Ты любишь фильм, где умирающий от рака парень пересекает Канаду на мотоцикле за одну неделю. Он там ходит в основном в белой футболке, поэтому я надеваю классическую тенниску с треугольным вырезом, джинсы и ремень, купленный в армейском магазине. Это настоящая потертая портупея с огромной пряжкойкак у ковбоя из твоего рассказа, а не как у Брайана Адамса. Тебе непременно захочется ее потрогать.
Сажусь в метро и отправляю сообщение:
«Извини, немного опоздаю».
Ты тут же отвечаешь:
«И я».
Пейзаж за окном меняется, как в замедленной съемке. Я так возбужден предстоящей встречей, что думаю только об одном. Схожу с поезда и отправляю твит с аккаунта Бенджи:
«Трахнул бы Майли Сайрус. Так, ради интереса. #глубокие_мысли».
Добираюсь до Юнион-сквер, но не иду сразу на место, а прячусь за киоском и вижу, как ровно в 20:30 ты появляешься на площади, осматриваешься, садишься на ступеньки и принимаешься терпеливо меня ждать. Ты наврала, что опаздываешь. Я пишу тебе:
«Извини. Буду в 20:45».
Ты отвечаешь:
«Не страшно. Я тоже! Увидимся в 20:45».
Какая умничка. Заботишься обо мне и тоже нервничаешь. В 20:52 делаю первый шаг к тебе; сердце бьется где-то в горле, не верится, что мы наконец вместе. Заметив меня, ты улыбаешься, машешь и поднимаешься навстречу. Чистая, открытая и готовая. Кусаешь нижнюю губу, вся сияешь и заигрываешь:
Вы опоздали, мистер.
Извини.
Улыбка не сходит с твоего лица. Я задержался ровно настолько, чтобы дать тебе понять: я не верный паж, но и не отвязный грубиян. Ты делаешь глубокий вдох, смотришь на меня и опускаешь глаза.
Ты обещал сюрприз, когда стемнеет. Уже темно.
Да, киваю я, сажусь и хлопаю по ступеньке. Ты опускаешь рядом со мной свою хорошенькую кругленькую попку. Чудесно. Так и должно быть. Хорошо, что я дождался темноты. Ты женщина, я мужчина, вокруг ночь. Ты хорошо пахнешь чистотой. Мне нравится.
Часто, наверное, приходится чистить, замечаешь ты, слегка подталкивая своей балеткой мои новые белые «адидасы».
Поэтому и опоздал, отшучиваюсь я. Надраивал этих ребят больше часа.
Ты смеешься, мы начинаем болтать о Поле Фокс, моих кроссовках, очередном сумасшедшем бездомном, разговаривающем с мусорным баком. Нас тянет друг к другу. Это очевидно. Время течет незаметно. Тебе нравится здесь. У всех на виду. А когда разговор буксует, мы снова шутим о моих кроссовках.
Они очень белые. Идеальные. Как у Бена Стиллера.
Передам своему чистильщику обуви.
Непременно, поимей в виду, Джо.
Ты сказала «поимей» и «Джо», это не случайно.
Я оставил ему хорошие чаевые, бросаю я, и ты начинаешь рассказывать о том, как однажды случайно украла туфли на распродаже. Мы сидим на ступеньках уже почти двадцать минут; ты так завелась, что тебе приходится нести всякую чушь, только бы не наброситься на меня прямо здесь. Я выбрал это место не случайно: всю жизнь я ходил тут и завидовал обнимающимся парочкам, а теперь пусть завидуют другие. Ты рядом, чистая и возбужденная, говоришь что-то, но мне сносит крышу от одного запаха твоего геля для душа, и я с трудом улавливаю смысл.
Я такая: «Я ничего не крала, случайно забыла снять». Кому вообще придет в голову воровать туфли на острове?
Очевидно, одной бесстрашной и симпатичной девушке по имени Бек.
