Сначала она, вероятно, пыталась сопротивляться, но упала, убитая руками собственного мужа, мужа, который торжественно клялся чтить ее и оберегать. Не забудьте об этом.
Он держал ее перед зеркалом, в котором она могла видеть свою борьбу со смертью. Это продолжалось, вероятно, несколько минут. Как вы думаете, что он сделал, убедившись, что она мертва и больше не стоит у него на пути?
Думаете, он почувствовал угрызения совести или жалость? Совсем нет. Я скажу вам, что он сделал. Он спокойно продолжал одеваться, в той же комнате, рядом с трупом своей жены. Он взял другой галстук и повязал его вместо того, которым задушил жену, взял шляпу, плащ и позвонил девушке.
К счастью, ее не было дома. Но через несколько часов она обо всем узнала. Почему он позвонил ей, когда у него еще дрожали руки, которыми он избавился от жены? Не потому, что его мучила совесть, и не потому, что он хотел ей все рассказать и посоветоваться или попросить о помощи. Совсем нет! Он хотел использовать ее в своих интересах, чтобы она, сама о том не подозревая, обеспечила ему алиби. Он хотел пригласить ее в тот самый ресторан и в тот самый театр, куда пригласил раньше свою жену. Вероятно, у него было намерение перед встречей перевести часы и специально обратить ее внимание на время, чтобы она позже подтвердила его алиби.
Дамы и господа, решайте сами, является ли этот человек убийцей, или нет. Его план не осуществился, потому что девушки не было дома. Поэтому он один вышел из дома и хладнокровно осуществил весь план, который придумал, не пропустив ни одного пункта. Это заняло у него время с шести часов до полуночи. Тогда ему не пришло в голову сделать то, о чем он нам рассказывает теперь: подцепить первую попавшуюся женщину и использовать ее для алиби. Он был слишком возбужден и не мог сосредоточиться. Может быть, у него не хватило самообладания, он боялся довериться незнакомой женщине, боялся выдать себя своим поведением. Возможно, он подумал, что все равно уже поздно, после того как он ушел из дома, прошло слишком много времени. Алиби могло ему помочь, но могло и обернуться против него, когда после преступления прошло уже довольно длительное время. При допросе могло выясниться, когда в действительности он встретился с этой женщиной. Такие мысли были у него в голове.
Не было ли у него лучшей возможности? Конечно, выдуманная спутница! Призрак, специально описанный неясно и в общих чертах, так что никто не мог ее найти и опровергнуть его вымысел о времени, когда они встретились. Другими словами, что лучше: недосказанное алиби или алиби, которое может быть опровергнуто? Дамы и господа, ответьте на этот вопрос сами. Недоказанное алиби нельзя подтвердить, но при этом всегда остается место для сомнений, в то время как опровергнутое алиби не оставляет возможности правдоподобно защищаться. Ничего лучше нельзя было придумать, и он сделал все так, как задумал. Иными словами, он сознательно мистифицировал следствие, рассказывая, о вымышленном лице. И это было ему выгодно, потому что ненайденная женщина не могла поставить под угрозу его алиби.
И в заключение позвольте, дамы и господа, задать вам простой вопрос.
Возможно ли, чтобы человек, жизнь которого поставлена на карту и который может спастись, только вспомнив внешность женщины, не способен был восстановить в памяти ни одной подробности? Ни единой детали. Не мог вспомнить, какого цвета у нее глаза, волосы, какого она роста, стройная или полная - ничего. Вам бы удалось полностью потерять память, если бы речь шла о вашей жизни? Подумайте об этом, я не хочу вам подсказывать. Уважаемые судьи, мне нечего добавить. Перед вами ясное дело, я не вижу ничего, что бы вызывало сомнения. - Прокурор медленно, театральным жестом показал на Хендерсона. - Штат обвиняет Скотта Хендерсона в убийстве жены. Штат требует его казни. Штат считает дело законченным.
6. За девяносто дней до казни
- Обвиняемый, встаньте и повернитесь лицом к присяжным. Суд присяжных вынес приговор?
- Да, ваша честь.
- Считаете ли вы обвиняемого виновным?
- Виновен, ваша честь.
Со скамьи подсудимых послышался сдавленный голос:
- Господи, это невозможно
7. За восемьдесят семь дней до казни
- Обвиняемый, вы хотите сказать что-нибудь, перед тем как будет вынесен окончательный приговор?
- Что может сказать человек, которому все твердят, что он совершил преступление, а он знает, что это неправда? Кто его будет слушать? Кто ему поверит?
