Дэшил ХэмметДве мертвые китаянки
Когда старик вызвал меня в свой кабинет, она сидела на стуле поразительно застывшая и прямая. Высокая девушка около двадцати четырех лет отроду, с широкими плечами и плоской грудью. На ней был серый мужской костюм. О ее восточном происхождении свидетельствовали лишь коротко остриженные волосы цвета воронова крыла, желтоватая кожа ненапудренного лица да разрез верхних век, наполовину прикрытых темной оправой очков. Однако глаза были не раскосые, нос не приплюснутый, а подбородок выдавался вперед сильнее, чем это обыкновенно бывает у монгольской расы. Начиная от низких каблуков темных туфель и кончая фетровой шляпой без каких бы то ни было украшений, это была современная американка китайского происхождения.
Я знал, кто она, еще до того, как старик представил меня ей. Вся пресса Сан-Франциско в течение нескольких дней занималась делами этой мисс, помещая фотоснимки, интервью, заключения более или менее опытных экспертов. Копнули вглубь истории аж до тысяча девятьсот двенадцатого года, чтобы осветить подробности ожесточенной борьбы в местной китайской колониив основном выходцев из Квантуна, в которой демократические идеи сочетались с ненавистью к династии Цин. Это заставляло отца девушки держаться подальше от Соединенных Штатов, где он укрылся лишь после краха империи. Пресса напомнила также о волнениях, вспыхнувших в Китайском квартале, после того как Шан Фан получил разрешение на въезд, на улицах появились оскорбительные плакаты, готовилась не слишком приятная встреча.
Но Шан Фан перехитрил кантонцев: его так и не увидели в Китайском квартале. Он прихватил дочь и золото, как полагали, плод долгих лет злоупотребления провинциальной властьюи осел в графстве Сан-Матео, где, по мнению прессы, выстроил себе на берегу Тихого океана настоящий дворец. Там он жил и умер, и его образ жизни был достоин китайского сановника и миллионера.
Это то, что касается отца. Что же касается дочери, то молодая женщина, окидывавшая меня холодным взглядом из-за стола, была маленькой китаяночкой, десятилетней Ай Хо, когда отец привез ее в Калифорнию. Ныне от наследия Дальнего Востока остались лишь уже описанные черты лица да деньги, оставленные отцом. Ее имя в переводе на английский звучало Уотер ЛилиВодяная Лилия, а после очередной метаморфозыЛилиан. Лилиан Шан закончила один из университетов Восточного побережья, получила несколько ученых степеней, стала чемпионкой на каких-то теннисных соревнованиях в тысяча девятьсот девятнадцатом году и написала книгу о природе и значении фетишей или чего-то в этом роде.
Со времени смерти отца в двадцать первом году она проживала с четырьмя китайскими слугами в доме у океана, где написала свою первую книжку. В настоящий момент она писала вторую и сообщила нам, что несколько недель назад застряла на мертвой точке и что в библиотеке Арсенала в Париже находится рукопись древнего каббалистического трактата, который, по ее словам, помог бы ей решить все проблемы. Поэтому она собрала небольшой чемодан и в сопровождении китайской служанки по имени Ван Ма отправилась поездом в Нью-Йорк. Оставшимся слугам она велела присматривать за домом. Решение о поездке во Францию с целью взглянуть на вышеупомянутую рукопись она приняла утром, а прежде чем наступили сумерки, уже находилась в поезде. Где-то между Чикаго и Нью-Йорком ей неожиданно пришло в голову решение проблемы, доставившей столько хлопот, поэтому, не останавливаясь в Нью-Йорке, даже чтобы переночевать, она возвратилась в Сан-Франциско. С паромной пристани позвонила своему шоферу, чтобы он за ней приехал, но ответа не дождалась. Вместе со служанкой они поехали домой на такси. Она позвонила в дверь, но безрезультатно.
Когда она вставила ключ в замочную скважину, дверь внезапно распахнуласьна пороге стоял молодой китаец, незнакомый. Он не хотел ее впускать, пока не узнал, кто она такая. После этого он что-то пробормотал себе под нос, и они со служанкой вошли в холл, где были связаны и закутаны в какие-то портьеры.
Спустя два часа Лилиан Шан освободилась, обнаружив, что находится в чулане для белья на втором этаже. Она зажгла свет и занялась освобождением служанки, но вскоре отказалась от этого: Ван Ма была мертва. Веревка на ее шее была затянута чересчур сильно.
