- Ее определили по номеру?
- Да.
- Но вы не посмотрели на номер купюры, которую я вам дал?
- Это должна быть она.
- Что вы имеете в виду?
- Это была двадцатидолларовая бумажка.
- Что в ней было особенного, почему вы могли ее запомнить?
- Я помню, что получил ее от вас.
- Но как вы отличаете ее от всех прочих двадцатидолларовых купюр?
- На следующее утро у меня была она одна.
- Вы хотите сказать, что я был единственным, кто в тот вечер дал вам двадцатидолларовую купюру?
- Вот именно.
- Подумайте хорошенько, может, еще кто-нибудь дал вам такую же бумажку?
- Нет. Она была одна.
- Теперь давайте уточним. Когда я расплатился с вами двадцатидолларовой купюрой, вы не обратили на нее особого внимания.
- Как бы не так! Это были двадцать долларов, и вы не взяли сдачу. Когда пассажир не берет сдачу с двадцати долларов, я такое не забываю.
- Нет-нет, - сказал Мейсон, - меня интересует другое: вы не посмотрели на номер купюры, когда я вам ее дал?
- Нет, на номер я не глядел, просто сунул в карман.
- Так откуда же вы знаете, что я дал вам именно эту купюру?
- Потому что на следующее утро, когда полиция попросила меня проверить, это была единственная двадцатидолларовая бумажка у меня в кармане.
- Второй раз, - сказал Мейсон, - я платил серебряными долларами.
- Ну да. Об этом никто не спорит. Вы поехали к полицейскому участку. Сначала в аэропорт, а потом передумали и сказали, чтобы я вез вас к участку. Дали мне серебряные доллары и велели подождать. Потом из участка вышла женщина, вот эта. - Он указал на Карлотту. - Вы втащили ее в такси. Она сначала подумала, что машина свободна. Вы посадили ее в машину и велели мне ехать быстрее. Полицейский подбежал и попытался остановить машину, но вы велели ехать.
- И что же вы сделали?
- Ехал, пока вы не велели остановиться у мотеля, где были свободные места. Вы все туда вошли, а я пошел звонить в полицию.
- И в результате этого звонка к мотелю подъехала полицейская машина?
- Наверно. Они забрали вас и сказали, что сами отвезут вас в аэропорт.
- Значит, двадцать долларов вы получили за первую нашу поездку?
- Я вам все время об этом твержу.
- И это были единственные двадцать долларов в вашем кармане на следующее утро?
- Ну да!
- А теперь хорошенько подумайте. Не тратили ли вы деньги вечером четвертого?
Свидетель покачал головой.
- Подумайте, - настаивал Мейсон.
- Я я хорошо поужинал. Вечер оказался удачным, и я решил, что могу позволить себе хороший бифштекс. Заплатил, по-моему, десятидолларовой бумажкой.
- Что вы сделали, когда я уехал в аэропорт?
- Я стоял у мотеля, там была эта дама, которую вы привезли от полицейского участка. Она хотела, чтобы я отвез ее в казино, и я отвез.
- Она заплатила?
- Конечно, у меня же такси.
- Как она вам заплатила?
- Деньгами, - сердито ответил шофер.
- Она дала вам нужную сумму, или вам пришлось давать ей сдачи?
- Она дала Я не помню. Может, и всю сумму. Кажется, она дала долларовые бумажки. Не помню.
- Не могла ли она дать вам двадцатидолларовую бумажку?
- Я же сказал: у меня в кармане была только одна двадцатидолларовая бумажка. Я помню, что вы дали мне двадцать долларов. На следующее утро полиция попросила меня посмотреть по карманам, нет ли там двадцатидолларовых бумажек, и дать их номера. У меня оказалось двадцать долларов, я дал им номер, они попросили меня написать на банкноте мои инициалы, забрали ее и дали вместо нее две по десять.
