Вытащив из кармана пачку, Фрэнк протянул мне одну сигарету, а другую сунул себе в рот. Я достал зажигалку, и мы закурили. Фрэнк сказал:
Что ж, стоит попробовать. Обход оружейных лавок займет пару часов, не больше. Во время доклада кэпу предложим включить этот пункт в оперативный план на завтра. Если узнаем, что Курт покупал револьвер калибром двадцать два миллиметра, версия самоубийства ставится более реальной. Особенно если приобрел он его после аварии. Но куда всё же могло подеваться оружие?
Думаю, кэп одобрит наше предложение, сказал я. Только возможности самоубийства он не допустит ни на миг. У него не такое богатое воображение, как у нас. Скажем лучше, что хотим проверить, кому за последние четыре месяца продавали в Тусоне револьверы двадцать второго калибра.
Хорошая мысль, Рыжик. Кто знает, может, одним из покупателей был Медли? Хотя не думаю, для него это было бы слишком примитивно.
Ты прямо зациклился на старике, Фрэнк. Подумай, какой для него был смысл убивать парня?
Скажи тогда, для кого это имело смысл? возразил Фрэнк. Ну ладно, давай заканчивать с соседями Курта.
Мы опросили всех жителей квартала, где находился дом. Не больше дюжины человек знали его в лицо. Ничего нового из их рассказов к прежним сведениям мы не добавили. Никто не видел Стиффлера во вторник после шести вечера. В 16.40 мы сели в машину и поехали в управление докладывать кэпу о проделанной работе.
Кэп Петтиджон не выказал радости, прослушав наш короткий отчет.
Значит, хмуро сказал он, с автобусной остановки он отправился прямо домой, заглянув лишь в бакалейную лавку. Поел дома. Затем снова ушел, и никто этого не видел?
Из тех, с кем мы разговаривали, никто, подтвердил Фрэнк и сказал:Вот список адресов, где нам не открыли. Всего несколько домов. Но во многих случаях мы разговаривали с женщинами, главы семейств были на работе. По этим адресам мы заглянем сновалибо вечером, либо в выходные.
Кэп снова нахмурился:
Полчаса назад звонил шеф. То немногое, что я мог ему сообщить, его не устраивает. Теперь о том, как идет расследование по другим каналам. Железнодорожная полиция арестовала семнадцатилетнего парнишку с револьвером двадцать второго калибра. В настоящий момент он в тюрьме. Чтобы не было крика о самоуправстве полиции, мы предъявили ему обвинение в незаконном ношении оружия. Тем временем собираемся провести баллистическую экспертизу. Если результат окажется положительным, значит, мы кое-что имеем, но больших надежд у меня нет. Парень утверждает, что во вторник вечером был в Эль-Пасо, и, главное, собирается это доказать. Думаю, мы можем сбросить его со счетов, если, конечно, результаты баллистической экспертизы не укажут на него. И еще. Пол и Гарри весь день прочесывали дома в районе Кэмпбелл-стрит. Никто из опрошенных не опознал на фотографии Стиффлера и не заметил ничего подозрительного поблизости в тот вечер. Потом я съездил туда сам, беседовал с Джоном Медли. Очень милый джентльмен, Фрэнк. Не представляю, как ты мог заподозрить его в убийстве. Ты придерживаешься прежней точки зрения?
Фрэнк пожал плечами:
Считаю, что он псих. Пока за неимением лучшего ставлю на него.
Кэп бросил на Фрэнка неприязненный взгляд:
Но это нелепо. Он немного эксцентричен, в нем есть что-то от отшельника, но разве это делает его убийцей? Признаться, меня удивило лишь одночеловек, активно занимающийся недвижимостью, не имеет телефона. Однако потом он мне всё объяснил.
Лицо Фрэнка выразило интерес:
Что именно объяснил?
Он не выносит телефонов, потому что внезапные резкие звонки действуют ему на нервы. А для бизнеса телефон ему не требуетсяон никогда не торгуется. Если Медли поручил агенту продать участок за пятьсот долларов, он не желает, чтобы его беспокоили, предлагая четыреста пятьдесят. Сама же сделка осуществляется по почте.
Что ж, бывает и такое, сказал я. Есть ещё новости, кэп?
Звонил отец Трент. Похороны в субботу в десять утра. Вам надо присутствовать, хотя это и выходной день. Отгул возьмете в следующий уик-энд. Или у вас имеются планы на субботу?