Лилиан Шан спустилась внизв доме никого не оказалосьи позвонила шерифу Рэдвуд-Сити.
Вскоре явились двое помощников шерифа, выслушали ее историю, обыскали дом и обнаружили еще один трупдругую задушенную китаянку, зарытую в подвале. Она явно умерла неделю, а то и больше назад; влажная почва затрудняла точное определение. Лилиан Шан опознала в ней свою вторую служанкукухарку Ван Лан.
Остальные слугиХу Лун и Ин Хунисчезли. Из обстановки стоимостью в несколько сот тысяч долларов, которые старый Шан Фан при жизни вложил в свой дворец, не пропало ни единого предмета. Незаметно было и никаких следов борьбы. Все находилось в полном порядке. Ближайший дом расположен на расстоянии около километра. Соседи ничего не видели.
Вот какая история заполняла страницы газет, и вот что рассказала эта девушка мне и старику, сидя в застывшей позе на стуле. Говорила она деловито и лаконично, как обыкновенно говорят о делах, произнося каждое слово с такой отчетливостью, словно оно было напечатано жирным шрифтом.
Я не удовлетворена усилиями, предпринятыми властями графства Сан-Матео для обнаружения убийцы или убийц, сказала она в заключение, и хочу воспользоваться услугами вашего агентства.
Старик постучал по столу кончиком своего неизменного длинного желтого карандаша и покачал головой, глядя в мою сторону.
У вас есть собственная версия преступления, мисс Шан? спросил он.
Нет.
Что вам известно о ваших служащих? Тех двоих, которые исчезли, и мертвых девушках?
Откровенно говоря, мне известно о них очень мало или вообще ничего. Ее тон не свидетельствовал об особом интересе к этой проблеме. Ван Ма поступила последней и пробыла у меня почти семь лет. Их всех нанимал еще мой отец и, как я полагаю, знал о них больше.
Вы не знаете, откуда они родом? Имеют ли родственников? Друзей? Чем занимались в свободное от работы время?
Не знаю, ответила она. Я не вмешиваюсь в их личную жизнь.
Как выглядели те двое, которые исчезли?
Ху Лунстарый человек, худощавый, седой, сгорбленный. Он занимался домом. Ин Хун, мой шофер и садовник, гораздо моложе, ему, наверное, около тридцати.
Он низкого роста, даже для кантонца, но крепкого телосложения. У него сломанный нос, плохо сросшийся, очень плоский и провалившийся.
Как вы думаете, могли они или один из них убить этих женщин?
Не думаю, чтобы это сделали они.
А как выглядел тот молодой китаец, который впустил вас в дом?
Невысокого роста, худой, не более чем двадцати или двадцати одного года, с золотыми коронками на передних зубах. Помнится, у него была очень темная кожа.
Объясните подробнее, мисс Шан, почему вы недовольны действиями полиции?
Во-первых, я не уверена в их компетентности. По крайней мере, те, которых я видела, не поражали своим умом.
А во-вторых?
Неужели в самом деле есть необходимость вникать во все мои мыслительные процессы? холодно спросила она.
Такая необходимость есть.
Она посмотрела на старика, который улыбался ей своей вежливой, ничего не говорящей улыбкой, лицо его при этом было как маска.
Она с трудом подавила раздражение и сказала:
Мне кажется, они ищут не там, где нужно. Похоже, большую часть времени проводят поблизости от дома. Ведь это абсурд, полагать, что убийцы намерены вернуться.
Ее слова навели меня на одну мысль.
Мисс Шан, а вам не кажется, что они подозревают вас? спросил я.
Казалось, она вот-вот испепелит меня взглядом своих черных глаз сквозь стекла очков, еще сильнее выпрямляясь, если только это возможно, на стуле.
Что за нелепость!
Не в этом дело, продолжал настаивать я. Как вам кажется, могут они так думать?
Я не в состоянии проникнуть в мысли полицейских, отрезала она. А вы?
Мне ничего неизвестно об этом деле, кроме того, что я прочел, и того, что вы рассказали. Чтобы кого-то подозревать, мне требуется больше материала. Но я понимаю, почему люди шерифа испытывают сомнения.
