- Все. - Клава взяла чашечку и отпила немного кофе. Нет, не умеет его секретарша варить настоящий кофе.
- Ну и послушай сама, что ты говоришь. «Если предположить Гораздо более вероятно Они сказали Вряд ли могла» Это и есть твоя доказательная база? Клавдия, ты сколько лет в прокуратуре?
- Но Владимир Иваныч, я
- Никаких «но»! - прервал ее главный. - Ты меня просто поражаешь. Я не удивился бы, если бы услышал это от какого-нибудь стажера, но ты Я уже пятый твой начальник, насколько я знаю.
- Шестой, - тихо сказала Дежкина.
- Вот именно, шестой. И меня ты переживешь, и седьмого. Неужели ты сама не понимаешь, что вообще нет никаких оснований для возбуждения дела?
Клава не ответила.
- Ну хорошо. - Владимир Иваныч хлопнул ладонью по столу. - Давай так сделаем - если ты скажешь мне это дело возбудить, я так и сделаю. Но только знай - если оно развалится, отвечать будешь не ты, а я.
Сами за себя вы все готовы ответить, а вот рискнуть карьерой другого человека ты можешь? Готова поставить ее на карту?
Клава молчала.
- Ну что же ты, давай. Если ты так уверена в своей правоте, если точно знаешь, что это действительно убийство с отягчающими, и сможешь это доказать в суде, то только скажи, и дело будет открыто. Чего молчишь?
- Извините, наверно, вы действительно правы, - тихо сказала Дежкина и встала. - Не надо.
- Без обид? - спросил главный, улыбнувшись.
- Без обид. Спасибо за кофе. - Клавдия улыбнулась в ответ и вышла из кабинета.
Да, все это действительно нужно было выбросить из головы. Что у нее, своих забот мало? Ей что, больше всех нужно? Или ей за это премию дадут? И с чего это она вообще решила, что может вот так кого хочет обвинить в преступлении, которого, может, и не было. Ее попросили помочь найти старую склеротичку, она помогла, вот и все. Нет чтобы радоваться, что доброе дело людям сделала, так она еще злится на себя за то, что не смогла их посадить.
- Привет, Клавдия Васильевна, как жизнь?
- Отлично, Игорек. Что нового? - Скинув пальто Порогину на руки, она уселась за свой стол. - Давай мне протоколы допросов по новым делам. Пришли уже?
- Да, вон в желтой папке у вас на столе.
- Отлично. - Клава схватила папку и развязала тесемку. - Калашникова где? Не звонила?
- Звонила, просила извинить, если задержится. Проспала.
- Извиним. - Быстро просматривая один протокол за другим, Дежкина откладывала их в сторону. - А протоколы обысков где? А из лаборатории результаты еще не пришли?
- Нет, не пришли пока.
- Привет всем! - в комнату заглянул жизнерадостный Левинсон. Увидев, что Калашниковой нет, смело вошел и уселся на стол. - Рассказываю. Держитесь за стулья. Арестовали трех пацанов из РНЕ за нацистскую агитацию. Посадили в обезьянник, все чин чином, а они на следующий день петицию на имя прокурора. И пишут, что всю ночь менты издевались над ними в особо изощренной форме. Знаете, как издевались?
- Как? - спросил Порогин.
- У милиционера, который их охранял, была фамилия Фридман. Они посчитали, что это такая пытка была, что от еврея зависело, выводить их в сортир или нет. Не могут же они еврея просить, чтоб выпустил их, пардон, помочиться. Всю ночь, бедные, терпели. Под утро один не вытерпел.
- Что, попросил? - поинтересовался Игорь.
- Ну что ты, как можно?! - Евгений Борисович закатился от смеха.
- Смешно, - сказала Клавдия, даже не улыбнувшись.
- Дежкина - Левинсон подошел к ней и присел на край стула. - Клавдия, ну, может, выручишь? Сходи за меня в это «Времечко». А то сегодня эфир, а я так и не нашел никого.
- А Патищева что, отказалась?
- Патищева не отказалась, но она двух слов толком связать не может - ты же знаешь - профорг. Выручай.
- Нет, не могу. - Клава отложила протокол. - Я же уже сказала. Даже не проси.
- Ну как знаешь. - Евгений Борисович вздохнул и встал. - Придется, видно, мне самому отдуваться.
На столе зазвонил телефон. Клава взяла трубку.
- Алло, ма. - Это была Ленка. - Ма, ты сегодня во сколько вернешься?
- А что такое? - спросила Клава. - И Лен, я же просила тебя не звонить мне на работу по пустякам.
