Я вообще человек не обидчивый, господин Салливан, радушно откликнулся голос. Так что, будем считать, что выражение «израильский бардак» в этих стенах не звучало вообще. А что касается посла Великобритании мы, конечно же, его пригласим. Хотя, думаю, очень скоро вы сами откажетесь от этой просьбы
Вот даже как Серостанов постепенно привыкал к режущему свету и даже стал различать отдельные черты лица своего следователя. Он был явно не молод, в старомодных очках и обрит наголо. Может быть, сообщите заодно, почему?
Естественно, сообщу, кивнул бритоголовый следователь. Но не раньше, чем получу ответ на несколько вопросов.
Я уже сказал вам: все разговорыв присутствии посла, твердо ответил Серостанов.
Ну, как знаете, следователь пожал плечами и потянулся к телефону. Я вообще-то не очень люблю разговоры подобного рода при свидетелях. Тем более, при таких высокопоставленных, как посол Великобритании в Израиле.
Почему же? Серостанов неожиданно ощутил прилив сил. Как раз присутствие ответственного лица может окончательно устранить любое недоразумение. И заодно не допустить беспредел в отношении гражданина иностранного государства. Так что, не отказывайте себе ни в чем, мистер, и звоните, пожалуйста
А вы действительно уверены в этом? бритоголовый следователь, дважды крутанув наборный диск телефона, вдруг остановился и нацелил палец в грудь Серостанова. А если допустить на секунду, что британский журналист Кеннет Джей Салливан на самом деле вовсе не тот человек, за кого себя выдает?..
И что?
Как это, «и что»?! С глазу на глаз, без посторонних, еще хоть как-то можно будет договорится. В том случае, естественно, если вы и в самом деле не тот, за кого себя выдаете. Впрочем, все это уже не имеет особого значения Ну, так что: приглашать посла, или, во избежание досадных недоразумений, все-таки, поговорим вначале?..
«Хороший вопрос и хорошая пауза», подумал Серостанов, только сейчас разглядев как следует лицо бритоголового следователя, сидевшего за простым столом напротив. Набрякшие, с сине-красными прожилками, мешки под глазами, слезящиеся серые точки за толстыми стеклами очков, неожиданно тонкий и даже изящный для такого плебейского лица нос, две глубокие, похожие на шрамы, параллельные морщины на скверно выбритых на щеках и, главное, этот полированный череп, отражавший направленный в глаза Серостанова садистский конус хирургического света. Следователь сидел, сложив руки на пухлом животике, и смотрел на него невыразительным, ПУСТЫМ, взглядом. Как и все люди его профессии, этот израильтянин прекрасно владел собой и своими жестами. Серостанов знал реальную, истинную цену ТАКИХ взглядов, которая в том и заключалась, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, знает ли этот человек что-то такое, что дает ему право вести себя так уверенно, или просто блефует, импровизируя на ходу и сея панику в душе зажатого в угол противника
Серостанов физически ощущал, как неумолимо ускользают те несколько крупиц времени, отведенных ему для достойного, мотивированного ответа. Опыт и выучка подсказывали Серостанову единственно точную тактику поведения: до последнего момента следовать букве легенды, не вступать ни в какие разговоры со следователем и требовать присутствия посла. Однако инстинкт самосохранения и обострившееся в экстремальной ситуации чутье подсказывали как раз обратноепродолжить разговор и попытаться по ходу выяснить, ЧТО конкретно есть у этого лысого упыря напротив, кроме злосчастной фотокассеты? ЧТО содержат в себе его многозначительные намеки? Блефует ли следователь, или действительно имеет НЕЧТО, дающее ему основание подозревать, что британский журналист на самом деле является агентом советской военной разведки? Ошибка в анализе этой ситуации могла стоить ему головыСеростанов это хорошо понимал. И, поразмыслив еще несколько секунд, принял решение положиться на инстинкт самосохранения.
Знаете, меня вдруг осенило Серостанов говорил медленно, спокойно, с едва уловимой иронией человека, уверенного в том, что все в итоге завершится благополучно. А, может быть, вся эта дикая история с захватом в автобусе, наручниками и лейкопластырем на глазахпросто досадное недоразумение, а? Может, вы просто приняли меня за другого человека? Если так, то вы, безусловно, правы: нет смысла тревожить посла, если мы можем сами разрешить создавшееся недоразумение
Ничего не ответив, бритоголовый продолжал разглядывать Серостанова. Потом медленно отвел руку от телефонной трубки и улыбнулся:
Значит, недоразумение?
