Начало войны застала дедушку Женю в Эстонии, куда его отправили в командировку. Уходя с нашими войсками, он попал в окружение и был тяжело ранен в голову. Дальше все происходило, как в мыльной опере. В лесу его нашла эстонка-хуторянка, привезла на телеге к себе домой и выходила. Дедушка поправился, но полностью потерял память. Так и прожил всю войну у нее. И надо же такому случиться, что именно 9 мая сорок пятого года он полез на яблоню обрезать сломавшуюся ветку, упал и ударился головой. И все вспомнил!
Напрасно Роза убеждала, что стоит только объявиться, и его тут же отправят в лагерь. Дедушка, которого совершенно несправедливо грызла совесть, поехал в Таллинн - и его, разумеется, арестовали. Вернулся домой он только в пятьдесят третьем. Бабушка, воспитанная в христианском смирении, все ему простила. Хотя, на мой взгляд, прощать особо было нечего - разве человек виноват, что память отшибло?
В начале 54-го родилась моя мама. Бабушке тогда было без малого сорок четыре. К тому же она была уже почти семь лет настоящей бабушкой, поскольку Лиза в шестнадцать лет забеременела неизвестно от кого и умерла, рожая дочку Катю. Дедушка в себя так окончательно и не пришел. Он без конца болел, все забывал, путал имена родных, называя жену Катей, а дочь - Светой. Лет через десять он совсем потерял разум, но бабушка не захотела отдать его в интернат и еще семь лет кормила с ложки, мыла и одевала. Я всегда поражалась, как ей удалось пережить столько, не теряя терпения и достоинства.
Вот так и вышло, что Катю, которая старше меня на двадцать семь лет, я называю тетей, хотя на самом деле она моя двоюродная сестра. А Валерка, который старше меня на три года, доводится мне племянником, хотя считается, что мы с ним кузены. Что касается Валеркиного сына Пашки, то он мой внучатый племянник или двоюродный внук, но зовет меня опять-таки тетей.
Валерка отнесся к моему звонку со спокойствием впавшего в спячку ежика. Надо так надо. Срочно так срочно. На дачу так на дачу. Бабушка Света завещала свою квартиру маме, хотя тетя Катя с Валеркой тоже там прописаны. А дачу в Мартышкино - тете Кате, но с условием, что мы с мамой сможем бывать там, когда захотим. Когда-то мы, приезжая из Сочи, проводили там летние месяцы - все летом отправлялись на юг, а мы наоборот, на север. Потом мама перестала приезжать на дачу, потому что Валерка не ладит с Кирюшей, а я не слишком люблю Валеркину жену Ларису и тоже туда не рвусь.
- Ну и видок у вас! - меланхолично заявил Валерка, когда мы загрузились в вольво.
И это было его единственное замечание за всю дорогу. Мы с Андреем сидели на заднем сидении и тоже помалкивали.
Дело шло к вечеру. Я разглядывала квадратный Валеркин затылок, облагороженный стрижкой из дорогого салона, и пыталась сообразить, что же произошло с Динкой.
Обиделась, что я ей не рассказала все? Возмутилась, что я опять связалась с Геростратом, и решила меня презирать? Да нет, тогда бы она не понеслась сломя голову мне помогать. Что-то тут не так. Может, и к ней бандюки приходили?
Тут мне стало холодно. А что, если за Динкой следили?!
Может, и сейчас за нами уже едут?
Я просто вся извертелась, пытаясь разглядеть дорогу сзади. Пару раз мне казалось, что какая-то машина повисла у нас на хвосте, и тогда я начинала отчаянно потеть и дрожать. Но после того, как мы свернули с шоссе на проселок, за вольво уже никого не было.
Поднимая тучи пыли, машина подъехала к воротам. Когда-то это была низенькая деревянная калиточка в покосившемся заборе из штакетника. Когда нам с Валеркой было лень открывать калитку и мы лезли на забор, конструкция начинала угрожающе скрипеть и шататься. Теперь это были настоящие кованные ворота, вделанные в высокую тесовую ограду. Валерка, закончив юрфак университета, года три сидел на одном захудалом заводе в качестве юриста отдела кадров и получал копейки. Потом какой-то знакомый устроил его в частную адвокатскую контору. Пара удачных дел - и процесс пошел. Во всех смыслах. Сейчас ему тридцать один год, у него пятикомнатные хоромы на Каменноостровском проспекте, дорогая машина, жена не вылезает с модных курортов, а десятилетний Пашка учится в Англии. Не подумайте, что я ему завидую, но в последнее время с ним стало как-то тяжело общаться. Снисхождение так и сочится с его довольной, лощеной физиономии, украшенной декоративными светлыми усиками. А ведь когда-то у нас чуть не приключился роман!