- Если женщина из мотеля - кстати, ее зовут миссис Тейлман - дала вам двадцатидолларовую купюру, когда вы везли ее в казино, и вы дали ей сдачи, то вы могли заплатить этой купюрой за свой бифштекс, не так ли?
- Конечно, так. А если бы Рокфеллер подарил мне миллион долларов, я был бы миллионером.
В зале раздался смех.
Судья Сеймур постучал по столу карандашом:
- Это не повод для веселья.
- Прошу суд проявить снисхождение, - сказал Мейсон. - Я полагаю, с точки зрения этики адвокат не должен давать показания в качестве свидетеля по делу, а если будет вынужден, то не должен выступать перед присяжными.
Я хотел бы избежать этого и пытаюсь прояснить ситуацию с помощью детального допроса.
Судья Сеймур кивнул и сказал:
- Продолжайте, мистер Мейсон. Суд понимает ваше положение.
- Я хотел бы получить ответ на свой вопрос, - сказал Мейсон. - Если ваша пассажирка дала вам двадцатидолларовую бумажку, могли ли вы заплатить ею за бифштекс?
- Нет, не думаю.
- Вы считаете, что это невозможно?
- Я считаю, что невозможно. Она не давала мне двадцатидолларовой бумажки. На следующее утро это были единственные двадцать долларов.
- Может, на следующее утро это и были единственные двадцать долларов, но вы ведь не можете поклясться, что не потратили двадцатидолларовую купюру, когда платили за бифштекс?
- Не думаю, что я это сделал.
- Вы можете поклясться?
- Поклясться не могу. Но думаю, что не тратил. Я в этом уверен.
- Это все, - объявил Мейсон.
- Если вы уверены, то можете поклясться, - вкрадчиво сказал Раскин, не так ли, мистер Робертс?
- Возражаю, - вмешался Мейсон. - Это наводящий вопрос.
- Вопрос действительно наводящий, - признал судья Сеймур.
- Но это же свидетель с нашей стороны, - возразил Раскин.
- Не имеет значения. Вы не должны вкладывать свои слова в его уста.
- Ну, хорошо. Она дала вам двадцатидолларовую купюру, а вы ей - сдачу?
- Нет, не думаю.
- Вы уверены?
- Да, уверен.
- У меня все, - сказал Раскин.
- Вы можете поклясться, что не давала? - улыбнулся Мейсон.
- Ну, хорошо! - крикнул свидетель. - Клянусь, что не давала!
- Только что вы сказали, что не можете поклясться. Вы передумали? Почему? Не потому ли, что так хочет прокурор?
- Возражаю! - закричал Раскин. - Так нельзя вести допрос!
- Возражение отклоняется. Отвечайте, мистер Робертс, - сказал судья Сеймур.
- Я хочу поклясться, потому что она не давала мне двадцать долларов. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен.
Раскин ухмыльнулся, глядя на Мейсона.
- Вы думаете об этом с четвертого числа? - спросил Мейсон.
- Ну да, время от времени.
- И несколько минут назад вы не захотели поклясться
- А теперь хочу!
- Потому что я вас рассердил?
- Просто клянусь.
- У меня все, - объявил Мейсон.
- Вызываю Луизу Пикенс, - объявил Раскин.
Луиза Пикенс оказалась молодой, привлекательной женщиной, излучающей приветливость и добродушие. Как только она принесла присягу и улыбнулась присяжным, те тут же расслабились и заулыбались в ответ.
- Чем вы занимаетесь? - начал Раскин.
- Я работаю в полиции.
- Знакомы ли вы с текстом письма, которое миссис Тейлман нашла в кармане своего мужа?
- Да.
- Вы пытались составить такое же?
- Да.
- И что же?
- Я купила «Лос-Анджелес таймс» и «Лос-Анджелес экзаминер» за вторник, третьего, и обнаружила, что письмо можно составить из заголовков этих газет.
- Вы составили такое письмо?
- Да.
- Оно при вас?
- Да.
- Могу я взглянуть на него?