Ты улыбнулась, когда я назвал тебя симпатичной. Умничка. Ты уверена, что я тебя понимаю, мои изыскания не прошли даром.
Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей, кокетничаешь ты. Зачем я вообще это рассказала?
Потому что это наше первое свидание. У всех есть в запасе какая-нибудь смешная не совсем правдивая история, припасенная для таких случаев.
Значит, я врунья, улыбаешься ты и закидываешь ногу на ногу. Хоть ты и не в юбке, двое придурков пялятся на тебя, раздевая взглядом. Это Нью-Йорк, детка.
Нет, ты врунья и воровка.
Краснеешь, и мы вместе смеемся. Ты потягиваешься. Под белой майкой просвечивает красный лифчик, из-под джинсов виднеются розовые хлопковые трусики. Ты выпрямляешь ноги и вытягиваешься на ступеньках, закинув голову. Я хочу оседлать тебя прямо здесь, посреди площади, на виду у пялящихся на тебя придурков, растамана, торгующего фенечками, и недовольных стерв, спешащих домой, чтобы скорее загрузить нового Стивена Кинга на свои «Айпэды».
Ты выглядишь таким молодым, кидаешь ты, будто я какой-то задрот.
Молодым?
Нет-нет, Джо, не обижайся, я не так выразилась.
Хорошо, а то мне только исполнилось семнадцать, и знаешь, не хочется выглядеть малолеткой. Чего доброго, подумают, что ты собираешься меня растлить.
Ты шлепаешь меня по ногея тебе явно нравлюсь, закусываешь губу и наклоняешься, как тогда на выступлении, чтобы сказать что-то важное.
Многие мои друзья спешат стать взрослыми и серьезным. А вместо этого кажутся просто старыми; в них пропадает открытостьа она и есть молодость.
Что ты куришь? Я тоже так хочу.
Ты опять смеешься и легонько шлепаешь меня по ноге. Этого я и хотел добиться. Мне нравится твой смех, и мне нравится, что ты реагируешь на мою шутку, однако свою мысль не бросаешь.
Первый раз я ощутила себя старой на первом курсе. Мне предложили стажировку в Праге, но я передумала в последний момент, и все друзья тогда ругали меня, будто я упустила единственный шанс в своей жизни. Будто только в колледже есть возможность выбраться за границу.
Можем хоть сейчас рвануть, неудачно шучу я, потому что разговоры о колледже выбивают меня из колеи.
А в тебе есть молодой задор Очень классно! Будто у нас все впереди и все возможно: хоть баллотироваться в президенты, хоть выучить язык жестов, хоть объездить все замки в Брюгге
Ты сказала «у нас». Я улыбаюсь.
Велеть подать мой самолет?
Нет, серьезно, говоришь ты и подвигаешься ближе. Кем ты хотел стать в детстве?
Рок-звездой, откликаюсь я и, как ты, откидываюсь на спину. Мы лежим совсем рядом и смотрим в небо. Готов спорить, мы чудесно смотримся вместе, под звездами, молодые и влюбленные.
Я хотела стать певицей.
Вот почему тебе так нравится «Идеальный голос»
Ты резко оборачиваешься и садишься. Я облажался.
Откуда ты знаешь?
Просто предположил.
Черт! Черт! Черт!
Одно время его все смотрели.
А-а тянешь ты. Тебе нравится?
Не знаю, мямлю я, мучительно краснея. Не смотрел. Но если ты любишь, значит, фильм стоящий.
Неужели, говоришь ты, не поднимая глаз, я настолько предсказуема?
Я молчу. Не знаю, что сказать. Черт бы побрал эту Анну Кендрик. Все из-за нее. Как можно было так проколоться?! Ты смотришь на меня с грустью. Я виноват. Есть только один способ все исправить.
Предсказуема не ты, Бек, а «Фейсбук».
Ты залезал на мои странички?
