. С уверенностью можно утверждать только одно: в отличии от преступного мира, где клички придумываются в соответствии с характерными, ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫМИ чертами блатных, в разведке, как правило, все делается наоборот: агента-священнослужителя никогда не нарекут «Монахом», а сотрудницу научно-исследовательского центра«Лаборанткой»
В картотеке агентов Первого главного управления КГБ под псевдонимом «Викинги» числились Алексей и Ирма Быстровычернявый тридцатилетний мужчина с вечно набриолиненными длинными волосами и яркая двадцативосьмилетняя брюнетка цыганской наружности. Ничто в этой паре не вызывало даже отделенных ассоциаций с потомками рослых и светловолосых гуннов. С другой стороны, именно так и должна была выглядеть супружеская пара из мексиканского города Четумаль, колесившая подобно тысячам их соотечественников-мексиканцев по бескрайним просторам Соединенных Штатов в поисках работы, крыши над головой и воспетого на все лады в сентиментальных романах «американского счастья». «Викинги» располагали безотказными документами на имя Педро и Марии Чавес, выдержавшими многократные проверки, грубоватым произношением, характерным для выходцев из южных мексиканских провинций и прирожденной способностью к перевоплощению. Оба третий год успешно работали в Штатах, ни разу не дав повода своим начальникам в Москве пожалеть о времени, силах и средствах, затраченных на их внедрение.
Идею этой экзотической парочки, которую в Центре называли «блуждающими агентами», Юлий Воронцов позаимствовал в архивах немецкой военной разведки. Именно абвер, вскоре после того, как Лондон был впервые обстрелян ракетами «Фау-1», забросил на территорию Англии семейную пару перевербованных британцев, работавших под эгидой международного Красного Креста и имевших мотивированную возможность постоянно перемещаться по стране, добывая ценную разведывательную информацию. Абверовская парочка успешно действовала два с половиной месяца, после чего была обезврежена. Воронцов учел главную слабость этой идеиФОРСИРОВАННЫЙ интерес такого рода агентов к источникам тактической и стратегической информации, который рано или поздно просчитывался контрразведкой. И внес принципиальное изменение: «блуждающие» агенты могут работать очень долго и практически без риска оказаться «под колпаком», если нацеливать их не на сбор разведывательной информациито есть, не привязывать их к обнюхиванию объектов, находящихся под жестким контролем спецслужб, а на убийство или шантаж людей, которые по разным причинам попадали в фокус внимания советской политической разведки.
О существовании «Викингов» и других «блуждающих» агентов знал, естественный, очень узкий круг людей в высшем руководстве КГБ. И когда на одном из оперативных совещаний в кабинете председателя кто-то из высших офицеров высказал сомнение в целесообразности использования такого типа зарубежных нелегалов исключительно для проведения «акций», которых за год набиралось максимум две-три, а то и меньше, Воронцов холодно спросил:
А что вы, собственно, предлагаете, товарищ генерал-лейтенант?
Что предлагаю? Да нагрузить их чуть больше, вот что! в тон Воронцову ответил генерал, явно подготовившийся к этому разговору. Людей катастрофически не хватает, мы испытываем серьезные проблемы со связными, с оперативной выемкой информации из тайников, с обеспечением безопасности мест для конспиративных встреч наших людей с агентами А тут два здоровых обалдуя катаются по Америке, ведя безмятежный образ жизни и практически ничем не рискуя. Не работа, а прямо оплачиваемый отпуск в санатории для выздоравливающих!..
Кто-то из присутствовавших на совещании ухмыльнулся, однако встретив суровый взгляд председателя КГБ, тут же стал перекладывать бумаги.
Мне бы не хотелось сейчас углубляться в детали и объяснять характер нашей работы в Америке Воронцов говорил спокойно и медленно. Надеюсь, присутствующие товарищи поверят мне на слово, что СШАважнейшее и во многом определяющее направление всей работы советской внешней разведки. На сегодняшний день ПГУи это было отмечено совсем недавно на заседании коллегии КГБсправляется со своими задачами. Что же касается двух, как вы изволили выразиться, здоровых обалдуев, то их ценность с лихвой компенсирует тот образ жизни, который они ведут в соответствии с инструкциями Центра и той легендой, под которой работают
Простите, Юлий Александрович, а в чем, собственно, заключается эта компенсация? негромко спросил генерал.
В том, уважаемый Максим Федорович, что сегодня мы имеем возможность ликвидировать практически любого человека на территории США максимум в течение недели, резко ответил Воронцов. А это, порой, куда важнее, чем залезть в сейф Пентагона
Дальнейшей дискуссии не потребовалось, потому что председатель КГБ молча кивнул и перешел к другому вопросу
* * *
Ирма и Алексей были братом и сестрой, погодками, выросшими в детском доме западносибирского городка Надым. О своих родителях оба знали немного: мать, работавшая в столовой местной нефтебазы, умерла от перитонита, когда Алексею было пять лет, а Ирметри. Отца они никогда не видели, а родственники после смерти матери так и не объявились В детском доме диковатым, замкнутым в себе подросткам, забывшим или вообще не знавшим родительского тепла, внимание со стороны воспитателей уделялось ровно настолько, чтобы не дать им изувечить друг друга или в бесконечной борьбе за выживание перерезать горло врагу. Именно здесь щуплый и неказистый Алеша Быстров научился не спать ночами, чтобы не оказаться застигнутым врасплох и постоять за себя. Узенький драчевый напильник, который Алексей переточил на занятиях в слесарной мастерской в финку, стал его лучшим и на долгие годы единственным другом. Разлученный с сестрой до шестого класса (мальчики и девочки жили и учились в разных корпусах, сообщение между которыми сурово контролировалось воспитателями), он рос как забытый волчонок: живя впроголодь, сам добывал себе пищу, отвоевывал лучшее место в спальном корпусе и в бесконечных драках с такими же злыми волчатами завоевывал право голоса и уважение В шестом классе, когда началось совместное обучение с девочками, и Алексей получил возможность видеть на переменах сестру, он уже был крепким, широким в плечах, уверенным в себе и довольно наглым подростком. Одноклассники побаивались чернявого пацана, дравшегося как бешеный и всегда готового, если не хватало сил кулаками сломить сопротивление противника, выхватить финку и пустить ее в дело. Правда, до поножовщины дело так ни разу не дошло: сверстники Алексея не сомневались в его способности расчистить себе дорогу любым способом, даже ножом. И потому никогда не переступали опасную черту, предпочитая держаться от этого парня с лихорадочно горящими черными глазами на безопасном расстоянии