Николай ПсурцевКрутой парень
Разные роли капитана Колотова
Он еще и издевается, сказал Лаптев и указательным пальцем выщелкнул в окно окурок. Вот гад кривоногий
Мокрый окурок расползся на лобовом стекле «Волги»-такси, проезжающей мимо. Побагровевший таксист принялся сигналить, грозить кулаком и что-то выкрикивать яростное и страшное.
Да иди ты! махнул рукой Лаптев и чуть притормозил, чтобы «Волга» проехала.
Я тебя выгоню, тихо сообщил Колотов.
А че такое, че такое? встрепенулся Лаптев, опять нажимая на акселератор. Гад, он и есть гад и издевается еще. По всему городу за ним мотались, и только за-ради того, чтоб он нас обратно в управление привел. Так могли бы сидеть у окошка да и ждать. Ну? Правильно? Ну?
За рот твой слюнявый выгоню, уточнил Колотов. Постовым поставлю к урне на вокзале. Будешь гражданам указывать, куда окурки кидать. Заодно и сам поучишься.
С заднего сиденья хихикнули.
На площадь-то не выезжай, Колотов пальцем принялся разминать слегка затекшие ноги. Тормозни на углу. Поглядим, зачем Гуляй сюда пожаловал.
Он либо наглец, подался с заднего сиденья Скворцов, либо одурел, балбес, от самогона и прет неизвестно куда, дороги, понимаешь ли, не разбирая.
Я думаю, он сдаваться идет, серьезно заметил Зотов. Пил, гулял, воровал. А вот утром сегодня проснулся, и так нехорошо ему стало, так муторно, ну просто невмоготу. Пошто же жизнь свою молодую поганю, подумал, пошто не живу как все, чисто, светло, на одну зарплату? Расплакался, надел штаны «вареные», итальянские, «Феруччи», и пошел сдаваться.
Не, отозвался Лаптев. Он дразнится. Засек, что его ведут, понял, что все, кранты, не деться никуда, и фасонит теперь, изгаляется. Ща потопчется возле управления и в прокуратуру нас потащит, а потом в филармонию Шульберта слушать, и будет там какой-нибудь пиликалка два часа нам уши чистить. Мы уснем, а он скок и был таков
Ну как не стыдно, Зотов помотал головой в знак своего искреннего душевного огорчения. Только плохое в людях видим. Ну осталось же в нем что-то святое?
Нет, датый он, точно датый, не отступал Скворцов. Ишь как озирается! Очухался и никак не сообразит, куда попал.
Все, тихо, Колотов наклонился вперед. А вот и Питон. Молодец Нинель. Скинемся, флакончик «Фиджи» ей купим.
Кривоногий Гуляй был большим модником. Кроме «вареных» джинсов на нем была еще и черная лайковая куртка и жокейская кепочка с длинным козырьком и с какой-то нерусской надписью на тулье. И он, видимо, очень радовался, что он такой модный, хоть и кривоногий. И впрямь, как приметил Скворцов, он все озирался по сторонам, но, верно, не из-за того, что не понял, куда попал, а из-за того, чтобы поглядеть, какой эффект его «варенки» производят на девочек, девушек и дам. Но девочкам, девушкам и дамам было, судя по всему, как до лампочки, до модного Гуляя, и он был этим явно расстроен и что-то говорил обидное им вслед, особенно громко в спину самым худеньким и хрупким. Бог их знает, женщины разные бывают, иная, что покрепче, глядишь, развернется и саданет Гуляя по загривку, и покатится по асфальту его нерусская кепочка, и затопчут ее равнодушные и невоспитанные пешеходы своими добротными отечественными башмаками, а иная и крикнет громово и порекомендует ему, где и в каком месте свои словесные изыски выказывать, а какая, глядишь, и милиционера кликнет. Всякие девочки, девушки, дамы бывают А милиция, она близко, в десяти шагах. На красной вывеске возле дверей так и написано: «Управление внутренних дел». Но нет, не особо боится Гуляй милицию. Вон вышел дородный капитан, с козырьком на лоснящемся лбу, а Гуляй к нему скок и эдак развязненько, как в кинофильмах про двадцатые годы: «Разрешите прикурить, товарищ красивый милиционер».
Сволочь, заявил по этому поводу Лаптев.
Мается он, мается, не знает, к кому подойти, констатировал Зотов.
Беляк пришел, догадался Скворцов. Ща крокодильчиками кидаться начнет
Но вот Гуляй насторожился, оборвал вертеж свой по сторонам, уставился, чуть пригнувшись, в одну точку на краю площади. Этот его взгляд и проследил Колотов. Питона он еще не видел ни разу, но узнал его тотчас. Когда кого-то очень ждешь, когда очень жаждешь с ним встречи, когда по ночам снится он тебе без лица, с черным прогалом вместо него, тогда вмиг разглядишь долгожданного, даже в таком безмятежном столпотворении, что случилось сегодня на площади по поводу, видимо, прозрачно-воздушного, солнечно-синеватого сентябрьского дня. Питон был высок, крепок, черноволос, по-монгольски скуласт. Шагал он уверенно, сунув руки в карманы бананистых брюк, откинув назад полы свободного, почти бесформенного пиджака.
Он вооружен, сказал Колотов. Видите?..
Левый внутренний карман чуть провисает, подтвердил Зотов.
Шеф, позволь, сниму гада с одного выстрела, Скворцов угрожающе потянулся к кобуре под мышкой.
Я все понял, Колотов засмеялся. Во дураки-то мы. Подружка-то Гуляя не соврала. Все четко.
Что? У Зотова вдруг вспотели ладони, и он незаметно вытер их о куртку.
Питон встречу назначил на площади у помойки, Колотов обернулся и посмотрел на своих спутников.
Ну, поторопил его Скворцов.
У помойки, повторил Колотов.
Никто не реагировал.
Вот тупые-то, Колотов дернул головой. У помойки, у мусорской конторы, значит. У нашей с вами, значит, конторы.
У-у-у-у, тварь, злобно протянул Скворцов. Не вынесу этого, шеф! Дай стрельнуть, дай!
Здесь задерживать нельзя, Колотов потер подбородок. Народу тьма.
Гуляй и Питон наконец встретились. Пожали руки друг другу, как порядочные. Огляделись, как им показалось, незаметно и бодренько направились прочь от «помойки».
Лаптев завел двигатель, и «жигуленок» выкатил на площадь.
Посреди площади расположился овощной базар. Пестрые ларьки с меднолицыми, горластыми деревенскими кооператорами за прилавками. А вокруг веселые, гомонящие покупатели, затаившие от восторга дыхание, взирающие на обилие овощей и фруктов. Дождались все-таки. Спасибо областным властям, соблаговолили наконец, потрафили покупателю, позволили витаминов вкусить по сходной цене, недешевой, но не рыночно-гангстерской! Слава богу! Колотов заприметил каких-то ребят с фотоаппаратами среди толпы, с магнитофонами «Репортер» наперевес. Сегодня вечером по радио трезвон будет, а то и по местному телевидению, ну а завтра подборочка в областной газете, это уж точно.
Пока объезжали базар по краю площади, на несколько мгновений потеряли из виду модную парочку, а когда наконец обогнули последний павильон, оказались от них метрах в десяти. Те преспокойненько поджидали автобус на остановке.
Плохо, сказал Колотов. В такси было бы проще их брать. Что у них, бабок нет, что ли?!
Экономят, Зотов опять обтер ладони о куртку. Денежка счет любит. Копеечка к копеечке
На остановке возле парочки томился тот самый дородный милиционер, у которого Гуляй прикурить попросил. Он нервно притоптывал ногой. Невтерпеж ему было. Спешил, видать, куда-то.
Лобенко сменился, хмыкнул Скворцов. Домой мчится. Его там диван ждет и щи тещины, жирные, густые. Она у него в столовке работает. Он на тещу два раза бэхээсников напускал. Стращал. Она его теперь и вовсе на убой кормит. Успокоился
А Лобенко словно учуял, что о нем говорят, вперся взглядом в машину, а потом заулыбался, залоснился, руки распахнул, словно Гуляя с Питоном обнять захотел. Те шарахнулись в сторону, побледнев мигом, а Лобенко уже бежал к машине, топая по-слоновьи.
Идиот! процедил Колотов. Чему учили?! Давай, Митя, жми, пока он нас не спалил.
Машина рванулась, будто ей кто доброго пинка дал, ввинтилась в поток на улице Коммунаров и через несколько метров вильнула в проулок.
Эй, Колотов! донеслось сзади зычное. Погодь!
И растаяло умирающим эхом: «Погодь погодь погодь»
Все, сдавил сильно виски Колотов. Опять придет ночью, только теперь с лицом.
Кто? не понял Зотов.
Кто? не поняли остальные.
Да это я так, Колотов махнул рукой и повернулся к Скворцову. Давай, Миша, ищи такси.