Планов у нас не было, и кэп сказал:
Вот и хорошо. После похорон зайдете. Теперь пару слов о сегодняшнем вечере. Сколько вам потребуется времени, чтобы закончить с оставшимися адресами на Бурке-стрит?
Фрэнк сказал:
Два часа. Если повезет, и того меньше. У вас есть другое задание, кэп?
Неплохо бы ещё побеседовать с отцом Трентом. Кроме того, меня интересуют две женщины на Кэмпбелл-стритвдова Армстронг и её дочь, они живут в соседнем с Джоном Медли доме. Вечером в день убийства они ездили на машине в кинотеатр.
Возможно, до поездки или по возвращении они что-то заметили, хотя тогда не придали этому значения. Однако беседа с Трентом важнее.
Фрэнк сказал:
Церковь Святого Мэтью недалеко от моего дома. Зачем нам вдвоем ехать снова к Тренту, раз по пути из управления я могу заглянуть к нему один?
Я сказал:
Неплохая мысль, кэп. Трент знаком с Фрэнком и возможно, с глазу на глаз будет с ним откровенней. Я бы тогда мог поехать на Кэмпбелл-стрит и навестить красотку Армстронг. Если, конечно, у вас нет возражений.
Возражений у кэпа не было. Как правило, при расследовании дел об убийствах полицейские детективы работают парамидля страховки. Но кэп понимал, что ни девица Армстронг, ни отец Трент не представляют для полиции смертельной опасности.
Из дежурки Фрэнк позвонил домой, потом, перекусив, мы вновь поехали на Бурке-стрит. Там ничего толкового узнать не удалось. Один сосед, правда, утверждал, хотя и не совсем уверенно, будто видел, как Стиффлер выходил вместе с кем-то из подъезда своего дома. Сосед наблюдал на расстоянии и не мог описать, даже приблизительно, второго человека. Чем дальше мы его расспрашивали, тем туманней становились ответы. Он был даже не вполне уверен, что видел их именно во вторник. Мы посоветовали ему разобраться со своими впечатлениями и постараться припомнить другие подробности.
Поставив полицейскую машину в служебный гараж, я на своем «бьюике» довез Фрэнка до церкви Святого Мэтью, затем поехал на Кэмпбелл-стрит и остановился у дома Армстронгов. В гостиной Медли горел свет, из открытого окна доносились громкие звуки радиолы. Старик снова крутил какую-то заумную классику. Если вечером во вторник громкость была такой же, ничего удивительного, что он не слышал хлопка этой игрушки двадцать второго калибра. Я вылез из машины, подошел к двери дома Армстронгов и нажал кнопку звонка.
Открывшая мне дверь куколка оказалась сногсшибательной штучкой. Ее волосы соперничали по цвету с моими, а широко расставленные огромные глаза были голубыми, как небо Аризоны. Она была высокая, стройная, с приятными округлостями там, где им и положено быть. По всей площади, доступной обзору, её тело покрывал приятный загар. Одета красотка была в костюмчик для спортивных игр.
Не знаю, почему этому виду одежды дали такое название, возможно, по той причине, что она вызывала у мужчин непреодолимое желание тоже включиться в игру. На вид ей было лет двадцать пять, плюс-минус год.
От приятной неожиданности я замешкался однако, представившись, вскоре вошел в норму. Она сказала:
Проходите, мистер Кахэн. Мама на кухне. Я её позову
С вашей матушкой мы уже беседовали, ответил я, а вас не было дома. Вопросы я собирался задать именно вам.
Она улыбнулась:
Пожалуйста, я слушаю. Но присядьте. Я удалюсь на минутку и надену нормальное платье. Не ожидала, что вечером кто-нибудь зайдет
Прошу вас, не уходите, сказал я. Разговор займет совсем немного времениминуту или две. Если мне не удастся затянуть беседу, подумал я.
Хорошо, мистер Кахэн. Она села, выбрав стул, который предоставлял мне наилучшие возможности для обзора её фигуры.
Как вас зовут? Ваша фамилия Армстронг, но
Каролина.
Пожалуйста, расскажите, что вы помните о минувшем вторнике. Меня интересует вечер.
Боюсь, я ничего не смогу добавить к тому, что сказала мама. Мы с ней несколько раз говорили об этом, и вряд ли я припомню ещё что-нибудь.
Расскажите, что помните. Будем считать, что с вашей матерью никто не разговаривал.
Хорошо. Домой с работы я вернулась в обычное время, примерно в половине шестого. Потом
Вы приехали на своей машине или пользуетесь автобусом?
На своей.
Вы не обратили внимания, мистер Медли был дома? Его машина стояла на обычном месте?
Машину я не видела, но наверное, она была на месте, потому что сам он занимался чем-то на лужайке перед домом. Кажется, подстригал кусты. Мы с мамой собирались в кино. Из дома мы выехали около половины восьмого.
Медли всё это время оставался у себя?
Мама говорит, его машина стояла на месте. Я же не помню, не обратила внимания. Я также ничего не могу сказать о свете, хотя, наверное, он не был включен, ведь было ещё совсем светло.
По пути в кино мы перекусили, а потом поехали в кинотеатр под открытым небом. Домой вернулись до десятивторой фильм решили не смотреть. Тут я уверена, и мама тоже уверена, что в это время мистер Медли был дома. Во всяком случае дома горел свет Мы не ложились ещё около часа, но ничего необычного не видели и не слышали.
Я спросил:
Что вы думаете о мистере Медли? Как о человеке и соседе?
Он мне нравится. Немного ворчун, с устаревшими взглядами, но человек приятный.
Я вытащил из кармана фотографию Стиффлера, подошел к девушке и протянул снимок:
Вы когда-нибудь видели этого человека? В вашем районе или в другом месте?
Внимательно посмотрев на фотографию, она вернула её мне.
Нет, сказала она, не видела. Это тот человек, которого убили?
Я положил снимок обратно в карман и кивнул. Внезапно до меня дошло, что больше, в сущности, у меня к ней вопросов нет. Всё же я ухитрился задать ещё один:
Вы любите кадриль?
Она удивленно вскинула на меня широко раскрытые глаза и рассмеялась:
Обожаю, но
Сейчас половина девятого, танцы только начались, сказал я. Одевайтесь и поедем. Я вас жду.
8. Алиса Рамос
Я проснулась, зевнула и подумала, который же сейчас час. Время в принципе не имело значения, потому что я внезапно почувствовала себя полностью пробудившейся и, что бы ни показывали часы, спать больше не собиралась. Было еще, конечно, очень рано, потому что Фрэнк продолжал похрапывать. Храп был негромким, но продолжался без перерыва, и временами, когда я не могу уснуть, это буквально выводит меня из себя. Нам следовало бы иметь отдельные кровати, но каждый раз, когда я говорю о необходимости их купить, он напоминает о наших многочисленных долгах, а тон его голоса говорит, что денег у нас нет потому, что я слишком много трачу на спиртное.
Но, Боже милостивый, если я всё время от времени немного не выпью, то уж точно сойду с ума. Жизнь и так пошла вверх тормашками, подумать только, как много я от неё ожидала, и вот что получила! В полиции Фрэнку платят ничтожно мало, и никто не собирается платить ему больше. Из-за того, что он мексиканец, если не по другим причинам шансов стать капитаном или каким-нибудь другим полицейским начальником у него нет. Он считаетему повезло, что он больше не патрульный и не топчет день и ночь асфальт. Но если бы он был хоть наполовину таким умным, как воображает, то нашёл бы себе работу, где платили бы больше.
Иногда мне даже хочется, чтобы он брал взятки, как делают другие полицейские. Нет, по-настоящему, пожалуй, мне этого не хочется. Взяткидело опасное, и у нас появился бы дополнительный повод для волнений. Если бы он не был таким гордецом, как последний кретин и разрешил мне снова пойти в официантки, хотя бы на неполную неделю, мы смогли бы рассчитаться с долгами немного подкопить и переехать из этого ужасного места в Нью-Йорк, Флориду или куда-нибудь еще, где жизнь не такая унылая.
Если бы только у него было чуть побольше честолюбия желания кем-нибудь стать, а не только читать и слушать допотопную музыку! За музыку никто не платит. На книги и пластинки он тратит не меньше, чем я на спиртное.
Десять минут десятого. На мгновение я решила, что Фрэнк забыл завести будильник. Потом вспомнила, что сегодня суббота, у него выходной. Выходной, если не считать, что в десять часов ему надо присутствовать на похоронах. Хоронят человека, убийство которого он расследует. Курта Стиффлера. Фрэнк только и говорит об этом делетак бывает всегда, когда преступление оказывается интересным. Вчера вечером он поделился со мной подробностями. Сколько несчастий выпало на долю, бедняги Курта, начиная с концлагеря! Он несколько раз упоминал и другого человека, по имени Медли. Говорил, что тот чокнутый, хотя из рассказа Фрэнка было не совсем понятно, почему он сделал такой вывод.
