Я уронила сигарету, подобрала ее, встала, бормоча:
Ну, скажи мне Э Я понимаю конечно, если бы я предполагала Он, не двигаясь, наблюдал за мной. Потом, страшно смутившись, ведь всему же есть предел, я поспешила на кухню и хлебнула виски прямо из бутылки. Наверное, я кончу алкоголиком, если уже им не стала. Придя в себя, я вернулась на террасу. Пришло время объяснить этому мальчику, что одна я живу добровольно, по своему собственному желанию, и не нуждаюсь в компании молодого человека. Кроме того, его присутствие лишало бы меня возможности принимать дома моих поклонников, весьма существенное неудобство, кроме того кроме того кроме того Короче, я не могла найти лишь причину для его пребывания здесь, в моем доме. В тот момент меня просто возмутило его решение остаться, хотя несколько минут назад я сожалела о его отъезде. Но я привыкла к своим внутренним противоречиям.
Левис, начала я, мы должны поговорить
В этом нет нужды. Если ты не хочешь, чтобы я оставался, я уеду.
Я не об этом, как видите, моего сопротивления хватило ненадолго.
О чем же еще?
Оцепенев, я взглянула на него. Да, о чем же еще? Я ведь действительно, не хотела, чтобы он уходил. Мне он очень нравился.
Это неприлично, выдохнула я. Левис расхохотался. От смеха он молодел. Я начала злиться.
Пока ты выздоравливал, твое присутствие здесь считалось закономерным. Мы подобрали тебя на дороге, ты едва не угодил
Итак, если я снова могу ходить, это уже неприлично?
Теперь нет объяснения.
Нет объяснения для кого?
Для всех.
Ты всем объясняешь, как ты живешь? Презрение в его голосе разъярило меня.
Действительно, Левис, что ты себе думаешь? У меня своя жизнь, друзья, я даже э есть даже мужчины, которые мной интересуются. Произнеся последнюю фразу, я почувствовала, что краснею. В сорок пять лет! Левис кивнул:
Я прекрасно знаю, что есть мужчины, которые любят тебя. Бретт, например.
Между мной и Паулем ничего не было, целомудренно ответила я. И потом, это не твое дело. Просто пойми, что твое присутствие здесь компрометирует меня.
Ты уже большая девочка. Достаточно твердо заявил Левис. Я только подумал, что, работая в городе, я мог бы продолжать жить у тебя и платить за квартиру.
Но мне не нужны деньги. Я зарабатываю достаточно и без постояльцев.
Мне здесь спокойнее.
После бесконечной дискуссии мы пришли к компромиссу. Левис будет искать работу, а потом снимет комнату где-нибудь поблизости, если уж он так настаивает. Он принял эти условия. В полном согласии мы отправились спать. Перед тем как заснуть, до меня дошло, что мы не коснулись только одного простого вопроса: почему он хочет остаться со мной?
На следующий день я обошла все студии, рассказывая о молодом человеке ангельской внешности, и, собрав коллекцию ехидных замечаний, договорилась о встрече для Левиса. Еще через день я привела его на студию, он спокойно прошел кинопробу, и Джей Грант, мой босс, обещал взглянуть на нее через неделю
Этот день наступил. Джей сидел в проекционном зале и просматривал кинопробы Левиса и еще дюжины надежд; я нервно жевала ручку, и Кэнди, влюбившаяся в Левиса с первого взгляда, что-то рассеянно печатала.
Ну и вид же отсюда, лениво пробормотал Левис. Через окно я посмотрела вниз, на желтый лужок. Вот это да! Левис может стать суперзвездой, американским соблазнителем номер один, а его интересует вид из моего окна. Я представила его, идола толпы, увешанного Оскарами, проталкивающегося сквозь массу поклонников и время от времени делающего крюк в своем роскошном «кадиллаке», чтобы навестить бедную старую Дороти, из-за которой все и началось Зазвонил телефон. Влажной от пота рукой я подняла трубку.
Дороти? Это Джей. Дорогая, твой маленький приятель очень хорош, просто превосходен. Приезжай и посмотри сама. Его проба лучшая, какую я видел с времен Джеймса Дина.
Он здесь, сказала я изменившимся голосом.
Прекрасно, бери его с собой.
После того, как Кэнди, снова вытирая глаза, расцеловала нас, мы вскочили в мою машину, побили все рекорды скорости на тех двух милях, что отделяли нас от студии, и упали в объятия Джея. Говоря «мы», я несколько преувеличиваю, так как Левис, насвистывая, еле волочил ноги, выражая полное безразличие к происходящему. Он вежливо поздоровался с Джеем, в темноте сел рядом со мной; тут же включили пленку.
На экране у него было совсем другое лицо, не поддающееся четкому описанию, жестокое, и в то же время удивительно привлекательное. Я должна бы восхищаться, а мне стало как-то не по себе. Незнакомец на экране с неожиданной небрежностью и простотой вставал, закуривал, прислонясь к стене, улыбался, зевал, как если бы он был один. Камера нисколько не мешала ему, он, казалось, не подозревал о ее наличии. Экран погас, и Джей повернулся ко мне, ликуя:
Ну, Дороти, что ты думаешь? Естественно, именно он сделал открытие. Я, ничего не говоря, несколько раз кивнулалучший способ маскировки чувств. Дей повернулся к Левису:
Что ты думаешь о себе?
Я не думаю о себе, спокойно ответил тот.
Где ты учился играть?
Нигде.
Нигде? Ладно, ладно, мой друг
Левис встал. Казалось, он здорово рассердился:
Я никогда не лгу, мистер э э
Грант, механически подсказал Джей.
Я никогда не лгу, мистер Грант. Впервые я увидела, чтобы Джей растерялся. Он даже слегка покраснел:
Я не говорил, что ты лжешь, я просто заметил, что ты удивительно естествен для новичка. Дороти может подтвердить. Джей повернулся ко мне, и от его умоляющего взгляда я чуть не рассмеялась. Но пришла ему на помощь:
Это правда, Левис, ты очень хорош.
Он взглянул на меня, улыбнулся и неожиданно наклонился ко мне, как будто мы были одни:
Правда, я тебе понравился? Его лицо замерло в дюйме от моего, и я беспокойно заерзала в кресле.
Да, Левис, я уверена, ты сделаешь карьеру. Я
Джей скромно кашлянул, как я и надеялась.
Я подготовлю твой контракт, Левис. Если ты захочешь, можешь показать его своему адвокату. Где я смогу найти тебя?
Спрятавшись в кресле, оцепенев, я услышала спокойный ответ Левиса:
Я живу у миссис Сеймур.
6
Скандал не раздули лишь благодаря моей малой известности в Голливуде. Несколько замечаний, несколько идиотских поздравлений с блестящим будущим моего протеже. Но слухи не вышли за пределы моего кабинета. Никто из журналистов не постучал в дверь. Единственная строчка в газете сообщала, что молодой дебютант Левис Майлс подписал контракт у знаменитого Джея Гранта. И лишь Пауль Бретт во время ленча в директорате компании серьезно спросил, что я собираюсь делать с Левисом. Он похудел, что шло ему, и стал меньше улыбаться, впрочем, обычное явление для сорокалетних в этой стране. И неожиданно он заставил меня вспомнить, что на свете существуют мужчины и любовь. Я весело ответила, что с Левисом меня ничего не связывает, я очень рада за него, и он скоро переедет. Пауль посмотрел на меня подозрительно:
Дороти, мне всегда нравилось, что ты не лжешь и не разыгрываешь идиотских комедий, как другие голливудские женщины.
Как?
Не говори мне, что ты целый месяц в целомудрии прожила с красивым молодым парнем. Я полагаю, он не только красив, но и
Я рассмеялась.
Пауль, ты должен поверить мне. Он не интересует меня, во всяком случае в этом смысле. Так же, как и я его. Я знаю, это кажется странным, но все так и есть.
Ты клянешься в этом?
Мания мужчин к получению клятв очаровательна. Итак, я поклялась, и, к моему удивлению, Пауль просиял. Вот уж не думала, что он столь доверчив и полагается на женские клятвы, все равно какие. Тут же, правда, я нашла другое объяснение: он так влюблен в меня, что мои заверения доставляют ему удовольствие. Вот когда до меня дошло, что я прожила с Левисом больше месяца, за это время почти нигде не бывала и тем не менее ни разу не оказалась в одной постели с этим красивым парнем, хотя этот вопрос всегда занимал важное место в моей жизни. Я посмотрела на Пауля более внимательно, обнаружила обаяние, элегантность, изысканные манеры и договорилась о встрече с ним на следующий день. Он заедет за мной около девяти вечера, мы пообедаем у Чейзена, а потом потанцуем. Довольные друг другом, мы разошлись.
На следующий день я вернулась домой раньше обычного с твердым намерением роскошно одеться и соблазнить Пауля раз и навсегда. Как обычно, Левис сидел в кресле и смотрел в небо. Он помахал в воздухе листом бумаги. Подойдя, я взяла его. Это был контракт с Грантом. Он включал съемку трех фильмов, прекрасный недельный оклад в течение двух лет и, разумеется, исключительные права. Я быстро пробежала его и посоветовала для надежности показать контракт моему адвокату.
Ты доволен, Левис?
Мне все равно; если контракт тебе нравится, я подпишу его. Ты торопишься?
Я приглашена на обед, бодро ответила я. Пауль Бретт через час заедет за мной.
Я поднялась наверх и через минуту сидела в ванне по шею в горячей воде, с оптимизмом думая о будущем. Решительно, мне удалось выбраться из очень щекотливой ситуации: перед Левисом открывается блестящая карьера, Пауль все еще любит меня, мы собираемся пообедать, поразвлечься, быть может, заняться любовьюжизнь прекрасна. Я взглянула в зеркало на свою еще стройную фигуру, сияющую физиономию и, что-то напевая, скользнула в прекрасный халат, присланный дочерью из Парижа. Затем присела у туалетного столика, вытащила бесчисленное множество баночек с магическими кремами и начала священнодействие. Левиса я увидела в зеркало. Он без стука вошел в спальню, меня это удивило, но особенно не рассердило, учитывая, как я уже отметила, мое прекрасное настроение, и сел на ковер возле меня. С одним глазом я уже покончила, со вторымнет, выглядела наверняка глупо, поэтому продолжала устранение асимметрии.
Где ты собираешься обедать? спросил Левис.
У Чейзена. Это в Лос-Анджелесе, единственный ресторан, который тебе стоит посетить! Скоро ты появишься там, как звезда.
Не говори ерунды, он говорил грубо и раздраженно. На мгновение я оторвалась от дела, моя рука с кисточкой для теней замерла в воздухе:
Я не говорю ерунду. Это очаровательное место.
Левис не ответил. Как обычно, он смотрел в окно. Я покончила с глазом, но, к моему удивлению, не решалась накрасить губы в его присутствии. Мне казалось, что это так же неприлично, как раздеться перед ребенком. Я пошла в ванную, тщательно подвела губы а-ля Кроуфорд и надела вечернее платье, мое самое любимое. Возникли трудности с молнией, и я полностью забыла о Левисе, из-за чего, входя в спальню, чуть не наступила на него, все еще сидящего на ковре. Он вскочил на ноги и уставился на меня. Довольная собой, я мило ему улыбнулась:
Что ты обо мне думаешь?
Ты мне больше нравишься в наряде садовника.
Я засмеялась и пошла к двери: пора готовить коктейли. Но Левис схватил меня за руку:
А я что буду делать?
Делай, что хочешь, ответила я в изумлении. Есть телевизор, копченая семга в холодильнике или, если хочешь, можешь взять мою машину
Он все еще держал меня за руку, лицо его закаменело. Он смотрел на меня пустым взором, и я узнала тот самый взгляд, что поразил меня в студии, взгляд пришельца на Земле. Я попыталась высвободить руку, а когда это не удалось, подумала с надеждой, что скоро приедет Пауль.
Разреши мне пройти, Левис. Я опаздываю, я говорила тихо, будто боясь разбудить его. На лбу и вокруг рта Левиса появились капельки пота, я подумала, уж не болен ли он. В этот момент он будто увидел меня, очнулся и отпустил мою руку.
Твое ожерелье плохо застегнуто. Его руки легко обвились вокруг моей шеи, замочек нитки жемчуга щелкнул. Потом он отступил на шаг, и я вышла из комнаты. Все это длилось не более секунды, но я почувствовала, что крошечная капелька пота скатилась по спине. Не от возбуждения, вызванного прикосновением к шее рук мужчины. Это-то чувство я знала прекрасно.
Пауль прибыл вовремя, был мил с Левисом, несколько снисходительным, но очаровательным, и мы втроем выпили по коктейлю. Мой оптимизм быстро восстановился. Уезжая, я помахала рукой Левису, стоявшему неподвижно в дверном проеме: высокий, стройный силуэт, красивый, настолько красивыйслишком красивый.
Вечер прошел, как я и ожидала. Я повидала массу друзей, часа два протанцевала с Паулем, и мы приехали к нему на квартиру. Я снова испытала прелесть табачного запаха, тяжести мужского тела и любовных слов, нашептываемых в темноте. Пауль был настоящий мужчина, очень нежный, сказал, что любит меня, и попросил выйти за него замуж. Я, естественно, согласилась, так как, получая удовольствие, готова согласиться на что угодно. В шесть утра я заставила Пауля отвезти меня домой. Левис затворил на ночь окно, и только утренний ветерок шелестел высокими сорняками в моем саду.
7
Прошел месяц. Левис начал работатьвторостепенная роль в сентиментальном цветном вестерне. Тем не менее, когда нам однажды вечером показали снятые куски, Левис настолько приковал внимание, что о нем начали говорить. Он же, казалось, отнесся ко всей этой суете безо всякого интереса. Не произнося ни слова, слонялся по студии, сколько мог, сидел в моем кабинете, выслушивая похвалы Кэнди, или дремал среди старых голливудских декораций, отдавая предпочтение сделанным для вестернов, тем, что никогда не разбирались: целыми деревнями с балконами и деревянными лестницами, фасадами, за которыми ничего не было, пустыми, трогательными и отвратительными одновременно. Левис часами бродил по фальшивым улицам, часто сидел на ступеньках с сигаретой во рту. Вечером я отвозила его домой. По вечерам он нередко оставался один, хотя я неоднократно советовала ему найти себе компанию. Пауль жаждал как можно скорее предстать перед священником, и требовалась вся моя дипломатия, чтобы сдерживать его. Все считали, что я разделяю объятия двух мужчин, изображая сирену, и от этого я чувствовала себя помолодевшей. Но где-то в глубине души накапливалось и раздражение.
Так продолжалось около трех недель. Надо ли говорить, как прекрасна жизнь, когда ее любишь! Чудесные дни, волнующие ночи, головокружение от алкоголя и удовольствия, нежные прикосновения, возбуждение, невероятное счастье просыпаться живой, чувствуя, что впереди бездна времени, целый гигантский день до того, как снова заснуть, коснувшись подушки. Я никогда не смогу полностью отблагодарить небеса, Бога или мою мать за свое появление на свет. Все было моим: свежесть простыней или их влажность, плечо любовника, касающееся моего, или мое одиночество, серый или голубой океан, прекрасная, гладкая дорога к студии, музыка, льющаяся из приемника и умоляющий взгляд Левиса. Камень преткновения. Я начинала чувствовать себя виноватой. Каждый вечер у меня возникало такое чувство, что я бросаю его. Когда я подъезжала к съемочной площадке, где он работал, когда, захлопнув дверцу автомашины, направлялась к нему изящной, я надеюсь, походной уверенной в себе женщины, я видела, что он издерган, печален, и иногда, как в бреду, спрашивала, а не дурачу ли я себя а если эта жизнь, принадлежащая мне, счастье, радость, любовь, ощущение совершенства всего-навсего глупый самообман. И почему бы мне не подбежать к нему, сжать его в объятиях и спросить спросить его о чем? Что-то пугало меня. Я чувствовала, как меня притягивает к чему-то неизвестному, зловещему, но несомненно существующему, реальному. А затем я брала себя в руки, улыбалась и говорила: «Привет, Левис», и он всегда улыбался в ответ. Раз или два я видела его на съемках. Перед ненасытной камерой он держался так же естественно, как дикое животное, довольствуясь несколькими жестами, причем в такой рассеянной манере исполнения, что выглядел отрешенным, как львы, которым надоел зоопарк и которым невозможно смотреть в глаза.
А потом Болтон решил купить его. Ему это удалось без особых хлопот. В Голливуде не было режиссера, который отважился бы в чем-то отказать ему. Включая и Джея. Болтон встретился с Левисом, предложил ему лучшие условия и купил контракт у Джей. Я разъярилась. Особенно потому, что Левис отказывался рассказывать мне о встрече. Я еле заставила его.
Там большой стол. Он сидел с сигаретой. Предложил мне сесть, потом поднял трубку и позвонил еще какому-то парню.
Что ты тогда сделал?
Взял со стола журнал, начал читать.
Я не могла не улыбнуться. Приятно представить себе молодого человека, читающего журнал, сидя перед Болтоном.
А потом?
Он положил трубку, спросил, не думаю ли я, что это приемная дантиста.