Сейчас вы сообщите, что я должен умереть. Ничего не поделаешь, я, как и все, боюсь умирать. Умирать страшно, еще страшнее умереть из-за недоразумения. Когда этот час придет, я постараюсь держаться. Но повторяю всем, кто меня слышит и не верит мне: я этого не делал. Я не убивал. И никакой приговор суда, никакая казнь ничего в этом не изменят. Можете зачитать приговор, ваша честь.
От судейского стола донеслись негромко произнесенные слова, выражающие симпатию:
- Мистер Хендерсон, я никогда не слышал от человека, ожидающего приговора, таких убедительных, достойных и мужественных слов. Но решение присяжных не оставляет мне выбора. - И этот же голос продолжал громко, на весь зал: - Скотт Хендерсон, вы предстали перед судом и были признаны виновным в убийстве первой степени. Суд приговаривает вас к смерти. Казнь будет совершена в тюрьме после двадцатого ноября. Пусть Господь будет к вам милостив.
8. За двадцать один день до казни
Перед камерой, где находился приговоренный к смерти, раздался приглушенный голос:
- Он здесь.
Зазвенели ключи, и голос произнес громче:
- К вам гость, мистер Хендерсон.
Хендерсон не шевельнулся и не сказал ни слова. Двери открылись и снова закрылись.
Они молча смотрели друг на друга.
- Вы, наверное, меня не помните
- Люди помнят тех, кто осуждает их на смерть.
- Я никого не осуждаю, я только передаю совершивших преступление в руки правосудия.
- И вы пришли убедиться, что ваша добыча не сбежала, что она там, куда вы ее посадили, пришли напомнить, что время бежит, минута за минутой? Вам это доставляет удовольствие? Посмотрите на меня, это очень интересно. Я все еще здесь и никуда не сбежал. Если это все, можете идти.
- Почему столько горечи, Хендерсон?
- Умереть в тридцать два года не сладко.
Бёджес не ответил. Не существует подходящего ответа на такое замечание. Всем своим видом он пытался показать Хендерсону, что понимает его. Он подошел к узкому окошку и заглянул в него.
- Здесь вы не много увидите, - констатировал Хендерсон, не глядя на детектива.
Бёджес повернулся к нему.
- Хотите сигарету? - предложил он.
Хендерсон иронически ухмыльнулся:
- Что вы в них намешали?
- Зачем вы так говорите? - обиделся детектив.
В конце концов Хендерсон взял сигарету - не потому, что ему хотелось курить, а чтобы отделаться от полицейского. Бёджес зажег ему спичку. Хендерсон поблагодарил его презрительным взглядом.
- Что означает ваш визит? Настал день казни?
- Я понимаю, как вы себя чувствуете - защищался Бёджес.
Хендерсон резко вскочил с нар.
- Вы понимаете, как я себя чувствую? - набросился он на детектива и показал на его ноги, стряхнув на них пепел с сигареты: - Вы можете идти, куда хотите! А я - нет! Он криво усмехнулся: - Убирайтесь! Ищите следующую жертву, что-нибудь свеженькое. Меня уже достаточно обработали.
Он снова лег, пуская дым в потолок.
Они старались не смотреть друг другу в глаза. Бёджес не двигался. Наконец он произнес:
- На обжалование вы получили отказ, если не ошибаюсь?
- Конечно. Теперь нет никаких формальных препятствий, я могу спокойно отправляться в ад, дорога свободна. Те, кому мешает моя жизнь, могут сделать свою работу чисто и аккуратно, все пойдет, как по маслу. - Хендерсон повернулся и посмотрел в глаза Бёджесу: - А почему у вас вид мученика? Жалеете, что не можете продлить мои страдания, что меня нельзя казнить дважды?
На лице Бёджеса появилась гримаса, как будто у сигареты был отвратительный вкус. Он бросил ее на пол и раздавил.
- Это удар не по правилам, Хендерсон. Я еще не начал защищаться.
Хендерсон внимательно посмотрел на него - в поведении Бёджеса было что-то необычное.
- Чего вы хотите? - спросил он. - Почему вы пришли?
Бёджес почесал в затылке.
- Не знаю, как это объяснить Я знаю, что это ненормальное поведение для полицейского. Для меня ваше дело было закрыто, как только вы предстали перед судом. Мне трудно это выразить, - сказал он неуверенно.
- Почему, скажите на милость? Ведь я же в камере смертников.
