Дом тридцать семь на виа Мацца оказался дешевой семиэтажной коробкой, стены которой раскалились под солнцем. Над каждым из подъездов была терраса на бетонных столбах, и Сальватор загнал машину в благодатную тень. На одной из террас был разбит маленький садик с чахлыми кустиками; под садик-то мы и вошли.
Лифт не работал, и мы по душной, не самой чистой из лестниц забрались на шестой этаж. На площадку выходили двери четырех квартир. На стене была размашистая, сделанная черной краской надпись; ее закрасили зеленым, но слова упрямо проступали: «Мигель Пересдурак и мафиозо». Ознакомившись со стенной росписью, я позвонил в квартиру «дурака и мафиозо». Подождал и снова нажал кнопку звонка, и не отпускал ее довольно долго.
Сиеста, заметил Сальватор.
Рановато еще.
У бездельников всегда сиеста.
Тогда я попытал счастья в квартире рядом. Дверь открыла женщина с двумя смешными хвостиками над ушами.
Здравствуйте, она улыбнулась.
Добрый день. Мы из школы телохранителей, где учится сеньор Перес.
Я вас знаю, она улыбнулась во весь рот. Вы Эстебан Тоски, полоумный сын
Нет! затряс я головой. Я Тео Вальдес, в трезвом уме и твердой памяти. Честное слово.
Она рассмеялась.
Видела вас на телеэкране. Так что вы хотите, сеньор Тео Вальдес?
У вас тут веселая надпись, я указал на закрашенное художество. Она что-нибудь значит или это дети баловались?
Вы понимаете: мафиози не должны обучаться в школе телохранителей, серьезно изрек Сальватор.
Понимаю. Но Перес скорее дурак, чем мафиозо. Это мой сын изощрялся, проговорила она извиняющимся тоном. Сам еще маленький дурачок.
Простите, а можно с ним побеседовать?
Женщина с сомнением поджала губы; хвостики у нее над ушами торчали, как изогнутые рожки.
Это не блажь, поверьте, Сальватор подал ей свое удостоверение.
Ну, заходите господа охранники. Пепе! крикнула она.
Мы вошли. Прихожая была увешана плетеньем из соломки и букетами сухих цветов. Явился Пепе: худой подросток в бриджах и красной майке, которая была ему велика на несколько размеров; нижний край выреза был возле пупа.
Привет, сказал он деловито. Кто такие?
Я снова представился и изложил свое дело. Пепе ухмыльнулся.
Это уж давно! он махнул рукой в сторону входной двери, за которой находилось его творение. Я видел Мигеля с каким-то бандюком. Бандюккак в кино. Здоровенныйво! Мальчишка развернул согнутые в локтях руки и напряг свои худосочные бицепсы. И рожа такая, что не подходи. У-у, страшный! Он наслаждался, пугая нас.
Чем страшный-то? спросил я. Одноглазый и со шрамом в пол-лица?
Не-е. Пепе всерьез задумался. Такой хищный. Как ягуар. Мигель его боялся, аж приседал. И льстил.
Это как?
А вот, он скривил губы и запищал, передразнивая: Ти-ти-ти, сю-сю-сю. Старался угодить.
Ластился, поправила Пепе мать.
Что они делали? продолжал я.
А ничего. Бандюк сел в машину, в «мерседес». И уехал.
И все?
Все, с сожалением подтвердил малец.
Немного. Мы поблагодарили и ушли.
Вот людское сознание: как плечи и рожатак сразу бандит, пробурчал Сальватор, начиная долгий спуск вниз без лифта. У меня, например, тоже плечи. А у Генерала лицо в шрамах
Тогда поехали в «Загогули».
Это что за счастье?
Просто«Загогули». Так контора зовется, которая оплатила Пересово обучение.
Отлично! обрадовался «скандинав». Пусть они ему и вломят за нерадивость.
Наверху открылась дверь, и раздалось звонкое:
Эй, Эстебан! Который Тео! Подожди! Громко топоча сандалиями, по ступеням сбежал Пепе. Я вот еще чтоМигеля видел с твоим телохранителем. С Генералом как его?
Макнамарой, подсказал Сальватор, оборачиваясь.
Во-во. Он выходил из Пересовой квартиры, а Мигель закрыл за ним дверь. А я мусор выносил, бодро отрапортовал мальчишка.
Час от часу не легче! Что за дела у Джена с Пересом вне школы?
Когда это было? спросил я.
Ну-у ну-у давно.
Две недели назад? Месяц? Год?
