Ранним утром спасательная команда прошлась по всему маршруту. Вернулись ни с чем.
Надо запросить данные по воздуху, я вращаю пальцем, изображая вертолет. Отекший от пьянки палец похож на сардельку, амплитуда выходит слабенькой, и я поясняю: С пирса я видел, как над морем летают вертушки. Его могли забрать прямо с судна.
Хорошая идея, Авдеев быстро набивает текст в мобильнике.
Куратору нравится, что я подключился к делу. Хлопает меня по плечу, мол, не держу на тебя зла.
Было бы достаточно, если кто-то из гостей предоставил ей алиби. Но с этим будут проблемы, Авдеев в нетерпении посматривает на часы.
Почему? тревожится Петрович.
Основная часть гостейродственники, бизнес-партнеры и друзья Эрхарда. Со стороны Алекс были тетя и дядя из Германии, но они не вышли в море, сослались на морскую болезнь и остались в отеле. От лондонского офиса я узнал: если Эрхарда признают без вести пропавшим, Саша потеряет сына.
Как это? куратор подбоченивается.
Я понимаю его озабоченность: отпрыск древнего рода был разменной монетой в обиходе двух сторон. Контора пообещала Алекс вернуть сына после окончания операции. Вернеру же сын давал возможность манипулировать женушкой.
Кристофнаследник Эрхарда. Если отец умрет до его совершеннолетия, опекуном должен стать один из родственников мужского пола по линии Гертруды. Утвержден целый список кандидатов. Они вправе отказать матери видеться с сыном. Это, кстати, для нее хорошая линия защиты. Но алиби лучше.
Подождите, а как же закон и ее права? Разве анализ ДНК не доказал, что она мать? вклиниваюсь я с наивняком на роже.
Да кому нужен этот анализ, вскипает куратор, если она с его подачи постоянно находится под наблюдением трех психиатров. С точки зрения закона Алекснеблагонадежная гражданка и мать.
Поднимаю брови и выпучиваю глаза.
Почему? Алекс нестабильна?
Ее трижды находили дезориентированной. С подачи Эрхарда психиатры поставили ей диагноз: послеродовая амнезия. Петрович поворачивается к Авдееву и спрашивает: Арест может отразиться на ее визе?
Сейчас рассматривается запрос вида на жительство. На словах власти заверили Эрхарда, что паспорт она получит в течении месяца, но его аннулируют, если итальянцы официально предъявят обвинение. Вернеры все как один кричат, что на этой поездке настаивала Саша. Тучи сгущаются.
Главное, дайте ей понять, что я здесь.
В прошлый раз она даже бровью не повела.
Тогда был рядом Вернер. Она могла перестраховаться.
Так Алекс сорвалась с поводка? Это плохо. С разведкой шутки плохи. Вот почему Петрович так бледен. Его подопечная не оправдала надежд. Это какая по счету? Третья? Я всегда говорил: бабыслабое звено!
В вестибюль заходит курьер и закидывает пачку газет в автомат для прессы. На первой полосе Алекс в чем мать родила стоит в окружении двух женщин в белых комбинезонах. Я тыкаю куратора в плечо и показываю на утренний выпуск.
Адвокат кидает монету в автомат и вынимает газету.
Засужу этих подонков!
Да, дельце Авдееву привалило что надо. Работы непочатый край.
Возьми газетку, подрочишь на досуге, шепчет мне в спину Гамлет.
Закипаю в мгновение ока. Куратор тоже его слышит и жестом указывает нам на дверь. Уйти мы не успеваем, из допросной выводят Алекс и ведут в туалет. Она без наручников, вся в крови. Растеряна и испугана. Ищет кого-то глазами.
Авдеев бежит к клиентке, следом направляются еще пять человек в костюмах и с дипломатами, что сидели все это время в полном безмолвии рядком на стульях. У Алекс целая армия адвокатов!
Петрович, отвечая на звонок, выходит из здания. А я, оставшись без присмотра, решаю попасться Алекс на глаза и проверить реакцию. Намеренно она меня не замечает или просто не узнает?
Куда направился? жужжит мне в ухо хвостик куратора. На выход!
Кривлюсь в ухмылочке. Ну подловил, и что?
Выходим на улицу, куратор бледный, как поганка. Вручает мне допотопный мобильник.
Езжай в отель. Я позвоню, когда понадобишься, садится в «Инфинити» и машина быстро исчезает из виду.