- Именно поэтому. Я пришел к выводу хочу вам сказать - Он замолчал, потом с трудом выговорил: - Короче, вы, по моему мнению, не совершали преступления. Не думаю, что мои слова имеют для вас значение
Воцарилось долгое молчание.
- Не молчите и не смотрите на меня так. Скажите что-нибудь, - сказал Бёджес.
- Что можно сказать в ситуации, когда выкапывают из могилы мертвеца, которого сами туда уложили, и просят прощения?
- Я знаю, говорить здесь не о чем. Но я утверждаю, что действовал правильно и придерживался доказательств, которые мне были доступны. Скажу больше: если бы мне снова пришлось вести ваше дело, я сделал бы все точно так же. Мои чувства не имеют значения, я должен придерживаться фактов.
- И почему же резкая перемена взглядов? - с иронией спросил Хендерсон.
- Об этом трудно говорить, как и обо всем вашем деле. Это уже недели и месяцы разъедает мое сознание. Я думаю, все началось на суде. Все перевернулось с ног на голову. Факты, приводившиеся как неопровержимое доказательство вашей вины, стали означать совсем другое, по крайней мере для меня, когда я посмотрел на это с другой точки зрения. Не знаю, понимаете ли вы меня. Фальшивое алиби обычно продумано так хорошо, что все детали прекрасно согласуются. А ваше алиби хромало на обе ноги. В вашей памяти не осталось никаких деталей, касающихся этой женщины. Десятилетний ребенок описал бы ее лучше. Сидя в зале суда, я понял, что вы говорите искренне.
Любая ложь выглядела бы правдоподобнее. Только невинный человек мог подрубить под собой сук так, как это сделали вы. Преступники обычно ведут себя намного изощреннее. Речь шла о вашей жизни, а вы вспомнили только женщину и шляпу. Я сказал себе: именно так и бывает в жизни. Человек, поссорившись с женой, вылетел из дома, как ошпаренный, и подцепил первую попавшуюся женщину. Потом на его голову свалилось несчастье: его жена найдена мертвой, и, конечно, ему хотят пришить убийство - Бёджес сделал красноречивый жест. - Вспомнит он все подробности о незнакомой женщине, или они вылетят у него из головы? Я давно ломаю себе голову над этим, один раз уже собирался пойти к вам, но в последний момент остановился. Потом я несколько раз говорил с мисс Ричман
Хендерсон поднял голову:
- Я начинаю понимать.
Детектив перебил его:
- Нет! Вы думаете, она меня уговорила Совсем наоборот. Я пошел к ней, и мы вместе начали снова все разбирать. Все детали мы перебрали несколько раз, но это не имеет значения. Я меняю мнение из собственных внутренних побуждений, внешние влияния на меня не действуют. И к вам я пришел сам, а не потому, что она меня уговорила. Она даже не знает об этом, впрочем, и я до последней минуты не знал - Бёджес ходил по камере от стены к стене. - Ну вот и все. Продолжаю настаивать, что я вел следствие, как требовали факты.
Хендерсон молчал. Он сидел и грустно смотрел в пол. Он выглядел несчастным и смирившимся, в нем уже не было столько горечи. Он не поднимал глаз на полицейского.
Бёджес остановился, и Хендерсон услышал звон монет у него в кармане - он машинально перебирал их.
Бёджес посоветовал:
- Найдите друга, который вам поможет. Я не могу заниматься вашим делом. - Монеты снова зазвенели. - В самом деле не могу. У меня масса других дел. Я знаю, бывают детективы, которым удается все сделать походя. Но у меня жена и дети.
Я не могу потерять работу. Тем более что мы с вами чужие люди.
Хендерсон все еще смотрел в пол.
- Я же вас ни о чем не просил, - заметил он без тени упрека.
Бёджес наконец перестал звенеть монетами и остановился посреди камеры.
- Найдите человека, которому вы дороги, который готов для вас сделать все. - Он поднял руку, как будто принося клятву. - Обещаю, что буду ему помогать, как могу.
Хендерсон впервые поднял голову и тут же снова опустил. В его голосе звучала безнадежность:
- Кого?
- Кого-нибудь, кто возьмется за это с верой и энергией. Кого-нибудь, кто способен действовать не ради славы или денег. Кого-нибудь, кому вы дороги, кто готов умереть, чтобы спасти вашу жизнь, кто не сдастся даже тогда, когда будет потеряна последняя надежда. - Он положил руку на плечо Хендерсону, подчеркивая вес и значение сказанного. - Есть девушка, которая так относится к вам. Она очень молода, и у нее нет жизненного опыта. Она делает все, что может, но этого недостаточно.
