Как вы могли
Не я Брат
Я собирался за него биться, а он Вы скажите, разве пятнадцать тысяч это много?.. Я их отработал Сколько я выезжал в этот город К следователю В суд А каждый выезд стоит три тысячи Вы об этом знали Сколько раз я посещал его в следственном изоляторе А каждое посещениеполторы тысячи
Сестра, ничего не понимая, кивала головой.
Ищите другого адвоката!
Но другой никто не хочет
Взяли меня на живца!.. С вас еще несколько тысяч Я думал их вам простить, но после такого
Адвокат надеялся, что судья объявит перерыв на неделю, но та назначила заседание на следующий день.
Может, замените меня? взмолился адвокат перед судьей.
Как же я заменю, когда он от вас не отказывается?
И одновременно хочет посадить!
Судья пожала плечами.
Трясясь в автобусе вечером по дороге домой, утромобратно по пути в суд, адвокат думал:
«А что, если это дело рук опера? Он ведь предупреждал, вспомнился разговор у следователя, что меня ждет что-то особенное Небось, подговорил Будрицу: «Накатай на адвоката Заставь сильнее биться за тебя» Как катал на них и взял за горло, что те таскали колбасу и апельсины»
Схитрили выбил адвоката.
В голову лезло: «Неужели Будрица так глуп, чтобы поддаться на провокацию?.. Или это ход его самого?.. У него тактика всех порочить Порочил следака Опера Ныл о гематоме Но она не подтвердилась рентгеном Пытался потопить дело на следствии Теперь порочит адвоката А потом заявит, что решение суда незаконное Адвокат не был за него»
Да какая мне разница: опер ведет игру против меня? Будрица? Или оба вместе? вырвалось в сердцах из адвоката.
Мысли Конкина путались с заявлением о привлечении его к уголовной ответственности. Еще кому взбредет в голову разбираться! И начнутся у адвоката неприятности
Что касалось возврата пятнадцати тысяч, этого адвокат не боялся: деньги он отработал. И вернуть обидчику даже сто рублей его не заставил бы ни один суд.
Входя в зал, Конкин отвел взгляд от решетки, за которой сидел Будрица в неизменной черной повязке.
Во время заседания адвокат спиной чувствовал присутствие подзащитного и держал голову неподвижно, думая, что его шея вот-вот лопнет от напряжения.
Видя, что сторона защиты деморализована, прокурор обратился к суду:
Ваша честь! Вы видите, как ведет себя Будрица Всех хочет посадить Даже адвоката Думается, в его поведении просматриваются психические отклонения
«Молодец!»поднялся тонус у адвоката.
Предлагаю провести Будрице психиатрическую экспертизу
Что?!! вскочил Будрица.
Успокойтесь! Я еще не спросила ваше мнение! повысила голос судья.
Конвойные встали около решетки.
Что он мелет
Секретарь! Запишите Будрице замечание!
Я буду протестовать!.. Я в Конституционный суд!.. В Европейский
Судья взяла бумаги и удалилась в совещательную комнату принимать решение по ходатайству прокурора.
Когда адвокат и другие участники процесса выходили из зала, им вслед из-за решетки летело «Консти», «Евро».
Привезли? адвокат подошел к сестре Будрицы.
Что?
Что обещали
Я вам ничего не должна!
Ну что ж-ж
Адвокат подался в сторону. Ему было обидно. Обидно вдвойне. Его не только унизили как адвоката, облили грязью, но и обманули.
Тешило лишь: Будрицу начали прессовать Так ему Так Пусть теперь получит свое и помыкается в психушке
Вернувшись в зал, адвокат испугался: в арестантской клетке не было видно никого.
«Убежал? Он такой, он может».
Подойдя ближе, увидел Будрицу лежащим за решеткой на скамье. Руки были сложены под щеку. Ноги подтянуты к животу.
Оглашается определение, зачитала судья. Назначить психиатрическую экспертизу Будрице Вам понятно, Будрица? глянула судья за решетку.
Не дождавшись ответа, направилась к двери.
Адвокат поспешил следом, боясь, как бы Будрица не огорошил его очередной выходкой. И уже в проходе, боковым зрением заметил, как кто-то с черной повязкой на лбу оторвался от скамьи:
Конвой, везите меня на хату!