Как только на горизонте появилась Алекс, Петрович снова держит меня на коротком поводке. Он решил, что и на этот раз я буду пыхтеть в носопырки и ждать со смирением монашки, когда же Фасадная Империя соизволит мне, тугодуму, все объяснить. Но нет, с меня хватит! Нужно нанести визит консулу и поторопить его ведомство с паспортом. Засиделся я в Италии. Пора домой! Интересно, если я без предупреждения чухну и как ни в чем не бывало заявлюсь в управление, меня развернут обратно?
Приземистого вида комиссар лично ведет дознание в своем кабинете. Жидкие и блестящие от геля волосенки зачесаны назад. Сбритые виски подчеркивают оттопыренные уши. Его английский немного лучшехоть не глотает согласные и нам не приходится переспрашивать. По одну сторону стола сидят: хозяин кабинета, инспектор, который вел дознание на яхте и стенографистка. По другуюя и Берч.
Приносят капучино с круассанами, но я делаю вид, что не замечаю подачки. Не удивлюсь, если секретарь комиссара плюнула в кофе и прочитала ведьмовское заклятье.
Увертюрой к допросу служит тема наших с Эрхардом отношений.
Как давно вы женаты? комиссар листает бумажки.
Поженились пять с половиной лет назад, когда родился сын. Из-за постоянных переездов свадьбу решили приурочить к венчанию, размеренно отвечаю я, скользя безразличным взглядом по кабинету и его владельцу.
А знакомы сколько?
Около десяти лет.
Сверив с записями в блокноте, он кивает.
Когда вы узнали о его странностях? комиссар щурится, сверлит меня колючим взглядом.
Демонстрирую спокойствие Будды.
О чем конкретно идет речь?
Он над вами издевался! Все это сказали! пыхтит слуга закона, нацепляет очки и зачитывает с листа: «Схватил за волосы и протащил через гостиную. Закрыл в спальне и не выпускал, пока из больницы не вернулся их сын».
Это сказала Мета, племянница Эрхарда. При ней разыгралась та жуткая сцена. Могло быть хуже, но позвонил врач и убедил мужа, что Кристофу лучше проходить реабилитацию с родителями дома. Эрхарда успокоил бодрый голос сына. Он зашел в спальню, приказал мне привести себя в порядок и встретить наше сокровище.
Мой муж очень вспыльчивый и ранимый, если дело касается сына. В день, который вам описала его племянница, я оставила Кристофа под присмотром двух нянь и ушла по магазинам. Когда вернулась, сын был в больнице. Оказалось, он бегал в саду, упал, ударился носом, открылось сильное кровотечение. Няньки перепугались и вызвали реанимобиль. Когда Эрхард вернулся со встречи и узнал, что в момент инцидента меня не было дома, сорвался и сделал то, что описала Мета.
Я не стала говорить, что страх потерять Кристофа мог довести мужа до состояния неуправляемой паники или ярости. Поэтому он не может доверить его случайным нянькам или врачам. С сыном работают лучшие специалисты, которые тщательно подбираются адвокатами и экспертами. Не стала говорить и то, что я прощу любую выходку Эрхарда, лишь бы видеть улыбку сына, когда он встречает отца. Меня, к сожалению, он так не приветствует, хотя, конечно же, любит.
Вас это устраивает?
Идеальных людей не бывает. Есть особенности характера, с которыми мы можем примириться, уверенно отвечаю я. Эрхард редко выходит из себя, но, когда это случается, об этом судачат еще год.
Хотела добавить, что его сумасшествие дружит с моим, но не стала. Если двинется в эту сторону, то, вероятно, найдет вереницу диагнозов, которые мы с Эрхардом тщательно скрывали.
Что произошло перед тем, как вы упали в обморок? участливо спрашивает инспектор. По сравнению с комиссаром он ведет себя более профессионально. Опишите, что помните.
Мы разрезали с гостями торт. Потом немного потанцевали. Было душно и мы поднялись на верхнюю палубу. Эрхарду позвонили
Сколько времени прошло между тем, как вы поднялись, и звонком? вклинивается с вопросом комиссар.
Минуты три-четыре. Эрхард сказал, что заказал фейерверк, хотя знал, что я буду против.
Почему? искренне удивляется инспектор.
Я вопросительно смотрю на адвоката. Берч кивает, давая понять, что лучше сказать самой.
Из-за покушения, которое было совершено на меня полтора года назад во время заказанного коллегами фейерверка на мой день рождения.
