Ну, так.
А теперь скажите откровенно, как есть: что мешает вам именно так и поступить?
Что мешает?.. Проспер поскреб всей пятерней коротко стриженный затылок. Сразу несколько причин.
Назовите самую главную.
Я никогда не сажусь за карточный стол, если не знаю правил игры, спокойно ответил Моти Проспер.
А если какое-то время постоите за спиной играющих и внимательно понаблюдаете? Серостанов вдруг хитро подмигнул Просперу. А если вдруг в процессе игры вы поймете и правила, и психологические особенности игроков, и, главное, то, что шансы на успех у вас, все-таки, есть?
Тогда, может быть, и сыграю
А, может быть, откажитесь.
А, может быть, откажусь.
Шансы примерно пятьдесят на пятьдесят, да?
Шестьдесят к сорока, уточнил Моти Проспер.
В пользу того, что сыграете?
В пользу того, что откажусь.
Все равно, этого хватает, кивнул Николай. Вполне хватает
Хватает, простите, для чего?
Чтобы они решили рискнуть, поставить именно на такое развитие событий и сыграть.
Вы говорите о русских?
Или о сирийцах, Серостанов пожал плечами. Или о сирийцах вместе с русскими Какая в конце концов разница?..
Хорошо, допустим! Моти Проспер встал и, прислонившись к стене, скрестил руки на груди. Я перевербовываю вас, господин Серостанов, снабжаю нужной нам пленкой и отправляю к арабскому связному в лагерь «Хезболлах» Выагент советской военной разведки, нелегал, работающий под крышей британского журналиста. Как сирийцам удастся привязать вас к Израилю? Я ведь не собираюсь отправлять им микропленку с фотокопией вашего согласия сотрудничать с израильской разведкой
А им эта фотокопия вообще без надобности!
Почему? на смуглом лице Проспера застыла гримаса искреннего недоумения. Почему это фотокопия им без надобности?
Потому, что они уже ИМЕЮТ на руках необходимые доказательства, спокойно ответил Николай. Это ведь ОНИ, а не вы назначили время моей встречи с агентом на тель-авивской автобусной станции, верно? Следовательно, в тот момент, когда агент советской военной разведки опускал кассету с фотопленкой в карман моей куртки, когда ваши плейбои с железными клешнями брали меня в автобусе и со всеми подобающими такому случаю почестями вели к своей машине, какой-то малозаметный человек, заблаговременно выбрав наиболее удачный ракурс из окна какой-нибудь частной квартиры или офиса, фотографировал или, скорее всего, вел видеосъемку всего происходящего. Даже при несомненном актерском даровании ваших парней, индентифицировать их как сотрудников израильской контрразведки для профессионалане проблема. Вы согласны со мной?..
Моти Проспер молчал.
Молчал и Серостанов, анализируя оставшиеся несостыковки в своей версии.
Вы хотите сказать, Серостанов, что вашим шефам этих доказательств будет вполне достаточно, чтобы, подставив вас, дать своим арабским союзникам повод обвинить Израиль в связях с одной из воюющих сторон?
Думаю, да.
Соответственно, тот человек, которому вы должны передать фотокассету, будет также подставлен?
Не просто подставленфизически уничтожен, бесстрастно уточнил Серостанов. Вместе со мной. В этом спектакле нам с ним отведена весьма незначительная, я бы даже сказал, эпизодическая роль
И ваши шефы в ГРУ идут на этот многосложный, труднопросчитываемый вариант, не имея толком даже пятидестипроцентной уверенности, что израильская разведка клюнет на этот крючок?
А чем они, собственно, рисковали? Серостанов посмотрел на израильтянина.
Чем рисковали? Проспер поджал губы. Пожертвовать двумя своими агентами, один из которых работает под надежной крышей в Египте, а другой гонит в Москву стратегическую информациюэто, по-вашему, не риск? Неужели цель, которую они преследуют, оправдывает столь серьезные жертвы?
Вы же сами сказали, что донесение агента, с которым меня взяли ваши люди, было не первым, верно?
И что?..
Всякий раз, когда Николай упоминал об этом агенте, на лице Моти Проспера появлялось выражение, словно он только что принял таблетку аспирина и безуспешно ищет, чем бы ее запить.
