Я не видел тебя целый день. Он остановился чересчур близко от меня и ласково погладил по руке. Какой-то кошмар, правда? Как ты держишься?
К моему ужасу, от его вопроса на глазах у меня выступили слезы. Это получилось совершенно непроизвольнорезультат усталости и стресса.
Нормально.
Эй, мягко встряхнул он мою руку, тебе не надо передо мной притворяться, ты же знаешь. Дай себе волю.
Я не хотела давать себе волю, особенно перед ним. Джефф слыл бабником в нашей учительской и не давал мне проходу с тех пор, как я начала работать в Эджвортской школе. Единственной причиной, по которой он до сих пор проявлял ко мне интерес, являлось полное отсутствие внимания с моей стороны. Пока придумывала, как бы повежливее от него избавиться, я очутилась в его объятиях, якобы дружеских. Джефф ухитрился передвинуться так, чтобы соприкоснуться со мной всем телом, прижаться ко мне. По спине у меня побежали мурашки. Я слабо похлопала его по спине, надеясь, что он меня отпустит, а сама мысленно сравнивала достоинства удара коленом в пах и захвата одной из его жадных рук и заламывания на оной пальцев. Слишком вежливая, чтобы применить один из этих приемов, я устремила скучающий взор поверх его плеча и наткнулась взглядом на Эндрю Блейка, который пересекал парковку, направляясь к школе.
Джефф, сказала я, начиная вырываться, Джефф, убери руки. Достаточно.
Он ослабил хватку, чтобы заглянуть мне в лицо. Вид у Джеффа был по-прежнему очень искреннимэто выражение он, по-моему, тренировал перед зеркалом.
Бедняжка Дженни. Неудивительно, что ты расстроена из-за нее. Ты слышала, говорят, ее нашел кто-то из наших? Интересно, кто бы это мог быть? Кто тут бегает трусцой?
Он прекрасно знал, что я бегаю для поддержания формы, и неоднократно предлагал мне бегать вместе. Я пожала плечами, стараясь не реагировать, и сделала шаг назад, отгораживаясь от него несколькими важными дюймами воздуха.
Это действительно страшно. Но, если честно, я держусь. Просто на минутку расклеилась.
Тут нечего стыдиться. Он взял меня за руку. Это лишь говорит о твоей чуткости.
«О, умоляю».
Может, поговорим об этом за стаканчиком? Ты этого заслуживаешь. Ты выполнила свой долг. Давай поедем отсюда.
Я быстро соображала, высвобождая руку.
Прости, Джефф. Я иду на пресс-конференцию. Видишь ли, мне хочется быть в курсе расследования. Ты же понимаешь.
Не дожидаясь ответа, я устремилась к школе, к той двери, в которую вошел Блейк. Пресс-конференция должна уже начаться, думала я, сверяясь с часами. Идти туда я не планировала, но это лучше, чем вопросы Джеффа в каком-нибудь вульгарном баре, где я должна пить теплую колу и следить за каждым его движением.
Я проскользнула в дверь в конце актового зала и прикрыла ее за собой. Помещение оказалось заполнено до пределажурналисты в передних рядах, фотографы в проходах, операторы у задней стены. Присутствовал и кое-кто из учителей, они стояли с одной стороны. Я нашла место позади Стивена Смита, который молча кивнул мне. Выглядел он измученным и расстроенным. И снова во мне медленно закипел гнев к тому, кто это сделал.
В начале зала, по центру длинного стола сидел Викерс. По одну сторону от него находились родители Дженни, невдалеке я заметила Вэлери Уэйд, стоявшую рядом с Блейком. По другую сторону от Викерса расположилась пресс-атташе, которая вела пресс-конференцию, рядом с ней была Элейн. По моему предположению, на своем участии она настояла, чтобы представлять школу, если вдруг возникнут вопросы, способные испортить наш имидж. С виду она ужасно нервничала. Так же как и Викерс, который перекладывал свои бумаги и хлопал по карманам, пока пресс-атташе его представляла.
Итак, сказал он, я лишь собираюсь объявить вам предварительные результаты вскрытия, которое было сделано сегодня, а затем передать слово Шефердам, которые хотят выступить с просьбой об информации. Патологоанатом проинформировал нас, что Дженнифер Шеферд утонула вчера.
Утонула?
