Глядя в окно, Ирина тихо сказала:
Два часа назад я сидела в зрительном зале и слушала музыку
Дайнека из вежливости поинтересовалась:
Оперу?
Нет. «Юнону и Авось» в Ленкоме.
Я тебя никогда не увижу
Я тебя никогда не забуду, улыбнулась Ирина.
История великой любви, прошептала Дайнека.
Ты так считаешь? Ирина взяла печенюшку и сунула в рот.
Дайнека посмотрела на нее с удивлением.
А как же иначе?
Я, знаешь ли, журналистка. Журналисты, как и врачи, циники.
Но ведь они любили друг друга
Свидетелей не осталось.
В каком смысле? Дайнека оторопела.
Как было на самом деле, теперь не знает никто. Мой нынешний шеф помешан на этой истории, и мы часто спорим. Я ему говорю: делала сюжет для телевидения, воспоминания читала, свидетельства современников, любовью там и не пахнет. Резановопытный дипломат, и его помолвка с Кончитойто же самое, что династический брак. С ее помощью он шел к своей цели.
Да не было у него никаких целей! горячо возразила Дайнека. Просто встретил и полюбил.
Идеалистка. Такая же, как Турусов.
Кто такой Турусов? спросила Дайнека. Друг командора Резанова?
Ирина расхохоталась.
Турусовкандидат в губернаторы, мой шеф. Я работаю в его избирательном штабе.
А-а-а-а от смущения лицо Дайнеки стало пунцовым.
Резанов умер и похоронен у нас в Красноярске. Возможно, поэтому многие красноярцы интересуются этой историей. Турусовне исключение. Именно он финансировал постановку «Юноны и Авось» в краевом драмтеатре и дал денег на памятник.
На памятник командору Резанову?
Да. Его установили на месте первого захоронения, там, где раньше стоял Воскресенский собор.
Дайнека наморщила лоб.
Я не помню, где он стоял, мы уехали из Красноярска лет десять назад.
Успокойся, Ирина заулыбалась, этого ты знать не могла. Собор снесли в начале шестидесятых. В то время ни тебя, ни меня не было даже в проекте. Тогда же, в шестидесятых, гроб с прахом Резанова перезахоронили в другом месте.
Зачем?
Не знаю. Документов никаких не осталось. Когда я делала сюжет, нашла одного очевидца и пару статей на эту тему.
И все-таки я уверена, что они любили друг друга вложив в эти слова что-то личное, Дайнека отвернулась к окну.
Не заметив, что ее глаза повлажнели, Ирина возразила:
Говорю тебе, я всерьез изучала эту историю. И вот что скажу. Николай Петрович Резанов был очень продуманным чуваком. Высокий сановник, действительный камергер русского императора. Командор (и, значит, масон), опытный дипломат. Не многие знают, что, прежде чем попасть в Сан-Франциско к Кончите, он проделал утомительное путешествие. Представь, с ней он встретился в конце марта 1806 года, а путешествие началось в июле 1803-го.
И где же он был эти три года?
А ты думаешь, что Резанов только за тем и поехал, чтобы познакомиться с девочкой? съехидничала Ирина.
Да нет Наверное, у него были дела.
Дела точно были. Государь послал его в Японию договариваться с тамошним императором о торговле. Поплыл Резанов на корабле «Надежда», которым командовал Крузенштерн.
Иван Федорович?
Ирина удивленно вскинула брови.
Ого! Да ты молодец.
Дайнека скромно потупилась.
Давай, рассказывай дальше.
По дороге в Японию они с Крузенштерном страшно переругались. Против Резанова восстали все офицеры. Дошло до того, что ему объявили матерную войну.
Как это?
В общем, ругались на него, матерились. Резанов заперся в каюте и ни с кем не общался. Потом он заболел, но даже врач к нему не пошел. Кто-то из офицеров предложил заколотить дверь каюты гвоздями.
Неужели заколотили? изумилась Дайнека.
Ирина вздохнула и поправила волосы.
Конечно же нет. Но в результате всего этого Резанов отказался идти в Японию, заявив, что не может представлять интересы великой державы, пребывая в таком униженном состоянии. И велел направить «Надежду» на Петропавловск. Там губернатор заставил Крузенштерна и его офицеров принести Резанову извинения, после чего корабль отбыл в Японию. Как видишь, Николай Петрович Резанов был изрядным занудой.
