Это всего лишь чьи-то застарелые комплексы. А уж о добре-зле и вовсе не приходится говорить. Все в мире относительно и зависит от колокольни, с которой судит каждый. В этой жизни выживает лишь сильнейший.
Вот только Макс так не думает. И на судебных процессах постоянно использует в своем лексиконе эти затертые до дыр понятия. Неужели он не понимает, что на практике в каждом конкретном случае именно судье предоставлено право решать, являются ли рассматриваемые сведения порочащими честь и достоинство участников процесса, и что именно понимать под определением «честь» и «достоинство»?
Однако он упорно апеллирует этими понятиями, словно жонглер на арене цирка, находя статьи в законодательстве и подводя прочный фундамент под доказательную базу невиновности своих подопечных.
И чего его принесло в их глухомань? Жила себе Алла спокойно, засуживала кого надо или отпускала на все четыре стороны, когда у оппонентов находились весомые аргументы в виде денежных знаков. Так нет же: свалился на голову, как ком с бугра!
В Москве ему, видите ли, не жилось, приехал тут порядки столичные наводить. И все сразу пошло наперекосяк. В суд из края уже несколько Аллиных дел вернули на пересмотр из-за жалоб и апелляций Перепёлкина, поэтому неудивительно, что она всерьез опасается за свою репутацию.
Макс так и не изменил своих взглядов на жизнь. Как был фантазером, мечтающим о справедливости исключительно для всех, так им и остался. Дожил почти до сорока, а ума так и не нажил. Хорошо, что они тогда расстались. Если уж по молодости не смогли найти общего языка, то теперь и подавно не найдут, так как стали врагами.
Хотя Макс совсем не считает Аллу своим врагом, и это ее бесит больше всего. Поскольку, даже не предполагая, что она берет взятки, вот пентюх, по себе судит! пытается ей сочувствовать, намекая на ее «махровый непрофессионализм».
При последней встрече так прямо и заявил: «Может, Алусик, тебе лучше уйти по-хорошему? Ведь твои ошибки видны невооруженным глазом даже простому смертному. Пойми: мы тут судьбы человеческие решаем, а не в бирюльки играем. Вот потешила эго, покрасовалась в судейском кресле, пофорсила в судейской мантии, с тебя и будет. Даже представить страшно, сколько людей уже пострадало из-за твоего непрофессионализма. Найди себе занятие по способностям. Может, ко мне в помощники пойдешь? Хоть людей научишься уважать».
Алла тогда с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить, промолчала. А про себя подумала, что им двоим в этом городе ни за что не ужиться: или он, или она. И останется именно она.
Макс, хоть и родился здесь, все равно за десять лет превратился в пришлого, чужого, да еще из столицы. Понаехали тут всякие, теперь будут нас уму-разуму учить кому это понравится? А вот Алла своя, опутана по рукам и ногам полезными связями и входит в число негласных правителей коррумпированной клоаки.
Отвратительно, конечно, звучит, но перед собой-то она притворяться не станет. Потому что прекрасно понимает: вывалялась в грязи дальше некуда, и отступать уже поздно. Да она и не собирается, так как знает, за что рискует.
Ее провалы в последнее время стали так очевидны, что она уже получила от руководителя клоаки серьезное предложение помощи в избавлении от неугодного адвоката, подрывающего авторитет уважаемого судьи. Но Алла хорошо знает, чем может обернуться подобная помощь, а потому даже слышать о ней не хочет, обещая, что уладит дело сама.
Ведь стоит только согласиться, ее разговор и само действие по устранению Макса будут зафиксированы, сняты на пленку. И с этих пор повиснут над ней дамокловым мечом, а на мечтах можно ставить жирный крест, так как Алла себе принадлежать отныне не будет.
Какая уж тут свобода! Нет, с этими головорезами лучше не связываться. Взятки это одно, а вот заказное убийство совсем не входит в ее планы. Здесь следует надеяться только на себя.
Как совершить преступление и не попасться об этом мечтает любой потенциальный преступник. Однако если учесть, что идеальных преступлений не бывает, то рано или поздно Аллу все равно разоблачат.
Не факт! Уж кому, как не ей, знать, что раскрываются не все преступления. Но даже если у нее получится идеальное убийство, сможет ли она потом жить с этим? Не станет ли протестовать ее душа, которая, пытаясь избавиться от столь тяжкого груза, вынуждена будет всю оставшуюся жизнь терзать Аллу? До тех пор, пока та не сдастся и не явится с повинной?