При этих словах все журналисты в зале подняли руки. Викерс, чуждый театральности, снова просматривал свои бумаги. Мои глаза были прикованы к судорожно обнявшимся Шефердам. Миссис Шеферд беззвучно плакала, а ее муж выглядел постаревшим на десять лет за прошедшие тридцать шесть часов.
Пресс-атташе выбрала одного из размахивавших рукой журналистов, чтобы он задал вопрос, о котором думали все.
Как она утонула? Существует ли все же возможность несчастного случая?
Викерс покачал головой:
Нет. Обстоятельства ее смерти подозрительны, и мы совершенно уверены, что имеем дело не с несчастным случаем. Это предварительные результаты вскрытия, но патологоанатом абсолютно уверен в причине смерти.
Я мысленно вернулась в лес к Дженни, лежавшей полностью одетой в ложбинке, вдали от любого источника воды. Я даже лужи не видела поблизости. Где бы она ни утонула, произошло это не там, где я нашла тело.
Викерс все еще говорил, и я встала на цыпочки, стараясь расслышать.
Мы еще не знаем, где умерла Дженни, при каких обстоятельствах, и по этой причине ее отец Майкл Шеферд согласился обратиться с просьбой об информации ко всем, кто может сообщить нам, где была Дженни между шестью часами вечера субботы и ночью на воскресенье.
Ночью на воскресенье, повторил другой журналист. Значит, вы считаете, она умерла в это время?
Викерс медленно покачал головой.
На данном этапе мы в этом не уверены. Мы ждем дальнейших сведений от патологоанатома, но в настоящее время нас интересуют эти временные границы. Желательно выяснить, где Дженни находилась в этот промежуток времени, с кем могла быть и не видел ли ее кто-нибудь. Мы хотим знать о возможных подозрительных действиях какого-либо человека или о странном поведении такового после выходных. Мы приветствуем любую информацию, которая может привести нас к убийце, не важно, какой бы незначительной она ни казалась.
При слове «убийца» Дайана Шеферд всхлипнула. Немедленно зал взорвался вспышками камер. Муж Дайаны посмотрел на нее, затем расправил перед собой листок бумаги, разглаживая его руками. Даже из последних рядов зала я видела, как дрожали его пальцы. По кивку пресс-атташе он начал говорить, слегка запинаясь, но вроде бы полностью контролируя себя.
Нашей девочке, Дженни, было всего двенадцать лет. Она она была красивой девочкой, всегда улыбалась, всегда смеялась. Ее слишком рано у нас отняли. Это не сравнится ни с каким кошмаром, и с этим согласятся любые родители. Пожалуйста, если у вас есть какая-то информация об этом преступлении, любая, просим вас сообщить в полицию. Ничто не вернет ее, но мы хотя бы сможем добиться для нее правосудия. Спасибо.
Он судорожно сглотнул, когда закончил, затем повернулся и обнял жену, которая плакала уже навзрыд. Подбежала Вэлери и что-то прошептала Майклу Шеферду на ухо. Он кивнул и поднялся, поддерживая жену. Вслед за Вэлери супруги вышли из зала через дальнюю дверь. Когда дверь за ними закрылась, репортеры нестройно зашумели, задавая вопросы.
Это работа педофила? крикнул один из них, перекрыв остальных, и Викерс откинулся на стуле, собираясь с силами для ответа.
Мы пока не знаем услышала я, открывая дверь в дальнем конце зала и выбираясь наружу. Я больше не могла выносить этих догадок. Журналисты лишь выполняли свою работу, но атмосфера в зале стала неуютной. У меня разрывалось сердце из-за Шефердов, и я устала до предела. До конца пресс-конференции я просто не выдержала бы.
Задумавшись, я не заметила, что прямо на меня идут Шеферды, сопровождаемые Вэлери, пока они уже почти не прошли мимо. Я стояла рядом с главной дверью, ведущей на парковку, где ждал их автомобиль.
Мистер Шеферд, сказала я, поддавшись импульсу, я так сожалею о вашей утрате.
Он повернулся и посмотрел на меня угольно-черными от враждебности глазами, и я отпрянула к стене. Вэлери не дала ему остановиться, коротко, энергично кивнула мне, и я с открытым ртом проводила их взглядом. Затем я сообразилаконечно же. Он прекрасно знал, кто нашел тело, ему сказали. Я стала тем человеком, который отнял у них отчаянную надежду найти Дженни живой и здоровой. Я могла понять, почему он зол на меня, но все равно это было несправедливо.