А я? обреченно спросил шофер.
Отгонишь машину в управление, срисовали ее, Митя.
Повезло. Не прошло и минуты, как к Колотову подкатила салатовая «Волга» с горделиво восседающим в ней Скворцовым. Колотов опасливо заглянул в кабинуне тот ли водила там правит, которому Лаптев неприятность на стекле сотворил. Чем черт не шутит. Нет. Шофер был другой, добродушный, пожилой, с хитрованским глазом. Подбежал наконец Зотов. Выдохнул:
Сели. На двенадцатый. По коням!
Шофер весело развернулся, врубил третью скорость, гикнул что-то удальское и ухарски ворвался на улицу Коммунаров.
Куда теперича? Он по-молодецки крутил баранку тремя пальцами. В «Комету», «Якорь» или «Былинку лесную» на пятнадцатый километр?
Колотов оглянулся на «оперов». И впрямь «фарцмадуи» какие-то, а не сотрудникикурточки, джинсики, цепочки на шеях, патлы уши покрывают, только по кабакам и шастать. А его самого шофер небось за основного принялкостюмчик деловой, добротный, рубашечка с булавкой в воротнике (шею трет, где жена ее купила?). Самому тридцать пять, а на вид все сорок дашь. Короче, те двое«шестерки» на подхвате, а он«деловик». Не угадал хитрованский папаша. Колотов вынул удостоверение и сунул его под нос шоферу.
За тем автобусом и держись. Только не плотно. Сечешь?
Расстроился шофер, обмяк сразу, загрустил. Деревню свою вспомнил, матушку, знатную во всей округе певунью, дом на косогоре, курочек суетливых. Неужто это было? Чуть не расплакался
Гуляй с Питоном вышли из автобуса у вокзала. Глянули на часы, на расписание, что над главным входом двухэтажного длинного вокзального здания висело, и не спеша двинулись к перрону. Зотов и Скворцов направились вслед. А Колотов аккуратно вывел на путевке грустного шофера несколько слов, записал номер удостоверения и расписался.
Куплю дом в Заречье. сказал шофер. Дельный такой пятистенок, корову заведу, наймусь механизатором в колхоз. И гори оно все синим пламенем.
Колотов вздохнул мечтательно:
Лес. Луга заливные. Навозцем тянет. Раздолье. Хорошо. Пригласишь?
А приезжай!
Колотов вышел, мягко закрыв за собой дверцу. Шофер развернулся и покатил к стоянке. Увидел страждущую толпу на тротуаре и стал прикидывать, как бы облапошить распорядителя с повязкой на рукаве и набрать денежных «лохов» для поездки в аэропорт. О пятистенке он уже забыл.
Колотов догнал сотрудников, распорядился, чтобы Зотов нашел любого вокзального милиционера и попросил того связаться с работниками из отдела охранынужна помощь, по инструкции троих маловато для задержания вооруженного преступника, а сам со Скворцовым поспешил за «модниками».
Гуляй с Питоном тем временем резво взбежали на перрон и скорым шагом двинулись вдоль зеленого состава, который уже едва заметно подрагивал и глухо гудел, исподволь копя силы, чтобы вскорости отклеиться от перрона, от временного своего пристанища, и с шумной радостью умчаться, куда фары светят.
«На юга ломятся, соколики, отметил Колотов, глянув на табло перед перроном. Без вещей? Бегут? Или их кто ждет там у вагона?»
Через три минуты, шеф, Скворцов поправил кобуру под мышкой.
Вижу.
Уезжающие и провожающие уже суетливо обнимались, жали руки, обещали горячо, что мол, «непременно, непременно Как только Ты же знаешь, я не по этому делу Для меня только одна женщина Ты единственный» и так далее Колотов несколько раз оглянулся, но Зотова так и не заприметил. У шестого вагона «модники» остановились, поозирались привычно, и только тогда Питон полез в карман и вынул билет. Проходя мимо, Колотов скользнул по его рукам взглядом. Один билет. Значит, Гуляй остается. Но в вагон они влезли оба.
Ну что? Колотов остановился резко и хрустко помял пальцы на левой руке.
Пошли, неуверенно подсказал Скворцов.
Давай подождем малость.
Минута, Скворцов расстегнул молнию на куртке и тотчас застегнул ее обратно.
Лучше расстегни, посоветовал Колотов.
Ага, согласился Скворцов, но не расстегнул. Забыл.
Где их черти носят?! Колотов ослабил галстук, потом и вовсе развязал его, снял и, скомкав, сунул в карман.