Адвокат вздохнул: ему подарили передышку, за которую он успеет прийти в себя, очухаться, отремонтировать дверь на даче, провести проводку, купить шланг и опрыскиватель, собрать яблоки, вишню, смородину.
Сразу после заседания поспешил на садовый участок. Пробрался сквозь высоченную траву к кустам смородины и, обирая ягоду, вспоминал своего подзащитного:
Ну, Будрица!.. Пудрил мозги милиции Запудрил адвокату Теперь суду
Пронеслось пыльное лето.
Адвокат так бы и тянул лямку защитника Будрицы, если бы тот не переметнулся на судью и отныне катал жалобы в судейские инстанции, обвиняя ее во всех грехах. И в том, что приглашает в заседания неугодного ему адвоката, из-за чего заявил судье отвод.
Этим сразу воспользовался Конкин.
Он отказывается от меня! воскликнул адвокат.
Ему было совсем не до того, на сколько хватит терпения у судьи, кто из коллег сменит его в деле Будрицы. Его самой желанной мечтой было во что бы то ни стало вырваться из цепких рук пройдохи.
Адвокат, вы свободны! наконец-то услышал Конкин голос судьи. И уже через минуту его след простыл в зале, а через пятнадцатьв степном городке.
Василий ЩепетневШВЕЙЦАРСКОЕ РОЖДЕСТВО
С матушкой он провел три часа, после чего Анисья Ивановна дала понять, что этого довольно и что ждет она его вновь не ранее лета.
Январский Цюрих жил тихо и покойно. Бродить без цели по городу не тянуло. Гроссмюнстер он видел, а остальное посмотрит летом. В Москве, несмотря на пост, сейчас веселье, а уж послезавтра, на Рождество, и вовсе дым коромыслом пойдет.
Возвращаться домой он не хотел именно из-за рождественской суеты. Но и оставаться в Берне было глупо. Если матушка не желает его видетьзначит, не желает.
Он отправился на вокзал. Товарищ по курсу рекомендовал крохотный отельчик близ Майрингенаместо прелюбопытное, содержат брат и сестра, хорошая кухня, недорого, «и вообще, брат, Швейцарией просто отовсюду веет».
Он взял билет с пересадкой в Берне. Третий класс: матушка денег не предложила, просить он не стал. Хватит тех, что при нем. Карлсбадский турнир ему ничего не стоил: призовые оправдали расходы, и заготовленная на участие сумма вернулась почти целиком.
В Берне пришлось ждать без малого час. Он погулял по привокзальной площади, купил свежий номер NZZ, вернулся на перрон, где нашел и поезд, и пустое купе в вагоне. Зима зимой, но в Берне была вечная оттепель, а окна законопачены на совесть. Швейцарскую. Потому он подсел к окну.
После второго свистка в купе прибавились попутчики. Четверо. Дама и три господина. Не то чтобы Арехин избегал людей, да и езды было каких-то полтора часа, но все же стеснение. Все четверо были старше его лет на пятнадцать, если не на двадцать пять. Другое поколение. Поколение умудренных опытом.
Он кивнул попутчикам, те ответили тем же и расселись. Один, рыжеватый и лысоватый, рядом, а троенапротив.
Вы куда путь держите? на плохом немецком спросил похожий на зрелого Чехова франт в полосатых брюках.
Он ответил.
И мы тоже. Но, похоже, совпадение не обрадовало никого.
Посчитав, что знакомство достигло принятой для путешественников степени, Арехин отгородился газетой.
И отлично отгородился: спутники тоже почувствовали облегчение и стали говорить о своем. К сожалению, говорили они на русском.
Во избежание недоразумений, сказал Арехин, опустив газету, должен предупредить, что я понимаю по-русски, более тогоя русский как по национальности, так и по подданству.
Вот тебе и на, сказал рыжеватый. Едешь себе черт знает в какую глушь, черт знает как далеко от России, и вдруг в купе собрались одни русские. Бывают же совпадения!
Да, бывают, подхватил франт. Хотя лично я поляк.
Рыжеватый покосился на франта, и тот поспешил добавить:
По документам, только по документам. То есть он развел руками, насколько позволяло место, показывая, что национальность для него лишь статистический факт, не более.
Вы, собственно, кто? спросил молчавший доселе лобастый человек в пенсне, традиционном костюме и с ямочкой на подбородке (Арехин утомился, и потому воспринял вопрошающего именно в таком порядке: пенсне, костюм и ямочка).