Почему бы нет? Серостанов пожал плечами. Да жизнь полна ими, если разобраться
Вы имеете представление, где сейчас находитесь?
Думаю, в полиции.
Я думаю, что вы так не думаете, улыбка сползла с небритого лица следователя. Впрочем, сейчас это не так важно Вы знаете, что мы нашли в левом кармане вашей куртки?
Нет, естественно.
Даже несмотря на то, что ваша рука находилась в момент задержания именно в этом кармане?
Я только ПОПЫТАЛСЯ сунуть руку в карман, уточнил Серостанов. Но ваш молодчик чуть не ампутировал мне кисть своим захватом
Вам будет обеспечена надлежащая медицинская помощь.
Я бы хотел получить ее на родине.
Я уже говорил: такая возможность представиться вам не раньше, чем через восемь лет.
У вас мрачноватый юмор, господин.
Даже если допустить, что вы действительно думаете, что находитесь в полиции, все равно не стоит так переигрывать, мистер Салливан: в отличие от нашего ведомства, в полиции вообще не шутят. Особенно, при исполнении служебных обязанностей Я согласен: выглядит все действительно мрачно, но такова реальность. И только от вас зависит, в какую именно сторону она станет развиваться.
Предлагаете альтернативу?
В природе все альтернативно.
Похоже на торг.
Так оно и есть, спокойно подтвердил следователь. Я предлагаю вам сделку.
Но какую-то странную Серостанов провел рукой по волосам. Я все никак не могу понять причину: почему я должен покупать то, что вы пытаетесь мне всучить?
Потому, что вы пойманы с поличным, спокойно, все с тем же, пустым выражением глаз, ответил бритоголовый. И факт задержания во всех деталях снят на видеопленку. Потому, что на катушке фотокассеты, на которой запечатлены вовсе не виды Тель-Авива, а схемы и чертежи одного э-э очень важного и секретного объекта, находящегося в ведении министерства обороны, остались идеальные узоры ваших пальчиков. Потому, что кульминационный момент, когда связной опускал кассету именно в ваш карман, снят крупным планом с шести точек, как фотомодель. Потому что все это вкупетипичный, ДОКАЗАТЕЛЬНЫЙ шпионаж. Хотите еще причины или достаточно уже сказанного?
Послушайте, но это же дикость средневековая! вспылил Серостанов. Какой-то сумасшедший или провокатор сунул мне в карман долбаную кассету с долбаными кадрами, и это, по-вашему, достаточно, чтобы обвинить меня в шпионаже?! Да я понятия не имею ни о кассете, ни о человеке, которого вы снимали, как фотомодель, ни о вас, черт бы вас подрал!.. Голос Серостанова сорвался на крик. Мне нет никакого дела до ваших проблем! Катитесь к черту со своими шпионскими историями! Мне это надоело, так что, вызывайте немедленно посла. А уж о ваших следовательских приемчиках очень скоро узнает вся мировая прессауж я побеспокоюсь!..
Значит, вам нужны еще причины, флегматично вздохнул бритоголовый. Странно, а ведь внешне вы производите впечатление умного человека
Вы тоже, огрызнулся Серостанов.
Стоп! бритоголовый поднял руку жестом постового милиционера. Перестанем хамить друг другу и спокойно разберемся. Есть одна деталь, о которой я вам не сказал: человек, опустивший фотокассету в карман вашей куртки, является агентом ГРУ
Что это такое? поморщившись, спросил Серостанов.
Вы переигрываете во второй раз, сэр, спокойно отметил следователь. Но не будем отвлекаться. Итак, агент советской военной разведки опускает кассету с ценнейшей стратегической информацией в карман куртки британского журналиста. Почему? Я бы еще мог понять, будь вы журналистом чешским. Или болгарским. Или, на худой конец, китайским. Но русские с англичанами не сотрудничали даже в те годы, когда были союзниками, верно? И уж, тем более, в области разведки. Что-то тут не стыкуется, вы согласны? Либо агент действительно ошибся карманом, либочто представляется мне куда более вероятнымвы и есть тот самый почтовый ящик, в который он должен был опустить свою посылку
А вы спросите об этом у него Серостанов продолжал лихорадочно прощупывать ситуацию. Может быть, этот самый агент скажет вам, что действительно ошибся. Хотя шпионы, насколько мне известно, правдивыми бывают только во сне
Этот человек мертв, спокойно сообщил следователь. Как видите, я с вами полностью откровенен.
Вы убили его? изумление Серостанова было неподдельным.