Они в открытом доступе
Ты опять смеешься и шлепаешь меня по ноге. Встаешь, потягиваешься. Я вижу твой пупок. Тебе нравится, что я смотрю на тебя. Тянешься так и эдак, опускаешь руки и хлопаешь себя по бедрам.
И фоточки мои смотрел?
Пару сотен, не больше. Только за последнюю неделю.
Опускаешь голову и машешь руками.
Нет-нет-нет! Не хочу быть предсказуемой телочкой, у которой вся жизнь выложена в «Фейсбуке».
Почему вся? Совсем нет.
Конечно, нет.
Как минимум половина в «Твиттере».
Ты снова шлепаешь меня по коленке. Тебе явно это нравится, и мне нравится. Какой-то ребенок орет, требуя мороженого. Хиппи играет на банджо. Богатая сучка на каблуках и в дорогих шмотках громко разговаривает по телефону. Ты опять касаешься моей коленки.
Я тоже искала тебя в Интернете.
Да?
Хотела посмотреть фотки, но фамилию я твою не знаю, а по одному имени трудно найти.
Я улыбаюсь, и ты улыбаешься. Ребенок никак не уймется, но он нам не мешает. Ты прижимаешься ко мне и воркуешь:
Покорми меня.
Сейчас пойдем.
Киваешь.
Ты есть в «Фейсбуке»?
Раньше был, вру я. А потом удалил профиль. Надоело. Большинство живет только ради того, что обновлять статусы.
Это точно. Ты киваешь. Одна из моих лучших подруг тоже против «Фейсбука».
Да я не то чтобы против.
Тебя же там нет
Я догадываюсь, что ты говоришь о Пич, высокомерной неулыбчивой дылде, которую никто не любит. Плохо, что ты сравнила меня с ней. Очень плохо! Накатывает паника. Я замолкаю. Родители наконец-то заткнули маленького засранца шоколадным мороженым. Поднимается ветер. Темнеет. Падают скейтбордисты. Твоя рука тянется к телефону. Я чувствую, что ты хочешь тиснуть подругам: «Парень, с которым у меня свидание, заявил, что ненавидит Фейсбук. Вот и всё».
Пойдем перекусим или что? спрашиваю я и потягиваюсь, демонстрируя, что у меня есть бицепсы и я могу убить любого, кто посмеет на тебя пялиться. Ямужчина. А у настоящих мужчин, про которых ты пишешь в своих рассказах, не бывает друзей.
Или что?
Ты же хотела есть, а это просто к слову пришлось.
Не замечал, как много лишних слов мы говорим?
Пожалуй, соглашаюсь я и вовремя себя одергиваю, чтобы не сболтнуть про ваше с Чаной и Линн пустопорожнее обсуждение сериала «Новенькая».
Я хочу обращаться со словами бережно и не тратить их понапрасну. Отсечь все лишнее.
Понятно.
Я не против перекусить.
Поднимаюсь и протягиваю тебе руку.
Прошу.
Ты понимаешь, что я хочу полюбоваться на твою задницу, и спускаешься первая.
Чего тебе хочется?
Все равно, отвечаешь ты и оглядываешься. Главное, чтобы недалеко от дома, мне завтра рано вставать.
Я веду тебя в «Корнер бистро» и заказываю бургеры, картошку фри, водку и виски. И не возражаю, когда ты заводишь разговор про детство. Ты рассказываешь про Нантакет, япро Бедфорд-Стайвесант, тыпро страдания провинциалки, япро твой остров. Это тебя удивляет и подкупает.
Джо, ты такой умный Случайно, не в книжном работаешь?
Много говоришь про университет, то и дело вворачивая то «Лигу плюща», то «парней из Йеля». И наконец решаешься задать главный вопрос:
Когда ты выпустился?
Никогда. Я даже не поступал.
Киваешь. Такое тебе в диковинку. Я начинаю смеяться, ты подхватываешь. Ты для меня тоже в диковинку. Завожу разговор про книги.