- Одну минуту, - вмешался Мейсон. - Это не относится к делу. То, что письмо могло быть составлено таким образом, ни в коем случае не является уликой против обвиняемой.
- Я намерен доказать обратное, - ответил Раскин.
- Я думаю, что должен это разрешить, - сказал судья Сеймур. - Это входит в сферу деятельности обвинения. Конечно, присяжные понимают, что оно не обязательно было составлено именно таким образом. Возражение отклоняется.
Луиза Пикенс достала письмо.
- Прошу приобщить его к делу в качестве вещественного доказательства, - сказал Раскин.
- Прошу отметить, что защита возражает, - отозвался Мейсон.
- Возражение защиты отклоняется, - сказал судья Сеймур. - Письмо будет приобщено к делу.
- Спрашивайте, - повернулся Раскин к Мейсону.
- Вопросов нет, - отозвался тот.
Раскин взглянул на часы и пошептался с Гамильтоном Бергером, окружным прокурором. Потом он обратился к судье:
- Вы позволите нам посовещаться?
Судья Сеймур кивнул.
Раскин и Гамильтон Бергер долго совещались шепотом, время от времени поглядывая на часы.
Наконец Бергер встал.
- Обвинение уже почти закончило свое выступление, но мы хотели бы еще кое-что обсудить. Не могли бы мы попросить суд объявить перерыв до двух часов?
Судья Сеймур покачал головой:
- Еще нет одиннадцати, джентльмены. У нас множество нерассмотренных дел. Суды и так стали начинать работу на полчаса раньше, чтобы побольше успеть, и я считаю, что мы не можем откладывать это дело. Предлагаю вызвать еще одного свидетеля.
Бергер и Раскин снова поспешно зашептались. Потом Бергер объявил:
- Вызывается Уилбер Кеннеди.
Когда Уилбер Кеннеди вышел вперед и поднял руку, чтобы принести присягу, Дженис Вайнрайт прошептала Перри Мейсону:
- Это тот человек, который продает газеты на углу возле конторы.
- Чем вы занимаетесь? - спросил Бергер.
- Продавец новостей, если угодно. Я торгую газетами и журналами. У меня киоск на углу.
- Вы знакомы с обвиняемой?
- Да, я знаю ее много лет.
- В то утро, во вторник, третьего, вы ее видели?
- Видел.
- Что она делала?
- Купила «Таймс» и «Экзаминер».
- А потом?
- Зашла в лавочку на другой стороне улицы.
- А потом?
- Отправилась к себе на работу.
- Вы видели ее ещё раз в то утро?
- Да.
- Когда?
- Примерно через полчаса.
- Что она делала?
- Пришла и купила еще одну «Таймс» и одну «Экзаминер».
Сидящие в зале ахнули, когда до них дошла важность сказанного.
- В котором часу?
- Утром, без пятнадцати девять. Она шла на работу в восемь тридцать и заговорила со мной. Потом спустилась и купила газеты, зашла в магазинчик напротив и поднялась к себе в контору. А примерно через полчаса снова спустилась и купила еще две газеты.
- Она как-то объяснила вторую покупку?
- Сказала, что ей надо оттуда что-то вырезать.
- Благодарю вас, - сказал Гамильтон Бергер и с победным видом повернулся в Перри Мейсону: - Теперь спрашивайте вы.
- Вопросов нет, - ответил Мейсон.
- Вызывается Люсиль Рэнкин, - объявил Гамильтон Бергер.
Люсиль Рэнкин привели к присяге.
- Видели ли вы когда-нибудь обвиняемую? - спросил Бергер.
- Да.
- Где?
- В магазинчике, где я работаю.
- Когда?
- Во вторник, третьего.
- В какое время?
- Примерно без пятнадцати девять.
- У вас были какие-то контакты?
- Да.
- Какие именно?
- Я продала ей ножницы.
- Вы о чем-нибудь говорили?