Боже упаси! Следователь отчаянно замотал головой. Он сам о себе позаботился. Такой, знаете ли, романтик-идеалист на переднем крае борьбы с буржуазией: лучше смерть, чем вражеский плен. В исторической литературе я что-то читал о подобных нравственных установках, но на практике сталкиваюсь с таким впервые. Возможно, если бы кто-нибудь из его начальников позаботился объяснить парню, что в Израиле к буржуазии относятся так же подозрительно, как и на его родине, он не торопился бы разгрызать ампулу с цианидом
У меня никаких ампул при себе нет, бледное лицо Серостанова перекосилось. Как, впрочем, нет и поводов кончать жизнь самоубийством. Давайте заканчивать, господин следователь: меня утомила эта идиотская история
Еще один вопрос, и мы заканчиваем.
Надеюсь, что действительно один, вздохнул Серостанов и внутренне сжался.
Кто вы такой, мистер Кеннет Джей Салливан? Действительно британский журналист, завербованный ГРУ или профессиональный нелегал?
Я отвечу на ваш вопрос в присутствии посла.
Глупо! пожал плечами бритоголовый. При всех вариантах глупо. Даже если вы действительно английский журналист, аккредитованный в Каире, а все случившеесянедоразумение, вы тем более не должны быть заинтересованы в присутствии здесь высокого должностного лица. Зачем посольству знать о досадном инциденте, который, вполне возможно, впоследствии негативно скажется на вашей профессиональной карьере, если вы сами, господин Салливан, ответив на мои вопросы, способны поставить точку в этой истории? Вы не согласны?..
Серостанов угрюмо молчал. В голову лезли банальные ассоциации, вроде матерого волка, угодившего в стальной капкан и пронзительно ощутившего свое бессилие. Боли он не чувствовалтолько злость. На себя, на эту страну, на своих высоких начальников, сунувших его голову в самое пекло
Я ведь с вами достаточно откровенен продолжал втолковывать бритоголовый, удобно подперев отвисшую щеку ладонью. Я не блефую, не пытаюсь оказать психологическое давление, а просто раскрываю перед вами ход своих мыслей. Вы же понимаете, господин Салливан, что ваши фотографии, документы, связи, происхождение и генеалогия УЖЕ досконально прорабатываются. Возможно, это займет час, может быть, пару месяцев, но в конце концов мы будем знать о вас все. Правда, к этому моменту ваша судьба будет уже решена
Прямо как в плохом кино, пробормотал Серостанов. Добровольно признание облегчает участь
Не облегчает, господин Салливан, а ОПРЕДЕЛЯЕТ! спокойно уточнил следователь. Разницу улавливаете?
Не совсем
Понимая, что шансов освободиться из капкана нет, Серостанов инстинктивно тянул время, полагаясь на чудо, на благосклонность удачи, которая так неожиданно, так предательски отвернулась от него.
Если вы на самом деле британский журналист Кеннет Джей Салливан, то должны немедленно рассказать мне все. Сейчас же! И тогда мы вместе подумаем над сложившейся ситуацией и постараемся найти выход, который не отразился бы на вашей профессиональной карьере и, заодно, учитывал наши интересы.
А если не тот? тихо спросил Серостанов.
А если не тот? голос бритоголового неожиданно зазвенел. Тогда вы обязаны были сделать то же самое, но сразу после того, как я содрал с ваших глаз пластырь! Если не тот, то вы, господин Салливан, просто кретин, а не профессионал! Почему, попав к нам в руки, вы так бездарно разбазарили время? На что вы рассчитывали? Что здесь поверят в ваши сказки о британском журналисте, приехавшим в Израиль в творческую командировку?.. Да такие вещи досконально проверялись и перепроверялись еще до изобретения компьютеров
А если не орать?
Простите Бритоголовый снял очки и стал протирать платком толстые стекла. Просто вы меня очень удивили Сколько вам лет?
Тридцать пять.
Совсем еще молодой Следователь водрузил очки на тонкий нос и пристально посмотрел на Серостанова. А мне шестьдесят четыре.
При свете лампы, бьющей прямо в глаза, вы выглядите моложе.
Вы ведь русский, верно?
Да, русский. Вернее, советский.
Давно в военной разведке?
Пятнадцать лет.
Звание?
Подполковник.
Ого! серьге точки глаз следователя блеснули. Неплохая карьера.
И я так думал. До вчерашнего дня.
Направление работы?
Ближний Восток.
Связи с британской разведкой?
Чисто формальные. Как сотрудник корпункта в Каире несколько раз проходил собеседования в МИ-5.