Скорейчеловеком чести, возразила Дайнека.
Ты все стараешься приукрасить, заметила Ирина. Как раз эта его честь, а также высокомерие помешали наладить торговые отношения с Японией.
В смысле?
Так написал Крузенштерн в Санкт-Петербург.
И это было правдой?
Сама посуди. По прибытии в Японию Резанову полгода пришлось ожидать аудиенции.
Почему?
Столько времени понадобилось посланнику японского императора, чтобы встретиться с русским послом.
Дайнека удивилась:
Далеко было ехать?
Нет.
Тогда почему так долго?
Чтобы унизить русских и подчеркнуть собственное величие.
Но японец все же приехал?
И привез ответ императора с отказом в торговле и требованием, чтобы русский корабль немедленно покинул их гавань. Резанов очень резко ему ответил Ирина запнулась, что-то припоминая, и потом с жаром продолжила:На той встрече присутствовали купцы из Голландии. У них было разрешение торговать с Японией, и они демонстрировали раболепное поклонение местной власти. Некоторые лежали на животе, не смея поднять головы. Резанов же сказал, что он посол государя великой державы и не обучен подобному унижению. В общем, как и написал Крузенштерн, миссия провалилась.
В этом не было вины командора. Он вел себя с достоинством, заставив уважать нашу страну
В то время так думали немногие, большинство просто обвинило его в высокомерии и неуступчивости.
После этого он поехал к Кончите? Изнемогая от любопытства, Дайнека приготовилась внимательно слушать.
Нет. Это был март 1805 года. С ней он встретится только через год. На этом же корабле, на «Надежде», Резанову предстояло отправиться с инспекцией на Аляску, в город Ново-Архангельск, где располагалось русское поселение. Но отношения с Крузенштерном не складывались, и он принял решение покинуть надежный военный корабль и отправился в опасное путешествие на маленьком суденышке под названием «Святая Мария».
Знаешь, эта история отличается от того, что я слышала, призналась Дайнека.
Погоди, заверила Ирина, самое интересное впереди! Мало того, что пребывание на корабле само по себе утомительно, напоминаюРезанов не был опытным моряком и страдал морской болезнью. Прибавь к этому нервное истощениерезультат жестких конфликтов с Крузенштерном, и затянувшуюся простуду. Вот и представь, в каком состоянии Резанов прибыл на Аляску, в Ново-Архангельск.
Да-а-а сочувственно протянула Дайнека. Когда это было?
В августе1805 года.
До встречи с Кончитой осталось чуть меньше года.
Но какой это был год для командора Резанова вздохнула Ирина. Русских поселенцев в Ново-Архангельске он застал в чудовищном состоянии. Многие болели цингой. Худые, голодные, без зубов Жрать нечего. От цинги не спасал даже отвар из сосновых шишекединственное доступное им лекарство. Короче Перезимовал Резанов в русской колонии, перемучился вместе со всеми. И вместо того, чтобы инспектировать, ему пришлось спасать поселенцев от голода и цинги. В общемот верной смерти. Весной 1806 года на судне «Юнона» он отправился в Сан-Франциско, надеясь закупить там еду. На бортувсякая всячина, чтобы обменять на продукты, и вымотанный, обессиленный голодом и цингой экипаж.
Ох вздохнула Дайнека.
Теперьспать, Ирина встала и, откинув одеяло, улеглась на свое место.
А дальше?
Туши свет и ложись. Остальное потом как-нибудь расскажу.
Мужчина в соседнем купе не переставал кашлять. Но даже это не помешало Дайнеке заснуть сразу, как только голова коснулась подушки.
Глава 2Бухта Сан-Франциско, март 1806 года
Под утро тихий брамсельный ветер передвинул туман с моря на берег. Из-за горизонта пробились первые лучи солнца, разгоняя серую предрассветную мглу.
Вахтенный пробил восемь склянок. Бледные, изможденные лица матросов были обращены к берегу, к диким скалам, крепостным пушкам и узкому входу в бухту, через который им предстояло прорватьсяили погибнуть.
Все ждали приказа сниматься с якоря.
