Бархатистый голос Сары отвлек меня от непростых раздумий:
Мне не понравилось, что Tea так неласково отозвалась об Альберте.
Почему? спросил я с удивлением. Ты считаешь, он хорошо обошелся с Милевой?
Нет, конечно, но я считаю несправедливым судить о нем по, наверное, самому сложному периоду его жизни.
Мне хочется перечитать по рукописи Йосимуры историю про двоюродную сестру Эйнштейна, но придется подождать. Надо купить новый ноутбук.
Об этой связи я и сама могу тебе рассказать, отозвалась француженка, сделав глоток чая. Как бы там ни было, я уже несколько лет пишу работу о Милеве Марич и знаю, что кое-что о ней не было сказано ни в одной книге.
Да, издатель рукописи упоминал о лакунах.
Так вот, лично мне требуется целый океан материала, чтобы разобраться, какова была роль Милевы в теориях Альберта. О ее личной жизни нам известно достаточно, особенно после того, как на аукционе «Кристис» пустили с молотка четыреста тридцать писем, которыми Альберт и Милева обменивались и в лучшие, и в худшие времена. Некоторые из них просто ужасны. Вот, например, когда любовь уже угасла, Эйнштейн выставил своей супруге три условия для совместного проживания: отказаться от физической близости, покидать квартиру по первому требованию и следить, чтобы его простыни всегда были в идеальном состоянии.
Я попросил стюардессу принести мне еще кофе и только потом обрушился на будущего доктора наук:
Вот это меня больше всего и бесит в интеллектуалках, подобных тебе. Вы готовы повесить на первом столбе неизвестного человека с улицы лишь на том основании, что он вел себя как мачо. Зато гениям вроде Пикассо или Эйнштейна вы прощаете все, вплоть до приведения их жен на грань самоубийства.
Послушай, быть может, эти мужчины принесли столько добра всему человечеству, включая женщин, что им можно извинить и жестокость по отношению к супругам. А вот мужчины вроде тебя, наоборот, способны выложить на чашу весов только свои обыкновенные поступки.
Свой резкий выпад Сара компенсировала ласковым поцелуем в щеку. Я продолжал сидеть с надутым видом, пока не получил второй поцелуйна этот раз поближе к губам. Определенно, я вел себя как ребенок.
Самое важное в этих письмах состоит в том, что они подтверждают теорию о полноценном сотрудничестве Милевы в статьях своего мужа, при помощи или без помощи Теслы, продолжила Сара. Например, в одном из писем он напоминает жене о «нашей работе», как если бы речь шла о совместном труде. Это предположение объяснило бы и тот факт, что Эйнштейн передал Милеве всю свою Нобелевскую премию двадцать первого года, когда они уже находились в разводе и неприкрыто враждовали между собой
А может быть, он перечислил эти деньги лишь потому, что повел себя как идиот? Так говорила Tea. Вдруг Альберт почувствовал угрызения совести?
Подобные проблемы Эйнштейну не досаждали, категорично отрезала Сара. Я рассматриваю это скорее как подведение бухгалтерского баланса, расплату за работу, вся слава от которой досталась ему.
Ладно, меня это и вправду не касается. Как ты верно заметила, я мужчина обыкновенный, которого интересуют только сплетни. Так что там насчет двоюродной сестры?
Это долгая история.
Чего у нас в самолете в избыткетак это времени. Если не успеешь закончить до Мюнхена, то мы продолжим разговор на нью-йоркском рейсе.
Сара пихнула меня локтем в бок и предупредила:
Хорошо, я расскажу, если ты будешь слушать тихо, как мышка, и воздержишься от неуместных комментариев.
Я воздел руку к потолку в знак клятвы.
Дела пошли хуже некуда, когда в девятьсот четырнадцатом году чета Эйнштейнов переселилась в Берлин, приступила к рассказу Сара. Милеве этот город совершенно не лег на душу. К тому же она начала подозревать о романе между Альбертом и его двоюродной сестрой Эльзой Левенталь, с которой он вот уже два года встречался от случая к случаю. Вот какие выражения появлялись в письмах Эйнштейна к этой особе: «К жене своей я отношусь как к служащей, которую не могу уволить».
Замечательное признание заслуг.