Вы уехали довольно поспешно. Другого объяснения, кроме того, которое выдвинули вы, у них нет. Не знают они и причины вашего возвращения. Женщина, найденная в подвале, могла быть убита как до вашего отъезда, так и после. Ван Ма, которая могла бы что-то рассказать, мертва. Остальные слуги исчезли. Ничего не украдено. Этого и впрямь достаточно, чтобы шериф подумал на вас?
Вы меня подозреваете? вторично спросила она.
Нет, откровенно признался я. Но это ничего не значит.
Она обратилась к старику, слегка приподняв подбородок и как бы через мою голову:
Так вы готовы взяться за это дело?
Мы сделаем все, что в наших силах, сказал старик, а после того как были оговорены условия и мисс Шан стала выписывать чек, обратился ко мне:Ты этим займешься. Возьми на подмогу кого считаешь нужным.
Сначала я хочу осмотреть дом, заявил я.
Лилиан Шан спрятала в сумочку чековую книжку.
Превосходно, сказала она. Я как раз возвращаюсь домой и могу вас подвезти.
Это была спокойная поездка. Ни я, ни девушка не тратили энергии на разговоры. Похоже, мы не очень понравились друг другу. Машину она вела хорошо.
Дом Лилиан Шан был большой, из бурого кирпича и стоял посреди ухоженного газона. С трех сторон его окружала живая изгородь, доходившая мне до плеч, с четвертой был берег океана, врезавшегося в этом месте в сушу между двумя скалистыми мысами.
Внутри полно было разных циновок, ковров, картин и так далееневообразимой мешанины американских, европейских и азиатских вещей. Я провел в доме не особенно много времени, бросив взгляд на чулан для белья, еще не зарытую могилу в подвале и бледную датчанку с тупым выражением лица, занимавшуюся домом, с тех пор как Лилиан Шан осталась без прислуги. Затем я вышел во двор, походил по газону, сунул голову в гараж, где стояли два автомобиля, не считая того, на котором мы приехали из города, и пошел дальше, чтобы потерять вторую половину дня в бесплодных разговорах с соседями. Ни один из них ничего не знал. Людей шерифа я не стал разыскивать, поскольку представлял конкурирующую сторону.
Когда стемнело, я отправился в город, в небоскреб, где проживал в первый год пребывания в Сан-Франциско. Паренька, который был мне нужен, я нашел в его уютной клетушке, когда он надевал розовую, как черешня, рубашку, было на что посмотреть! Сиприано, филиппинец со светлой кожей, в течение дня присматривал за главным подъездом. Вечером же его, как и других филиппинцев, можно было встретить на Керни-стрит, чуть пониже Китайского квартала, где он передавал свои деньги в руки желтых братьев в каком-нибудь из китайских игорных домов.
Как-то, полушутя, я пообещал ему при возможности дать попробовать себя в роли детектива. Похоже, теперь такая возможность представится.
Пожалуйста, пожалуйста, заходите! Он вытащил из угла и придвинул мне стул, кланяясь и улыбаясь.
Что бы там ни делали испанцы с подвластными им народами, но вежливость им они несомненно привили.
Что слышно в Китайском квартале? поинтересовался я.
Не переставая одеваться, Сиприано улыбнулся, сверкнув белыми зубами:
Вчера я выиграл одиннадцать баксов.
И намереваешься проиграть их сегодня?
О, не все, сэр. Пять долларов я истратил на эту рубашку.
И правильно сделал! похвалил я его за разумное вложение части прибыли от азартных игр. А что слышно еще?
Что и обычно, сэр. Вы хотите о чем-то разузнать?
Не исключено. А не болтают о тех убийствах на прошлой неделе в доме у океана?
Нет, сэр. Китаец не любит болтать о таких вещах. Не то, что мы, американцы. Я читал про это в газетах, но слышать не слышал.
Много чужих вертится сейчас в Китайском квартале?
Всегда нет-нет да и покажется кто-нибудь чужой, сэр. Может, и теперь вертится. А может быть, и нет.
Хочешь сделать кое-что для меня?
Он поспешно откликнулся:
О да, сэр! Да, сэр! И повторял свои «да, сэр», уже сидя на корточках и вытаскивая из-под кровати чемодан, а из негопару латунных кастетов и блестящий револьвер.
Погоди, не спеши! Речь идет о кое-каких сведениях. Я вовсе не хочу, чтобы ты для меня кого-нибудь пристукнул.
Я не сделаю этого, заверил он меня, запихивая оружие в карман. Я ношу оружие просто так, на всякий случай Оно всегда может пригодиться.