Следовательно, аналитики в ГРУ вполне могли составить общее, а возможно и детально представление о характере разработок в этом вашем секретном центре. Опять-таки, если речь идет о средствах доставки, то это, вероятнее всего, либо чисто американская технология, либо совместная с США израильская разработка. Следовательно, дополнить эту информацию можно из других источников, не так ли? Благо, недостатка в таких возможностях не наблюдается. Мне, конечно, неизвестно, как долго работал этот агент, но в любом случае срок эффективного использования ему подобных не бесконеченрано или поздно вы бы все равно его раскрыли
В чем вы пытаетесь меня убедить, господин Серостанов?
В том, что жертва этого агент совершенно корректна.
А как насчет вас, Серостанов? язвительно хмыкнул Моти Проспер. Вот так, спокойно, сплавить нелегала, успешно работавшего почти десять лет?
Вначале надо узнать, почему обо мне забыли на два года
Тоже верно, вздохнул Проспер и вернулся в свое кресло за письменным столом. Попробуем подвести итоги, господин Серостанов Знаете, что убеждает меня в искренности вашего желания разобраться в этой головоломке?
Нет, не знаю.
Если ваша версия вернаа я думаю, что, за исключением нескольких деталей, так оно и есть, то вы, Серостанов, в любом случае остаетесь в чистом проигрыше. Моти Проспер виновато развел руками. Механизм тайной операции разгадан, резоны против вашего использования в качестве агента-двойника совершенно очевидны. Вам остается только то, что естьпримерно три-четыре года тюрьмы, учитывая ваше добровольное сотрудничество со следствием, а затем депортация на родину с непредсказуемыми последствиями. Что, впрочем, в любом случае приятнее, нежели физическая ликвидация в лагере «Хезболлах»
Очевидно, я настолько увлекся анализом, что просто не успел подумать о себе, пробормотал Николай. Хотя с другой стороны, впереди у меня вполне достаточно времени
Какое-то время Моти Проспер молчал, сосредоточенно обдумывая какую-то мысль. Потом резко вскинул седую голову и спросил:
Скажите, господин Серостанов: вы действительно уверены, что ГРУ вами пожертвовало?
Какое это теперь имеет значение? поморщился Николай. И к чему вообще вся эти упражнения в практической психологии?..
И все-таки, ответьте на мой вопрос.
Я бы с радостью принял ваши возражения с убедительными доказательствами. То есть, я был бы рад ошибиться. Но, думаю, я прав. Хотя это как раз тот самый случай, когда особой радости от своей правоты я не испытываю
А что вы испытываете, господин Серостанов?
А что бы вы испытывали на моем месте?
Не представляю себя на вашем месте! Проспер несколько раз энергично качнул головой. Действительно не представляю
Надеюсь, вы не собираетесь доказывать, насколько гуманна ваша страна в сравнении с моей? окрысился Николай. Или вы в самом деле уверены, что никогда бы не оказались в моей ситуации?
Боже упаси! Моти Проспер тяжело вздохнул. Я просто подумал, насколько паскудной порой может быть наша профессия
Спасибо за сочувствие, Серостанов сдержанно кивнул. Похоже, мы обсудили все вопросы, представлявшие взаимный интерес?
Торопитесь в камеру?
Хотите пригласить меня в бар?
Хочу задать вам еще пару вопросов.
О, господи! вздохнул Николай. Сколько же можно?!..
Потерпите, улыбнулся Проспер. Мы с вами очень продуктивно и качественно работаем
Еще бы, усмехнулся Николай. Я вот, к примеру, скостил себе уже года два-три тюрьмы. Того и гляди, в конце разговора вовсе могу выйти на волю с чистой совестью
Давайте предположим, что вам каким-то фантастическим образом удалось сбежать из тюрьмы и покинуть Израиль Моти Проспер пристально смотрел на Серостанова. Что бы вы стали делать, господин Серостанов?
Не знаю Николай покачал головой.
А вы подумайте как следует, это не праздный вопрос.
Я действительно не знаю.
Вернулись бы в Москву, к своим?
Это совершенно невозможно.
Поехали бы в Каир? В Лондон?..
Нет, не думаю
Ну, куда-то же вы должны будете вернуться?