На мостике стоял командор. Он поднял подзорную трубу и навел ее на форт, охранявший узкий пролив. Потом обернулся и сказал капитану Хвостову:
Не будем спрашивать дозволения, ибо положение наше плачевно. Лучше получить ядра в борт, чем пасть жертвой голода и скорбута. Еще немного, и люди начнут умирать. Заходим в бухту, даже если будут палить. Ставьте паруса, Николай Александрович. С Богом!
Капитан тут же отдал приказ:
Ставь паруса! Живо!
По палубе затопали десятки ног, и скоро каждый матрос был на своем месте. Паруса покрыли мачты и реи, корабль задрожал, тронулся и, набрав полный ветер, двинулся в гавань.
Хвостов вернулся на мостик и доложил командору:
Скоростьвосемь узлов. Если так пойдем, можем проскочить незамеченными, удалиться на безопасную от пушек дистанцию и там встать на рейд.
Чем ближе был форт, тем пристальней смотрел на него командор. Никакого движения. В предутренние часы караульные спали особенно крепко.
Когда нос корабля уже готов был вклиниться в узкий пролив, скорость резко упала. При наполненных парусах судно встало на месте.
Командор обеспокоенно взглянул на Хвостова.
Отлив начался, объяснил тот, поднял трубу и посмотрел в сторону форта. Потом тихо добавил:Сильное течение, сударь. Вода уходит из бухты.
Тем временем вставало солнце, постепенно заливая светом снежную вершину прибрежной горы. Командор снял шляпу и крепко стиснул ее пальцами. Теперь было ясно: малая скорость не позволит судну зайти в гавань, воспользовавшись предрассветными сумерками и временным неведеньем горизонта.
Корабль лавировал, борясь с сильным течением из залива. Медленно и настойчиво пробирался он к «воротам». Теперь каждый матрос мог разглядеть форт с амбразурами, из которых торчали черные жерла пушек.
И вот уже раздался пронзительный звук трубы, а вслед за нимбой барабана. На берегу показались несколько всадников. Проскакав вдоль воды, они остановились на крайней точке губы. Один из них крикнул в рупор по-испански:
Кто такие? Что за корабль?
Хвостов глянул на командора, тот кивнул. Капитан приставил ладони ко рту:
Русские!
Офицер во весь опор помчался назад в крепость. Остальные стали махать ружьями и руками, делая знаки, чтобы корабль повернул назад или немедленно бросил якорь.
Крепостные пушки задвигались, направляя стволы на русский корабль. Стоящие рядом солдаты громко кричали и трясли зажженными фитилями.
Только вперед! приказал командор и добавил чуть мягче:Не подведи, Николай Александрович.
Хвостов отдал честь и кинулся к юту. Скоро по палубе забегали даже те, кто из-за болезни уже с трудом стоял на ногах. Одни бросились к парусам, другие начали громыхать якорной цепью. В форте, очевидно, решили, что корабль подчинился приказу, и несколько успокоились, ожидая, когда матросы закончат маневр.
Одновременно с этим сила отлива резко уменьшилась, судно прибавило скорости и вклинилось в узкий пролив, зажатый между двумя губами. На одной из них стоял форт, на другой не было никаких признаков жизни. Прямо по курсу простиралась спокойная гладь бухты.
Скоростьдевять узлов, капитан тоже снял шляпу, вытер со лба пот и, поклонившись в сторону форта, что было сил прокричал:Си, сеньор! Си, сеньор! Си! единственное, что знал по-испански.
Испанцы в замешательстве наблюдали за тем, как русский корабль стремительно вторгается в бухту.
Спустя некоторое время капитан Хвостов доложил командору:
Удалились от форта на пушечный выстрел. Теперьв безопасности!
Командор указал на берег, по которому скакали всадники в ярких развевающихся плащах и широкополых шляпах.
Впредь будем смелей. Конница сия теперь под нашей картечью.
Господь дастстрелять не придется.
Слышать бы ему ваше слово, Николай Александрович, сказал командор. Прикажите отдать якорь.
Между тем на пологом берегу уже собралось более двадцати конников. Вместе с ними прибыл тучный монах в сутане черного цвета, подол которой свисал ниже стремян. Солдаты возбужденно трясли ружьями. Старший офицер кричалтребовал шлюпку и чтобы в ней непременно прибыл переговорщик.
Командор приказал:
Мичман Давыдов, сношения с испанцами вам поручаю. Скажете, шли в Монтерей. Жестокие бури, повредившие судно, принудили нас взять убежище здесь, в первом порту. Как только починимся, тотчас продолжим наш путь.