Я не стал с ним спорить. Если он решил заработать кривые ноги, таская в карманах тонну железа, Бог с ним.
Послушай, что мне от тебя надо. Исчезли двое слуг из того дома у океана. Я описал Ин Хуна и Ху Луна. Я хочу их разыскать. Кроме того, я хочу знать о друзьях и родственниках мертвых китаянок и откуда они родом, а также те двое мужчин. Мне нужно знать о новых пришельцахгде околачиваются, спят, что замышляют. Только не старайся разузнать обо всем за один вечер. Хорошо, если сумеешь узнать что-нибудь хотя бы через неделю. Вот тебе двадцать долларов, твоя ставкапять долларов за ночь. А остальное на мелкие расходы, чтобы ты мог свободно передвигаться. Не суйся куда не надо, не то можешь здорово схлопотать. Спокойно, не торопясь постарайся разнюхать о том, что я тебе сказал. Завтра я зайду.
От филиппинца я отправился в нашу контору. Там не оказалось никого, кроме Фиске, у которого было ночное дежурство, но Фиске считал, что старик еще заглянет на минутку.
Куря сигарету, я делал вид, что слушаю остроты, Фиске представлял мне подробный отчет о программе в «Орфее», но на самом деле был погружен в невеселые размышления. Слишком хорошо меня знали в Китайском квартале, чтобы я мог там что-нибудь разнюхать лично, а что касается Сиприано, вряд ли стоит ожидать от него особой помощи. Мне нужен был человек, хорошо ориентирующийся в тамошних делах.
Продолжая раздумывать на эту тему, я вдруг вспомнил про Ухла. Ухл был «глухонемым», утратившим свой талант. Еще пять лет назад весь мир принадлежал Ухлу. Только в исключительно паскудные дни грустное лицо, пачка булавок и табличка «Я глухонемой» не позволяли ему настрелять двадцать баксов на постоянной трассе среди учреждений и контор. У него был великий дар: он умел сохранять каменное спокойствие, когда какой-нибудь Фома неверующий неожиданно гаркал у него за спиной. Когда он находился в хорошей форме, можно было выстрелить из пистолета у него над головойон бы даже глазом не моргнул.
Но злоупотребление героином расшатало его нервную систему, и достаточно было малейшего шороха, чтобы «глухонемой» выходил из себя. В конце концов, он распростился со своими булавками и табличкойеще одна жертва дурных привычек.
Ухл выступал в роли гонца для каждого, кто готов был рискнуть ставкой, равной цене дневной порции белого порошка. Он ночевал где-то в Китайском квартале и не утруждал себя соблюдением правил игры. Я воспользовался им при добывании кое-каких сведений с полгода назад.
Я позвонил Лупу Пигатти, у него притон на Паси-фик-стрит, там, где Китайский квартал граничит с Латинским. Луп добропорядочный гражданин, содержащий вполне пристойную забегаловку и не сующий нос в чужие дела. Для Лупа все равны. Бандит, доносчик, детектив или рабочийЛуп всякого готов обслужить. И на этом конец. Но ты мог быть уверен: если ты ему что-то сказал и это не ущемляет его интересов, он будет держать язык за зубами. И когда он тебе что-то скажет, это будет правдой.
Луп сам снял трубку.
Вы можете разыскать Ухла? спросил я, предварительно назвав себя.
Не исключено.
Спасибо. Я бы хотел увидеться с ним сегодня вечером.
Вы что-нибудь имеете против него?
Нет, мистер Луп, не имею и не думаю, что буду когда-нибудь иметь. Я хочу, чтобы он кое-что для меня сделал.
Хорошо. Где вы хотите с ним встретиться?
Пришлите его ко мне. Я буду ждать.
Если он покажется, пообещал Луп и положил трубку.
Я предупредил Фиске, чтобы старик позвонил мне, когда придет, и пошел к себе поджидать своего осведомителя.
Он явился в начале одиннадцатогоприземистый мужчина лет сорока, с тестообразным лицом и волосами мышиного цвета с пробивающимися желтовато-белыми прядями.
Луп сказал, что у вас есть для меня дело.
Да, подтвердил я, указывая ему на стул и закрывая дверь. Я покупаю информацию.
Он помял в руках шляпу, собрался было сплюнуть на пол, но раздумал, облизал губы и взглянул на меня: