За спиной вдруг кто-то тяжело задышал, и Мамонт испуганно дёрнулся.
Егоров что есть силы всадил поэту кулаком между глаз. Кабан опрокинулся на пол, зацепив собой компьютер. Монитор лопнул. Хищно улыбаясь, Егоров встал ботинком на клавиатуру и хлёстко врезал Самсонову пинком в лицо.
Мамонт хрюкнул, блеванув кровью.
Пидор! рявкнул оскорблённый отец. Он ещё раз пнул кабана в брюхо и, брезгливо кривясь, пошёл прочь. Что ещё взять с подонка? Придётся Машку на аборт тащить. Прерывать первую беременность очень нежелательно. Если что с ней случится, он уроет кучерявого гадаудавит по-тихому.
Мамонт, сплевывая кровь и кривясь от боли, привстал на рукахсука, как он вошёл? Неужели дверь была не заперта?
С сожалением обозрев угробленный монитор и держась за разбитую переносицу, Мамонт вытащил флеш-карту из проёма компьютера, достал из ящика стола ноутбук, вставил в негона экране ноутбука высветилась поэма. Целая. Мамонт не раз бывал в передрягах и, когда творил, немедленно всё сохранял для верности.
Сука Егоров, и дочь его сука. Но он отплатит за унижение. Не такой он человек, чтобы позволять каждому козлу
Умывшись, Самсонов стал названивать своему другу-бандиту. На днях у крутого авторитета намечалось торжествосорокапятилетний юбилей, и Мамонт сочинял оду о правильном разводиле и боссе суровых ребят.
Самсонов ждал, когда ответят, и попросит вместо гонорара за оду наказать Егороваизбить до крови. При этой мысли Самсонов заулыбался, глядя в зеркало на свою вспухшую физиономиюизобьют до крови, и только. Он ведь не зверь, не хочет смерти отца своей бывшей невесты
* * *
Геннадий вернулся домой мрачнее тучирасправа над Мамонтом нисколько не удовлетворила его, не уняла отцовской боли. Почему Машка выбрала такого идиота? Вокруг тысячи прекрасных молодых людей, красивых, по-спортивному подтянутых, умных и умеющих ценить любовь достойных женщин! Нет, надо было подсесть на никчемного, значительно старшего по возрасту дурака!
У порога квартиры взволнованная жена пристально посмотрела ему в глаза. Геннадий понял: опять что-то неладное в семье. Ох, как достала его Машка! А ведь ещё одна красавица подрастаетНаташке уже пятнадцать, скоро тоже начнёт вычебучивать, тогда держитесь, родители! С одной девахой тяжело, а когда две начнут выкидывать коленца, тогда всёполная амба!
Ну, что? спросил он напряженно.
Жена отвела взгляд.
Геннадий торопливо полез в нагрудный карман джинсовой куртки, вытащил деньги, полученные от отца, пятьсот долларов (двести пока придержал).
Возьми.
Что это? удивилась жена. Доллары? И тут же ухмыльнулась: Взятки стал брать? Валюту домой принёс!
Ага, взятки Кто бы дал! Отец что-то комбинирует по своему писательскому делу, вот, подкинул бумажки. Я сам не стал менять в обменнике, не стал светиться.
Забрав купюры, жена закатила глаза:
Боже, он боится светиться! Великие деньги побоялся обменятьпятьсот долларов! Геннадий Егороввеликий коррупционер
Ира, мне не нравятся такие шутки.
А мне не нравится, что ты всё время на службе, а я одна!.. взъярилась вдруг жена. А их двое! Я уже не в состоянии сдерживать Ты отец или приходящий дядя?
Геннадий понял, что его подозрения обоснованныдома что-то случилось, опять Машка из-за своего кучерявого урода матери нервы мотала! Господи, почему у всех всё нормально и только в их семье вечные разборки и скандалы?
Что опять? Скажи! Объясни путно. Он снял джинсовую куртку, повесил на вешалку, стянул туфли, пошевелил пальцами во влажных, потных носках, снова обратил взгляд на жену: Говори! Что молчишь?
В это время дверь спальни дочерей приоткрылась и послышался говор в комнате. Гости!
В прихожую вышли три высоких худых парня лет шестнадцати, все в чёрном, крашеные длинные волосы, серёжки в ушах, на цепях замысловатые каббалистические амулеты. И с нимидочь Наташка, такая же раскрашенная, словно ведьма из фильма ужасов, в таких же побрякушках.
«Господи!» ёкнуло в душе у Геннадия.
Здравствуйте, дядя Гена, поздоровались парни, оттесняя Геннадия от входной двери, стали надевать обувь.
Давая место гостям, Геннадий ошалело спросил у дочери:
Наташа, что это?
Она теперь гот! всплеснула руками жена.
Гот? продолжал обалдевать Геннадий, глядя на разукрашенную Наташку и её долговязых друзей. Это были такие племена в эпоху Римской империи
Это молодёжная субкультура, отец! звонким голосом заявила Наташка.
Что за культура? Панки? После потрясения от нового образа младшей дочери Геннадия резануло по сердцу грубоватое обращение «отец». «Отец» так говорят парни, а девчонки обращаются ласково «папа».
Парни снисходительно рассмеялись невежеству Геннадия, пояснили:
Панкиэто панки. Это было во времена вашей молодости. А мыготы. До свидания, Геннадий Андреевич!
Пока! махнула рукой Наташка, выходя вслед за дружками из квартиры.
Ты куда?! возмутился Геннадий.
Гулять! в ответ возмутилась Наташка и с силой захлопнула входную дверь.
Геннадий посмотрел на жену:
Это чё было?
Вот-вот, из-за своей работы ты дочерей совсем прозеваешь.
Она пошла на кухню, всем своим видом давая понять Геннадию, что он очень виноват перед семьей.
Геннадий пожал плечамион-то при чём? Они бесятся, а он виноват? Господи, теперь этагот Нет, он думал, что завихрения в мозгах Наташки начнутся попозже, через год-полтора, но, видимо, прогресс убыстряет развитие детей.
Сердце защемило. Ему что теперь, на сто частей разорваться?! Захотелось курить, и Геннадий вышел на балкон.
День был солнечный, но не жаркий. Небольшой дворик, образованный их панельной многоэтажкой, соседней трехэтажной гостиницей из серого кирпича и неровной полосой старых кладовых и гаражей, нежился в уютной, благостной неге.
В соседнем подъезде на балконе сидел Бонивур. Балкон Бонивура был совершенно открытый, состоявший только из железных штырей ограждения, но это нисколько его не смущало. Виталий Сонин сам так себя назвал. В далёкой юности, в семидесятых годах прошлого века, в эпоху великого процветания, когда правил Советским Союзом Леонид Ильич Брежнев, на телеэкранах частенько транслировался приключенческий эпос про красного партизана времён Гражданской войны, боровшегося с японской оккупацией Дальнего Востока, Виталия Бонивура. Этот герой так потряс сознание Виталия Сонина, что он стал с той поры, особенно в пьяном виде, именовать себя не иначе как Бонивур.
Это был великолепный сорокапятилетний мужчинаподжарый, мускулистый, высокий. Он сидел на балконе в плавкахдругой одежды не былои, держась руками за штыри ограждения, очень походил на человекоподобную обезьяну в зоопарке. Он был уже прилично пьян, но намеревался продолжить алкогольные наслаждения. Денег на утехи не хватало, и его зоркий глаз обшаривал каждый квадрат тихого дворика.
Всю сознательную жизнь Бонивур сидел на шее покорной материтрудиться ему было как-то в тягость. Пил он тоже на халяву, но пил так, что его несколько раз запирали в психушку, где прокачивали от «белочки». После последней экзекуции с лечением он вернулся во двор особенно добрым и заявил, что теперь онПолковник. Никто не противоречил. Видимо, лечащий врач нашёл в его сознании особенные таланты полководца.
Бонивур томился. Он несколько раз поглядывал на нервно курившего Геннадиятот был далеко, и с ним, даже громко крича, общаться было невозможно.
Геннадий, докурив, уходить с балкона не торопился, он чувствовал, что сегодня Полковник проявит себяон ежедневно себя проявлял
Бонивур, посмотрев вниз, где сидели на скамейке перед входом в его подъезд соседки, громко прорычал:
Э-э-э Пи-пи-пи!!!
Соседки тут же всполошились.
Пи-пи-пи-пи-пи!!!
Не теряя хладнокровия, он опустил плавки и стал писать вниз на уважаемых дам.
Поднялся страшнейший переполох. На Бонивура кричали снизу, грозили кулаками.
И только два человека сохраняли полнейшее хладнокровиеПолковник и Геннадий, который знал, что оргии соседа только началисьжажда алкоголя поднимет весь двор на уши!
Усмехнувшись, Полковник ушёл в свою квартиру. А дамы, поругиваясь, передислоцировались на скамейку у другого подъезда.
Конфликт погиб сам собой. Геннадий усмехнулся. Что-то быстро Полковник сегодня угомонился!
Но нет! Бонивур, нацепив чёрное застиранное трико, вынесся из подъезда на простор двора, активный, словно застоявшийся жеребец. Энергия в его организме бурлила, желание выпить застилало остальные мысли.
Эй, Бонивур!
Оглянувшись на окрик, Полковник сразу потеплелперед ним стояли два пенсионера-ниндзя, Антон Семенович и Семен Семенович.
Первый был пузатым гигантом, второйсухоньким коротышкой. Оба, начав заниматься карате, обалдели, впали в лёгкую фазу маразма, взяли китайские псевдонимы и теперь докучали всем хулиганам. Во дворике было очень уютно вечерами пить пиво, громко кричать дурными голосами и визгливо хохотать женщинам. Но пенсионеры-каратисты все эти привычные удовольствия пресекли. Они подходили к довольным жизнью юношам и, не здороваясь, наносили ногами удары по ушам. Возмущения пресекались дополнительными ударами. Теперь во дворике вечерами бушевали только местные аборигены, хотя и им периодически доставалось.
Алчущий алкоголя Бонивур кинулся к ниндзя.
Глядя на высоченного Антона Семёновича, Бонивур скукожился и, изображая полное смирение, гундося, попросил:
Дядя Антон, дай двести рублей! Нутро горит!
Ты забыл, как велено обращаться? пророкотал дядя Антон. И тут же Бонивур получил здоровенный удар ладонью в ухо, едва удержавшись на ногах.
Маленький Семен Семенович в прыжке легонько добавил ногой в другое ухо.
Оба ниндзя ходили по двору в чёрных футболках с длинными рукавами, в чёрных льняных засаленных трико и китайских чешках.
Геннадий, наблюдая, как Бонивур получает «порицания» от старших, посмеивался. Но Полковник вдруг возмутился:
Вы чё, старичьё? Охренели?
Бонивур теперь был вылитый знаменитый Крамаров.
Прищурившись недобро, он скрылся в подъезде.
Нинздя, усмехнувшись, степенно пошли за дом, видимо, уже взяли под контроль ещё пару соседних двориков.
Геннадий уходить не собиралсяэксцессы Бонивура, он был уверен, продолжатся немедленно
Через минуту после ухода стариков-каратистов, Полковник вынесся из подъезда, снедаемый гневом. За такой короткий отрезок времени он успел взбежать на четвёртый этаж, перешарил содержимое выдвижных ящиков на кухне (перепугав старенькую мать) и, не опускаясь до объяснений, сжимая кухонный нож на деревянной ручке с длинным лезвием, устремился на улицу. Наказать стариков-каратистов он собрался с кровопусканием.
Но врагов не было.
Это озадачило Бонивура, но не охладило гнева.
Тем временем в однозвёздочной гостинице, расположенной перпендикулярно к дому Геннадия и выходившей окнами в общий двор, по случаю летнего зноя все окна были открыты настежь, и публика предавалась меланхоличному созерцанию уютного внутреннего дворика. Только на первом этаже, восседая за столом у окна, весело и громко разговаривали выпивающие горячительное водители-дальнобойщики. Они сидели по-домашнемув тапочках, трико, майках, общаясь преувеличенно громко и цензурным лексиконом не ограничиваясь.
Эй, вы! вскричал Бонивур, грозя кухонным ножом.
Столь наглая выходка Полковника озадачила подвыпивших мужчинкакой-то хлыщ посмел окликать их, четверых здоровяков, и грозить ножом.
Вы! Что тут пьёте! А? Бонивур сам хотел отдаться алкогольным возлияниям, и вид чужого благополучия злил его всё сильнее.
Ты, урод, понял, на кого попёр? удивился самый могучий из дальнобойщиков.
Да! Я понял! И ты поймёшь! Иди сюда! Иди! Полковник с тобой разберётся! кривлялся Бонивур, грозя ножом. Он чувствовал себя уверенно, ибо знал, что находился в полной безопасности. Даже если дальнобойщики решились бы вступить с ним в схватку, им пришлось бы покинуть свой номер через дверь, миновать коридор и вестибюль гостиницы, спуститься по ступеням широкого парадного крыльца, обогнуть здание, и только потом они попадали в пространство внутреннего дворика. А ещё требовалось добежать до второго подъезда, у которого грозился боевыми позами противник. Время было не в их пользу! Бонивур спокойно удалялся в подъезд и блокировал действие домофона на двери. Он уже не однажды подзуживал обитателей гостиницы обидными выкриками и всегда покидал место словесной перепалки с гордым видом: оскорбленные бегали очень быстро, особенно кавказцы, но не успевали. Полковник всегда ускользал от физической расправы.
Соседи, наблюдавшие нынешнюю сцену, в том числе стоявший на балконе Геннадий, ожидали предсказуемого развития локального конфликта. Но Дальнобойщики вдруг разом вылезли во дворик прямо из окна и оказались перед онемевшим от потрясения Бонивуром.
Могучий пузатый здоровяк отнял у Полковника нож и врезал ему сочную оплеуху. Один из друзей могучего дал Бонивуру увесистого пинка под зад.
Урод! кипели гневом дальнобойщики.
Инстинкт самосохранения сработал у Полковника быстрее, чем его беспокойный разум, вжимая голову в плечи, он умчался в подъезд и с силой захлопнул за собой дверь.
Дальнобойщики весело порадовались бегству негодяя.
Козёл какой-то, выразил общее мнение могучий предводитель компании, вертя в руке кухонный трофей. Будем им колбасу нарезать! Что, раз уже на улице, может, в гастроном прогуляемся?
Да, возьмём сразу пяток портвейнов, чтобы потом не выходить!
И водители большегрузов неспешно двинулись за дома, в сторону близкого продмага.
Подвергнутые принудительному сеансу уринотерапии соседки на лавочке у подъезда, где жил Геннадий, радостно обсуждали расправу над Бонивуром. Геннадий, стоя на своём балконе, решил ждать дальнейшегоне хотелось видеть надутого обидой лица жены. Она же знает, как ему тяжело. Она пока не работает, могла бы и прикрыть на время собой семейную амбразуру. Тем более девчонки повзрослеют, вообще, больше с ней будут общаться и секретничать, а она навалиласьвиноват, не уделяешь внимания. А ему кто уделяет внимание?! Кто? Пожалуй, только отец
Дверь подъезда с грохотом распахнулась: Бонивур открыл её пинком.
Ну, что делаешь? Что двери ломаешь? Ты хоть копейку дал на установку?! загалдели соседки на лавке.
Полковник не удосужил их своим вниманием, зато разглядел Геннадия, прокричал ему:
Генка, дай двести рублей!
Геннадий ухмыльнулсятолько потворствовать оргиям Полковника ему недоставало!
Нету денег! прокричал в ответ.
Бонивур уже не смотрел на Геннадия, ворчал громко:
Нету у него! Когда они у тебя были? Босота!
Тут его взгляд приобрёл осмысленностьзаметил играющих у одной из кладовых дедов-пенсионеров. Деды всё тёплое время года резались за импровизированным столом в домино и карты, выставляя на кон по рублю.
Бонивур чуть набычился, чуть согнулся, растопырил руки и пошёл к дедам походкой бывалого рецидивиставид его не предвещал ничего хорошего.
Геннадий, на время забыв семейные передряги, посмеиваясь, следил за упорными попытками Полковника добыть денег на выпивку.
Бонивур встал перед дедами и о чём-то сурово заговорил, быстро шевеля пухлыми губами. Деды на Бонивура старались не смотреть и слушали, напряжённо затихнув. Бонивур несколько раз указывал рукой на любимый дом и снова шевелил губами, излагая свой взгляд на проблему.
Геннадий понял, что это могло длиться бесконечно долго, к тому же солнце начало давить зноем по-настоящемуон вернулся в прохладу комнаты, упал на диван перед телевизором. Правы были наши предки, когда имели привычку поспать после обеда часок-другой. Геннадий сейчас бы с удовольствием уснул, только вот обедать его никто не звал, а самому идти на кухню к затаившейся там жене не хотелось.
Хлопнула входная дверьпришла жена с улицы. Когда успела выйти?!
Слышал, что Полковник задумал? снимая босоножки, прямо с порога спросила Геннадия так, словно они и не ссорились и не было надутых губ и попрёков.
Нет. А что такое?
Она прошла на кухню, жадно испила кваса из стеклянного кувшина, вернулась в зал.
Подошёл к дедам и сказал, чтобы дали ему двести рублей; иначе, говорит, возьмёт дома ножовку по металлу, в подъездах перепилит трубы газовые и взорвёт дом!