Мне тогда было шестнадцать, я перешла в десятый класс. Застукав нас на веранде за страстным поцелуем, тетя Катя, кстати, педагог-дефектолог, популярно объяснила, что дети у нас, возможно, и будут нормальными, но вот внуки - сплошь дебильные уроды. На резонное возражение, что мы вовсе не собираемся заводить детей и внуков, она ответила, что дурацкое дело - нехитрое, и пожаловалась моей маме. Мама сгребла меня в охапку и увезла в Сочи на две недели раньше намеченного. К следующему лету у меня все перегорело, а Валерка женился на однокурснице.
- Располагайтесь, - сказал мой кузен-племянник, открывая дверь дома. - Хочешь, можешь в свою комнату, там никто так и не живет.
Моя комната располагалась под самой крышей, в мансарде. За день солнце нагревало ее, и ночью от крыши шло приятное ровное тепло. Окно выходило на запад, и я вечерами лежала на скрипучей довоенной лежанке, смотрела, как огромное краснорожее солнце скатывается за березовую рощицу, и мечтала о прекрасном принце... Уж никак не о Герострате!
Но теперь в мансарде уже не пахло, как раньше, мышами и пылью. За те четыре года, которые прошли с моего последнего приезда, все изменилось. Лежанки не было, на ее месте располагалась зеленая тахта. Скрипучий стул сменило громоздкое кресло, а шкафчик, который дедушка Женя сделал из росшей когда-то за домом сосны, - нелепый лакированный комод с латунными накладками. Наверно, только занавески остались прежние, когда-то бежевые, а теперь какие-то палевые.
С лестницы донеслось пыхтение и топот, показалась огромная лохматая собачья голова. Через секунду на тахте сидело бело-серое чудовище, глаза которого прятались за длинной челкой.
- Это Минька, - сказал Валерка. - Или Зинька.
- Как это? - не понял Корнилов.
- Миннезингер фон Аушенбах. Бобтейл. Аристократ. Сокращенно Минька. Или Зинька. Откликается и на то, и на другое.
- Он в доме живет? - спросила я.
- Нет. У ворот будка. У Лариски на шерсть аллергия. А Пашке щенка подарили. Пришлось его здесь поселить. Щенка, я имею в виду. Лариска все равно сюда почти не приезжает. Предпочитает Канары или Коста-Браво.
- А кто его кормит?
- Сторож. Пока вы здесь, покормите, я сторожа предупрежу. Чаппи на кухне. Ладно, бывайте, - Валерка нетерпеливо покручивал на пальце колечко с ключами, - труба зовет. Не подожгите дом. Продуктов хватит дня на три, потом привезу еще. Если что - звоните. Кстати, вы здесь надолго?
- На недельку, - вылез Андрей, опередив меня. - А там видно будет.
Краснорожее солнце закатилось за изрядно поредевший березняк. Мы соорудили гигантский омлет с шампиньонами и ветчиной и зачем-то потащили его наверх. Хотя Лариса и презирала дачу, теперь все здесь дышало ее пошлым снобизмом. Вещи были пусть не самые дорогие, но новые и отчаянно вульгарные. Всюду какие-то дурацкие абстрактные картинки, крикливые безделушки. Лучше бы бабушка завещала маме не квартиру, а дачу. Когда-то я так любила этот большой, нелепо выстроенный дом. Теперь мне все здесь действовало на нервы. Только мансарда, даже обставленная заново, еще сохранила что-то теплое, мое.
Корнилов развалился на тахте и листал какой-то лакированный журнал с картинками, похрустывая чипсами. Судя по всему, он почувствовал себя в безопасности и успокоился. Заросшая щетиной физиономия излучала негу и довольство. А мне вот было кисло.
Я устроилась в кресле, неожиданно уютном - наверно, все, что в этом доме еще оставалось нормальным, сослали на чердак. Першило в горле, щипало в носу - все-таки заплыв в канаве не прошел даром. Псина, которая до того постоянно крутилась под ногами, невоспитанно выпрашивая куски ветчины, теперь с жадностью хрустела внизу на кухне сухим кормом. Не могу сказать, что не люблю собак, просто предпочитаю маленьких. Такс, например. Или французских бульдогов.
- Слушай, хватит всякую дрянь читать, - сказала я. - Ты мне действуешь на нервы.
- А что еще делать? - удивился Корнилов. - Кстати, почему здесь нет телевизора?
- Не знаю. Раньше был. Да брось ты этот журнал идиотский! - рявкнула я, когда он снова потянулся за прессой. - Ты шуршишь страницами и мешаешь мне думать.
- Тихо, Чапай думать будет! - хихикнул Андрей. - О чем, умная ты наша?
- О том, о чем ты думать не хочешь. Или не можешь.
- Что-то ты больно разговорчивая стала!
- Тогда ты поговори. Знаешь, расскажи-ка мне все сначала. Как ты попал к этому Ладынину?
- Ну на фига тебе это надо? - заорал Андрей, швыряя ни в чем не повинный журнал в угол. - Что тебе неймется? Тебя это вообще касается?
Я только глазами захлопала. Ну это же надо! Меня это, видите ли, не касается! Мою квартиру превращают в помойку, за мной гонятся, в меня стреляют, я попадаю в какие-то притоны, автокатастрофы и сточные канавы - а причина всего этого меня не касается! Как вам понравится такое хамство?!
Но Герострат уже сообразил, что зарвался. Нет, извинятся он, разумеется, не стал - как можно пасть так низко! - но до изложения фактов снизошел.
Когда-то, еще до армии, Корнилов ухитрился с грехом пополам закончить два курса нашего института курортного дела. Потом неудавшегося экономиста за что-то выперли. Исполнив патриотический долг в стройбате, он все никак не мог найти свое призвание и кочевал с места на место. До нашего знакомства Андрюша успел потрудиться экскурсоводом, спасателем на пляже, барменом и продавцом газет. Потом он поработал чем-то вроде массовика-затейника в санатории Россия, а еще через некоторое время какой-то родственник предложил ему непыльное местечко в Би Лайне. Целый год Корнилов ходил в галстуке, сидел в офисе и гордо именовался менеджер.
В один прекрасный, а точнее, ужасный день, минут за двадцать до конца работы - было это в апреле, - его вызвал в кабинет начальник. В течение получаса Корнилов, не имея возможности вставить даже слово оправдания, выслушивал о себе всякие интересные вещи. Оказывается, именно он развалил всю работу сети, продал все профессиональные секреты конкурентам, разворовал все возможные и невозможные средства и много чего еще. Доводить дело до суда начальник не захотел, но выгнал Андрея с треском, добавив, что ни одна телефонная компания его на работу не возьмет - уж об этом он позаботится.
Герострат был в шоке. Надо ли говорить, что ничего подобного он не делал, да и вообще, его частенько хвалили и даже давали премии. С горя он пошел домой и в одиночестве напился. А утром его разбудил телефонный звонок. Некто, назвавшийся Семеном, сказал, что узнал от Бориса Хомякова о его ситуации и хочет предложить работу.
- Стой! - я замахала рукой, словно хотела остановить такси. - А этот Хомяков тебя действительно рекомендовал? Откуда он узнал, что тебя выгнали с работы?
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Я тоже удивился. Позвонил Хомяку, никто не подходит, сотовый отключен. Потом узнал, что он в Штаты уехал работать. Хотел Семена спросить, да так и не спросил. А зачем? Работаю, деньги платят.
- Вот и доработался! А сколько тебе платили, кстати?
Когда он сказал, я просто поперхнулась слюнями и подумала, что ослышалась.
- Ты знаешь, сколько в Сочи платят охранникам в частных домах?
- Знаю. Тем более, как я мог отказаться?
- Идиот! - застонала я. - Знаешь, как мы таких на станции звали? Траблмейкер. Создаватель неприятностей на свою жопу. Неужели ты не понимаешь, что тебя подставили? Именно тебя. И никого другого. Кто-то договорился с твоим телефонным шефом, чтобы тот тебя с треском выгнал. Чтобы на эту работу позвать. И на Хомяка твоего сослались, чтобы ты проверить не смог. Именно ты им был нужен. Лабуду эту с диском провернуть. Как только ты отдал бы диск, тебя б тут же квакнули. Но почему надо было подставить именно тебя? Почему именно ты?
- Не знаю, - растерянно проблеял Герострат.
Неужели он над этим ни разу не думал?! Непостижимо!
- Я этого Ладынина лично не знал, я вообще никого не знаю.
- А жену Ладынина?
- Жену? Нет, ни разу не видел. Слышал только, что она сочинка.
- Может, это она была в машине?
- Может. Не знаю.
- Ладно. Допустим, кто-то знает тебя как человека не слишком разборчивого, который за лишнюю копейку не побрезгует за боссом пошпионить... Кстати, как это вышло с технической точки зрения?