В равнодушных глазах Хендерсона мелькнул свет. Он посмотрел на полицейского с благодарностью, которая относилась, конечно, к девушке,
- Здесь нужен мужчина, который знает жизнь. Наверняка у вас есть такой друг. У каждого есть хоть один друг.
- Конечно, особенно в начале жизни. И у меня были друзья, но с возрастом они исчезают, особенно когда человек женится.
- Если это такие друзья, о которых я говорил, они не могут исчезнуть, - решительно заявил Бёджес. - Дело не в том, как часто вы встречаетесь. Просто он друг или нет.
- Когда-то у меня был друг, мы были как братья, - вспомнил Хендерсон. - Но прошло уже столько времени
- Истинная дружба не измеряется временем.
- Но его все равно здесь нет. Когда мы виделись в последний раз, он сказал, что на следующий день уезжает в Южную Америку. Он заключил контракт на пять лет с какой-то нефтяной компанией.
- Он посмотрел на детектива: - Для человека вашей профессии вы сохранили много иллюзий. Вы считаете, что это пустяк - махнуть рукой на свое будущее и ехать за тысячи миль спасать друга? И по первому зову? К тому же он с этим другом долгое время не виделся. С годами у человека грубеет кожа, иллюзии утрачиваются. В тридцать два года дружба значит не так много, как в двадцать пять.
Бёджес остановил поток возражений:
- Скажите, он сделал бы это для вас, когда был моложе?
- Наверняка.
- Ну, видите! Если он сделал бы это тогда, сделает и теперь. Повторяю, дружбу нельзя измерять временем. Если он был другом тогда, то останется им навсегда, а если нет, то он никогда не был другом.
- Но этого от него никто не может требовать.
- Если он будет сомневаться, что выбрать - пятилетний контракт или вашу жизнь, то ему грош цена. А если нет, он сможет вам помочь, - возразил Бёджес.
Потом он вынул из кармана блокнот, вырвал чистый лист и положил его на колено.
«Приговорен за убийство Марселлы после твоего отъезда. Спасти меня может главный свидетель. Прошу, приезжай, мне не к кому обратиться. Казнь назначена на третью неделю ноября, В помиловании отказано. Помоги. Скотт Хендерсон. 20 октября».
9. За восемнадцать дней до казни
Было сразу видно, что загар он привез из южных краев. Появился он очень быстро. На вид он был такого же возраста, как Хендерсон, - пять месяцев назад, а не сейчас, когда он считал в камере оставшиеся ему часы и его лицо превратилось в маску.
Он не успел переодеться. На нем была белая шляпа, не подходящая для этого времени года; серый фланелевый костюм ни цветом, ни материалом не сочетался с американской осенью. Только под горячим венесуэльским солнцем он не привлекал бы к себе внимания.
Он был высок и двигался очень легко и свободно. Хотя на нем был новый костюм, он не выглядел прилизанно. Можно было бы немного подровнять усы, поправить слегка сбившийся галстук. Было видно, что ему привычнее отдавать приказы рабочим или склоняться над чертежной доской, чем проводить время с дамами.
- Как он это переносит? - вполголоса спросил он у надзирателя, когда они шли по тюремному коридору.
- Да так - Ответ означал: чего можно ожидать от человека в такой ситуации?
- Ну конечно. Бедняга! - Он покачал головой. Надзиратель остановился и вставил ключ в замок. Посетитель на секунду замешкался, потом вошел в камеру, пытаясь изобразить на лице улыбку, как будто встреча происходит в холле отеля «Савой».
- Быть не может, Хенди! Что ты здесь делаешь, что за шутки?
Печальное лицо Хендерсона озарила улыбка. Он ответил таким же легким тоном:
- Теперь я здесь живу. Как тебе у меня нравится?
Они долго трясли друг другу руки. Хендерсон, пожимая руку друга, выражал свою безмерную благодарность: все-таки ты приехал, не оставил меня в беде, значит, разговоры о настоящей дружбе не болтовня.
Рукопожатие Ломбарда вселяло надежду: я с тобой, и тебя казнят только через мой труп.
Несколько минут они старались не говорить о самом важном, говорили обо всем, но не о главном. Эта тема была слишком кровоточащей, они боялись ее затронуть.
Ломбард сказал:
- Ты не можешь себе представить, сколько пыли было в поезде.