Когда Милева все узнала про Эльзу и брак затрещал по швам, Альберт написал свое знаменитое письмо с тремя условиями, делавшими возможной совместную жизнь с Милевой. Марич уже была готова согласиться, но переменила свое решение, получив новое послание, в котором супруг уведомлял, что даже всякое товарищество между ними невозможно. Мол, их брак сводится к деловым отношениям, исключающим личное общение. Письмо завершалось следующим образом: «Обещаю относиться к тебе корректно, как если бы речь шла о любой посторонней женщине».
Самолет начал снижаться. Мы приближались к мюнхенскому аэропорту, носившему имя Франца Иозефа Штрауса.
Но чем же все кончилось? заторопился я. Не смей останавливаться на полуслове!
Сара вздохнула полной грудью и произнесла:
Само собой, будучи разумной женщиной, Милева не захотела мириться со всеми этими глупостями. Она решила развестись и увезла детей в Цюрих. Через пять лет Эйнштейн женился на Эльзе, своей двоюродной сестре, и во втором браке натерпелся куда больше. Это доказывает, что гениям тоже свойственно ошибаться. Можно быть отличником по физике и двоечником в сердечной науке.
Шасси самолета уже было готово коснуться немецкой земли, когда я задал свой вопрос:
А ты бы кого предпочлабеспомощного гения или пентюха с добрым сердцем?
Вместо ответа Сара прикрыла глаза и улыбнулась.
37Вильямсбург
По сравнению с европейцем американец гораздо больше думает о своих целях, о будущем.
Для него жизньэто всегда становление, а не существование.
Манхэттен превратился в буржуазный остров, где не было возможности переночевать дешевле, чем за сто двадцать долларов, так что из аэропорта Кеннеди мы сразу же направились в Бруклин, в поисках более гостеприимного пристанища.
После бегства из Барселоны по следам Эйнштейна мои двадцать пять тысяч долларов значительно поистратились и теперь приближались к опасной сумме в пятнадцать тысяч. Если в поисках Милевы нам придется долго странствовать по Штатам, то я вернусь домой с протянутой рукой.
Если мне не удастся заполнить пробелы в рукописи Иосимуры, а издатель будет придерживаться условий договора, то придется возвращаться на радио. Мрачноватая перспектива.
Подсчитав свои финансы, я предложил Саре снять временное жилье в Вильямсбурге, а не в Бруклине. Такой вариант был и дешевле, и разумнее, поскольку нас не могли обнаружить по регистрационной карточке в гостинице.
Мы вышли из такси на Бедфорд-авеню, длинной улице, соединяющей ультраортодоксальный квартал с хипповскими барами и магазинчиками.
По сравнению с хаотическими потоками людей и машин на Манхэттене Вильямсбург выглядел частью другого города, даже страны. Здесь оказалось много старых складских помещений в два-три этажа, а вот шума неожиданно не было вовсе, как будто автомобили навсегда покинули эти места.
Да и вообще ничего здесь не напоминало о Нью-Йорке. Люди носили одежду из секонд-хенда, девушки хвастались огромными очками, соломенными шляпами и всевозможными атрибутами панк-культуры.
Похоже на святилище вымерших городских племен, заметила Сара, разглядывая эмблему книжного магазина «Спунбилл и Шугатаун».
Может быть, там нам подскажут, как снять квартирку, предположил я, входя внутрь.
Здесь на витринах были выставлены книги авангардного, нетрадиционного или просто нелепого содержания, например дорогущий том, посвященный тореро-лилипутам, или детский альбом-раскраска про войну, с оторванными головами, обгорелыми трупами и зданиями в руинах.
Возле кассы в креслах-качалках соответствующего размера раскинулись два кота.
Я обратился с вопросом о жилье к продавцу-очкарику, вылитой копии Алена Гинзберга. Тот несколько секунд почесывал черную бороду, будто тер волшебную лампу с джинном, а затем изрек:
Полагаю, что в «Спейс» найдется свободный уголок. Скажите Бейби, что вы от Джидду. Она в курсе.
* * *
«Спейс» оказался трехэтажным зданием, поделенным на подвижные секции для проживания художников и бродяг вроде нас.
