Кто живет в доме где ты оставил книгу? спросил мой знакомый.
Данионитас ответил, что сама художница и двое ее сыновей. Он сказал, что они еще маленькие. Старшему лет десять, а младшему, наверное, семь-восемь.
Я потратил больше пяти лет, мразь, что бы найти тебя. Ты дал слово умирающему и не исполнил его. Ты знаешь, что это грех? сказал мой знакомый и сильно ударил его. Данионитас закричал и начал умолять простить его. Он пообещал отдать все, что у него есть.
И, что же у тебя есть? сказал мой знакомый. То, что ты украл у меня в десятки раз больше всех твоих жалких сбережений, которые ты старательно копил всю свою жалкую жизнь. Знаешь, что хранится в банковской ячейке, секрет которой ты безуспешно пытался разгадать?
Несмотря на то, что Данионитас был страшно напуган и испытывал сильную боль, в глазах его загорелось любопытство. И алчность.
Там лежат бриллианты почти на три миллиона долларов. После того, как я забрал их у ювелира, я передал их моему другу, и он положил их в банк. А знаешь, почему ты так и не разгадал, в каком банке находится ячейка? Потому, что в книге не было этой информации. Мы заранее договорились, в каком банке будут камни и какое кодовое слово нужно сказать, что бы открыть ячейку. Мой друг любил сказки, просто обожал. Кодовое слово было«сим-сим откройся». Он захохотал. Это было так страшно. Я считал это глупым, но, с другой стороны, какая разница. Ему так захотелось. В конце концов, это даже смешно, правда? Так просто и никогда не придет в голову. Согласен?
Потом, он выстрелил. Я почувствовал ужас. Мне уже было все равно, что я должен денег. В тот момент не было никого страшнее, чем мой знакомый, стоящий с пистолетом в руке. Если бы я мог незаметно уйти, я без оглядки бросился бы бежать. И, наверное, уехал бы в тот же вечер. Не важно, куда, лишь бы подальше от этого человека, от всего этого. Но я не мог сбежать. Он убил бы меня.
Пошли, сказал он, нужно забрать книгу.
Мы пошли пешком. Данионитас рассказал, как пройти к дому художницы. Я шел как в тумане. Мне казалось, что мы идем уже целую вечность. Впереди, в сумерках показались какие-то темные постройки. Когда мы подошли ближе, это оказалось какими-то полуразвалившимися сараями. Данионитас говорил про заброшенную ферму, видимо это была она. Мой знакомый остановился.
Когда придем к дому, ты позвонишь в дверь и представишься каким-нибудь страховым агентом. Нужно отвлечь женщину. И прекрати дрожать! Иначе она сразу заподозрит, что что-то не так, сказал он.
А, что будет с ней и с детьми? спросил я. Я уже догадался, что он ни перед чем не остановится. Но участвовать еще в одном убийстве я не мог. И тем более в убийстве детей
Подозреваемый тяжело дышал. Глаза его горели лихорадочным блеском. Бобров налил ему еще воды.
Спасибо, поблагодарил мужчина и снова выпил все до капли. После того, как я спросил про женщину и детей, он ухмыльнулся, и у меня мороз пошел по коже.
Посмотрим по обстоятельствам, ответил он, но в его глазах я видел правдивый ответ. И еще я понял, что меня он тоже убьет. Я ему тоже уже не был нужен.
Нельзя убивать детей, сказал я, понимая, что на него это не подействует. Но я пытался хоть чуть-чуть потянуть время, чтобы что-нибудь придумать, чтобы остановить его. Дети ни при чем.
Не забыл, про свой долг? Как думаешь, что будет с тобой, если не вернешь деньги в срок? Так, что ты лучше за себя переживай, глядя на меня с угрозой, сказал он.
И тут, на меня, что-то нашло. Я бросился на него. Что-то хлопнуло, совсем тихо. Я почувствовал страшную боль в руке. Я понял, что сейчас я умру. У меня был нож. Я все время носил его, с тех пор, как тот, кому я был должен начал мне угрожать. Я себя чувствовал с ножом в большей безопасности, хотя и понимал, что это глупо. Я знал, что сейчас он убьет меня. От боли и страха я почти ничего не соображал. Я схватил нож и ткнул им вперед, наугад, надеясь попасть в него, остановить. Я даже не ожидал, что вообще попаду в него. Я почувствовал как его рука, ухватившая меня за плечо разжалась и он начал оседать на землю. Несколько минут я не мог двинуться с места. Я испытывал ужас, облегчение, страшную боль, слабость. Все чувства перемешались. Мне казалось, что я во-вот потеряю сознание. Я оторвал кусок своей рубашки. Перевязал руку. Мне кажется на это ушло несколько часов, хотя, наверняка, прошло минут десять. Потом я забрал у него документы, бумажник, сотовый и пистолет. И пошел к дороге.
Когда я добрался до дороги, сил у меня не осталось. Я не стал возвращаться в дом Данионитаса, потому, что не мог себя заставить, вновь побывать там, зная, что он сам в доме Да, думаю я бы не смог вести машину, в таком состоянии. Но мне повезло. Через несколько минут около меня остановилась машина. Водитель предложил меня подвезти. Он заметил, что мне нехорошо. Предложил поехать в больницу Я не мог Он хорошо разглядел меня. Он бы обязательно догадался Я не мог оставить его в живых. Понимаете? Мне пришлось
Мужчина заплакал и сидел, раскачиваясь вперед назад, глядя перед собой пустым взглядом. Огонь в его глазах угас. Сейчас он напоминал тряпичную куклу. Отсутствие какого-либо выражения на лице. Глаза потухшие, безжизненные.
Следователи переглянулись. Бобров сказал:
Допрос прерван в двенадцать часов сорок четыре минуты.
Он выключил диктофон.
Продолжим завтра.
Человек, только, что сделавший признание, повернул лицо к следователю.
Почему в жизни все так несправедливо? спросил он печально. Бобров пожал плечами.
Вопрос в том, чего ты ждал от жизни. К чему стремился, сказал он. Справедливость каждый понимает по-своему. По мне, так в данном случае все справедливо. За свои поступки нужно платить.
Пришли охранники, увели подозреваемого.
Мне его немного даже жалко, сказал Синицын. Он долгое время жил в постоянном напряжении, в страхе за свою жизнь. А потом все стало еще хуже. Его жизнь превратилась в настоящий ад. Только страх и одиночество.
Он сам создал свой ад, пожал плечами Бобров. Он мог вызвать полицию, после того, как убил Комаровского. Вместо этого он убил еще одного человека. Хорошего человека, не имеющего к этой истории никакого отношения. Он ему помог, а этот малахольный отплатил ему за добро ножом в сердце, что бы только спасти свою шкуру.
Возможно. Но в каждом есть, что-то хорошее. Он же не хотел убивать женщину и детей, сказал Саша Синицын.
А как ты думаешь, что было бы, если бы они все-таки дошли до дома? хмуро спросил Бобров. Я думаю, что он набросился на Комаровского только из-за того, что понял, что тот его тоже в расход пустит.
Саша вздохнул.
Ладно. Бог с ним. Пойдем, может, по пивку?
Среди рабочего дня? наигранно возмущенно посмотрел на приятеля Бобров.
Начальства все равно нет.
Ладно. Пошли. Хотя, возможно, именно так, с мелких правонарушений великие злодеи и начинают.
Глава 16
Врач закончил осмотр и велел медсестре наложить новую повязку.
Ну, что ж, все нормально. Заживает хорошо. Еще два-три дня и, думаю, уже можно будет подумать о выписке, сказал он. Вообще Вам повезло. Пуля прошла неглубоко, не задев ничего жизненно важного.
Да, я везунчик. Порой сам себе завидую, прокряхтел Прохоров, морщась от боли, пока сестра обрабатывала рану, перед тем как наложить повязку. Выйду отсюда и прямиком к начальству на ковер. Там мне тоже сразу расскажут, как мне повезло и какой я герой. Еще выговор влепят, за самоуправство и нарушение инструкций.
Прохоров вошел в палату. Скорее бы уже и вправду выписаться, черт с ним с начальством. Не впервой, переживет, и он, и начальство. Надоело на больничной койке валяться. Тоска смертная. Одни доходяги кругом, еле ползают по коридору до туалета и обратно. Тишина, покой. Никаких загадок, никакой неразберихи. Никто никого не пытается лишить жизни, ну кроме, конечно, медсестры, которая только, что делала ему перевязку. Она, как специально, каждый раз своими ручищами, так надавит на рану, что хоть караул кричи. Может, не любит следователей? А может руки у нее не из того места
Дверь палаты распахнулась, и на пороге возникли немного растерянные и смущенные, не знающие как себя держать, среди больных, слабых и страдающих, пышущие силой, жизнерадостностью и здоровьем Саша Синицын и Боря Бобров.
О, орлы, здорово! поприветствовал подчиненных Прохоров, искренне радуясь, возможности хоть ненадолго отвлечься от больничной атмосферы и занудного однообразия.
Здравствуйте, Иван Степанович! чуть ли не шепотом ответили посетители. Как вы?
Нормально. Врач говорит, здоров, как бык. Через два-три дня выпишет.
Ребята заулыбались.
У вас там как? Чего, задержанный? Говорит чего-нибудь?
Он признался, ответил Саша.
Все рассказал. На первом же допросе, как начал заливаться соловьем, ухмыльнулся Боря. Даже пришлось нам самим допрос прервать. Прямо совсем парень разошелся, боялись, начнется нервный припадок, так его разобрало.
Мы, только, с допроса, пояснил Саша и улыбнулся, конец истории дослушивали.
Надо же, хмыкнул Прохоров. А я думал, будет молчать, как партизан. Придется с ним возиться, а он сам, добровольное.
Следователь пожал плечами. С преступниками не угадаешь. Иногда молчат, как воды в рот набрали, хотя улик, выше крыши, и вина, практически очевидна, даже и без признания. А другие и впрямь говорят, что не остановишь. Душу изливают. Как будто даже радуются, что вот, наконец, можно снять с себя эту тяжесть, освободиться от нее. Даже, вроде как, радуются, что представилась такая возможность.
Ну, и чего же рассказал наш душегуб?
Мы Вам запись допроса принесли, доставая из сумки наушники и плейер, улыбнулся Бобров. Решили, может, захотите послушать.
Послушаю, стараясь говорить без проявления излишней заинтересованности, пробурчал Прохоров. Тут заняться, все равно, особо не чем.
Он, в общем-то, не совсем уж душегуб, счел своим долгом высказать собственное мнение Синицын. Я его не оправдываю. Но, просто, обстоятельства сложились так, да плюс слабохарактерность. И вот, готовый преступник, хотя вроде, наклонностей таких и не имел.
Да, хорош уже! возмутился Бобров. Прохоров понял, что это не первая дискуссия молодых следователей на эту тему. Ты еще заплачь над ним. Чего он тебе дался-то? Обстоятельства, не обстоятельства, а он убийца. И будет отвечать.
Будет сидеть!!! Я сказал! скорчив рожу, передразнил напарника Синицын, фразой знаменитого киногероя. Бобров ответил презрительной гримасой.
Так, чувствую, пора мне отсюда выписываться, пока вы сами там друг друга не поубивали, хмыкнул Прохоров. Вы мне вот, что скажите. Хозяйке дома, где душегуба-не душегуба взяли, Андреевой, сообщили, что преступник арестован, и она может быть спокойна, что он ее где-нибудь за углом подкарауливает? Ведь, наверняка же волнуется. Да и дети у нее немного смутившись, собственной «излишней» чуткости, закончил он.
Да, она знает, ухмыльнулся Бобров. Мы бы, конечно, и так и так сообщили. Но нашелся среди нас истинный рыцарь, который всех опередил.
Бобров засмеялся, а Синицын пихнул его локтем, но и он явно сдерживал улыбку. Прохоров внимательно смотрел на них, со скептическим выражением лица.
Я смотрю, у вас там прямо какой-то вирус, что ли завелся? Который, как-то на мозги влияет. Вся прокуратура уже заразилась? Или это заболевание только на вас двоих распространилось?
Никак нет, продолжая улыбаться, сказал Боря. Это я так. Извините, Иван Степанович. Конец года. Усталость, стрессы, сами понимаете.
Ну-ну. Уработались значит, работнички. Ничего, скоро возьмусь за вас, не обрадуетесь! улыбнулся старший следователь. А то расслабились там совсем.
После ухода подчиненных Прохоров улегся на больничную кровать и надел наушники, надеясь, что никакая зловредная медсестра не придет сейчас с какими-нибудь очередными, совершенно бесполезными, на его взгляд, процедурами. Ему было интересно узнать, наконец, недостающие, в сложившейся в его голове картине преступления, моменты.
Вечером позвонила Ольга Андреева из Питера.
Здравствуйте, Ольга Сергеевна! вполне искренне поприветствовал Прохоров. Он был рад, что она не коварная, хитрая особа, связанная с убийствами, а и в самом деле, просто случайная свидетельница. Вполне приятная, симпатичная женщина, мать четверых детей.
Как вы себя чувствуете? спросила Ольга.
Прекрасно! Просто замечательно. Практически, внеплановый отпуск. Врач говорит, что я вообще зря пролеживаю тут бока и занимаю койко место.
Я рада, что с Вами все нормально. Я хотела Вас поблагодарить.
Да, меня-то благодарить не за, что, скромно сказал следователь. Работа такая, преступников ловить. Да и по правде-то сказать, в данном случае, вообще герой не я, хоть и стыдно, конечно, признаться. Приятель Ваш, Северцев. Это же он преступника задержал и даже мне жизнь спас. Такие вот дела.
Она молчала. Вероятно, была удивлена. Северцев, стало быть, ей не позвонил. Странные у них и вправду отношения, подумал Прохоров. Необычный тип этот Северцев. По виду бандит. И ведет себя соответственно, а поди ж ты. Тронула его грубое, бесчувственное сердце художница. Сама, наверное, не знает, что она для него значит. А, может и он не знает. Люди загадочные существа.
В любом случае, я Вам благодарна, сказала она. Про Северцева спрашивать не стала, и Прохоров решил не лезть. Не его дело. Расследование закончено, а все остальное, это уже частная жизнь, которая его не касается. Спасибо, Иван Степанович.
Я, ключик у Вас, от дома, как бы это сказать, позаимствовал, признался Прохоров. Вернетесь в Москву, верну.
Она засмеялась. Очевидно, ее развеселило признание служителя закона в том, что он «позаимствовал» ключ. Прохоров и не думал, что она начнет раздувать скандал, но все же стало спокойнее. За такое его бы по головке не погладили.
Не нужно. Я, все равно, когда приеду, замки поменяю, сказала она. Не из-за Вас. Просто, мне так будет спокойнее. Не хочу, каждый раз вспоминать
Понимаю, сказал Прохоров.
Так, в чем же было дело? Что нужно было преступнику? Или это тайна следствия? спросила она.
Ну, конечно, следствие еще официально не закончено. Но, если вы не собираетесь придавать историю огласке, могу рассказать, улыбнулся Прохоров.
Неужели все дело было и правда в этой дурацкой книге? спросила она, когда следователь закончил свой рассказ.
Ну, не в книге, наверное. А скорее в человеческой алчности, как это в большинстве случаев и бывает. Но каждый из участников этой истории, и впрямь, стремился заполучить книгу. Вернее секреты, скрытые в ней. А секретов там было больше чем на четыре миллиона американских долларов. Согласитесь, сумма не маленькая. Хотя, если измерять человеческими жизнями, то конечно оно того не стоит.
Больше никогда в жизни, ни у кого ничего не возьму, сказала Ольга.
Да, тут не угадаешь, Ольга Сергеевна, где и что нас ждет. Вы же сами, уж извините, что снова этой темы касаюсь, убедились, что подаренный дом, который стоит кучу денег может быть просто щедрым подарком, без каких бы то ни было последствий, ну не считая вопросов бестактного, любопытного следователя с дурным характером. А какая-то никчемная книжонка, может перевернуть жизнь с ног на голову, и стать причиной целого расследования.
Да, конечно. Думаю, это пройдет. Просто мне нужно все это пережить.
Конечно. С наступающим, Вас. Пусть следующий год подарит только положительные эмоции. И если и будут сюрпризы, то только приятные.
Спасибо! Вас тоже с наступающим. Выздоравливайте. И удачи Вам, в работе и в личной жизни.
Прохоров не стал сообщать, что с личной жизнью у него, как раз, напряженно. Она же искренне желает ему удачи, чего ее расстраивать. Да и может, в наступающем году, что-то изменится. Кто знает. Жизнь непредсказуема, он сам это только, что сказал.
Глава 17
Маленький греческий остров. Начало марта. Погода была не то что бы очень холодная, но с моря, который день, задувал сильный ветер, пронизывающий до костей и казавшийся почти ледяным. Несмотря на прохладу, во дворе большого белого дома с плоской крышей, двое мужчин играли в шахматы. Разговаривали они мало. Каждый был сосредоточен на игре. Один из мужчин, пожилой грек, с потемневшим от загара, прорезанным глубокими морщинами лицом, был местным рыбаком, проживающим в небольшой деревушке по соседству. Время от времени, он доставлял в большой дом рыбу, и хозяин неизменно приглашал его сыграть партию в шахматы. Хозяин дома был русским. Рыбаку он нравился, хотя он и считал русских, чудаками. Впрочем, как и всех других иностранцев, которых время от времени, привозили на остров на прогулочном катере. Туристы пыхтели, отдувались, взбираясь по крутым склонам холмов, проделывали длинный трудный путь, ради того, что бы взглянуть на почти разрушенные стены древнего монастыря. Костидис не понимал, как можно платить кучу денег, что бы приехать на край света, и потом еще тащиться по осыпающимся тропам, и все ради того, что бы посмотреть на камни. Камни они и есть камни. Хоть в Греции, хоть в Америке, хоть в России. Охота посмотреть, так посмотри рядом с домом, чего деньги тратить? Конечно, для жителей островка это было хорошо. Туристы скупали все, что им попадалось на глаза. Местные, за счет этого, в основном, только и жили. Но все равно не понятно. А этот русский, хоть на камни-то и не любил смотреть, но тоже был чудак. Купил себе громадный дом, построенный над берегом, на высокой скале, каким-то богачом, лет двадцать назад. Но место было неудачное. Что бы спуститься к морю нужно было сделать большой крюк, обходя скалы. Ветер, который и так разгуливал по острову беспрестанно, здесь, на возвышении, всегда задувал с особенной силой. Да и дом был построен так, что там почти всегда было сумрачно. Но русского все устраивало. Ему нравился и ветер, и отсутствие солнца. И на берег он почти не ходил. Иногда он уезжал на материк. Но через несколько дней возвращался, говорил, что надоело. Хотя с такими деньгами, мог бы там развлекаться сколько душе угодно. Тут-то сидеть тоже тоска. Работать ему не нужно, на кусок хлеба зарабатывать. А чем можно заняться на острове? Да ничем. Развлечений здесь нет. Раньше был ресторанчик, но хозяин, видя, что доход совсем небольшой, закрыл его и переехал на другой остров, где народу побольше, да и туристов тоже хватает.