Хендерсон ответил так же легко:
- Ты прекрасно выглядишь, Джон! Юг пошел тебе на пользу.
- На пользу! Не говори мне об этой Богом забытой дыре! Чего стоят одни москиты!
Я был наивным дураком, когда подписал контракт на пять лет.
- Но платят-то хорошо?
- Хорошо, но зачем деньги в такой дыре? Их не на что тратить. Там все пропахло керосином, даже пиво.
Хендерсон сказал:
- Мне жаль, что я тебя оттуда вытащил.
- Наоборот, ты сделал мне приятное, - великодушно возразил Ломбард. - Контракт действителен, не бойся. По крайней мере я получил несколько дней отпуска.
Они минуту помолчали и наконец заговорили о том, что занимало их мысли.
- Как твои дела, Хенди? - спросил Ломбард, отведя глаза в сторону.
Хендерсон попытался улыбнуться:
- Парень из нашего класса через три недели ставит на себе опыт с электричеством. Как тогда написали в классной стенной газете? «Вполне вероятно, что его имя появится в прессе» Очень точный прогноз. На этот раз появится. В тот день обо мне напишут во всех газетах.
Ломбард свирепо посмотрел на него:
- Ну, нет! Мы с тобой знакомы с детства, давай говорить открыто.
- Давай, - согласился Хендерсон безразличным тоном. - Жизнь коротка. - Поняв двусмысленность своих слов, он неуверенно улыбнулся.
Ломбард прислонился к умывальнику в углу камеры.
- Я ее всего один раз видел, - сказал он задумчиво.
- Два раза, - напомнил Хендерсон. - Помнишь, мы однажды случайно встретились на улице?
- Да, вспомнил. Она все время тянула тебя за руку.
- Она шла купить себе что-то. Знаешь, как это важно для женщин! Они ничего не видят и не слышат. - Потом, словно извиняясь за ту, которая уже мертва, и не осознавая, насколько это излишне, он произнес: - Мы собирались пригласить тебя на ужин, но, знаешь, все никак было не собраться.
- Знаю, дипломатично согласился Ломбард.
Жены не терпят тех, с кем их мужья дружили до свадьбы. - Он вынул пачку сигарет и бросил ее Хендерсону. - Не удивляйся, если у тебя после этих сигарет распухнет рот и появятся пузыри на языке. Это я с собой привез - наполовину порох, наполовину средство от насекомых. - Он закурил. - Ты мне все расскажешь?
Хендерсон вздохнул:
- Конечно. Я столько об этом думал, что могу рассказывать даже во сне.
- Ну а я ничего не знаю. Расскажи все, не опуская никаких подробностей.
- Наш брак с Марселлой оказался только предварительным опытом. Мужчина не будет этим хвастаться перед первым встречным, даже перед другом, но, когда приговорен к смерти, нечего скрывать. Потом я встретил ту, настоящую. Это было уже больше года назад. Все началось неожиданно и для меня слишком поздно. Ты ее не знаешь, так что имя не имеет значения. Даже на суде проявили благородство и не назвали ее имени, называли ее просто девушкой. И тебе придется удовлетвориться тем, что я буду называть ее моей девушкой.
- Хорошо, твоя девушка, - согласился Ломбард. Глядя в пол, он внимательно слушал.
- Бедная девушка! Все несчастье в том, что именно она была мне нужна. Будь я свободен, все было бы хорошо. В неудачном браке человек живет как бы вполсилы, даже не подозревая об этом. Только когда придет настоящее чувство, начинаешь искать выход.
- Искать выход, - повторил Ломбард с отсутствующим видом.
- Все было ясно с самого начала. Я уже на втором свидании сказал ей о Марселле. Эта встреча должна была быть последней. Мы говорили себе, что расстанемся, но продолжали встречаться, нас тянуло друг к другу, как магнитом.
Марселла узнала о девушке через месяц. Я сам ей рассказал. Обрати внимание, это не было для нее неожиданностью. Она только улыбнулась и стала ждать, что будет дальше, - как будто наблюдала через стекло за двумя пойманными мухами.
Я предложил ей развестись. Она снова только улыбнулась.
Мне было ясно, что она не принимает это всерьез. Она заявила, что ей нужно подумать. Шли недели, месяцы - она все думала. А я был в подвешенном состоянии. Она все время смотрела на меня с иронической усмешкой. Она получала от всего этого удовольствие.