- Это не по пустякам. Понимаешь, ма, меня Борька Зотов в «Три обезьяны» пригласил на ночную дискотеку. Можно я пойду?
- Куда? В какие еще «обезьяны»?
- Это клуб такой, «Три обезьяны» называется, - тихо сказал Игорь. - Классное место.
- Никаких обезьян! - строго сказала Клава. - И чтобы я этого больше не слышала. Ты все поняла?
- Ну ма
- Ты все поняла, я еще раз спрашиваю?
- Поняла.
- Вот и хорошо. - Клава посмотрела на часы. - Кстати, ты почему еще не в школе?
- Я в школе, - ответила дочь.
- Да? А откуда же ты тогда звонишь?
- А я по его сотику. По Борькиному.
- По какому еще сотику? - опять не поняла Клава.
- Ну по сотовому телефону. Ты совсем отстала, ма.
- Все равно, не важно. Никакой ночной дискотеки, я еще раз повторяю. Все. После школы домой, учить уроки. Приду - проверю! - Клава положила трубку. - Вот ведь детишки пошли. В «Три обезьяны» она собралась, мартышка.
- Радуйтесь, Клавдия Васильевна, что пока еще спрашивает. - Игорь ухмыльнулся. - Скоро просто будет ставить в известность. А потом и этого делать не будет.
- Ох, ладно, мне работать надо. - Клава полезла в сумочку и достала очки. Вместе с очками из сумки выскочил какой-то листок бумаги и упал на пол. Клавдия нагнулась и подняла его.
Это была фотография Дарьи Александровны Редькиной. С черно-белого снимка на Клавдию смотрела маленькая седая старушка в сто лет назад вышедшем из моды платье в горошек и как-то робко улыбалась. Простая такая старушка. Это ее прошлой ночью полосовали на операционном столе в анатомичке. Правда, похожа там она была больше на высушенную мумию, чем на человека.
«Похудела немного, и волос поменьше», - вспомнила Клавдия слова Светланы. Похудела немного
- Соедините меня с гаражом, - попросила она, сняв трубку внутреннего телефона. - Алло, это гараж? Давыдова можно? Привет, Петр, это Дежкина. Через десять минут я на углу.
- Я не могу сейчас, мне заправляться ехать нужно.
- Вот по дороге и заправишься, - сказала Клава и повесила трубку.
- Надолго? - коротко спросил Порогин.
- Не знаю. - Дежкина пожала плечами. - Когда Ирина придет, скажешь, чтоб занялась этими протоколами, которые сегодня принесли.
- Хорошо, передам. Если будут звонить, что сказать?
- Не знаю. - Клава пожала плечами. - Соври что-нибудь
10.20
Дверь открыли сразу. Света посмотрела на Клавдию и молча отступила, давая ей пройти.
- Петр, подожди меня внизу, - сказала Дежкина Давыдову, который собрался войти вместе с ней.
- Да я тут, в коридорчике
- Я сказала - внизу! - Клава закрыла дверь прямо перед его носом.
- Проходите. - Света тихо пропустила ее в комнату.
- Здравствуйте, - поздоровалась Дежкина с маленького роста полным лысоватым мужчиной. - Вы, наверно, Антон Ильич?
- Федоричев Антон Ильич, - ответил тот, пристально глядя на Клавдию маленькими глазами.
Клава села на стул. Супруги расположились напротив нее рядышком друг с дружкой. Некоторое время так и сидели, молча изучая друг друга.
Вглядываясь в непроницаемые лица этих серых обывателей, Клава пыталась понять, права она или нет. Хоть бы крупица на ту или иную чашу, чтобы нарушить зыбкое равновесие.
- Вы, собственно, по какому вопросу? - спросил Федоричев каким-то неприятным скрипучим голосом.
И эта сухая канцелярская фраза как лезвием полоснула по мозгу. Ну конечно, как она могла сомневаться. А теперь он сидит и спрашивает, по какому она вопросу.
- Вчера вечером произвели вскрытие, - сказала она спокойно, внимательно наблюдая за реакцией этих двух людей.
- Мы знаем, - так же спокойно ответил Федоричев, как будто речь шла не о женщине, которая его вырастила, а о совершенно постороннем предмете.
- А я знаю, что вы знаете. - Клава улыбнулась одними губами.
Это было как поединок, как дуэль. У кого больше выдержки, тот и победил. Обычно Клавдия заранее знала, что сможет победить, была уверена, что у нее нервы окажутся крепче, потому что она права. Но, вглядываясь в эти непроницаемые, каменные лица, она вдруг почувствовала, что сейчас такой твердой уверенности в ней нет. У этих людей нервы, как канаты. Если у них вообще есть нервы.
- И что показало вскрытие? - спокойно спросил Федоричев, вдруг одним махом перехватив инициативу.
- Смерть от переохлаждения, - ответила Дежкина.
- Тело уже можно забрать? - Теперь уже он задавал вопросы, а она должна была отвечать. Это никуда не годилось.
- Можно. Но я пришла не за этим.
- А за чем? - Федоричев слегка приподнял бровь, как будто был немного удивлен. Нет, он действительно хорошо держится.
Клавдия вдруг отвернулась от него и повернулась к Светлане. Интересно, а у нее какие нервы?
- Я пришла посоветовать вам самим прийти. И нам будет легче, и вам, конечно.
Светлана как-то побледнела в одно мгновение, заморгала глазами и быстро залепетала:
- Нет, Клавдия Васильевна, вы все неправильно поняли, мы эту задвижку давно хотели снять, еще на прошлой неделе, а что касается телефона, то
- Успокойся, милая. - Федоричев положил руку ей на плечо, оборвав на полуслове. - Гражданина следователя это не интересует. Или гражданку? Как вас называть? Может, товарищ следователь?
- Госпожа. - Клава еле сдерживала злую иронию. - Госпожа следователь. У нас ведь теперь все господа.
Все, первая брешь пробита. Теперь нужно долбить в нее, пока не завалили.
- Вы забыли про таблетки, - сказала она Светлане.
- В каком смысле? - осторожно спросил Федоричев.
- Не нужно было говорить, что она лекарства принимала. Кровь у нее чистая была. Таблеток она уже с полгода не принимала. С мая месяца, если быть точным.
- Может, и не принимала. - Антон Ильич нервно дернул плечами. - Может, она нам просто врала, откуда нам знать? Мы же не можем за всем уследить.
- Да-да. «Разве я сторож брату моему?»
- Какому брату? - настороженно спросил Федоричев. - Нет у меня братьев, я один ребенок в семье.
- Это так, цитата.
- Ой, вы знаете, у нас совсем мало времени. Нам еще нужно за гробом заехать, из морга ее забрать, на кладбище Так что вы, пожалуйста, если можно, говорите, что вам нужно, а то вы нас задерживаете.
- Ничего, долго не задержу. - Клавдия с удовлетворением отметила, что Антон Ильич вытирает платочком вспотевшую лысину.
- Я, честно говоря, вообще не понимаю, о чем вы говорите, - опять вмешалась Светлана. - Если у вас какие-то вопросы к мужу, то
- Нет, вы все понимаете, - перебила ее Дежкина. - Или вы просто так Давыдова в постель уложили? Это ведь вы его натолкнули на мысль предложить вам помощь. Лучше алиби не придумаешь.
- Ни на какую мысль я его не наталкивала! - возмутилась Светлана.
Но и только. Ни крика, ни нервов. Вот, наконец, прокололись.
- Значит, Антон Ильич, это для вас не новость? Да уж какая новость? Сами, поди, жену и уговорили?
- Как вы смеете?! - запоздало встрепенулся Федоричев.
- Ну, если бы не знали, сейчас не сидели бы так спокойно, а бросился бы выяснять отношения.
- Ну и что?! - Голос у Федоричева начал дрожать. - То, что моя жена трахалась на стороне, еще ничего не доказывает.
- А я вообще ни с кем не трахалась! - спохватилась его жена. - Почему это вы решили, что я
- Поздно, - перебила ее Клавдия. - Раньше эта реплика была бы к месту, а теперь вы переигрываете.
- Ну я же тебя просил - помолчи - Федоричев схватил жену за руку и так сильно сжал, что Светлана вскрикнула от боли.
- Пусти меня, у меня на кухне дел полно. - Она неуклюже перебралась через ноги мужа и ушла на кухню.
Клава с Антоном остались вдвоем. Сидели и сверлили друг друга взглядом. Клава очень хотела, чтобы это было похоже на удава с кроликом, но Федоричев был отнюдь не кролик.
Это был скорее хорек, забившийся в угол. Хоть и боится сам, но голыми руками его не возьмешь - палец может оттяпать.
- Скажите, только честно, - просто попросила она. - Мне хочется понять. Это все из-за квартиры? Или она просто так вас допекла? Что может заставить человека пойти на такое?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - тихо ответил он, опустив глаза.
- Все вы прекрасно понимаете, Федоричев. - Клава вдруг почувствовала, что ей с каждой секундой все больше и больше хочется просто раздавить это существо, раздавить, как таракана.
- Нет, не понимаю. - Он опять посмотрел на нее. И опять его взгляд был бессмысленным и непроницаемым, как вначале.
И только тут Клавдия поняла, что проиграла. Проиграла давно, проиграла уже тогда, когда пришла сюда брать их на испуг, взывать к их совести. Если бы не пришла, они до конца жизни тряслись бы от страха при каждом звонке в дверь, ждали бы ее прихода изо дня в день. А теперь она пришла и показала, что нет у нее никаких доказательств. И значит, нечего им больше бояться. Что толку с того, что она знает, если доказать ничего не может. Ну и пусть себе знает. Главное, что другие никогда не узнают. И все останется шито-крыто. И значит, правильно они все рассчитали.
Федоричев встал и вышел на кухню. Клавдия осталась в комнате одна. Сидела на стуле и слушала, как супруги о чем-то шепчутся между собой. И смотрела на дверь в старухину комнату. Место, где была задвижка, уже было предусмотрительно закрашено красочкой. Как будто ничего и не было
- Ну и что? Она все равно ничего не докажет! - донесся до нее шепот Антона Ильича. - Ну и пусть себе знает
Клава вынула из сумочки фотографию Дарьи Александровны, положила ее на столик, встала и тихонечко вышла из комнаты.
- Ну чего? - спросил Давыдов, заглядывая ей в глаза, когда она села на заднее сиденье его машины. - Все разрешилось?
- Нет. - Клава покачала головой. - Ничего не разрешилось.
Петя дальше спрашивать не стал. Страшно было интересоваться дальше.
В прокуратуру? - спросил он, повернув ключ зажигания.
- А знаешь что, Петь, отвези меня домой, если не трудно, - сказала вдруг Клава.
- Как это? - он удивленно посмотрел на нее. - Еще ведь только начало дня.
- Ну и что? - Она пожала плечами. - Не хочется мне сегодня работать. Нет настроения.
- Ну, как скажете. - Он покачал головой и начал выруливать со двора. - А когда диагностику будем делать?
- Не будем.
- Почему? - обернулся Петр.
- Знаешь, Петя, - сказала Дежкина давно придуманную фразу, - я с пособниками убийц дела не имею.
14.20
Дома никого не было. Была такая тишина, что даже как-то не по себе. Давно уже Клавдия не была в собственной квартире совсем одна. Уже и припомнить не могла, когда это было в последний раз. Всегда уходила утром, когда все еще дома, а возвращалась вечером, когда все уже дома.
А еще было такое чувство, как будто кто-то умер. Клавдия долго не могла понять, почему. А потом вдруг вспомнила - это же старушка Редькина умерла. И как-то особенно остро Клава вдруг ощутила эту смерть. Как будто сама в ней виновата. Может быть потому, что так и не смогла наказать виновных.
Чтобы хоть как-то нарушить эту тишину, Клава включила телевизор. Жизнерадостная домохозяйка выплясывала перед детишками, показывая тем самым, как весело использовать в приготовлении обеда бульонные кубики «Магги».
Федоричевы сейчас, наверное, тоже готовят обед. Или он поехал в морг, а она готовит.
Они были первыми, кого Клава не смогла посадить. Знала, что они убийцы, а не смогла посадить. Нет, у нее были нераскрытые преступления, так называемые «висяки». Но чтобы вот так разговаривать с преступником, знать, что это он убил, и не арестовать его - вот это у нее впервые.
По телевизору показывали очередную криминальную сводку. Миловидная девушка в милицейской форме стращала зрителей страшными дорожными происшествиями и кражами.
Завтра Федоричевы поедут хоронить женщину, которую убили. Антон Ильич будет говорить про нее хорошие слова у могилы, пустит скупую мужскую слезу. Светлана, конечно, разрыдается. Соберутся «родные и близкие покойной», будут выражать свои соболезнования. И никто из них даже не узнает, как на самом деле умерла эта женщина. Так же как никто не знал, как она жила последний год.
Если бы можно было им рассказать. Если бы можно было нарушить лицемерную скорбь этих двух людей, так запросто в центре города заморивших голодом пожилую беспомощную женщину
- «Внимание, розыск. Восьмого октября ушел из дому и не вернулся Иванов Игнат Юрьевич сорокового года рождения. Рост ниже среднего, глаза голубые, волосы русые, коротко стрижен. Одет был в синюю куртку, обут в войлочные сапоги. Всем, кто видел этого человека или знает о его местопребывании, просьба сообщить по телефонам, которые вы видите в низу экрана».
С экрана на Клавдию смотрел мужчина лет пятидесяти. Клава попыталась запомнить его лицо и вспомнить, не видела ли она его где-нибудь. Потом вдруг вскочила и бросилась на кухню. Сняла телефон и быстро набрала номер.