Комиссар отхлебывает кофе, слышит мои слова, закашливается и вопросительно переводит взгляд на инспектора. Тот пожимает плечами и отводит взгляд.
Что за покушение? Где? Кто на вас покушался?
Это было в Москве, где я руководила инвестиционной компанией. Многим не понравилось, что я пошла в разрез с завещанием бывшего владельца. Покушение до сих пор не раскрыто.
Вы были женой Макса Петровского?
Нет. Мы с мужемего наследники. Петровский был близким другом отца Эрхарда. Какое-то время я работала на него бизнес-консультантом.
Меня пытаются насквозь просветить прищуренные глазки комиссара.
Ваша клиентка, обращается он к адвокату и тыкает пальцем в мою сторону, строит из себя мученицу и рассказывает сказочку про отсутствие мотива. Пытается задурить нам голову. А мы не идиоты, как она считает. Мы нашли мотив и не один. Вот! он придвигает лист и стучит пальцем по выделенному желтым маркером тексту. Вернеры утверждают, что ее беременность имеет преференции в завещании, но не рожденный ребенок. На рожденных детей она не имеет прав. Это цена за принадлежность ее отпрысков к древнему роду. Так что у нее была причина поторопиться и прикончить муженька, чтобы не потерять и второго ребенка. Этот Вернер, он крестится на католический манер, будто Эрхард уже мертв, был жуткий тиран. Руки распускал. Жену держал под замком. Запрещал иметь подруг, общаться с родней. Никто бы такого не выдержал.
Адвокат набирает в легкие воздух и уже готов заявить протест, но комиссар поворачивается ко мне и тыкает в меня пальцем:
Вы кто?!
Я молчу в недоумении. Он забыл, кого допрашивает?
Avere la testa quadrata? Доктор наук, как и ваш муж?
Комиссар складывает пальцы вместе и качает рукой вверх-вниз. На лице отражается брезгливая гримаса, будто он говорит не о научных достижениях, а об инфекции, которая распространилась среди женщин и отняла их у детей и мужей. Не дождавшись ответа, он громко возвещает, как бы подводя итог всего допроса:
Она его убила и обставила так, чтобы все думали, что произошел несчастный случай!
Было очевидно, что несчастный случай произошел с его мозгами, скорее всего, в раннем детстве, наверное, мать часто роняла его вниз головой. С Эрхардом несчастный случай в принципе исключен.
Развить тему моей кровожадности комиссару не дают. Приехал Авдеев и весь состав лондонских адвокатов. Я прошу перерыв, чтобы посетить клозет, загаженный арестованными проститутками из Восточной Европы. Возвращаюсь в комнату для допросов, адвокаты уже сидят длинной вереницей вдоль стены и изредка бросают презрительные взгляды на итальянцев. Глава адвокатской конторы Генри Эдвардс начинает речь, видимо, заготовленную еще в самолете, напористо и с вызовом. По мере перечисления причин, по которым он считает задержание его клиентки незаконным, голос нарастает и звучит уже как набат. Апофеозом монолога становится нота протеста, подписанная британским консулом.
Комиссар изучает документ, минуту рассматривает меня крысиными глазками и никак не может понять, какое отношение ко мне имеет Великобритания, ведь на яхту приезжал российский консул. По его словам, ни адвокат, ни я не выказали протест по поводу задержания, поэтому он не видит здесь нарушения закона. Все это выглядит как шапито, моему возмущению нет предела. Но я глотаю обиду, давая адвокатам возможность выполнять свою работу, и они меня не подводят.
Отдавая мой паспорт, комиссар предупреждает, что до результатов предварительного расследования мне рекомендовано не покидать Италию. Личные вещи я смогу забрать только после экспертизы. Конечно, я не собираюсь оставаться в этой стране и ждать, когда квестура соизволит снять меня с крючка, а намереваюсь со всей адвокатской командой немедленно отправиться в аэропорт и вылететь в Лондон. Раз паспорт у меняя свободна в своих передвижениях.
На выходе из участка меня окружают друзья Эрхарда и наперебой тараторят о подключенных к делу высокопоставленных чиновниках и дипломатах. Со вчерашнего вечера я ничего не ела, у меня кружится голова, и я прошу подать машину.
Саша, я звонил на аэродром. Самолет на месте. В принципе, мы можем вылететь хоть сейчас. Эрхард не давал о себе знать с момента разворота яхты, докладывает Олег. Мы отследили внедорожники секьюрити. Сигнал идет с севера, почти у границы со Швейцарией.