- Спасибо тебе, Аленька, за комплимент, - поклонился Герострат. - Премного благодарен. Я - не слишком разборчивый идиот, который за копейку удавится. А технически все несложно. Управление камерами слежения идет через компьютер. Компьютеры в кабинете и в сторожке связаны в локальную сеть. Когда Ладынин приезжал в дом, сразу сеть и домашние камеры отключал. На мониторы шло изображение только со двора. А Семен дал мне приборчик, который цепляется на кабель, выключает блокиратор и записывает информацию с главного компьютера. Но должен тебе сказать, я не представлял, о чем речь. Семен сказал, что на диск надо скопировать какой-то компромат.
- А когда ты понял, в чем дело?
- Когда посмотрел на свой монитор. Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, откуда ноги растут. Банк, номер счета, код, суммы...
- Правильно, вот поэтому тебя и должны убрать. Зачем лишний свидетель.
Я встала с кресла, походила по мансарде взад-вперед. Мне показалось, что внизу тоже кто-то ходит, но это просто постанывал старый дом. Минька-Зинька сидел под лестницей и громко чесал живот, стуча лапой по полу.
Продолжим. Значит так, господа присяжные заседатели, мы допустили, что некто подставил кролика Роджера, то есть господина Корнилова. Но кто знал, что он поедет именно ко мне? Кто сообщил об этом в нашу питерскую ментуру?
- Андрей, почему менты пришли ко мне?
- Я же тебе тысячу раз говорил, не знаю! - взвился Корнилов. - Я понимаю не меньше твоего. То есть не больше.
- Давай думать. Я и предположить не могла, что ты приедешь ко мне. А ты мог?
- Если честно, то нет.
- Значит, кто-то знал об этом лучше нас. Кто же это такой ясновидец мудрозадый?
Я попыталась было обкусывать ногти, но их уже не было. Хоть на ногах грызи. Как-то я купила антигрызучий лак, жутко горький и противный, но постоянно забывала им пользоваться.
- Может, Увалов? - предположила я.
- А может, Милка?
И тут я буквально подпрыгнула в кресле. Вот! Вот что за мысль убежала от меня. Я вспомнила, как Милка подарила Герострату гребешок для лысого ежика. Милка! Но тут я вспомнила кое-что еще, и ажиотаж погас.
- Нет, Андрюша, - вяло сказала я. - Не Увалов и не Милка. Увалов живет себе в Греции, у него семья, бизнес. А Милка... Ты же не знаешь про анонимку?
- Какую анонимку? - изменившимся голосом спросил Корнилов. Он так и подался вперед.
Когда аборигены говорят, что Сочи - город маленький, они в первую очередь имеют в виду то обстоятельство, что у нас очень сложно сходить налево и не попасться. Город действительно невелик, знакомых много. К тому же много таких, которые тебя знают, а ты их - нет. Корнилов жил с родителями, и приехать к нему я могла разве что, когда они уезжали на дачу. Мы встречались в самых захудалых кафе на окраинах, но я все равно тряслась, надевала темные очки и садилась спиной к двери. Однажды я нашла просто райское местечко недалеко от работы. Это был крохотный магазинчик на манер сельпо - тут же продукты, хозтовары и нижнее белье. А за холодильником - малоприметная дверца в зальчик на четыре столика. Если не знаешь, что здесь притаилась кафешка - ни в жизнь не заподозришь. Пить там можно было разве что дрянной кофе или теплое пиво, закусывая сникерсом, но какая разница!
И вот однажды, войдя в кафе, мы буквально остолбенели. За столиком мило ворковали Милка и какой-то малый кавказской наружности. Чтобы не осталось никаких сомнений, он нежно гладил ее по щечке. Произошла немая сцена. Мила с кавалером спешно удалились, у нас тоже общение не клеилось.
Я не очень боялась, что Милка наябедничает Мишке, хотя мне этого и не хотелось. Андрей тоже не выглядел особо расстроенным. Я вообще не собирался на ней жениться, - сказал он. - Так, ляпнул как-то сдуру, по пьяни, она и обрадовалась. Очень уж хотела замуж, а почему-то никто не брал. Хотя, конечно, в постели она... Я поняла его. Мишка пару раз тоже намекал, что от некоторых женщин пахнет лесом - потому что они в койке лежат, как бревна. А у меня темперамент отнюдь не африканский, да и с Михаилом мы друг у друга первые, опыта набраться было неоткуда. С Андреем я тоже получала больше морального удовлетворения, чем физического, но особенно из-за этого не огорчалась.