Бейби, пожилая хиппушка, вся обвешанная амулетами, ввела нас в курс ценовой политики:
В нашем кооперативе платят только за место. В принципе, по два доллара за квадратный метр в день, но если вы собираетесь надолго обосноваться, то я дам вам скидку. За первый месяц плата вперед.
Мы так долго здесь не пробудем, предупредил я. Вообще-то мы еще точно не решили.
Хоть бы и так, согласилась Бейби. Но в любом случае за первую неделю платите вперед. Сколько вам требуется метров, ребятишки?
Сара со своим красным чемоданом бродила по этому залитому солнцем пристанищу. На третьем этаже обнаружились две маленькие каморки с раздвижными перегородками. Хозяйка кооператива объявила, что одна из нихтатуировочная мастерская, а в другой работают три компьютерных дизайнера. За редкими исключениями, ночью весь этаж обычно пустует.
Свободного места было хоть отбавляй, и я подумал, что балованная Сара закажет для нашей штаб-квартиры в Америке большой кусок этажа.
Однако, к моему удивлению, девушка произнесла:
С нас хватит и тридцати квадратных метров.
Уговор, ответила Бейби, глядя на француженку сквозь очки цвета бутылочного стекла. В подвале у меня хранятся диваны, кровати, столы, стульявсе, что только пожелаете. Простыни тоже найдутся. Каждая вещь стоит по несколько центов в день за аренду. Выбирайте, что вам нужно, а поднять все наверх мы поможем. Скоро у вас будет собственное гнездышко. Кухня, душ и стиральная машинаобщие, на первом этаже.
Пока мы спускались в подвал, я раздумывал, стоило ли тащить Сару в этот космический кооперативтакое название значилось на настенных плакатах. Все-таки, увидев, с каким энтузиазмом француженка выбирала диван, две одноместные кровати и просторный рабочий стол, я понял, что она будет чувствовать себя уютно в этом пристанище мастеров современного искусства.
Как только нам оборудовали жильедве ширмы замкнули его в квадрат, мы сговорились о цене. Тридцать метров площади плюс мебель обошлись нам в шестьдесят четыре доллара в день.
Зарегистрировались мы под вымышленными именами, чтобы сохранить инкогнито в этом городе. Документов Бейби не требовала, объяснив, что отношения внутри «Спейс» основаны на доверии, зато плату за неделю вперед насчитала исправно.
Когда старая тусовщица наконец-то удалилась, позвякивая своими браслетами, я осмотрел место будущего обитания в городе, который никогда не спит. Наше жизненное пространство ограничивалось четырьмя основными предметами мебели. Возле огромного окна помещался стол, рядом с ним приткнулся диван, вдоль стенок комнаты стояли две отдельные кровати.
Пара горшков с фикусами заполняла избыток пространства и придавала помещению жилой вид.
Так, квартирка у нас уже есть. Оставалось только выяснить, за каким дьяволом нам понадобилось прилетать в Нью-Йорк.
Сара плюхнулась на диван и долго разглядывала сквозь окно плоские крыши Вильямсбурга. Я впервые видел эту женщину с растрепанной прической. Так она понравилась мне даже больше.
Учитывая, что никто нас здесь не знает, мы должны принарядиться по законам местной фауны, заявила Сара. Если мы чем-нибудь прикроем головы и раздобудем солнечные очки, то нас вряд ли узнают. Тогда мы избежим лишнего риска при поисках сына Лизерль и его сестры. Наши подлинные имена и происхождение никому открывать не будем, договорились?
Зачем столько предосторожностей? спросил я, подходя к окну. Никто нас не найдет в девятимиллионном городе. И потом, кому нужно нас преследовать?..
Я как будто увидел в глазах Сары зловещий облик Лорелеи.
Не будь таким наивным, вздохнула моя подруга. Эта психопатка с голубыми волосами пойдет за нами и на край света.
38Письмо в бутылке
Что есть город, как не его жители?
Разобрав чемоданы и отправив нашу одежду в стирку, мы приступили к розыскным операциям.
Пока Сара, подключившись к беспроводной сети «Спейс», искала упоминания о какой-нибудь Лизерль или Кауфлер в больницах Нью-Йоркаа ведь еще оставалась вероятность, что дочь Эйнштейна сменила свое имя на более простое Лиза, я спустился вниз, чтобы разжиться подержанным ноутбуком.