Я, собственно, студент, если нужны подробностистудент Императорского училища правоведения, сказал он по возможности сухо.
А, студент. Студентэто хорошо, студентэто замечательно. Лобастый достал блокнот и стал что-то писать.
А мы Мысотрудники одного издания, сглаживая неловкость, сказал франт.
Случайно, не «Сатирикона»?
Что? Ах нет, нет, самого обыкновенного издания, название которого вам ничего не скажет. Решили отдохнуть от кабинетной работы.
Арехин наклонил голову, давая понять, что полностью удовлетворен и жаждет уединения, и вновь отгородился газетой. Так и есть, беспокойные попались попутчики.
Однако до самого Майрингена новых беспокойств не быловсе они, даже дама, что-то писали в блокнотах. У дамы был изящный серебряный карандашик из тех, что на Рождество дарят курсисткам и прочим эмансипе. Но у эмансипе он не более чем символ работы, а дама пишет сноровисто, привычно. Видно, отдых отдыхом, а дело делом.
Выходя из вагона, они распрощались легчайшими кивками. И этого довольно.
Спутники зашли в помещение вокзала. Арехин тоже думал заглянуть в буфет, попробовать, так ли хороши подлинные «безе», но следовать за соотечественниками не хотелось. Отведать «безе» можно и попозже, в любой кофейне.
Подскочил носильщик. Саквояж Арехина был нетяжел, да и тратиться напрасно не хотелось (тут он, пожалуй, и пережимал: денег у него все-таки было достаточно).
Господину требуется экипаж? не отставал носильщик.
Да. Мне нужно в отель «Gruselgeschichten».
О, это довольно далеко. Три километра. К тому же ожидается большой снегопад, возможно, буря. Могу порекомендовать отели поближе, прямо в городе.
Нет, мне нужен именно «Грузельгешихтен».
Как скажете. Я вас отведу к экипажу. И носильщик решительно взялся за саквояж. Переноска багажа входит в стоимость проезда. Стоимость фиксированная, любой экипаж возьмет ровно четыре франка за одного человека. Если трое или четвероскидка. Вы, я вижу, русский, уже на ходу сказал носильщик.
Это заметно?
Нет. Просто вчера один из прибывших пассажиров тоже настаивал на этом отеле, и случилось так, что я нес его багаж. Вот тот господин был точно русским. А поскольку поодиночке в Грузельгешихтене почти не останавливаются, обычно парами или небольшими компаниями, я и решил, что выего соотечественник.
Арехин не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, уже сидел в возке, и кучер погонял лошадкубольше для видимости, лошадка и без того шла справно.
Его что, приняли за гомосексуалиста, едущего к любовнику? Или эти словаместь за отсутствие чаевых? Или он просто устал, расстроен и ищет подвохи там, где их нет?
Дорога заняла минут сорок. Скучать не приходилось: предзакатный свет окрашивал и горы, и деревья, и снег в невероятные цвета: лиловый и бежевый.
Возница повернулся к Арехину:
Будет большой снегопад. Очень большой.
Арехин в ответ только склонил голову. Что он, итальянец или французснегопада бояться? Приезжайте в Россию, вот где снегопады! Пурга, мороз за тридцать, и ни огонька на двадцать верст, а если и увидишь огоньки, то это волчьи глаза.
Видя, что седок не реагирует, возница тоже замолчал. Молчала и лошадь. Ей-то привычно.
Отель показался сразу за поворотом, но понадобилось еще минут десять, пока сани встали у крыльца под вывеской «Groselgeschichten».
Кучер снял саквояж Арехина и понес его в дом. Пришлось следовать за ним.
В прихожей, или, по-европейски, в вестибюле, их встретила собака, но не сенбернар, не бернская овчарка, как того требовали обстоятельства, а французская бульдожка черной масти. Она звонко лаяла, прыгала вокруг кучера, да и к Арехину отнеслась довольно игриво, дважды потерлась о брюки.
Вслед за бульдожкой выбежала и хозяйка, женщина лет сорока, одетая во что-то традиционное и опереточное (в женских нарядах, особенно швейцарских, Арехин знатоком не был).
Вы приехали к нам? спросила она очевидное.
Отель «Грузельгешихтен»? спросил в свою очередь очевидное Арехин.