Куда бы я не вернулся, моя песенка спета, негромко произнес Серостанов. Даже в том случае, если вы вдруг проявите благородство и отпустите меня на все четыре стороны. Доказывать своим, что я сидел у вас почти трое суток только потому, что не было мест в отеле, я, естественно, не стану. Меня найдут, выпотрошат, выяснят все, а потом Даже не хочу думать, что будет потом
А если допустить на секунду, что не было таинственного фотолюбителя или кинооператора, который заснял на пленку сцену вашего ареста на автобусной станции? продолжал допытываться Проспер. То есть, допустить, что нет документальных подтверждений ваших контактов с израильской контрразведкой?
Сплошная гипотетика! Серостанов пожал плечами. Если бы я вдруг очутился за границей Если бы не было фотосъемки Вы выглядите очень усталым, откуда у вас берутся силы на пустые разговоры?
Знаете, господин Серостанов, у меня тоже возникла идея Моти Проспер выставил перед Серостановым указательный палец. В конце концов, должен же и я хоть чем-то дополнить поток вашего аналитического сознания
Серостанов молча смотрел на израильтянина. В этот момент он чувствовал себя полностью опустошенным.
Давайте попробуем в последний раз обрисовать развитие событий по вашей версии Проспер убрал палец в сжатый кулак. Итак, допустим, что Моссад клюнул на аппетитную наживку и пошел по тому самому пути, который, собственно, наметили авторы этого сложного сценария. Решив сыграть по их правилам, мы заключили с вами контракт о сотрудничестве, снабдили другой фотопленкой и отправили обратно
Я опоздал к месту встречи почти на трое суток, перебил Николай. Объяснение?
А зачем объяснять? Проспер пожал плечами. Объяснять как раз-таки ничего и не надо! По вашей же версии, господин Серостанов, они прекрасно осведомлены, где именно вы были все это время. Главное, чтобы британский журналист Кеннет Салливан появился в лагере «Хезболлах» с фотопленкой. Верно?
Серостанов кивнул.
Итак, вы возвращаетесь. Летите в Каир, договариваетесь со своим начальством о командировке в Сирию, после чего выходите на встречу с тем самым арабом. Встреча, естественно, подготовлена. И вас, после того, как пленка передается по назначению, ликвидируют? Пока все идет по вашему плану, так?
К сожалению, так, пробормотал Николай.
А теперь, пожалуйста, повторите в точности инструкции, полученные вами от связного в Каире.
Я ведь говорил уже! воскликнул Серостанов. Ну, сколько можно?!..
Последний раз по моей личной просьбе, устало улыбнулся Проспер. Сделайте мне личное одолжение, господин Серостанов.
Хорошо! выдохнул Николай и протер глаза, слезящиеся от едкого сигаретного дыма. Через день-два после возвращения в Каир я должен был связаться с Лондоном и сказать шефу отдела Ближнего Востока, что хотел бы вылететь на несколько дней в Сирию, поскольку у меня появилась возможность сделать репортаж из лагеря «Хезболлах». Получив разрешение, я в тот же день отправляюсь в командировку. В Дамаске меня должен встретить Хосров эль-Шатир, чиновник протокольного отдела сирийского МИДа, который будет сопровождать меня до места встречи
Не упускайте ничего, господин Серостанов, Моти Проспер предупреждающе выставил указательный палец. Будьте предельно собранны!
Я со стенографической точностью излагаю инструкции, полученные от связного! огрызнулся Николай. Только от первого лица
Извините. Продолжайте, пожалуйста
Как следует из инструкций, именно этот эль-Шатир будет сопровождать меня до лагеря шиитов, который находится в 140 километрах севернее долины Бекаа, неподалеку от деревни аль-Рутаки
Там, кстати, действительно расположена база «Хезболлах», чуть слышно обронил Проспер. Причем довольно крупная
В лагере ко мне должен подойти мужчина и сказать по-арабски: «Я бы очень хотел, чтобы вы сфотографировали меня вместе с моим другом. Но его убили в семьдесят третьем году» Этому человеку я должен передать пленку
А дальше? Проспер впился взглядом в Серостанова. Что дальше?
По сценарию? сухо осведомился Николай.
По инструкции.
По инструкции, сразу же после выполнения задания я должен вернуться в Каир, сдать готовый репортаж и, сославшись на то, что все рождественские каникулы торчал в Египте, попросить несколько дней отпуска, чтобы провести уик-энд в Лондоне. Получив разрешение, я должен вылететь в первый же четверг вечером в Эр-Риад, а оттуда, через Бухарест, в Москву. Связной сказал, что в Москве я получу новые инструкции. В воскресенье вечером я должен был вернуться в Каир
Все?
Все, кивнул Серостанов и тяжело откинулся на спинку стула.
Вот теперь, кажется, у меня возникла настоящая идея улыбнулся Проспер и встал. Сделаем небольшой перерыв, господин Серостанов. Я распоряжусь, чтобы в камере вам дали бутылку с колой
С чего это вдруг такая щедрость? хмыкнул Николай.
Заслужили
6
Париж. Аэропорт Орли.
Февраль 1986 года
Надеюсь, Валечка, ты понимаешь, что этот разговорне самый приятный для меня?
Догадываюсь, вздохнула я.
Я родилась слишком самолюбивым и ранимым человеком, чтобы позволять кому бы то ни было распоряжаться хотя бы частичкой своей души. Не прибегни я к этим мерам безопасности, меня бы уже давно не было на свете, Валечка. Ведь женщина по сути своейслишком уязвимое существо, самой природой запрограммированное на медленное самоуничтожение. Она убивает себя постоянно, разрывая сердце и растаскивая душу с мазохизмом клинической больной на обязательства перед родителями, нежность к детям, верность мужу и страсть к любовникам. И я добилась своего, Валечка, поскольку имела все, о чем только может мечтать любая полноценная женщина: любовь достойных мужчин, профессиональное признание и деньги, которые давали мне возможность предаваться, не думая о последствиях, сугубо бабским глупостям, верность настоящих друзей и ненависть могущественных врагов
Но вы ведь тоже любили, Паулина.
Нет, милая женщина печально покачала головой. Никогда и никого я не любила. Я лишь ПОЗВОЛЯЛА любить себя. Кстати, это было очень удобно
Удобно не любить?
Очевидно, выражение ужаса на моем лице было настолько неподдельным, что Паулина печально улыбнулась.
Представь себе, девочка
Это ужасно, Паулина!
Возможно, кивнула эта странная женщина. Хотя давало определенные преимущества
О каких преимуществах вы говорите?
Меня никогда не трясла лихорадка перед встречей с возлюбленным, я не пыталась гипнотизировать телефон, когда он молчал месяцами, не заламывала от восторга руки, получая с посыльным роскошные букеты цветов, и не придавала ни малейшего значения пылким и насквозь лживым, продиктованным минутой порыва, словам любви, которые периодически нашептывались мне на ухо Стоя под душем, я тщательно, мочалкой, смывала с себя всеот следов ласк до иллюзий, которыми переполнена душа любой женщины после ночи любви. А потом застегивала лифчик, натягивала юбку с кофтой, приводила в порядок макияж и шла, не оглядываясь, дальшеникому ничем не обязанная, ни от кого не зависящая
А дети?
Вот-вот! чуть слышно пробормотала Паулина, и я вдруг увидела на ее мраморном лице морщинуодну-единственную, но отчетливую, резко перечеркнувшую высокий лоб и как-то сразу, на какое-то мимолетное мгновение, обозначившую истинный возраст этой непостижимой женщины. В любой, даже самой изощренной системе защиты, Валечка, обязательно есть слабое место. Правда, понимаешь это, когда ничего уже изменить нельзя. Знаешь, я часто вспоминала те две недели в семьдесят восьмом году, которые мы провели в «Мэриотте». Помнишь Майами, Валечка?
Разве это можно забыть?..
Видит Бог, мне вовсе не хотелось вкладывать в свой ответ какие-то эмоции, но подсознание отреагировало быстрее, и она это, конечно, почувствовала: общение с Паулиной на самом деле глубоко запало мне в душу. Хотя, наверное, я бы предпочла, чтобы ощущение той неосознанной близости, какого-то родства душ, и дальше оставалась только тревожным, будоражащим душу воспоминанием