Я сглотнула, пытаясь справиться с собой. Я преодолею незаслуженную ненависть, сказала я себе, хотя она очень меня уязвила.
С вами все в порядке?
Я подняла глаза и увидела склонившегося ко мне Эндрю Блейка, на его лице было написано участие.
Все нормально. Я просто не понимаю, почему этих бедных людей не могут оставить в покое. Неужели действительно необходимо вот так тащить их в зал, на глаза журналистам?
Нам пришлось воспользоваться интересом СМИ на этом этапе, прежде чем они начнут критиковать нас за то, что мы не можем найти убийцу. Выступление родителейхороший сюжет для телевидения. Мы попадем в первые строчки всех новостных бюллетеней.
Как всегда, практично, заметила я.
Ну и что? В настоящий момент мы, похоже, не можем сделать ничего. Мой начальник застрял там, пытаясь отбиться от этой стаи акул. Каждый раз, когда я выполняю реальную работу, они меня донимают. Не говоря уже о том, что они ведут собственное расследование. Они проводят больше бесед, чем мы. Я узнал от сотрудников, которые обходят дома, таблоиды побывали там первыми. Они путаются под ногами, мешают нам, и первые же скажут, будто мы завалили дело, хотя это они создают проблемы. Он уже кричал. Затем пригладил волосы, запустив в них пальцы, сделал шага два вперед и снова повернулся ко мне. Простите. Мне не следовало повышать голос. Вы не виноваты.
Я к этому привыкла, легко ответила я, не переживайте на этот счет.
Он в недоумении посмотрел на меня, но я покачала головой. Я не собиралась углубляться.
Просто меня это бесит. Первые несколько дней расследованиясамые важные, а чем мы тут занимаемся? Устраиваем представление для прессы, вместо того чтобы вести настоящее следствие. А если бы мы захотели привлечь внимание СМИ к тому, в чем они действительно могут нам помочь, просине допросишься. Он вздохнул. Но нам все равно нужно это сделатьвдруг что-нибудь получится. А если мы не дадим эту информацию и доступ к семье, они поведут себя в десять раз хуже.
Думаете, обращение Шефердов ничего не даст?
По моему опыту, никогда не дает. Какой убийца сознается, увидев горе родителей? Если у вас хватило духу убить ребенка, не говорите мне, что немного слез перед камерой напомнят вам о совести.
Но может, родные убийцыжена, мать
Блейк качал головой.
Да вы что. Представьте, что́ они могут потерять. Большинство и пальцем не шевельнут, чтобы отдать полиции члена семьи.
Правда? Я не могла в это поверить. Они лучше будут жить с убийцей?
А вот подумайте, сказал Блейк и начал считать, отгибая пальцы:Полный хаосвесь ваш мир встает с ног на голову. Потеря доходамогут забрать главного добытчика, и вы с семьей будете перебиваться на пособия. В окна вам полетят камни, на стенах дома появятся граффити, за вашей спиной будут перешептываться, когда придете в магазин. Соседи вас возненавидят, поэтому никто больше не поболтает с вами через забор. А помимо всего прочего ваши потенциальные свидетели, которые предположительно обвинят убийцу, скорее всего с ним связаны. Вы сдадите любимого человека?
Но Дженни убили! Она была двенадцатилетней девочкой, которая никому не причинила зла. Как можно быть верным тому, кто виноват в этой смерти?
Он покачал головой.
Верностьсильное чувство. Трудно пойти против нее и поступить правильно. Можно понять, почему предпочтут сделать вид, будто это их не касается.
Я припомнила вопросы журналистов. Пока Блейк был настроен так откровенно, мне нужно было кое-что узнать.
Вскрытие Они ее изнасиловали?
Он секунду колебался.
Я бы так не сказал.
Что это значит?
В последнее времянет, медленно ответил он и сжал губы в тонкую линию, я же расширила глаза.
Значит, можно сказать были следы
Можно сказать, она была на четвертом месяце беременности. Это все упростило. Он говорил тихо, отрывисто, буднично. Нечего и думать, что я ослышалась.
Но она же была ребенком, только и смогла выдавить я. Мне не хватало воздуха в легких, я не могла как следует дышать.
Ей было почти тринадцать лет. Он хмурился. Мне не следовало вам этого говорить вообще ничего. Вы единственная, кто знает об этом, помимо полиции. Если это пойдет дальше, я буду знать, кто проболтался.
