Тамара Сергеевна, назвала она себя, удивленно разглядывая гостя. По какому делу? На раненого не похожи
Не везет Но у вас находится на излечении капитан Калина. Знаете такого?
Что именно вас интересует?
Его самочувствие.
Почти здоров. Если бы не крепкий организм, то он со своей травмой надолго бы у нас застрял.
Замечательно! Тогда зовите.
А вот это невозможно.
Почему?
А потому, что ему со вчерашнего дня разрешены прогулки за пределами госпиталя, и он немедленно этим воспользовался.
Так, протянул Анзор Тамбулиди, где же мне его теперь искать? Может, подскажете?
Почему бы и нет?
Так где? В каком поле искать ветра?
На центральной площади. Там сегодня митинг. Так что, товарищ майор, посочувствовала она, вам придется искать не ветра в поле, а иголку в стоге сена.
Это не беда! бодро ответил Анзор. За ветром еще и гоняться надо, а иголку только искать.
Костя Калина ходил с палкой, выструганной собственноручно из ясеневой ветки. На палке торчали симпатичные сучки. Было бы не худо одеть их в серебро. Тбилиси славится мастерами по этому делу. Да, надо бы После войны. На память. Если останется жив. Если минует его вражеская пуля.
т
Калина пристроился на краю площадки, на выходе из узкой уличной щели, между старинными, возведенными не на один людской век, каменными домами. Он никогда не лез на глаза, он старался даже в толпе оставаться неприметным, чтобы никто не мешал его мыслям и чтобы он сам, даже невольно, не помешал комуто. Кроме того, еще слегка побаливало в груди, и Костя берегся всего, чтобы скорей выздороветь, чтобы как можно быстрей вернуться к побратимамокопникам.
К сожалению, совсем не громкие это словажизнь и смерть, а ежедневная будничность, которая питается последним вздохом солдата и умывается последней каплей его горячей крови. Вспоминая о павших и живых друзьях, Костя испытывал порой стыд. Стеснялся чистых простыней и горячей еды. Он укорял себя за то, что торчит в госпитале, как ему казалось, тыловым дармоедом.
А на площадичеловеческое море, затопившее не только мостовую, но и прилегающие улицы. Люди заполонили все балконы. Над пилотками и военными фуражками, горскими папахами и кубанками, черными платками вдов и матерей погибших сынов трепетали военные знамена, транспаранты и плакаты.
Костя вглядывался в сбитую за ночь трибуну, покрытую кумачом, которая поднялась посреди густого человеческого моря и с которой гневно и страстно звучали знакомые еще с мирных времен голоса академиков Орбели и Бериташвили, Героя Советского Союза Гакохидзе и бакинского нефтяника Харитонова, и очень выразительнописателя Киходзе, поэта Самеда Вургуна и народной артистки СССР Айкунаш Даниэлян. Их голоса сливались в единый могучий голос, звавший на беспощадную борьбу с фашистскими захватчиками. И этот голос, усиленный громкоговорителями, слитый воедино в «Воззвании ко всем народам Кавказа», грозно гремел над тысячеголовой площадью:
Мы превратим в неприступные рубежи каждую горную тропу, каждое ущелье, где врага будет ожидать неумолимая смерть!
Седоголовый Кавказ отдавал социалистической Родине всесотни тысяч сынов и дочерей для фронта, богатства своивысококачественный бензин и каучук, марганец и медь, боеприпасы и снаряжение.
Легкое, осторожное прикосновение к плечу вывело Костю из задумчивости. Рядом остановился статный майор, глядевший дружелюбно, потоварищески, словно давно уже они были близки. Но память не изменяла Калине: они виделись впервые.
Капитан Калина? спросил майор, хотя было ясно, что и сам он уверен в этом, и посему, вероятно не ожидая ответа, тихо добавил:Еле разыскал Я из Управления контрразведки фронта. Моя фамилия Тамбулиди. Зовут Анзор. Едемте со мнойвас ждут. Машина за углом.
Костя заколебался, вспомнив госпитальный режим, но белозубый майор весело развеял его сомнения:
Не волнуйтесь, Тамара Сергеевна разрешила везти вас. Без обеда тоже не останетесь. Это я беру на себя. Шашлык покарски не гарантирую, но «второй фронт» имеется.
Убедительно! согласился Костя. Уговорили
В приемной генерала Анзор произнес только одно слово, которое прозвучало здесь как пароль:
Хартлинг!
Но на капитана Калину оно произвело неожиданное действие. Он весь напрягся, лицо его застыло в настороженном ожидании, рука крепче сжала палку.
Дежурный лейтенант не мешкая деловито снял трубку с телефона без цифрового кода и тоже коротко доложил:
Товарищ генералмайор, Хартлинг здесь. Положил трубку и, показав на высокие массивные двери, пригласил капитана Калину:Заходите! И к Анзору:А вам, товарищ майор, приказано ждать у себя.
Калина поставил под вешалку палку и вошел, ступая четко, повоенному.
Товарищ генералмайор, начал было рапортовать, как и положено по уставу, капитан Калина
Дорогой Костя, наконецто я тебя вижу! взволнованно прервал его пожилой человек, стремительно поднявшийся ему навстречу изза стола.
Был он подвижен и легок не по годам и не по сложению. Время давно старательно выбелило его виски, пронизало седыми прядями когдато черные волосы, избороздило широкий лоб и лицо резкими морщинами от мыслей и постоянного напряжения. Несмотря на его высокое звание, ничего показного не было в немни поднятого подбородка, ни командного голоса, нит надменного взгляда. Капитан Калина был удивлен совершенно ненаигранным, подомашнему близким и сердечным обращением, которое прозвучало в этом кабинете совершенно неестественно и даже недопустимо: «Дорогой Костя» А генерал с придирчивым вниманием разглядывал его, нисколько не скрывая своего волнения, разглядывал со всех сторон, как давно отсутствовавшего сына, он даже не удержался и потрогал его бывалую в переделках гимнастерку.
Стараявыцвела.
Выстиранная, бесцветным, непослушным голосом уточнил Калина.
Генерал замер на миг, внимательно взглянул ему в глаза, потом направился к столу и поднял телефонную трубку. Набрал номер и заговорил, с дружелюбным укором поглядывая на капитана:
Нонна?.. Да, это я Ты знаешь, кто сейчас у меня? ПредставьКостя, сын Хартлинга!.. Да он, точно он Что? К нам в гости? Нет, пока что исключается Он и меня, генерала Роговцева, не соизволил узнать, где же ему узнать генеральскую жену? Я уж и не знаю, как к нему обращаться, не иначе как «товарищ капитан». Костя, как мы его привыкли называть, ныне такое обращение гордо игнорирует Какой из себя? Орел, настоящий орел! Только худющий и немного пощипанный Но ты бы его узналавылитый отец Ну как я могу его к нам приглашать, если он даже меня не желает узнавать? Что же мне, разводить салонные церемонии, знакомя вас? Да и вообще, разве насупленный капитан пара такому вот удалому генералу?..
Смутное воспоминание детских лет вдруг всплыло из глубин памяти. Когдато, давнымдавно, это полное лицо было худощавым, седые волосы буйно поблескивали шелковой чернотой. Кажется, это он легко взбегал с малышом Костиком на плечах без передышки на пятый этаж, в их московскую квартиру. Не он ли когдато принес Костику незабываемую радостьпервый в его жизни футбольный мяч, а вместе с нимпервое мальчишеское горе? Они начали азартно футболить в квартире, пока не зазвенело стекло в окне, а мяч не вылетел на шумную улицу. Пока мчались с пятого этажа вниз, прекрасного, замечательного, лучшего во всем мире мяча и след простыл
Ого! Кажется, узнал наконецто, сказал в трубку генерал Роговцев. Нонна, кончаем разговор, а то наш любимый Костя снова, будто нерушимая скала, закаменеет И к Косте:Узнал?
Узнал, товарищ генералмайор! заулыбался Константин.
Ты садись, предложил Роговцев, Вот не знаю, когда ты в последний раз видел отца?
Калина пристроился к краю стола. Заметил две папкиодну с обычным названием «Личное дело» и надписью от руки «Калины Константина Васильевича», другую с криптонимом «Историк».
В тридцать шестом году, ответил.
Да, именно тогда мы с ним отбыли в Испанию. А последний раз я видел его в сороковом году, интернированного французами в Алжире как подданного «третьего рейха».
Калина понял, что Роговцев дает ему возможность прийти в себя, обвыкнуть и даже своим мимолетным воспоминанием подтвердил, что так оно и было, ибо из Алжира коммунист, боец тельмановского батальона Хартлинг не вернулся.
А как мать?
Не знаю. Поехала летом сорок первого года на Винничину к сестре в деревню отдохнуть. Там сейчас немцы
Невесело А сам как? Ранение беспокоит?
Да я уже совершенно здоров!
Ну, еще не совсем, лицо вон бледное Палку свою, наверное, в приемной оставил?
Бледный, потому что мало бываю на воздухе. На палку опираюсь, так как мало двигаюсь. А выстругал ее для развлечения. Все бока в госпитале отлежал.
Калина понимал, что попал к Роговцеву не случайно, как не случайно на столе оказались две папкиего «личная» й. другая, пока что таинственная, с мало о чем говорящим криптонимом «Историк». Хотя, если подумать Ведь он, Калина, закончил исторический факультет Московского университета и в последний мирный год, цветущей весной, защитил кандидатскую диссертацию.
Роговцев положил свою тяжелую ладонь на папку с криптонимом и сказал:
Возникла ситуациядо зарезу нужен наш человек, чтобы и молод был, и в истории разбирался, ну и на немца был похож. Работа в таких случаяхсам знаешь Наконец кладут мне на стол личное дело. «Вот, говорят, лучшего не найти!» Это значит, тебя, Костя, так высоко аттестуют А я еще и не знаю, о ком речь идет. Раскрываю дело, гляжу на фото и восклицаю: «Так это же он!» А ребята перепугались, что их труд насмарку пошел: раз, мол, генерал узнал, значит «Кто же он?»спрашивают дрожащими голосочками. Я им и втолковываю: «Сын коминтерновца Хартлинга, моего боевого товарища!» Ну, на лицах ребятпрямо Первомай
В самом деле похож? тоже удивился Калина.
Ясное дело, не две капли воды, но сходство есть. У вас одинаковый североевропейский тип лица. На улице можно спутать. А впрочем, сам взгляни, что в этой папке, и генерал подвинул ее к Калине. Даже военные звания у вас совпадают, пошутил Роговцев, оннемецкий гауптман, тысоветский капитан.
Прежде всегофото. Верно, не две капли, но если надменно вскинуть подбородок и напустить на лицо спеси, в сумерках не различишь. «В сумерках, а разглядывать будут днем» Специальностьисторик, воспитанник Берлинского университета. Фамилия Шеер.
А генерал, глядя на сына, думал про отца, про того Хартлинга, рабочегометаллиста из Гамбурга, который в первый же год гражданской войны с оружием в руках стал на защиту пролетарской революции в России, а после войны женился на чернобровой, ясноглазой девушке Василине. Отцовская судьба была переменчива, и сыну дали фамилию материКалина. Костику не исполнилось еще и года, когда родители выехали в Германию как «беженцы из большевистского плена», а фактическина партийную работу. Он был верным сыном рабочего класса Германии, надежным и испытанным функционером самого Тэдди, несгибаемого Эрнста Тельмана. Тэдди и послал в 1930 году Хартлинга снова в Страну Советов, на партийную учебу. Вернуться в Германию не пришлоськ власти пришли фашисты. Первый фронт борьбы с коричневой чумой пролег по опаленной солнцем земле Испании, и немецкий коммунист Хартлинг грудью защищал Республику в передовых окопах.
Однажды на мадридской улице, когда Республику душили враги, когда последние батальоны, отстреливаясь, уходили на восток, возле Роговцева остановилась машина. За рулем сидел Хартлинг. «Брат, сказал он, за мной гонятся Возьми пакет, в нем документы о преступлениях немецких фашистов Передай руководству Коминтерна И ещеКостя! Не оставь его, будь ему отцом, если что Прощай, брат!» И машина рванулась по пылающей улице. А в Москве до сих пор Хартлингаотца ждет орден Красного Знамени.
И сейчас генерал ощутил, как трудно ему быть с сыном побратима, возможно уже погибшего, с сыном, которого он сам отправляет в тыл врага на смертельно опасное дело. Не почудится ли ему голос, пусть даже в тревожном сне, голос, что будет рвать ему сердце: «Я просил тебя, брат, сберечь сына, а ты не сберег»
Костя, сколько тебе исполнилось лет, когда ты возвратился в Советский Союз?
Двенадцать.
Двенадцать лет ты жил среди немцев, говорил на их языке
Да, мне больше пришлось изучать русский.
В сороковом году ты находился как научный работник в Германии. Хорошо знаешь Берлин?
Думаю, неплохо. Всетаки год стажировался в непоседливом студенческом окружении. И, минуту поколебавшись, Калина отважился спросить:Неужели Берлин?
Э, нет, Костя, наоборотиз Берлина
Понимаю, задумчиво проговорил Калина, но сумею ли? Я ведь военный ровно столько, сколько длится война
Ты разведчик, Костя. Кроме того, знание истории, владение немецким почти с рождениявсе это твои плюсы. А опыт работы среди врагов в ближнем тылу? Знаю: тебе уже приходилось надевать форму вражеского офицера
Генералу было известно, что Калина находился с оперативночекистской группой в тылу немецкофашистских войск, где проводил разведывательноподрывную деятельность против врага, пока немецкая контрразведка не напала на его след и не начала преследовать группу. Выход был одинперейти линию фронта.
Во время боя, который завязали советские войска, обеспечивая переход группы, Калина был ранен. Но все это уже позади, и сейчас генерал готовил Калину для выполнения нового задания.
Кстати, заметил генерал, Шеер, по сути, тоже гражданский человек, военную форму надел лишь два месяца тому назад. Звание гауптманачисто символическое, согласно его положению. Оно имеет исключительно вспомогательную функциюдать возможность свободно и на равных чувствовать себя среди военных. Поэтому оно не очень высокое, но и не маленькое. Можно сказатьрассчитанное. Понял? Шееру необязательно знание воинскоакадемических тонкостей, его, скажем, гражданская манера поведенияоправданна, поэтому о какихто там особых требованиях к нему согласно уставу не может быть и речи. Другое делопрофессиональные знания, научные. А онито у тебя есть.
И все же необходима подготовка.
Безусловно. И она будет. Теперь перейдем конкретно к делу. На Шеера партизаны напали случайно трое суток тому назадохотились на штабистов. В ту же ночь удалось перебросить его к нам. Сегодня утром он уже заговорил.
Быстро, скептически прищурился Калина. И что же, правду говорит?
Что можно, немедленно сверяем. Складывается впечатление, что говорит правду.
Всю правду? недоверчиво переспросил Калина.
Кажется, не скрывает ничего. Но ты сам с завтрашнего дня будешь с ним беседовать. Тогда и убедишься.
Допустимговорит правду. Только правду, и ничего, кроме правды. Но как вам это удалось за такой короткий срок? Всетаки он птица не простого полета.
А, вон ты о чем! рассмеялся генерал. Это все психологические эксперименты твоего сегодняшнего опекунамайора Тамбулиди. Он этого Шеера два дня возил на массовые митинги в Орджоникидзе и Грозный, Малгобек и Беслан, довез даже до Кизляра. Шеертипичный продукт интеллектуальной фашистской муштры, но, к счастью, оказался человеком объективным, мыслящим, с головой на плечах. Он осознал, что война для него закончилась раз и навсегда, а конец «тысячелетнего рейха»дело «исторически минимального времени». Это его слова. Больше всего его поразила упрямая осада военкоматов подростками, которым еще не пришел срок идти в армию Одним словом, он начал разговаривать!
С каким заданием он ехал?
Вот это и является главным! Для нашего дела, разумеется У него далеко идущие замыслынаписать историкодокументальную книгу, нечто наподобие своеобразной летописи о молниеносном завоевании Кавказаворот в колониальную Азию с Индией включительно. И поэтому ему разрешено бывать во всех частях, обращаться за помощью и информацией ко всем штабам, службам и ведомствам. Работа подвижная, никакими маршрутными инструкциями не ограничена, инициативная, на первый взгляд бесконтрольная. Ясно?
Здорово! загорелся Костя, поняв, какой редкостный случай выпал на руки чекистов.
Но и тут, к сожалению, не все гладко, вел дальше Роговцев, Шееру нужен рабочий, базовый пункт, и он ехал в заранее избранный городок. Возникает вопрос: а почему не в Пятигорск, где ныне размещается штаб Клейста? А потому, что, надеясь на определенные выгоды и максимальное содействие, он ехал к приятелю своего отца, штурмбанфюреру СС Хейнишу, который именно в этом районе возглавляет службу безопасности.