Добро пожаловать! Как долго вы намереваетесь пробыть здесь?
Дня три, четыре, может быть, неделю.
Замечательно. Вальтер отнесет вещи в вашу комнату. Вальтермой брат
А Лоттамоя сестра, закончил вышедший из маленькой двери человек. Сам он тоже был маленьким, не более полутора метров роста, но коренастым и длинноруким: не наклоняясь, он спокойно мог достать собственные колени.
Арехин вытащил кошелекрассчитаться с извозчиком.
Четыре франка, сказал извозчик.
Сдачи не нужно, Арехин дал пятифранковую монету.
Не положено. Работа стоит столько, сколько стоит, возвращая франк, ответил кучер.
Эк как у них строго. А приятно. Не велики деньги франк, но если всю жизнь такбольшая экономия получается.
Поспешу назад, ночью будет снегопад, сказал кучер. Бульдожка проводила его до двери. Видно было, что они рады друг другу: извозчик чесал ей за ухом, а та радостно лаяла.
Вы один? опять спросила очевидное фройлян Лотта и тут же поправилась:То есть вы никого не ожидаете в ближайшие дни?
Нет, я никого не ожидаю.
Тогда вам подойдет коричневая комната. Очень уютная, небольшая, как раз на одного. С пансионом четырнадцать франков в день, но за сегоднятолько одиннадцать, ведь уже вечер. Если это для вас дорого, есть комната за двенадцать франков, тоже очень хорошая, но потолок со скатами.
Коричневая комната мне подойдет, сказал Арехин, почувствовав себя богачом: за неделю он мог потратить двести франков безо всякого стеснения.
Отлично, превосходно, замечательно. Вальтер подхватил саквояж Арехина и стал подниматься по лестнице.
Коричневая комната оказалась на втором этаже. Не очень большая, не очень маленькая и не слишком коричневая: коричневыми, помимо входной двери, были шторы на окнах, покрывала на постели и обивка трех стульев. Обои бежевые, а потолок так и вовсе белый.
Шторы Вальтер тут же раздвинул, и комнату наполнили красные отсветы закатившегося солнца.
Вид на Рейхенбахский водопад, сказал Вальтер.
Арехин подошел к окну.
Сам водопад, конечно, не виден, он скрыт за деревьями, показал Вальтер. Но слышен. Идти до него часа два, или полтора, если вы хороший ходок. Некоторые считают, что в полной красе водопад лучше смотреть летом, но и сейчас он изумителен.
Я непременно схожу туда, сказал Арехин.
Вальтер показал, что и где располагается в номере, предупредил, что в восемь вечера будет ужин, сигналгонг, и вышел, прикрыв за собой дверь.
Арехин прошелся по комнате. Полы не скрипели. Хорошие полы.
Он сел у письменного стола, ради интереса обмакнул перо в чернильницу. Чернил было довольно. На столе лежала стопка почтовой бумаги и полдюжины конвертов. Так и подмывало написать кому-нибудь письмо, но кому? И о чем?
Он встал и подошел к окну. Свет угасал, да и туч на небе стало больше. Скоро сумерки перешли в ночь. Он снял очки, вгляделся. Да, к дому ехала повозка. Новые постояльцы.
Зашторив окно, он сед на стул, закрыл глаза и сосредоточился на партии с Видмаром, с которой для него так победно начался карлсбадский турнир. Начал гладью, а кончил нет, не такой уж и гадью, даже призовые взял, но все-таки сколько возможностей он упустил из-за неумения контролировать себя. Нужно постоянно упражняться: давать нагрузку разуму, укрощая эмоции.
К тому времени, когда он стал рассматривать варианты в случае, если бы он на двадцать седьмом ходу сыграл пешкой на f4, а не ферзем, как в партии, постояльцы прибыли в отель.
Оно бы и ничего, прибыли и прибыли, но он услышал характерный голос франта в полосатых штанах:
Двенадцать франков и ни сантимом больше, милейший. Нас четверо, по три франка с человека, итогодвенадцать. Или у вас с арифметикой плохо?
Я ошибся, я посчитал вас пять человек, извините, оправдывался извозчик, другой, не тот, что привез Арехина. И собачка не лаяла.
Нет в мире совершенства.