Готовы сотрудничать или полны решимости участвовать в показательном процессе в качестве обвиняемого в шпионаже против государства Израиль?
Восемь лет? улыбка на губах Серостанова выглядела печально.
Это минимум.
А потом?
Потом? Депортация Бритоголовый пожал плечами. Вы не за железным занавесом, а в цивилизованной стране, постарайтесь это понять. И тяжесть вашего проступка определит не конкретное лицо в разведке или контрразведке, а суд. На вас распространяются международные законы, и мы не станем их нарушать. Я сам в прошлом солдат, офицер, и слово «присяга» для меня не пустой звук. Нежелание офицера советской военной разведки сотрудничать со следствием будет воспринято нормальноэто я могу вам гарантировать. Также, впрочем, как и согласие сотрудничать с нами Решайте сами, господин Салливан.
В чем будет выражаться это сотрудничество?
В деталях сказать ничего не могуэто уже не мое ведомство, бритоголовый развел руками. А в принципевсе то же нарушение воинской присяги. Хотя, не в порядке уговоров, а в качестве информационного обеспечения, могу сказать, что в современных спецслужбах агенты-двойники и даже тройники давно уже не редкость. Наверное, это как-то связано с либерализацией уголовных кодексов цивилизованных стран
И в израильской разведке тоже?
Это мне неизвестно, сухо отрезал следователь. Яофицер контрразведки
* * *
А я тебе говорю, Моткеле, что это холоймес
Гордон моргнул слезящимися глазами, облизнул синеватые губы и потянулся за маленькой бутылочкой с минеральной водой, с которой он не расставался, как послеоперационный больнойс капельницей.
«Господи, до чего же я ненавижу эту мумию», тоскливо подумал Моти Проспер, внутренне передергиваясь от мерзкой манеры Гордона жадно глотать воду, присосавшись к пластиковому горлышку бутылки. Проспер был одним из пяти человек в высшем руководстве Моссада, которому было известно о предстоящей в скором времени отставке Шабтая Гордона, возглавлявшего израильскую политическую разведку почти тридцать лет. Занимая пост одного из трех заместителей главы Моссада, отвечавшего за работу в ближневосточном регионе, Моти Проспер ненавидел своего высохшего от старости и въедливости босса по многим причинам. Он был моложе Гордона на целых тридцать лет, имел в отличие от него, прекрасное образование и прочные связи в правительстве, пользовался безукоризненной репутацией, как один из самых способных и перспективных руководителей израильской разведки Но, несмотря на эти бесспорные плюсы, он по-прежнему довольствовался в Моссаде положением «вечно второго» при казавшемся бессмертном Шабтае Гордоне. Моти Проспер был достаточно умен и самокритичен, чтобы не задавать себе вопрос «Почему?». Поскольку давно уже знал ответ: обладая характером типичного консерваторане склонного к риску, без которого сам Проспер не представлял себе эффективность спецслужбы, бюрократически въедливого и неизменно подозрительного ко всем вокруг, престарелый, с трудом передвигающийся в пределах своего служебного кабинета и ничего не смыслящий в мощных компьютерах, спутниках-шпионах и прочих электронных штучках, которыми в последние годы стремительно обрастал Моссад, Шабтай Гордон продолжал оставаться природным гением политической разведки. Как и тридцать лет назад, Гордон опирался в работе только на собственный опыт, аналитический склад ума и феноменальную интуицию. Блестящие знания, полученные Проспером в стенах юридического факультета Гарвардского университета, его широчайший кругозор практически во всех областях, в той или иной степени относящихся к работе в разведке, попросту мерк перед природной хваткой и допотопным стилем Гордона, который Проспер упорно, с в общем-то несвойственной этому умному и проницательному человеку зашоренностью, не хотел признавать. Отдавая при этом должное потрясающей, подчас, просто убийственной эффективности гордоновского руководства: на глазах дряхлевший шеф Моссада, которому пошел восемьдесят первый год, по-прежнему не делал ошибок. А его официальный преемник, вместо того, чтобы анализировать этот допотопный, странный, во многом, противоречивый МЕТОД, искал причину успехов чуть ли не в оккультных областях. То было не столько проявление упрямства Проспера или зависти к никогда не ошибающемуся боссу, сколько типичное противоречие между представителями двух разных поколений: Моти Проспер даже мысли не допускал, что в эпоху компьютеризации и микрокалькуляторов, самый точный «обсчет» ситуации достигается с помощью примитивного ручного арифмометра