Об этом даже подумать страшно, так как судья в тюрьме нонсенс!
Алла чувствовала, что заболевает от преступных мыслей. Неужели нет другого выхода, неужели только физическое устранение способно остановить Макса? Видимо, да, так как он, похоже, не боится ничего и никого. Вот что значит пожить какое-то время в столице уже кажется, весь мир у твоих ног и по плечу любое дело, в котором ты станешь победителем.
Или это просто пренебрежительное и высокомерное отношение к отсталой провинции, в которой нет и в принципе не может быть профессионалов?
Она тоже после института могла зацепиться в столице, но о том, чтобы пробраться в судьи там, не могло быть и речи без соответствующей поддержки. Поэтому решила вернуться в родной город: где родился, там и пригодился. И у нее получилось
Если бы не этот столичный хлыщ, пытающийся превратить Аллу в пыль под своими башмаками от «Гуччи».
«Так что, Макс, не обессудь, если мне тебя придется смести со своего пути, словно неодолимую преграду. Ничего личного, всего лишь желание и дальше служить людям. Избранным, конечно, а не всем подряд. Тем, кто умеет быть благодарными, размышляла Алла. Вот только как к тебе подступиться, ведь ты совершенно неуправляемый и себе на уме? Что ж, на то и щука, чтобы карась не дремал. Женщина всегда перехитрит мужчину. На то она и женщина».
Это только поначалу страшно думать об убийстве. Но человек существо, быстро привыкающее к чему угодно, даже к мысли о преступлении. А со своей совестью Алла как-нибудь договорится. Пока же следует быть особенно осторожной с Максом и постараться держать его подальше от своих судебных дел и поближе к себе.
Алла набрала номер.
Макс? Добрый вечер! произнесла она медовым голосом. Чем занимаешься?
Привет! Жду, когда ты мне позвонишь.
Слушай, ты не мог бы меня выручить? Алла изо всех сил сдержала раздражение по поводу его иронии. Я с работы сразу на дачу приехала, а теперь чувствую, что мне нездоровится. Наверное, где-то просквозило. Температура высокая, горло болит. Может, по старой памяти будешь другом привезешь мне аспирин? Что-то я совсем расклеилась. Извини, что беспокою, но почему-то ни до кого больше не могу дозвониться. Пятница, все куда-то поразбежались-поразъехались.
Ей казалось, что она слышит в трубке скрип его работающих в полную силу мозгов, оценивающих щекотливую для него ситуацию. Неужели обдумывает уважительную причину для отказа? «Ну же, Макс, это на тебя совсем не похоже! Ты же джентльмен и не оставишь женщину в беде».
Хорошо, сдался Макс без боя. Может, еще что привезти, раз уж я все равно к тебе еду?
О да! Ты меня ужасно выручишь, если купишь продукты. Оказывается, здесь у меня в холодильнике шаром покати. Представляешь, только одна бутылка вина.
Представляю. Ладно, жди. Не умирай пока.
Какой же у него солдафонский юмор! Алла раздраженно положила трубку на рычаг и отправилась в кухню. Открыла дверцу битком набитого продуктами холодильника и улыбнулась: очень надо голодом себя морить! В жизни так мало настоящих радостей, и одна из них вкусно и с удовольствием поесть.
Но торопиться с этими доступными удовольствиями она не станет, так как на переполненный желудок и думается плохо, и лень такая, что уже ничего не хочется. Алла съела бутерброд с красной икрой и кусок торта. Пожалуй, пока с нее довольно. Сначала дело.
Она прошла в гостиную и села в кресло, запрокинув ногу на ногу, отчего полы длинного шелкового халата разошлись, оголяя полные круглые колени.
Интересно, у него хоть какие-то чувства к ней остались? Неужели совсем нигде не екнет при виде белоснежного, нежного и пока еще упругого тела? Что за фантазии! Неужели она решила соблазнить Макса?
Сплошные вопросы, и ни одного ответа. И что она с ним собирается делать уложить в постель? А если у него этого и в мыслях не будет, в каком же она положении окажется! Аллу даже в пот бросило. Она не любила находиться в смешной ситуации.
Поднявшись в гардеробную, переоделась. Розовый спортивный костюм, пожалуй, больше подойдет к роли приболевшей сотрудницы, чем излишне откровенный наряд. Вернулась в гостиную и снова принялась строить планы на предстоящий вечер.
Для начала его нужно опоить снотворным, а там, когда он окажется в полной ее власти, можно будет и дальше подумать. Во всяком случае, какое-то время на возможное отступление Алла себе предоставляет. Но если поймет, что все идет гладко, то, возможно, решится и на более серьезные действия.
А если Макс вино пить не станет? У него и уважительная причина для этого есть он за рулем. Подобные занудливые крючкотворы правил не нарушают в принципе. Хорошо, но от кофе ему все равно не отвертеться.
Алла размельчила упаковку таблеток сильнодействующего снотворного и высыпала образовавшийся порошок в банку с молотым кофе, которого на донышке. Зачем-то понюхала, затем плотно закрыла и потрясла, перемешивая содержимое, снова вернула на полку.
Сама же она от вина ни в коем случае не откажется. Ее и в самом деле что-то знобит. Неужели от волнения? И чего Алла так боится? Ведь она же не собирается делать что-то ужасное, просто усыпит его.
Открыв бутылку, наполнила высокий хрустальный фужер и сделала глоток. Почувствовала, как по телу разлилось благодатное тепло, принося покой и умиротворение.
Может, не стоит ничего предпринимать? К такому важному делу готовятся задолго, заранее, взвешивая и обдумывая каждый шаг. Да, несомненно. Но так поступают мужчины. А она женщина, которая боится всего на свете, поэтому долго вынашивать в голове преступные планы не в состоянии. Чтобы заранее не надорваться. Уж лучше экспромтом, да и то, если получится. Если нет всегда можно пойти на попятную.
Так она и поступит. Только проверит, удастся ли хотя бы отключить его.
Раздался мелодичный сигнал клаксона. Алла взглянула на экран домофона с видеонаблюдением. Узнав «Мерседес» подобный необычный окрас авто она видела в их провинциальном городке только у Макса, прошла в просторную кухню, где за тяжелой портьерой скрывалась потайная кнопка открытия ворот.
Дождавшись, пока машина въедет во двор, снова нажала кнопку, закрывая ворота, и поспешила на крыльцо встречать долгожданного гостя.
А заезжать-то мне зачем? спросил Макс, выходя из роскошного внедорожника и вытаскивая многочисленные пакеты с продуктами. Надо было только калитку открыть. Я бы и пешком мог до дома пройтись. Все равно только на минутку.
Твою машину не то что за минутку, за секунду разденут и разуют, а я потом буду виновата? Нет уж, так вернее. Здесь у нас хоть и приличные люди живут, подошла Алла, внимательно разглядывая машину непривычного для легковушек матового цвета хаки, с затемненными окнами и более темной крышей, создающими удачный оригинальный контраст основному оттенку, но добавляющими агрессивности, да и охрана есть. Только она в основном возле шлагбаума толчется. Лишь иногда проезжает мимо с контрольной проверкой. Красивая у тебя машина. Даже очень. Однако у меня она невольно ассоциируется с военной техникой.
Согласен, цвет сложный. Но самый оригинальный и лучший для сильной половины человечества.
Никак в войнушку не наиграешься?
Охотой увлекся, вот и приходится маскироваться. Ты зачем вышла с температурой? Макс прошел в дом, затем за Аллой в кухню. Сама разберешь или помочь? Он принялся раскладывать пакеты на круглом столе.
Сама разберу. И на кого же ты охотишься на крупную дичь или на мелкую?
На ту, что в мои сети попадется. А какой она окажется крупной или мелкой не столь важно, интересен сам процесс ловли.
Алла ощутила неприятную горечь во рту, в висках забились встревоженные жилки, требуя внимания.
Аспирин купил? Голова просто раскалывается.
В первую очередь заехал в аптеку. Вот здесь еще что-то от простуды. Макс вытащил из кармана пиджака небольшой аптекарский пакетик с лекарствами.
Алла приняла таблетку и направилась в гостиную.
Ты не возражаешь, если я немного прилягу? А потом что-нибудь приготовлю.
Я не голоден. Да мне и ехать пора.
Обидеть хочешь? Такой гордый стал, столичный, что даже с нами, маленькими людьми, и общаться уже не желаешь?