Игра «кто-больше-прочитал» мой конек. Я выигрываю, ты сражена.
Извини, бормочешь ты, боюсь показаться грубой, но ты, хотя и без образования, лучше разбираешься в литературе, чем большинство моих сокурсников. Уму непостижимо.
Я понижаю голос:
Только им об этом не говори.
Улыбаешься и моргаешь. Это наш секрет. Я отлично справляюсь. Ты не можешь от меня оторваться. Мыпоследние посетители. Теперь ты поняла, почему я сразу предложил сесть, а не торчать у стойки. Мы одни за столиком на четверых. Одни во всем зале. Остальные столики уже вымыты, стулья подняты. Ты смотришь налево, направо, потом на меня. Спрашиваешь, не против ли я, если ты вытянешься на скамейке. У меня есть идея получше.
Хочешьпожалуйста. Или я могу проводить тебя домой.
Ты хлопаешь глазами и идешь ва-банк.
А дальше?
А дальше как захочешь, Бек.
Ухмыляешься.
То есть ты джентльмен?
Я не отвечаю. Ты робкая и пьяная одновременно. Подводка в стиле сестер Олсен почти стерлась, и ты стала похожа на саму себя.
Ложись! командую я.
Да, сэр, лепечешь ты, щеки вспыхивают, соски напрягаются, трусики намокают. Послушно вытягиваешься. Я хочу впиться в тебя, но пока нельзя. Сегодня мы даже не поцелуемся.
Руки за голову.
Мы играем в «делай как я»?
Нет.
Я представляю, как мы трахаемся прямо здесь на полу. Представляю. Пахнет пивом, беконом и чистящим средством. Я делаю вдох, ты кладешь руки под голову. Вдруг начинает играть Дэвид Боуивсе-таки Бог существует! ты улыбаешься. Раздеваю тебя взглядом. Встаю. Ты слышишь шум отодвигаемого стула и открываешь глаза.
Закрой глаза, Бек.
Слушаешься.
Я просто хотела рассказать тебе про этот альбом.
Не надо, приказываю я.
Мне не нужны твои истории; мне нужна ты, безумно влюбленная в меня. Я не говнюк из Лиги плюща, чтобы восхищаться подробностями о малоизвестном альбоме Дэвида Боуи. И я не собираюсь слушать истории, которые ты травила парням из Йеля. Ты теперь моя и будешь делать, как я скажу. Ты тихонько подпеваешь Боуи, чтобы показать, что знаешь слова. Такое дерьмо нужно только придуркам вроде Бенджи. Бедняга, ну и натерпелась же ты с ними
Я обхожу вокруг стола и сажусь у тебя в голове. Ты замолкаешь, хихикаешь, но глаз не открываешь. Тебя трясет от желания. Я откидываюсь и кладу ноги на стул. Мой член в нескольких сантиметрах от тебя, от твоего милого ротика. Ты чувствуешь его запахноздри трепещут, ты сглатываешь в возбуждении. Я смотрю на тебя сверху вниз: глаза послушно закрыты, рот вызывающе приоткрыт.
Прикольно, говоришь ты. А вдруг про нас забыли и до утра закрылись
Вполне возможно, откликаюсь я, но думаю не про безудержный секс с тобой на полу, а про запертого в подвале Бенджи, мать его. Вот говнюк! Даже так умудряется нам мешать.
Эй! вдруг спохватываешься ты и открываешь глаза. Вместо Боуи начинает невыносимо орать «Лед Зеппелин». Отведи меня домой! приказываешь тоном, не терпящим возражений (наверняка переняла у друзей, выросших с прислугой).
Да, мисс.
Два квартала мы идем в полной тишине, засунув руки в карманы, чтобы случайно не наброситься друг на друга прямо там. Для светских бесед мы слишком возбуждены. Тихо. На улицах ни души. Я довожу тебя до крыльца, ты поднимаешься на две ступеньки, и мы оказываемся лицом к лицу. Ты явно не в первый раз проделываешь такой фокус. Отработанный прием. Но я не попадусь на него и не стану тебя целовать, Бек. Не тебе меня учить, что мне делать с твоим телом.
Было здорово, мурлычешь ты.
Ага, соглашаюсь я невозмутимо. Тебе завтра рано вставать, так что иди.
Ты киваешь, соглашаешься, но видно, что злишься. Ну и получит сейчас твоя зеленая подушка А я улыбаюсь: ты будешь думать обо мне, ждать и сходить с ума от желанияточно так же, как на площади ребенок выпрашивал мороженое, точно так же, как вся Америка затаив дыхание ждала новой книги Стивена Кинга, как я сегодня ждал Кёртиса и как Бенджи на другом конце города сейчас ждет меня. Тебе тоже придется подождать.
Сладких снов, Бек.
Попить на дорожку не хочешь? спрашиваешь ты, стоя у призывно распахнутой двери. Последняя попытка.
Нет, спасибо, говорю я и ухожу не оборачиваясь. Ты вожделеешь меня, и, честно говоря, если б не Бенджи с его органическими яблоками и содовой, я бы плюнул на все и глотнул твоей водички.
Бенджимой спаситель, мать его. Кто бы мог подумать?!
* * *
Я осадил тебя, и правильно. Улыбка не сходит с моего лица всю дорогу, а дома я рассказываю Гектору о свидании, передергиваю на тебя, принимаю душ, щедро обмазываюсь кремом и скачиваю альбом Боуи Rare and Well Done, чтобы послушать его по дороге в магазин. Не ложусь: еще куча дел. Да и как уснуть, когда ты сейчас будешь строчить своим подружкам отчет о свидании. Заглядываю в гастроном, покупаю овсяные колечки и пакет молока, потому что Бенджи тоже заслуживает награду. Умей я свистеть, непременно изобразил бы какую-нибудь счастливую мелодию. Вхожу в магазин, сбегаю по лестнице и нахожу принцессу Бенджи в праздности и дурном расположении духа. Кинга он даже не открывал, сразу видно, я же профессионал. Передаю ему колечки и подушку. Вот какой я добрый.
Но принцесса не ценитобнюхивает тарелку и фыркает:
Это ведь не миндальное молоко?
Читай книгу и ешь, командую я. Тест будет по первым ста страницам. Вперед!
Поднимаюсь наверх и устраиваюсь поудобнее для новой встречи с тобой, Бек, только теперь виртуальной: включаю в наушниках Дэвида Боуи, открываю на компьютере фотки, стянутые в «Фейсбуке», без звука пересматриваю отрывками «Идеальный голос». Растворяюсь в тебе и даже не замечаю, как начинает светать. Как ни странно, спать вообще не хочется. Хочется увезти тебя в «Лондон, удивительный молодой город», а приходится спускаться в подвал, чтобы проверить, усвоил ли Бенджи урок.
И знаешь, что я вижу?! Он не просто читает Кинга, он жадно заглатывает его, как толстощекий карапузсладкую карамельку. Я принимаюсь хлопать, а он, застигнутый врасплох, с деланым равнодушием откладывает книгу и изображает зевок. Предупреждаю, что сейчас будет тест; он начинает ныть.
Сегодня у нас тест на знание содовой.
Что? Ты же сказал читать Кинга.
Да, я сказал. А ты сделал. Молодец.
Бенджи принимается стонать и жаловаться, что у него болит желудок. И голова. И аллергия на книжную пыль. И ему нужен пластырь (ему здесь детский лагерь, что ли?), и витамин В, и крем от экземы, которая обострилась из-за «дешевого» кофе (видите ли, он не может пить молоко из коровьей сиськи). И вообще, он устал и не хочет больше никаких тестов.