Я легонько толкнула Фрэнка. Он повернулся на бок и теперь на несколько минут перестанет храпеть. Потом я положила руки за голову и стала смотреть в потолок. Если я встану до того, как проснется Фрэнк, мне придется варить кофе, а так как он считает, что делает это лучше меня пусть сам и варит.
Чувствовала я себя прекрасно. Никакого похмелья, потому что вчера я не брала в рот ни капли, а позавчера в четверг, лишь самую малость, чтобы поскорее прийти в себя. Боже милостивый, как кошмарно я себя чувствовала в четверг после ужасного скандала с Фрэнком накануне вечером. Наверное, виновата была все-таки я. Бедный Фрэнк, как он отправился на работу после такой ночи! Сама же я улеглась и дрыхла до полудня. Но он тоже виноватзачем пререкаться со мной? Не проще ли двинуть мне как следует, чтобы я отключилась, и уложить в постель? Он боится, что я от него уйду. Может, и уйду. Не могу сказать точно, пока это не произойдет.
Фрэнк меня любит, а мне хотелось бы, чтобы он не любил меня. Потому что в один прекрасный день я его всё равно брошу, и мне будет неприятно сознавать, что из-за меня он страдает. Наверное, поэтому я иногда так безобразно веду себя с ним, особенно когда напьюсь. Хочу, чтобы он наконец вышел из себя, разлюбил менядля своего же блага.
Не знаю, какими были бы наши отношения с Клайдом. Фрэнк не подозревает о его существовании, он никогда не видел его и даже не слышал его имени. Когда мы с Клайдом ездили в мотельа было это всего несколько раз, мы отправлялись туда в конце дня, а домой я возвращалась около часа ночи. В это время закрываются последние таверны. Фрэнк ни о чем не догадывался, потому что из машины Клайда я выходила за квартал или два от дома. Но по-настоящему я не люблю и Клайда. Может быть, способность любить исчезла шесть лет назадчерез год после того, как я вышла за Фрэнка. Тогда у меня был выкидыш, и мне удалили какие-то органыФрэнк назвал их трубопроводами, теперь я не могу иметь детей. Если бы у меня был ребеночек или даже несколько малышей, возможно, я любила бы Фрэнка, как прежде, и наша жизнь была бы иной. С другой стороны, это не так уж плохо, потому что Фрэнк мексиканец, наши дети тоже были бы наполовину мексиканцами, а ведь многие имеют против них предубеждение. Конечно, это глупо, но предубеждение, тем не менее, существует, иногда даже более сильное против детей от смешанных браков, чем против чистокровных мексиканцев. Мои малышки встретили бы в жизни немало трудностей. Ребеночек, которого я потеряла, следующей осенью мог бы пойти в школу, и тогда мне, естественно, даже в голову не пришло бы, что когда-нибудь я покину Фрэнка.
И пить я бы не стала, по крайней мере, не в таких количествах.
Мне почти тридцать, моложе я не становлюсь и если собираюсь выбраться из этой наезженной колеи, то сейчас самое время. Ещё несколько лет, и никто на меня и не взглянет. Или я окончательно сопьюсь.
Да, Клайд, возможно, мой последний шанс. Но буду ли я по-настоящему счастлива с ним? Разве существует такая вещь, как счастье? Но жизнь с ним не будет такой однообразной и скучной. Если я захочу выпить, он выпьет вместе со мной. И зарабатывает он больше Фрэнка, думаю раза в два. Но главное, мы уедем отсюда, из этой раскаленной пустыни, где, едва выбравшись из города, не увидишь ничего, кроме скорпионов, кактусов и песка. Боже милостивый, как часто я вспоминаю чудесные озера Миннесоты тысячи озер, окруженных прохладными зелеными лесами! Я жила там, пока не закончила школу, и наверное, так никогда и не пойму, что заставило меня переселиться в Тусон. Если я соглашусь уехать с Клайдом, он отвезет меня туда, куда я захочу. Даже в Рино. Рино может стать первой остановкой, если я пожелаю узаконить наши отношения Правда, Клайд особого энтузиазма не проявляет, потому что для получения развода даже в Рино надо официально информировать Фрэнка. Таким образом, он узнает, где мы находимся, и Клайд опасается, что он последует за нами с полицейским пистолетом. Лично я не думаю, что Фрэнк решится на подобный поступок, особенно если я оставлю ему записку, где всё объясню. Тем не менее, гарантии я дать не могу. Поэтому, возможно, Клайд и прав, когда говорит, что, в сущности, не имеет значения, состоим мы в законном браке или нет. Главное, чтобы люди в тех краях, где мы обоснуемся, считали нас мужем и женой.