- Да, она сказала, что ей нужны маленькие ножницы, которыми удобно делать вырезки из газеты. Левой рукой она прижимала к себе свернутые газеты.
- Защита может задавать вопросы, - сказал Бергер.
- Вопросов нет, - вежливо отозвался Мейсон.
- Обвинение закончило выступление, - с триумфом в голосе объявил Гамильтон Бергер.
Мейсон встал и посмотрел на часы.
- Уважаемый суд, - начал он, - довольно необычно, что дело об убийстве рассматривается столь поспешно. Защита несколько растеряна. Я бы попросил отложить дело до двух часов, чтобы я мог посовещаться со своей подзащитной.
Судья Сеймур покачал головой:
- Мы стараемся уложиться в расписание, мистер Мейсон. Признаю, что для столь серьезного дела такая поспешность необычна, но у нас есть еще целый час. Сейчас наступает время утреннего перерыва, и вместо обычных десяти он будет длиться двадцать минут, чтобы вы успели посовещаться с подзащитной. - Судья повернулся к присяжным: - Суд объявляет перерыв на двадцать минут. В это время вы не должны ни обсуждать данное дело, ни позволять другим делать это в вашем присутствии, ни выражать какие-либо мнения. - Судья Сеймур встал и вышел из зала.
Когда публика покинула зал судебного заседания, Мейсон повернулся к Дженис Вайнрайт и спросил шепотом:
- Ну, Дженис, что скажете?
- Мистер Мейсон, - сказала она, - они говорят об этом, как о чем-то ужасном, а это было просто обычное поручение мистера Тейлмана. Мистер Тейлман попросил купить утренние газеты. Он сказал, что хочет вырезать оттуда кое-что о земельных участках, и попросил принести ему ножницы. Мне пришлось пойти купить их, потому что те, что были в конторе, я сломала за несколько дней до этого.
- Что было потом?
- Когда я вернулась, он попросил спуститься и купить еще две газеты.
- Что стало с этими газетами?
- Не знаю. В корзину для бумаг он их не бросил, это точно. Но обычно он и не бросал газеты в корзину, а складывал в шкаф. Когда набиралась большая стопка, уборщица их выносила. Иногда мистер Тейлман искал в старой газете какое-нибудь объявление о продаже недвижимости. Но, сделав вырезки, обычно выбрасывал газету в корзину, а в этот раз не выбросил.
- Дженис, - сказал Мейсон, - вам придется давать показания. Вы должны понять, что все косвенные улики против вас. Конечно, у вас есть объяснения всему: Тейлман сказал это, Тейлман велел сделать то, я следовала инструкциям мистера Тейлмана. Тейлман мертв. Вы понимаете, что сделает с вами обвинение, когда вы начнете давать показания. Они станут утверждать, что вы сфабриковали эту версию, потому что Тейлман мертв и не может вам возразить. Все зависит от впечатления, которое вы произведете на присяжных. Вы не можете позволить себе потерять выдержку, впасть в истерику. Вы должны мужественно принимать все удары. Вы понимаете?
- Да.
- Вы можете это сделать?
- Мистер Мейсон, я боюсь боюсь, что не смогу.
- Я тоже этого боюсь, - мрачно произнес Мейсон. - Ну, хорошо, Дженис, у вас еще есть пятнадцать минут, чтобы подумать, успокоиться. До сих пор парадом командовал я. Теперь ваша очередь. Соберитесь с мыслями.
Мейсон отошел к Полу Дрейку и Делле Стрит.
- Да, Перри, дела не ахти, - сказал Дрейк. - Конец был настоящей бомбой.
- Она же сказала, что покупала газеты для мистера Тейлмана, - отозвался Мейсон.
- Это очень удобно, он же не может ей возразить, - сухо ответил Дрейк. - Я думаю, что твоя клиентка лжет.
- Знаешь, Пол, за время своей адвокатской практики я усвоил одну вещь: защитник может скептически относиться к словам подзащитного только до тех пор, пока не начался суд. После этого - никаких сомнений. Он должен встать перед присяжными и показать, что верит каждому слову своего подзащитного.