Арехин постарался в дальнейшие разговоры не вникать, углубившись в позицию. Только краем сознания он отметил, как отъезжал извозчик, как хозяева распределяли гостей по комнатам, расписывая достоинства каждой. Но отвлечься от позиции (выигранной и при ходе пешки, и при ходе ферзя) заставил голос Вальтера:
Да, кроме вас, у нас поселился еще один гость, очень приличный и спокойный молодой человек.
Где он?
У себя, в коричневой комнате. Вы, вероятно, увидите его за ужином.
А ужин
Ужин в восемь часов. По гонгу.
Через полчаса, значит. Хорошо
И чего же здесь хорошего?
Скорее, странно. Или «хорошо» относится к ужину, а не к встрече за столом? Тогда понятно.
Арехин, не зажигая свечи, привел себя в презентабельный вид. Естественно, с учетом обстоятельств.
Опять выглянул в окно. Даже если бы кто-то еще решил навестить «Грузельгешихтен»», увидеть этого Арехин бы не смог. Не из-за темноты, в темноте он видел вполне сносно. Просто пошел снег, и сильный снег.
Он все-таки зажег свечушведской спичкой швейцарскую свечу, как и полагается в заграничном путешествии. Иначе будет слишком уж странно. Хозяева озадачатся, почему постоялец сидит в темноте, уж не болен ли он.
Не болен. Был болен, но выздоровел. Почти. Да за эту болезнь многие бы душу отдали. И не захотели. бы, да отдали. Вот как он. Или нет? В том-то и дело, что доказывать это приходится постоянно.
Гонг прозвучал. Нужно спускаться. Он немного задержался, раздумывая, идти в очках или нет. Решилнет. Темные очки при свечахслишком экстравагантно, а он вовсе не хотел казаться экстравагантным. Да, днем, особенно солнечным днем от света у него часто разыгрывалась мигрень, но лучи керосиновой лампы или пары-тройки свечей он переносит хорошо. Как правило. Ближе к полуночи он вообще чувствовал себя лучше всего. Если бы турнирные партии начинались ночью И так неплохо, вечером. Если взялся за гуж, нечего на часы пенять.
Он загасил свечу и вышел из комнаты.
Коридоры в доме узкие, с неожиданными поворотами и темными закоулками. Пусть для него не темные, сути не меняет: дом старый. Крепкий, но старый.
Спускаясь по лестнице, он увидел, что находится в фокусе внимания новоприбывших.
Как? Это опять вы? воскликнул франт полуудивленно-полувозмущенно.
Не вижу оснований отрицать, немного витиевато ответил Арехин.
Впечатление, будто вы за нами следите, сказал лобастый в пенсне.
Это уж скорее я должен быть в претензии. Ведь это вы пришли ко мне в купе, а не наоборот. И сюда, в «Gruselgeschichten» я приехал прежде вас. Но, поскольку у меня нет оснований считать, что кому-то важно преследовать меня, я полагаю, что это совпадение. Причем не такое уж невероятное. Обыкновенное. Нас, российских подданных, за границей не так уж и мало, и ничего удивительного, если мы встречаемся в местах повышенной достопримечательности.
Рыжеватый рассмеялся:
«Места повышенной достопримечательности»звучит неплохо.
Остальные кивками и улыбками дали понять, что с ним согласны. Рыжеватый определенно был главным в группе. Вот только и кивки, и улыбки его спутников выглядели вынужденными, натужными.
Арехин успел спуститься и сел за стол, выбрав местечко подальше от невольных сотрапезников.
Но вы не завершили ваше рассуждение, сказал рыжеватый, обращаясь к Арехину.
Нужно ли? Мне думается, все ясно.
Боюсь, что не всем. Хорошо, попробую продолжить за вас. Наш молодой попутчик явно дал понять, что со стороны мы выглядим как люди, опасающиеся слежки. Что, согласитесь, не вяжется с образом журналистов на отдыхе. Чего нам, журналистам, опасаться?
Вы познакомились? спросила Лотта, внося поднос с тарелками.
Да, познакомились, ответил франт на немецком языке. Но мы, признаться, ожидали встретить другого человека. Он запаздывает?
Кто? Больше мы никого не ждем. Все постояльцыздесь, за столом.
Мы совершенно уверены, что он остановился здесь, в «Gruselgeschichten». Абсолютно.
Возможно, господин говорит о вчерашнем постояльце, подсказал Вальтер, появившийся с другим подносом.
Вчерашнем? Да, он мог приехать сюда и вчера, согласился франт. Но где же он сейчас?
Он утром, после завтрака, отправился к водопаду и сказал, что, возможно, сегодня не вернется, заночует в Вилленгене. А вернется завтра, сказала фройлян Лотта.
Или пришлет за вещами, добавил Вальтер.
Но этого просто не может быть! Он был обязан дождаться нас! начал горячиться франт.
Рыжеватый кашлянул, потом еще.
Франт сразу успокоился и совсем другим тоном спросил:
И как водопад? Красив?
Изумительно красив. Лучшего места для великой битвы добра и зла найти невозможно.
Простите? удивился франт.
Я имею в виду схватку Шерлока Холмса с профессором Мориарти.
А кто такие Шерлок Холмс и профессор Мориарти? подала голос дама.
Вы шутите? сказал Вальтер.
Ничуть. Дайте догадаться Это борцы? У нас в России есть знаменитые борцы. Поддубный, она оглядела спутников, ожидая поддержки. Но поддержки не было.
Мистер Шерлок Холмсэто знаменитый сыщик. А профессор Мориартигений преступного мира, оправившись от потрясения, ответил Вальтер.
Насчет сыщиков мы как-то не очень заступился за даму франт. Мы скромные литераторы, сыщики и преступники вне наших интересов. Вот разве молодой человек франт посмотрел на Арехина.
Шерлок Холмслитературный сыщик, а профессор Мориартилитературный злодей. Оба ониперсонажи рассказов и повестей английского писателя Артура Конан Дойла, спокойно ответил Арехин.
Разумеется, лицо Вальтера просветлело. Разумеется, литературные. Но описаны так убедительно, что многие верят, что они существуют на самом деле.
И вы читаете литературу подобного рода? спросил лобастый в пенсне, произнеся «литература» так, будто это вовсе не литература.
Читал. В гимназии.
Что ж В гимназииэто ничего. Особенно если в младших классах.
Дело не во мне, я бы и сейчас не прочь почитать, без смущения ответил Арехин. Просто автор прекратил писать про Шерлока Холмса.
Значит, признательность и поклон автору, сказал лобастый. Арехин спорить не стал, памятуя правило: никогда не спорьте с незнакомцами.
Вальтер принял слова лобастого буквально и расцвел:
Да, Конан Дойла мы все уважаем. Четыре гостиницы Майрингена спорят, в которой из них останавливался Шерлок Холмс.
И? спросил Арехин.
Решения пока нет.
А как насчет «Gruselgeschichten»?
Комиссия по туризму выдала нам сертификат в том, что здесь останавливался профессор Мориарти. Других заявок на Мориарти не было, и потому не было и затруднений. Так что, господа, если ночью вы услышите или увидите что-то странное, знайте: это бродит тень профессора Мориарти.
Получается, у вас гостиница с привидением? вновь вступила в разговор дама.
С литературным привидением, ответил Вальтер и, пожелав приятного аппетита, удалился следом за сестрой.
Ловкачи, перейдя на русский, сказал лобастый. Из чужих рассказов умудряются извлекать прибыль.
Не переживайте, пройдет лет десять или двадцать, и хозяин будет с гордостью рассказывать, что здесь останавливался цветроссийской
Рыжеватый, перебивая франта, обратился к Арехину:
Раз уж случай свел нас не только в купе, но и за столом, не мешает познакомиться поближе.
Дельное предложение. А то рыжеватый, лобастый, франт и дама для внутреннего употребления, пожалуй, приемлемы, ноне обращаться же «господин франт, передайте, пожалуйста, горчицу».
Александр Арехин, представился он. Как уже имел честь говорить, студент Императорского училища правоведения.
Владимир Ильич, литератор, ответил рыжеватый. Надежда Константиновна, моя жена, тоже литератор.
Лев Лев Давидович, литератор, нехотя сказал лобастый.
Феликс Эдмундович, литератор. Франта, напротив, церемония представления веселила.
И вот сидим мы здесь, четверо простых русских литераторов и один студент-правовед, сидим и едим буженину, а за окном метель продолжил он, подражая чтецам-декламаторам.
Метели не было, снег падал спокойно, но уж больно его, снега, много.
И до чего у них во всем порядок: даже поселить у себя выдуманного героя можно только с разрешения особой комиссии, поддержала разговор Надежда Константиновна.
И очень хорошо, что порядок, сказал Владимир Ильич. Нам бы не помешало поучиться этому порядку. А насчет регистрации выдуманных героевэто, пожалуй, и правильно. Правдоподобие привлекает зевак, из которых извлекается прибыль. А прибыль, матушка, есть основная движущая сила современного общества. Чем больше прибыли, тем стремительнее мчится локомотив, имя которому капитал.
Володя, мы на отдыхе, напомнила Надежда Константиновна.
Да я ведь так только, к примеру, миролюбиво ответил Владимир Ильич и положил на тарелку изрядный кус буженины.
Скажите, вот выправовед, обратился к Арехину лобастый, то бишь Лев Давидович.
Пока более в перспективе. Ужин выходил занятный.
Тем более. Понятие прибавочной стоимости вам, надеюсь, знакомо?
Знакомо.
Тогда позвольте вас спросить: из кого и каким образом наши милые хозяева извлекают прибавочную стоимость?
В координатах Смита, Ледерера или, может быть, Маркса?
А кто вам ближе?
Одна теория стоит другой, но «Капитал»труд воистину капитальный.
Вы что же, и «Капитал» в училище изучаете?
По колено, глубже не заходим. Разве что желание у кого появится, тот и с головой нырнет.
Тот? А вы?
Это слишком личный вопрос. Мы не настолько знакомы, чтобы исповедоваться в политических пристрастиях.
Резонно, резонно. Ну, а насчет прибавочной стоимости?
Вероятно, ее создал и продолжает создавать писатель, Артур Конан Дойл.
Интересно. А труд печатников? Без него рукопись осталась бы рукописью, доступной узкому кружку досужих оригиналов.
Тогда нужно учитывать и труды производителей бумаги, переплетчиков, лесорубов, механиков, кочегаров, стрелочников, почтальонов, книгонош и десятков других профессий.
Именно.
Но если роман или рассказ напишет какая-нибудь бездарность, книгу никто не купит и труды всей честной компании, от лесоруба до железнодорожника, станут бессмысленными. Труда много, и труда вполне добросовестного: и бумага отличная, и переплеты замечательные, а вместо прибавочной стоимости одни убытки.
Роль сложного труда Лев Давидович, похоже, приготовился к речи, но Владимир Ильич попросил его передать солонку таким тоном, что тот лишь махнул рукой:Доспорим в другой раз. А сейчас будем отдыхать.
Разговор стал мельчать. Две-три фразы о погоде, столько жео еде. Наконец все, не сговариваясь, поднялись из-за стола. Пора и честь знать.
Феликс подошел к окну.
А снег-то не на шутку повалил.
Альпы, ответил Лев Давидович, будто слово «Альпы» объясняло все и сразу.
На этом ужин и завершился.
Литераторы уселись в уголке. Арехин среди них был человеком лишним, ну так что ж с того?
Он вышел на крыльцо. Ветра не было, штиль, а снег сыпал и сыпал. И откуда его столько? Дорожку, что вела к воротам, засыпало совсем, да и путь в Майринген угадывался лишь по столбикам. Издалека слышался непрерывный шум водопада.
Он вернулся в дом. В гостиной оставался лишь франт, читавший газету при свете керосиновой лампы, остальные разошлись.
Читать старые газеты не хотелось. Спать не хотелось. Гулять? В снегу по колено?
Вальтер появился, чтобы подбросить в камин небольшой чурбачок.
У вас можно раздобыть лыжи? спросил хозяина франт.
Не откажусь. Но где его взять?
Я протелефонирую в Майринген.
У вас есть телефонная связь?
Да. Большое подспорье, Вальтер указал на навесной, шкафчик, внутри которого, следовало полагать, и находился аппарат.
А в Виллинген протелефонировать можно?
Нет, это местная линия. С Виллингеном мы связываемся по старинке.
Жаль.
Вальтер неслышно ходил по комнате, то пылинку смахнет, то стул переставит, но если на него не смотреть, то можно беспрепятственно предаваться собственным мыслям. Чем они я занимались. Франт сидел перед камином, отложив газету. Арехин сидел просто, сидел и смотрел на часы, стоявшие на полке.
Не желаете партию в шахматы? спросил франт, прерывая десятиминутное молчание.