Пожимаю плечами. У Эрхарда явно изменились планы. Но почему он недоступен? Если разозлился на меня, то ответил хотя бы заму.
Кристоф в порядке?
Я звонил дважды. Обрисовал ситуацию и приказал усилить охрану и не выпускать Кристофа из дома. Сейчас он играет в своей комнате.
Звук тормозов заставляет нас оглянуться. Перед зданием полиции тормозит фургон с логотипом местного телеканала. Кто-то кричит:
Журналисты! Саша, быстро в машину!
Не успеваю я шагу шагнуть, как сзади раздается автоматная очередь. Резкая боль пронзает мне спину. С глухим вскриком я падаю на мостовую. В следующие секунды ощущаю себя в невесомости, под моим телом во все стороны расплывается алая лужа.
Кто-то злобно кричит на русском языке: «Исер Лофман передает привет!» и убегает. Визг шин, а потом мертвая тишина, будто все живое вымерло в одно мгновение.
В консульстве я торчу уже не меньше часа. Подхожу к окошку на выдачу документов и узнаю, что мой паспорт забрал консул, а его срочно вызвали в Лидо-ди-Остия.
Как? Опять?
Работница консульства пожимает плечами и виновато улыбается.
Оставьте свой номер, я позвоню, когда он появится, услужливо предлагает она.
Не надо, у меня есть его номер, бью кулаком по стойке и слишком громко хлопаю дверью. Знаю, девчонка ни при чем, можно было не грубить, но, когда на моем пути появляется Алекс, я становлюсь злым, как черт.
Сажусь в такси и еду в гостиницу. Мне нужно остыть или я устрою себе внештатный закат карьеры. Пока еду в квартал Саларио, думаю о предстоящей подготовке к последней операции. На этот раз я выставлю ультиматум: пусть желторотый подпишет приказ на увольнение, и только потом я приступлю к новому заданию. Так что с выпивкой пора закругляться. Неплохо бы сходить в сауну и выпарить из себя остатки алкоголя.
Последняя операцияи я навсегда распрощаюсь с Конторой. Чем буду заниматься после отставки я пока плохо понимаю, но от работы утомился так, что никакой отпуск не снимет накопившуюся за четверть века усталость.
Заглядываю в телефон. От Майи, моей нынешней пассии, пришло восемь сообщений. Не хочу отвечать. Сейчас муторно даже по буквам стучать. Девчонка ждет не дождется приглашения переехать ко мне, а я все медлю. Мне и так тошно, а от присутствия женского пола в моей квартире прямо выворачивает. Предпочитаю встречаться на нейтральной территории. В любой момент можно схватить вещички и драпануть. Подобное желание возникает каждый раз, когда кто-то пытается меня приручить, а Майя очень старается.
Приезжаю в отель, отдаю футболку и джинсы в стирку. Надеваю халат и двигаю в сауну. Еле втиснулся. На кого рассчитаны эти габариты? На лилипутов? Пока устраиваюсь на полке, обжигаю бедро, стукаюсь башкой о потолок и чуть не ломаю палец в деревянной решетке. Распарившись, прыгаю в бассейн и от души плаваю. Беру на рецепции бутилированную воду и двигаю в номер. Как только ложусь на кровать, вырубаюсь и сплю до обеда.
Открываю глаза и минуту соображаю, где я и почему проснулся. Настойчивый стук в дверь заставляет меня вскочить с кровати. Шлепаю к двери, открываю и охаю, как при ранении. Гамлет.
Прихвостень куратора осматривается и выглядывает в окно. Оцениваю его видончик: возбужден, волосы всклочены, глаза на выкате. Входит куратор. Видок еще похлеще. Чубчик взъерошен. Потирает рукуона у него ноет от нервяка.
Даже после сна мысли работают только в одном направлении. Я ухмыляюсь.
Что? Ящик Пандоры выкинул очередную подставу?
Петрович плюхается в кресло и глядит на меня, как на Иуду.
По-видимому, новости ты не смотрел.
Тон мне не нравится, я мгновенно остываю.
Нашли тело Вернера?
Куратор мотает башкой, с жадностью пьет воду из бутылки и, утирая рот, выдает:
Час назад на выходе из полицейского участка стреляли в Алекс. Сейчас ее оперируют, наши эксперты сказали, что надежды малопотеряла много крови.