Нечего меня запугивать. Я ничего не скажу.
Я помыслить не могла, чтобы рассказать кому-нибудь то, о чем мне сейчас поведал Блейк. Страшно было даже подумать, что за этим стояло.
Я не пытался вас запугать. Просто у меня могут быть серьезные неприятности за необдуманные слова, ясно?
Тогда зачем вы вообще мне об этом сказали? обиделась я.
Он пожал плечами:
Полагаю, не захотел вам солгать.
Я ничего не ответилане смогла, но лицо у меня запылало. Я едва знала этого детектива, но он определенно обладал талантом выбивать меня из колеи.
Он сочувственно на меня посмотрел.
Почему бы вам не уехать отсюда? Ведь у вас нет никаких причин оставаться здесь?
Я покачала головой, а он развернулся и пошел в актовый зал. Взявшись за ручку двери, он секунду помедлил, успокаиваясь. Затем открыл дверь и исчез за ней.
1992 год
Через восемь часов после исчезновения
Моя щека утопает в одной из подушек, разложенных вдоль спинки дивана. При вдохе и выдохе шелковистая ткань притягивается к моему рту, а затем опадает. Я наблюдаю за ней из-под ресниц. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Я поспаланедолго. Шея затекла от неудобной позы, в которой я лежу, и мне холодно. Я думаю о том, почему проснулась. Слышу голоса: моих родителей и два незнакомыходин мужской, другойженский. Я сохраняю полную неподвижность и размеренность дыхания, слушая их. Я не хочу, чтобы мне опять задавали вопросы. У меня неприятности, и вся моя ненависть обращена на Чарли.
Не было ли у него трудностей в школе, вы не знаете? Его не запугивали? Может, он не выполнял домашние задания?
Отвечает моя мать, слабым, далеким голосом:
Чарли хороший мальчик. Школа ему нравится.
Мы часто обнаруживаем, что при исчезновении ребенка дома происходит скандал: ссора с родителями или с братьями-сестрамичто-то в этом роде. Здесь было нечто подобное? Более мягкий вопрос, на сей раз тихим голосом говорит женщина.
Разумеется, нет, отвечает отец, напряженно и сердито.
Ну было несколько стычек. Он растет. Бывает, не слушается. Но ничего серьезного.
Когда мама умолкает, наступает тишина. В носу у меня щекочет. Я думаю, не почесать ли его, чтобы не щекотало, но это выдаст меня. Тогда я начинаю считать. Когда я добираюсь до тридцати, зуд сходит почти на нет.
Значит, вы полагаете, эта юная леди знает, где он? Меня как током прошибает, я едва не вскакиваю. Хотите ее разбудить, чтобы мы с ней поговорили?
Кто-то касается моей голой ноги, сразу под коленом, и тихонько трясет. Открыв глаза, я ожидаю увидеть мать, но это отец, стоящий рядом со мной. Мама сидит в другом конце комнаты, примостившись боком на стуле с прямой спинкой, глядя в пол. Одна рука у нее закинута за спинку стула, и мать кусает большой палецона так делает всегда, когда нервничает или злится, или то и другое.
Давай просыпайся, говорит отец, здесь полиция.
Я тру глаза и прищуриваюсь на двух незнакомых людей. Они в форме, рукава белых рубашек завернуты, темные брюки измяты, обвиснув после долгого жаркого дня. Женщина улыбается мне.
Все в порядке?
Я киваю.
Как тебя зовут, милая?
Сара, отвечаю я, тихо и чуть хрипло после долгого молчания и от смущения.
Твои родители говорят нам, что твой брат исчез и ты не смогла сказать им, где он. Это так, Сара?
Я опять киваю.
Теперь, когда она разговаривает со мной, голос женщины-полицейского становится громче. Темно-синяя тушь для ресниц растеклась по морщинкам вокруг глаз. Синие черточки сливаются, когда женщина-полицейский улыбается мне, наклоняясь вперед.
Не скажешь ли ты мне, где он?
Я мрачно качаю головой. «Я бы сказала, если бы могла», думаю я, но вслух ничего не говорю. Женщина-полицейский обменивается быстрым взглядом с коллегой. В течение секунды его холодный взгляд отражается в ее глазах, но она поворачивается ко мне с новой улыбкой.