Вняв советам француженки, я сначала прошелся по магазинам одежды секонд-хенд и приобрел хлопковые брюки, клетчатую рубаху, кепку и слегка потертые очки фирмы «Рэйбэн». Расставшись со скромной суммой в тридцать долларов, я вышел на улицу совершенным аборигеном, уверенный, что теперь никто, даже родная мать, меня не узнает.
Потом я прогулялся по Шестой авеню Бруклина, там, где торгуют всем на свете. Недалеко от студии «Иэ уэкс рекордз» я обнаружил компьютерный магазинчик, где продавались также и подержанные товары. Меньше чем за двести долларов мне удалось приобрести ноутбук, пусть и слегка поцарапанный, зато с испанской клавиатурой.
Не обращай внимания на внешний вид, втолковывал мне продавец с африканской прической. Эта машинка ловит любой Wi-Fi в радиусе километра. Подарок, да и только.
Довольный своей покупкой, я зашел в кафе, чтобы наконец-то пообедать. В этот час заведение заполняла молодежь, собиравшаяся потанцевать под альтернативное техно или почитать «Аньон»юмористический журнал, который здесь раздавали даром.
Я тоже взял с витрины экземпляр с фотографией Папы Римского во время его визита в США. Заголовок на обложке выглядел так: «Папа возвращается в Ватикан с готовым планом подрыва Соединенных Штатов. Белый дом, стадион «Янки» и «нулевая отметка», где прежде стояли башни-близнецы, входят в число первых целей».
Заглотив салат из морепродуктов и тофу и запив ужин стаканом чая, я решил возвращаться в нашу студию. Пора было уже хоть над чем-то поработать, хотя бы даже над рукописью Йосимуры.
Когда я вернулся в нашу комнатенку, мне стоило большого труда узнать Сару. За время моего отсутствия она остригла себе волосы на затылке. От ее роскошной шевелюры осталась только челка, которая теперь падала на нос точно занавеска.
Вместо шикарных нарядов Сара облачилась в заношенные джинсы и старую спортивную куртку красного цвета. На коврике стояли белые кеды марки «Конверс». Было ясно, что в таком виде узнать Сару Брюне невозможноона перевоплотилась в другого человека.
Сара сидела на диване, сложив ноги по-турецки, и яростно барабанила по клавишам своего маленького «Сони вайо». Она бросила на меня насмешливый взгляд и с удвоенной энергией вернулась к работе.
Что такое? обиженно воскликнул я. Тебе не нравятся мои покупки?
В следующий раз бери меня с собой. Даже если одеваешься в рванье, нужно иметь стиль.
Я что-то буркнул в ответ и раскрыл на столе новый ноутбук. Включился он довольно быстро, операционная система была уже установлена, так что мне оставалось только воткнуть флешку и перетащить в компьютер мои файлы, в том числе и рукопись японца. По счастью, в ней заключались и все добавления, которые я успел сделать в Цюрихе.
После остановки в работеограбления в Нови-Садея решил пробежаться по всей рукописи и составить перечень лакун, подлежащих заполнению.
Все-таки для начала я, не оборачиваясь к Саре, спросил у нее:
Нашла что-нибудь?
По правде говоря, немного. В восьми больницах Нью-Йорка, до которых я смогла добраться, никто по имени Лизерль не работал. Нашла одного служащего по фамилии Кауфлер, но его зовут Барри. Не подходит. Теперь я проверяю другие пути.
Мы могли бы порыться в телефонных справочниках начиная с девятьсот пятидесятого года, предположил я. Ведь именно тогда Лизерль, по-видимому, и переехала в Нью-Йорк. Это, конечно, будет адский труд, но у дочери Эйнштейна не могло не быть телефонного номера. В этих списках она должна значиться под именем Лизерль или Лиза Кауфлер.
Завтра я этим займусь. Глупо было бы разыскивать некоего Давида, пока мы не выйдем на след его матери, которая, вполне вероятно, приняла фамилию американского солдата. Поскольку поиски могут затянуться, я уже закинула крючок в Интернете. Если сын или дочь Лизерль имеют доступ в Сеть, они могут прочитать мое объявление или кто-нибудь другой наведет нас на их след.
Что же это за крючок? спросил я, наконец обернувшись к ней лицом.