Скворцов оттянул рукав куртки, посмотрел на часы.
Все, сказал Колотов. Давай.
Маленькая проводница с унылым лицом встрепенулась с недоброй готовностью.
Куда?
За кудыкину гору, процедил Колотов и взялся за поручень.
Билет! выкрикнула проводница и схватила Колотова за руку.
Мы провожающие, зло бросил Скворцов.
Нельзя! лицо проводницы оживилось, загорелось радостным ожесточением.
Милиция, едва сдерживаясь, тихо проговорил Колотов и вынул удостоверение. На мгновение проводница убрала руку. Колотов скользнул в вагон.
Ой, напужал! Ой, напужал! пришла в себя проводница. Милиция. Подумаешь, а без билету все равно нельзя!
Дура! Скворцов оттолкнул ее в сторону и взлетел по железным ступенькам.
Оскорблять, да? Оскорблять?! взвизгнула маленькая злобница. Ей было хорошо, только ради этих минут стоит жить. А так скука смертная.
Колотов уже миновал тамбур, купе проводницы, с ходу врезался в необъятную даму с тихим лицом, локтем ощутил ватную мягкость груди, на миг взглянул в тоскующие глазапровожающаяи наконец прорвался в коридор. Первое купе там уже едят, пахнет пирогами, быстро освоились; второе купекто-то суетливо убрал бутылку под стол; третьерадостно вскинулись дети, самый маленький вскрикнул: «Папочка»
Я вот сейчас начальнику поезда! Я вот сейчас в Совмин напишу!.. Самому напишу! Подумаешь, милиция! яростно горланила за спиной проводница.
Из купе в середине вагона неожиданно выскочил Гуляй. Глаза растопырены, кепочка на боку. Остолбенел на миг от испуга. Мгновения достаточно. Колотов коротко ткнул его мыском правой ноги в пах. Гуляй охнул и переломился надвое, качнулся к стене и стал медленно оседать. Колотов рванул пистолет из кобуры, прыгнул к двери купе, выставил вперед руку с оружием, крикнул что есть силы:
Лицом к окну! Руки за голову! Не шевелиться!
Две женщины средних лет с застывшими глазами, субтильный юноша с тонким галстучком, телом и руками их укрывающий. Смелый малый. И Питон, конвульсивно бьющийся у окна. Не открыть, голубчик. Иные теперь окошки делают, чем раньше. Удар по копчику, для острастки по затылку, правую руку на излом и Колотов шарит уже у Питона за пазухойвот она, игрушечка, любовно телесным теплом нагретая.
Колотов услышал шум сзади, глухой удар, вскрик
Что?! гаркнул он, обернувшись. В коридоре у окна, держась за нос, стоял Скворцов. Колотов все понял. Держи этого, рявкнул он. Держи крепче. И волоки на выход. Он рванул Питона на себятот завопил от боли в рукеи потащил в коридор. Скворцов помотал головой, вроде оклемался, и перехватил у Колотова руку Питона.
Проводница, точно как Скворцов секунду назад, стояла у окна, прижав ладонь к губам. В глазах плескались растерянность, страх, мольба о прощении Она в последнем усилии вжалась в стенку, срослась с ней, когда Колотов, хрипло выдыхая, будто простуженный, пронесся мимо.
Она отлипла от стены, нахмурилась, съежила лоб: что-то кольнуло под сердцем. Она потерла это место, закрыла глаза и тотчас увидела Олечку, большеглазую, кругленькую, светящуюся. Такой она была год назад Господи, она не видела дочь уже целый год. Зачем рожала, одна, без мужа? Дура! А потом испугалась, что замуж никто не возьмет с ребенком, и отвезла девочку к матери Целый год! Стрелять надо таких, как она! Все. Как только состав придет обратно, отпуск за свой счет и к дочкезаберу с собой, крошечку
Из купе вышел пузатый дядька со стаканом в руке.
Сдурели, что ли?! прикрикнула она. Какой чай, когда поезд еще не отошел! Ну я вам устрою!
Она пошла в свое купе и стала придумывать разные разности, которые она устроит пассажирам во время долгого пути.
На перроне у самых ступеней, припав на колено и вдавив руки в живот, корчился Зотов. Колотов яростно ругнулся, спрыгнул на колдобистый асфальт, поднял Зотову лицо:
Что?!
Зотов крутил головой, скривился, выжал из себя:
Ножом Больно Обойдется
Оторвал от живота руку, махнул в сторону головного вагона.