Алла прилегла на диване, укрывшись пледом, Макс устроился в кресле.
Как поживаешь? спросила Алла, пристально вглядываясь в бывшего кавалера.
Совсем не изменился: такой же неказистый и щупленький. Хотя нет, немного раздался в плечах и возмужал. Наверное, в спортзал ходит, железо тягает, чтобы выглядеть посолидней. Но все равно с ней, Аллой, смотрелся бы как юноша. Они почти одинакового роста, но при ее привычке всегда ходить на высоких каблуках Макса и вовсе приняли бы за младшего брата.
Нет, не пара они, как ни крути. И хорошо, что когда-то расстались.
Нормально поживаю, усмехнулся Макс.
Мне нужно серьезно с тобой поговорить. Обо мне. У меня такое ощущение, словно я попала в ловушку, из которой самостоятельно не выбраться. Меня заставляют делать то, на что я сама ни за что бы не решилась. Мною вертят, как марионеткой. Так страшно, что я бы и тебе не доверилась, но ты здесь чужой, поэтому они тебя вряд ли успели переманить на свою сторону. Ты единственный, к кому я могу обратиться за помощью.
И в чем она будет выражаться?
Я отдам тебе кое-какие документы. И если со мной что случится, ты отправишь их по назначению.
Все действительно так плохо? А ты не преувеличиваешь опасность?
Конечно, нет! Неужели я бы стала говорить с тобой о ерунде? Алла еле сдерживала раздражение.
Макс всегда считал, что у нее слишком развитое воображение. И теперь Алла вынуждена с этим согласиться, поскольку большинство достоинств наверняка дорисовала ему сама. Потом еще и влюбилась без памяти, дура несчастная. А ведь он совсем не тот, за кого она его принимала.
Ох уж это пресловутое женское воображение! Каких только самовлюбленных эгоистов оно не заставляет принимать за эталон мужественности.
Я так устала сопротивляться, что теперь вынуждена плыть по течению. Но я чувствую, что меня окончательно затягивает на дно. Алла чувствовала, что вот-вот расплачется от жалости к себе. Она достала из кармана носовой платок, пытаясь промокнуть появившуюся в уголках глаз влагу, чтобы не растеклась тушь. Мне так страшно, что жить не хочется.
А если эти документы отослать куда следует, не дожидаясь, пока с тобой разделаются?
Можно и сразу отослать, тоже вариант. Все равно ведь мне умирать. Так какая разница позже или раньше? Алла уже не могла говорить, поток жалости к себе хлынул из глаз, и она зарыдала, уткнувшись в плед.
Несомненно, сила женских слез не знает границ. И нет ни одного мужчины, который остался бы равнодушным к убивающейся от горя особи женского пола, так как в душе каждый и бесстрашный герой, и благородный защитник, и принципиальный суровый воин, не знающий пощады в борьбе за справедливость и честь женщины. Ну кому не польстит, что его принимают за такого вот бесстрашного рыцаря, рыдая ему в жилетку, вернее, кольчугу?
Макс поднялся с кресла, присел на краешек дивана рядом, и Алла оказалась в его объятиях, тая от трогательных воспоминаний.
А вот плакать не стоит. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Они грозились убить меня, если я откажусь работать на них.
Давай ты сначала перестанешь волноваться, а потом мы поговорим. Из любого даже самого безвыходного положения есть выход. А пока я что-нибудь приготовлю поесть. Не возражаешь?
Ну что ты такое говоришь! Как я могу заставлять гостя готовить? Я сама сейчас встану. Алла перестала плакать, собралась было подняться, но Макс мягко уложил ее на подушки, укрыл пледом.
Не суетись. С температурой тебе нужно лежать. А пока лежишь и успокаиваешься, я немного похозяйничаю, распорядился Макс и отправился на кухню.
Алла и не собиралась спорить, затихла, прикрыв глаза: все-таки у нее температура, а больные себя буйно не ведут. Она вдруг почувствовала, как же приятно, когда о тебе кто-то заботится.
Особенно Макс. Он единственный из всех бывших кавалеров мог угодить ей. Чего стоил один лишь взгляд, необыкновенно добрый и проникновенный. Ему даже говорить ничего не нужно, только посмотреть огромными серыми глазами, в которых отражается весь любящий мир, и она уже согласна на все.