Помилуйте, Николай Петрович, на испанском говорить не обучен!
В помощь вам придаю доктора Лансдорфа. Меж солдатами на берегу мною замечен монах. Авось на латыни договорятся. Об истинной целини слова. Держитесь весьма достойно. Помните, мы представляем здесь великую нашу державу!
Шлюпку спустили на воду, туда спрыгнул Давыдов, одной рукой придержал шпагу, другую подал Лансдорфу. Одетый в длинный сюртук, доктор с присущей ему осторожностью сполз вниз и сел на скамью. Матросы навалились на весла, и шлюпка пошла к берегу.
Взошло солнце, сделалось жарко. С берега долетел благоухающий запах леса и трав. Командор скинул плащ и, оставшись в мундире, приблизил к лицу трубу. Проводил взглядом шлюпку, стал осматривать берег.
В сравнении с Лансдорфом и Давыдовым, испанцы представляли собой весьма живописную группу. Но даже среди них выделялся молодой офицер: в огромном сомбреро с золотистыми кисточками, ярком плаще и сапогах с сияющими на солнце шпорами.
Встречая посольство, всадники спешились, и все, включая монаха, поспешили к воде.
Шлюпка ткнулась в песок, матросы спрыгнули в воду и вытянули ее подальше на берег. Давыдов и Лансдорф сошли, не промочив ног. Испанцы сняли шляпы, Давыдов приветственно козырнул.
Монах-францисканец выступил вперед и заговорил по-испански. Его слова не были поняты. Лансдорф попробовал по-французски, однако договориться не удалось, испанцам был неведом этот язык. Как и предположил командор, на помощь подоспела латынь. Когда Лансдорф заговорил на латыни, монах сделал знак, что все понимает.
Доктор продолжил:
Посланник российского императора, действительный камергер двора Николай Петрович Резанов и мы, его сотоварищи, просим гостеприимства. Жестокие бури привели судно в негодность на пути в Монтерей. Исправив его, мы будем готовы снова отправиться в путь.
Монах перевел офицеру. Тот поднял брови и экспрессивно закивал. Присутствие на борту корабля такой высокой особы произвело на него должное впечатление.
Дон Луис Аргуэлло, молодой офицер представился сыном коменданта президио и сообщил, что сам комендант нынче в отъезде. Отец рассказывал про бумагу, которую ему довелось видеть у губернатора в Монтерее. В ней, в этой бумаге, говорилось о возможном прибытии в Сан-Франциско русского камергера.
В продолжение разговора дон Луис просил Резанова оказать великую честь: посетить дом губернатора и отобедать вместе с его семьей.
Любезно пообещав передать приглашение, Давыдов приказал матросам столкнуть шлюпку в воду и, дождавшись, пока Лансдорф займет свое место, влез туда сам.
Возвращаясь к «Юноне», шлюпка запрыгала по волнам.
Глава 3Поезд МоскваКрасноярск, наши дни
Проснувшись утром, Дайнека забыла про вчерашний ливень. За окном сияло весеннее солнце.
Она на удивление хорошо выспалась, так что бодро встала и, подхватив полотенце, стремительно вышла за дверь. В коридоре со вчерашнего дня кое-что изменилось. Застилавшая пол парусина исчезла, на ее месте лежала ковровая дорожка. Искусственные цветы в плетеных кашпо покачивали пластмассовыми ветвями, скрашивая типовой интерьер вагона. В двух или трех купе теперь были открыты двери. Напротив одной из них Ирина Закаблук беседовала с высоким мужчиной, лица которого Дайнека не видела, зато хорошо слышала голос.
Напрасно вы, Ирина Ивановна, так ерепенитесь, нам с вами еще рука об руку
Сотрудничать?
Такую возможность нельзя исключать.
Можно, Виктор Евгеньевич! Вам известно, что я работаю в предвыборном штабе Турусова, Закаблук посмотрела на собеседника и рассмеялась. Вы мне нравитесь, но он нравится больше.
И почему мы с вами раньше не познакомились! Каюсь, телевизор смотрю редко. Слышал, что вы талантливая журналистка мужчина сделал паузу, предваряющую какое-то важное заявление. Но, по-моему, еще и очень красивая женщина.