- Я знаю, - сочувственно согласился Дрейк, - но это была настоящая бомба.
- Давай проанализируем, - перебил его Перри. - Что это значит?
- Это значит, - ответил Дрейк, - что твоя клиентка спустилась вниз, купила газеты, вернулась и наклеила это послание на бумагу. Потом еще раз вышла на улицу, купила еще две газеты и смастерила второе послание, которое отправила Тейлману домой.
- Пусть так, но почему она это сделала?
- Чтобы быть уверенной, что он его. получит.
- Тейлман был в конторе. Ей надо было всего-навсего положить письмо со всей остальной почтой.
- Может, она хотела, чтобы об этом узнала его жена?
- С другой стороны, - продолжал Мейсон, - предположим, что Тейлман намеревался исчезнуть и хотел прихватить с собой как можно больше наличных. Он хотел оставить письмо с угрозами, чтобы о нем обязательно узнали. Он надеялся, что Дженис Вайнрайт заглянет в корзину для мусора и найдет письмо, но не был в этом уверен. Поэтому он кладет еще одно письмо во внутренний карман пиджака, приходит домой и переодевается, зная, что жена имеет привычку рыться у него в карманах.
- Знаешь, Перри, - сказал Дрейк, - твоя клиентка - прелестная крошка. Если она сумеет хорошо подать свою версию, а ты убедишь присяжных, голоса могут разделиться.
Мейсон неожиданно весь напрягся.
Делла Стрит, хорошо знавшая каждое его настроение, внимательно посмотрела на него:
- Что случилось?
Он щелкнул пальцами.
- Все очень просто, а я чуть не проглядел! Если письмо было выклеено из газет, его смастерил либо Тейлман, либо Дженис Вайнрайт.
В любом случае оно не могло прийти по почте, а значит, письмо от А. Б. Видала - я имею в виду конверт с адресом - просто уловка.
- Но Дженис сказала, что конверт пришел по почте Оно должно было быть в конверте, - возразила Делла.
- Оно не могло там быть, - сказал Мейсон.
- Боюсь, это как раз один из моментов, к которым прицепится обвинение, - сказал Дрейк. - Ты же видишь, что они делают. Гамильтон Бергер явился специально, чтобы иметь честь допросить твою клиентку, свести на нет ее версию.
Мейсон пересек зал заседаний и остановился у окна, глядя на проходящий внизу транспорт невидящим взглядом.
В зале снова появилась публика. Вошел бейлиф. Звонок возвестил о появлении присяжных.
В зале царила атмосфера напряженного ожидания, как перед решающим сражением.
- Прошу всех встать, - объявил бейлиф.
Судья Сеймур вошел и уселся в свое кресло. Бейлиф ударил молоточком. Все сели.
- Присяжные собрались, обвиняемая находится здесь, - сказал судья Сеймур. - Мистер Мейсон, можете продолжать.
- Уважаемый суд, - начал Мейсон, - во время перерыва мне пришла в голову очень важная мысль. Я хотел бы вызвать одного из свидетелей обвинения для повторного допроса.
- Кого именно? - спросил судья Сеймур.
- Миссис Карлотту Тейлман.
Тут поднялся Гамильтон Бергер.
- Уважаемый суд, - с достоинством начал он, - я полагаю, вы впервые ведете дело, в котором мистер Мейсон представляет интересы обвиняемого. Я же участвовал во многих. Это типичная процедура. Защитник всегда ждет удобного момента, потом ходатайствует о повторном вызове свидетеля, подчеркивая таким образом важность вопросов, которые намерен задать, и нередко получая желанную отсрочку. В данном случае совершенно ясно, что защите необходима отсрочка, чтобы решить, будет ли обвиняемая давать показания. Я сочувствую мистеру Мейсону, но у нас тоже есть работа, как и у суда, а кроме того, мы должны принимать во внимание интересы налогоплательщиков.
Я заявляю, что цель ходатайства о повторном вызове свидетеля - протянуть время до обеденного перерыва.
- Считаю, что защита должна проводить допрос свидетелей обвинения сразу, а не по частям, - сказал судья Сеймур. - Конечно, суд вправе разрешить повторный допрос даже после того, как обвинение закончило свое выступление, но для этого должны иметься очень веские основания, которых в данном случае я не вижу, и, следовательно, не намерен давать подобное разрешение.
- Могу я сказать, ваша честь? - спросил Мейсон.
- Конечно, мистер Мейсон. Я готов предоставить вам все возможности для защиты.
- Уважаемый суд, - начал Мейсон голосом, полным искренности, - все это дело построено на косвенных уликах. И одной из них, на которую очень полагается обвинение, является двадцатидолларовая купюра, номер дайте мне взглянуть на нее.
- Нечего тянуть время, читая номера купюр, - вмешался Гамильтон Бергер. Суду представлена одна-единственная купюра, и нам не нужны все эти разговоры с единственной целью протянуть время.
- Суд склонен согласиться с обвинением, - сказал судья Сеймур. - Что там с этой двадцатидолларовой купюрой?
- Я хотел бы допросить миссис Тейлман и узнать у нее, не платила ли она водителю такси, когда он вез ее в казино, двадцатидолларовой купюрой.
- Ну и что? - сказал Гамильтон Бергер. - Это ничего не значит.
- Это очень много значит, - возразил Мейсон. - Эти двадцать долларов, как уже установлено, были в том самом чемодане, который хранился в ячейке «Ф» ноль восемьдесят два вокзальной камеры хранения. Если эта двадцатидолларовая купюра принадлежала обвиняемой, то, по мнению прокурора, именно она занималась шантажом и сфабриковала письма, именно она получила чемодан, а когда обо всем узнал мистер Тейлман, ей не оставалось ничего другого, как убить его.
Таким образом, эта купюра становится очень важным моментом обвинения.
Самой важной уликой. Если же я смогу доказать, что свидетель Дадли Робертс, водитель такси, получил или мог получить эту купюру от миссис Карлотты Тейлман, позиция обвинения значительно ослабнет; более того, обвинение может просто рухнуть.
Судья Сеймур задумчиво нахмурился, аргументы Мейсона явно произвели на него впечатление.
- Ваша честь, - вскочил Гамильтон Бергер, - это все те же штучки! Даже если у нелепой теории защиты есть какие-то основания, это ничего не значит. Миссис Карлотта Тейлман не имела никакого доступа к чемодану. У нее не было возможности получить одну из этих купюр. Она даже не видела убитого, не говорила с ним. Она общалась только с секретаршей покойного, обвиняемой по данному делу. Если даже она и расплатилась такой купюрой, как желает уверить нас защитник, доказательство этого должно быть частью его собственного выступления. Обвинение не возражает, чтобы защитник допросил миссис Карлотту Тейлман как собственного свидетеля. Он может сделать это прямо сейчас.
- Я думаю, мистер Мейсон, так будет лучше всего, - сказал судья Сеймур.
- Можно мне сказать, ваша честь? - спросил Мейсон.
- Конечно.
- Окружной прокурор прекрасно понимает, - начал Мейсон, - что в данном деле у обвиняемой имеются некоторые технические преимущества, которых он хочет ее лишить. Если будет установлено, что миссис Карлотта Тейлман расплатилась с водителем такси двадцатидолларовой купюрой, то будет считаться недоказанным, что обвиняемая имела в своем распоряженнии купюру из чемодана. А поскольку обвинение в значительной степени базируется именно на этом утверждении, у меня будут все основания обратиться к суду, чтобы он просил присяжных вынести оправдательный вердикт. Суду известно, что по закону, если косвенное доказательство может быть объяснено чем-то иным, кроме вины подсудимого, должно приниматься именно такое толкование.
Судья Сеймур подумал и решил:
- Хорошо. Суд - это храм справедливости. Он не связан по рукам и ногам процедурными формальностями. Они в первую очередь направлены на соблюдение правосудия. Я намерен позволить защите провести повторный допрос миссис Карлотты Тейлман. Пройдите к свидетельскому месту, миссис Тейлман. Судья повернулся к Мейсону: - Но я прошу, чтобы все ваши вопросы касались только данного эпизода.
- Хорошо, ваша честь, - ответил Мейсон. Гамильтон Бергер в отчаянии взглянул на часы. Служитель разыскал Карлотту Тейлман, и она вернулась на свидетельское место.
- Вы по-прежнему находитесь под присягой, - предупредил ее судья Сеймур. - Мистер Мейсон, можете приступать.
- Миссис Тейлман, - обратился к ней Мейсон, - вы помните вечер четвертого в Лас-Вегасе, когда мы беседовали в мотеле? Нас прервала полиция. После этого, насколько мне известно, вы отправились на такси в казино.
- Совершенно верно. Я села в такси, которое ожидало там.
- Вы помните, как расплатились с шофером? Какие деньги вы ему дали?
- Ну да. Я дала ему пятьдесят центов на чай и
- Я хочу выяснить, - прервал ее Мейсон, как именно вы расплатились - точно по счетчику или более крупной банкнотой?
- Я дала пять долларов. Я помню, у меня было Нет, подождите минутку. У меня были пятидолларовые бумажки, когда я вошла в казино. Я играла на двадцатипятицентовых машинах и разменяла две бумажки по пять долларов. Я получила от таксиста сдачу - три бумажки по пять долларов и серебро.
- В таком случае, - заключил Мейсон, - вы должны были дать ему двадцатидолларовую купюру.
- Совершенно верно. Я вспомнила: я дала ему именно двадцать долларов.
- Это были единственные двадцать долларов в вашем кошельке?
- Нет, их было несколько, десять - двенадцать бумажек. Я дала ему одну из них,
- Благодарю вас, ваша честь, - повернулся Мейсон к судье. - У меня все.
Гамильтон Бергер и его помощник зашептались.
- У вас есть вопросы к свидетелю, господин прокурор? - спросил судья Сеймур.
Явно выведенный из себя Гамильтон Бергер поднялся со своего места:
- Где вы взяли двадцати долларовую купюру, которую дали водителю такси, миссис Тейлман?
- Разумеется, у себя в кошельке.
- А до того, как положили в кошелек?
- В банке, в Лос-Анджелесе.
- Вот именно, - сказал Бергер, - вы никоим образом не могли получить эти деньги от своего бывшего мужа, не так ли?
Мейсон вскочил раньше, чем прозвучал ответ.
- Одну минуту, ваша честь! Вопрос наводящий, он подсказывает свидетельнице ответ. Если обвинение намерено строить свое выступление на косвенных уликах, обстоятельства должны говорить сами за себя.
- Но это же наш свидетель, - возразил Гамильтон Бергер,
- Не имеет значения, - объявил судья Сеймур. - Вы можете обратить внимание свидетеля на какой-то факт или обстоятельство, но не можете подсказывать ему ответ, тем более отвечать за него. Возражение защиты поддерживается.
Гамильтон Бергер даже не пытался скрыть гнев.
- Когда вы видели своего бывшего мужа в последний раз?
- Два года назад.
- Когда вы в последний раз, до вашей поездки в Лас-Вегас, видели его секретаршу?
- Тогда же.
- Пусть факты говорят сами за себя, - сердито заявил Бергер и сел на свое место.
- Одну минуту, мисс Тейлман, - обратился к ней Мейсон. - У меня есть еще вопрос.
- Уважаемый суд, - сказал Гамильтон Бергер, - это именно то, о чем я предупреждал. Мистер Мейсон вызвал свидетеля, заверив суд, что хочет задать только один вопрос. Теперь он тянет время до обеденного перерыва.
- Я думаю, прокурор прав, - сказал судья Сеймур, - Этого свидетеля вызвали с целью задать только один вопрос.
- Совершенно верно, ваша честь. Но вмешалось обвинение и внесло в дело много нового. Я хочу задать вопрос относительно той информации, которая появилась во время допроса свидетеля окружным прокурором.
- Это право у вас, разумеется, есть, - согласился судья Сеймур. - Если ваши вопросы касаются только этой части допроса, вы можете их задать.
Мейсон подошел к свидетельнице:
- Вы говорите, что не видели своего бывшего мужа два года?
- Возражаю, вопрос уже был задан, и на него ответили, - сказал Гамильтон Бергер. - Если так пойдет, мы просидим здесь целый день.
Судья Сеймур, нахмурившись, взглянул на прокурора и сказал:
- Свидетельнице потребовалось бы гораздо меньше времени, чтобы ответить, чем ушло на ваши возражения. Я полагаю, мистер Мейсон, это предварительный вопрос?
- Да, ваша честь.
- Возражение обвинения отклоняется. Свидетельница, отвечайте на вопрос.
- Совершенно верно, - ответила свидетельница.
- А были ли у вас в течение, скажем, двадцати четырех часов до вашей поездки в Лас-Вегас какие-либо контакты с человеком по имени А. Б. Видал?
- Возражаю! - крикнул Гамильтон Бергер.
- Возражение отклоняется, - отозвался судья Сеймур.
Свидетельница секунду поколебалась и сказала:
- Я принесла присягу и должна признаться, что беседовала по телефону с человеком, который назвался А. Б. Видал.
- Когда состоялась эта беседа?
- Вечером третьего, в восемь тридцать. Во вторник.
- Чего хотел этот человек?
- Того же, что и другие. Поговорить об акциях.
- Он сказал, что его зовут Видал?
- Совершенно верно, А. Б. Видал.
- Он сообщил, откуда звонит?
- Это был междугородний звонок из Бейкерсфилда.
- Вы узнали голос?
- Нет, но было слышно, как кто-то тихо дает инструкции, и я уверена, что это был голос моего бывшего мужа. Связь была хорошая, а у меня очень тонкий слух.
- О чем шел разговор?
- Я сказала, что, если заинтересованное лицо хочет говорить со мной, я встречусь с ним в Лас-Вегасе в среду, четвертого, и приеду туда вечерним поездом из Лос-Анджелеса. Я также сказала, что не намерена обсуждать дела с посредниками, только с самим патроном. Я сказала, что знаю, кто это, и, если он желает вести со мной переговоры, может прислать мне сто долларов наличными на возмещение расходов, и я встречусь с ним в Лас-Вегасе.
- А потом?
- Я повесила трубку, не дожидаясь ответа.
- Вы получили деньги?
- Да, на следующий день мне домой принесли конверт с пометкой «Расходы на Лас-Вегас». В нем было пять купюр по двадцать долларов.
- Благодарю вас, - сказал Мейсон. - У меня все.
Гамильтон Бергер подскочил к свидетельнице.
- Вы положили эти деньги в кошелек?
- Часть из них. Сколько-то я потратила на билет до Лас-Вегаса.
- Вы не сказали, что тот человек назвался Видалом, - упрекнул ее Бергер.
- Вы же не спрашивали, - ответила свидетельница. - Я сказала, что многие пытались заполучить мои акции, и у меня есть основания полагать, что некоторые представляли интересы моего бывшего мужа. Я не входила в детали, потому что вы не спрашивали.
Мейсон улыбнулся присяжным.
Гамильтон Бергер и Раскин опять зашептались.
- У нас все, - неожиданно объявил Бергер.
- У нас тоже, - сказал Мейсон. Судья Сеймур взглянул на часы.
- Ну что ж, джентльмены, у нас всего пятнадцать минут до перерыва. Защита может начинать выступление?