Не. Не год. Может, месяц. Или два
Держи, Сальватор выудил из кармана и протянул Пепе маленький значок. Военный истребитель. Таких значков ни у кого нет.
Класс! восхитился парень и помчал наверх. Спасибо!
Мы снова двинулись вниз по лестнице.
Мне всякие значки отец делает, сообщил Сальватор между третьим и вторым этажами. Чтоб было чем расплачиваться с такими мальчишками.
Я взял эту премудрость на заметку.
Когда мы прибыли на плаза Таника, шесть, как был указан адрес «Загогули», я уже начал волноваться, не закрылось ли заведение на сиесту. Мы его едва нашлитакая была неприметная дверь в стене длинного дома, вместившего в себя также магазин, парикмахерскую и кафе. Дом был увит диким виноградом, и среди краснеющих листьев синели мелкие невкусные гроздья.
А вот и «Загогули»! сказали мы в один голос, обнаружив под виноградом невзрачную вывеску «Закко Гули». Я подумал, что Рафаэль нарочно вписал в дело Переса название с ошибкой, чтобы проверить, как я слежу за отчетностью. Смогу ли я ему похвастаться, что бдительно слежу?
Сальватор повернул ручку, и дверь открылась. Сиеста здесь еще не началась.
Маленький скучный холл, где вдоль стен множество стульев безнадежно ожидают никогда не придущих посетителей, открытая дверь, за которой виден пустой унылый стол и печальный хозяин конторы.
Сальватор поздоровался.
Сеньор Закко Гули?
К вашим услугам, Гули рассматривал нас кроткими, грустными глазами. Проходите, пожалуйста. Садитесь.
В его кабинете тоже было много стульев. Казалось, эти ожидают седоков не зря: дорогая обивка была потерта. На стене висел календарь с девушкой в бикини и искусственное растение с пыльными листьями. Рядом стояли два старинных неприступных шкафа и пустая корзина для бумаг. На столе перед Гули был включенный компьютер; на экране сверху вниз медленно плыли разноцветные шарики. Гули тоже был округлый, будто весь состоял из соединенных между собой шаров; некоторым из них не повезло и они превратились в колбаски: например, его пальцы. Кроме компьютера, стол был пустни листка бумаги, ни ручки, ни телефона.
Мы предъявили наши удостоверения и уселись. Гули тихонько покачивался на стуле, словно шар, составлявший его мягкое место, был неустойчив.
Я заместитель директора школы, начал я вежливо. И хотел бы поговорить о Мигеле Пересе.
Гули опечаленно повел круглой, с прилизанными волосами, головой.
Так и знал, что он не оправдает моих надежд. Вы собираетесь его отчислить?
Не совсем так. Кем он вам приходится?
Сын жены от первого брака, с убитым видом сообщил Гули. Чем отличился наш бездельник?
По виду конторы не скажешь, что дело Гули приносит ощутимый доход. Как ни скромна плата за обучение, вряд ли у него эти деньги были лишние, и коли Перес отчислится, Гули будет рад получить часть своих денежек обратно. Не отдам.
Я выложил Гули все, что имел сказать о его капризном, склочном, избалованном и вообще не пригодном к охранному делу пасынке. Он молча слушал, горестно кивая и не ропща.
Зачем вы вообще послали его в школу телохранителей? закончил я с упреком.
Увы, сеньор Вальдес, увы Кончита надеялась, что из парня выйдет толк. Что хотя бы вы сумеете его чему-нибудь научить. Сеньор Пьятта отказывался его брать, ссылался на эти ваши психические нет, психометические метрические тесты. Но мы с женой так просили, так просили! Он уступил. И вотполтора месяца занятий псу под хвост.
Не намерен ли Гули потребовать назад всю сумму? Он продолжал, покачиваясь на стуле:
Дела у меня идут не ах, живем без роскоши. Думалось, что Мигель получит хорошую специальность, начнет прилично зарабатывать. Кончита его разбаловала, согласен. Наверное, теперь поздно исправлять
Сеньор Гули, вы хотите, чтобы Мигель продолжал учиться в нашей школе? прямо спросил Сальватор.
Круглое лицо с пухлыми щеками сделалось совсем печальным, углы губ скорбно опустились.
Он жаловался на жестокое обращение инструкторов, произнес Гули со вздохом. Это правда?
Нет, твердо заявил «скандинав». Попробуйте заставить отпетого лодыря работать по восемь часов каждый деньон и вас зачислит в изверги.
Вероятно, признал Гули. Я поговорю с ним, попытаюсь образумить. Вы уж извините, сеньоры, что так получилось. Он поднялся. Круглый живот, обтянутый голубой рубашкой, навис над столом, карманы брюк оттопыривались.
Сеньор Гули, извините мое любопытство. Я тоже поднялся. Чем вы занимаетесь?
Я посредник. Купля-перепродажа, комиссионные. Небольшой процент.
Вам самому не нужны охранные услуги? Качественные, профессиональные. Я спросил об этом, потому что мы спрашиваем у всех, с кем доводится иметь дело.
Печальный Гули неожиданно засмеялся, заколыхались все мягкие шары, из которых состояло тело.
Санта-Мария, вот уж нет! Моя скромная персона никому не мешает, а мой доход слишком тощ. Кто на него польстится? Нет, сеньоры, мне охрана ни к чему.
Зачем ему такая прорва стульев? спросил Сальватор, когда мы вышли из конторы. Над раскаленной, безлюдной плаза Таника дрожало марево. Перепродает их, что ли? И ты видел торговых посредников без телефона в офисе?
У него карманы набиты всякой всячиной. Наверняка там и «мобильник» завалялся.
Может быть. «Скандинав» осмотрел машину и открыл дверцы. Но как Гули развеселился, когда ты заикнулся об охране! Как будто сам рэкетом балуется.
Мне странно другое. Он ни словом не обмолвился о возврате денег.
До этого еще дойдет, «обнадежил» Сальватор. Куда едем?
Давай снова к Пересу. Вдруг повезет?
Повезет нам, если лифт за это время починили.
Опять та же лестница, еще более душная и, кажется, грязней прежнего. Между пятым и шестым этажами к шороху мусора под ногами примешался какой-то посторонний звук. Сообразив, что это, мы рывком взлетели на площадку и бросились к двери Пепе и его матери. Нет, не здесьрядом.
Из квартиры, где жил Мигель Перес, доносился низкий, тяжелый, страшный вой: плач взрослого мужчины.
Глава 4
Сальватор вдавил кнопку звонка. В квартире взорвалась резкая трель, вой смолк. Открывать никто не торопился. «Скандинав» опять позвонил, затем грохнул по двери кулаком:
Перес, открой!
Я приник ухом: внутри слышался скулеж и стоны.
Это Ортега и Вальдес! крикнул я. Можешь открыть?
Не могу, донеслось едва различимое.
Ему не открыть, передал я «скандинаву».
Ты далеко от двери? громко спросил он.
Далько, разобрал я.
Сальватор отступил, разбежался на площадкеи с одного удара высадил хлипкую фанеру вместе с дверной коробкой. Все это загремело на пол, а мы ворвались внутрь.
Перес ничком лежал на пороге: ногив комнате, голова на вытянутых рукахв прихожей. Крови не было видно. Сальватор присел рядом на корточки:
Что такое?
Дьявол! простонал наш скандалист. Больно Не трогай меня!
На площадку выглянули испуганная мать Пепе и соседка из другой квартиры.
Не беспокойтесь, пожалуйста, я поднял выбитую дверь и закрыл ею проем.
Позвоночник цел? спросил «скандинав» у Переса. По хребту не били?
Нет
Сальватор осторожно перевернул его на спину.
Эк тебя отделали!
Пуговицы на рубашке Переса были вырваны «с мясом», и на голой груди виднелись фиолетовые кровоподтеки. Его обрабатывали, не жалея ног.
Я сходил на кухню и принес мокрое полотенце, чтобы обтереть ему разбитое лицо, и чашку с водой.
Пить не давай, смочи губы, предупредил Сальватор, расстегивая Пересу ремень. Ну и ну, он разглядывал изукрашенный синяками жилистый живот. Кто тебя приласкал?
Распухшие губы Переса страдальчески скривились. Сальватор посчитал ему пульс, пощупал руки, запустил пальцы под носки.
Холодный. Надо «скорую». И полицию.
Не надо! Перес вскинулся, желая сесть, но не хватило сил, и он бы брякнулся затылком, не поддержи его «скандинав». Только без полиции!
Хорошо, согласился я. Но ты скажешь нам, кто бил и за что.
Он зажмурился.
И второе: откуда ты знал, что сеньор Пьятта не придет сегодня на работу?
Перес жмурился, кривился.
Пока ты думаешь, я вызываю «скорую». Но если после этого молчишь, звоню в полицию.
У него подергивались губы.
Бытовая драка, объяснил я «скорой помощи», внутреннее кровотечение. Я продиктовал адрес и наклонился над Пересом с «мобильником» в руке. Ну? Что скажешь?
Про Пьятту сглупа ляпнул, пробормотал он. Ничего не знал, чесслово А били он широко раскрыл глаза и поглядел на меня с неподдельным отчаянием, за длинный язык.
Кто?
Молчание.
Имя! Не то звоню в полициюи будешь отдуваться вдвоем с сеньором Гули.
Его перекосило.
Нет, выдохнул он хрипло. Генерал.
Врешь, сволочь!
Генерал, повторил Перес. За длинный язык У него закатились глаза. Или нарочно их закатил, симулируя обморок.
Не мог же я его заново бить, чтоб выколотить правду!
Дожидаясь «скорую помощь», мы осмотрели квартиру. Тесное, убогое жилье, скрашенное дорогим японским телевизором и музыкальным центром; среди бедной обстановки эти вещи казались крадеными.
Возле телефона лежала записная книжка. Сальватор взялся ее проглядывать; оттуда выпал вложенный листок. Я подобрал егои вздрогнул. Знакомым, похожим на типографский шрифт почерком было написано: виа Монта, 69, затем наш с Дженом телефонный номер и инициалыГ.М. Генерал Макнамара. Мой брат сам оставил Пересу свои координаты. Санта-Мария, зачем?!
«Скорая» увезла Переса, а мы перенесли к Пепе телевизор и музыкальный центр, затем приладили на место дверь. Получилось не очень-то надежно, хотя немногим хуже, чем было до нас, да и мать Пепе уверяла, что грабителей в их доме спокон веку не водилось и квартира простоит нетронутой до возвращения хозяина. Свидетелей расправы мы не нашли: никто из соседей не слышал шума и криков. Надо полагать, Переса лупили молча, а он без звука терпел и взвыл лишь перед нашим появлением.
Вранье, сказал я Сальватору, когда мы возвращались в «Генерал-М». Джен не стал бы наказывать его ногами. С разрывом внутренних органов. Это не его стиль.
А что бы он сделал?
Попросту набил бы морду. Он же не зверь какой!
Зверь сидит в любом из нас, заметил Сальватор. Вот ты, например: едва удержался, чтоб не приложить руки. Ответь честно: будь ты один, без свидетеля, удержался бы?
Разумеется. Я мягкосердечный и жалостливый.
Это пройдет, «скандинав» улыбнулся.
Он затормозил, готовясь делать левый поворот на перекрестке. Мимо проехал грузовик с болтающимся задним бортом, из кузова щедро сыпались тонкие белые стружки, словно снежные хлопья; отличный реквизит для киностудии. Несколько «хлопьев» прильнули к нашему ветровому стеклу и поползли, как живые, когда Сальватор газанул.
Мне показалось, Перес не врал, продолжал «скандинав». Когда ты помянул Гули, он перетрусил. Я бы поверил, что его отделал некий Генерал не обязательно наш. И что за длинный язык, не сомневаюсь: он наверняка всюду вопит и на всех жалуется. А коли выплывет, что он разговорился перед нами, вразумление могут повторить.
Я обещал никому не проболтаться. И мне легла на душу версия, что со скандалистом расправился чужой Генерал. Мало ли в городе шпаны, которая может носить гордое прозвище. Или, например, тот плечистый «бандюк», виденный Пепе. Странно только, что именно сегодня. А если его покарали за ту самую фразу«Пьятты сегодня не будет»? В таком случае, в нашей школе не один бандюк, а сразу двое. По крайней мере, возле Переса были преступные уши, которые слышали, и преступный язык, который донес информацию куда надо. Я поделился с Сальватором.
Скверно, если мы куем кадры для местной мафии, отозвался «скандинав». Придется сообщить в полицию.
Я мысленно пожелал Пересу допроса с пристрастием. Тут ожил мой «мобильник».
Тео Вальдес слушает.
Говорит Энрике Моро. Энрикенаш дневной дежурный в школе. К тебе пришли из полиции. Я попросил подождать.
Кажется, с пристрастием будут допрашивать меня самого.
Полицейский ожидал в холле. Седой, но молодцеватый, без объемистого брюха, которое отрастили себе большинство эсталусийских полицейских, в строгом штатском костюме.
Инспектор Гольдини из городского отдела убийств, представился он, показывая удостоверение. Ваш дежурный, он кивнул на Энрике, который с видом неприступной скалы возвышался за своим столом, отказался пускать меня дальше холла. Я даже не смог поглядеть тренажеры, а это любопытно.