Я говорил себе: ты взрослый человек и хочешь жениться на девушке, которую любишь. Это не было поверхностное знакомство, я хотел на ней жениться, потому что женщина, с которой я жил, просто не могла быть мне женой.
Моя девушка сказала: «Ей придется на что-нибудь решиться. Она держит нас в кулаке. Ты делаешь ошибку, ничего ей не говоря. Это только укрепляет ее позиции. Поговори с ней дружески. Пригласи ее куда-нибудь и искренне все расскажи. Ведь вы когда-то любили друг друга, что-то должно было остаться от этого чувства, хотя бы общие воспоминания. Наверняка она еще питает к тебе какую-то симпатию, ты должен этим воспользоваться. Объясни ей, что это будет лучшее решение для вас обоих».
Я купил два билета на ревю и заказал столик в ресторане, куда мы вместе ходили до свадьбы. Придя домой, я сказал ей: «Не провести ли нам вечер вместе, как в старые времена?» Она странно улыбнулась и ответила: «Конечно, почему бы и нет». Я пошел в ванную, а она села перед зеркалом и начала приводить себя в порядок. Под душем я от радости запел. Я подумал, что она мне очень симпатична и в этом вся беда. Она всегда была мне симпатична, и я принял это чувство за любовь. - Он бросил сигарету на пол и раздавил ее. Потом, не поднимая глаз, продолжал: - Почему она мне сразу не сказала, что никуда не пойдет? Зачем было пробуждать во мне надежды? Зачем она злорадствовала, видя меня счастливым впервые за последние полгода? Зачем она сказала, что пойдет, хотя с самого начала решила не ходить? В этом была вся ее натура. Ей доставляло наслаждение видеть меня беспомощным как в мелочах, так и в серьезных делах.
Постепенно до меня это дошло. В зеркале мне было видно, что она смеется. Я держал в руках галстук и хотел его завязать. Она уже перестала делать вид, что собирается, и сидела неподвижно, положив руки на стол.
И все время смеялась, смеялась над человеком, который находится в ее власти. О том, что произошло потом, существует две версии - их и моя. До сих пор они полностью совпадают. Но с момента, как я остановился с галстуком в руке у нее за спиной, версии диаметрально расходятся.
Сначала выслушай мою, правдивую.
Она ждала, когда я спрошу, почему она не собирается. Минуту я смотрел на нее и наконец сделал то, чего она от меня ждала. Я спросил: «Ты не пойдешь со мной?»
Она начала смеяться. Надо было видеть, как она смеялась! До тех пор я не знал, каким оружием может стать смех. Через ее плечо я посмотрел на свое отражение в зеркале и увидел, как побледнел.
Она сказала: «Жаль, если пропадут билеты. Не надо сорить деньгами. Почему бы тебе не пригласить ее? Она заслуживает того, чтобы провести вечер с тобой, но не так, как она себе это представляет».
И в ту минуту я понял, что она будет себя вести так до конца, до самой смерти. А это очень долго! Сжав зубы, я сунул руки в карманы. Не знаю, куда делся галстук, который я держал в руке. Наверное, упал на пол. Знаю только, что я не обмотал его вокруг ее шеи.
Я никогда не поднимал руку на женщину, это не в моем характере. И тогда я не мог этого сделать, хоть она меня всячески провоцировала, не знаю почему. Возможно потому, что знала - меня можно не бояться. Она видела мое лицо в зеркале, ей не нужно было поворачиваться ко мне. «Ударь меня! Посмотри, какой ты герой! Но это тебе не поможет. Можешь любезничать, можешь злиться, но на ней ты не женишься. Этому не бывать!»"-сказала она.
Потом мы наговорили друг другу того, чего не следовало бы говорить. Знаешь, как бывает при ссорах. Но дальше слов не пошло. Я до нее пальцем не дотронулся. Я говорил: «Зачем ты за меня цепляешься? Ведь ты даже видеть меня не хочешь». Она издевалась надо мной: «Чтобы ты меня защитил, если к нам заберутся грабители». Я ей ответил: «Теперь ты уже не дождешься от меня большего». А она заявила: «Ты считаешь, что давал мне больше?»
Я был вне себя от бешенства, вытащил из кармана два доллара и бросил ей под ноги: «Хорошо, что ты мне это напомнила. Я у тебя в долгу. Вот тебе за то, что ты вышла за меня замуж. Оркестру заплачу отдельно».
Знаю, с моей стороны это было грубо и подло. Я схватил шляпу, плащ и выбежал. Когда я уходил, она все еще сидела у зеркала и смеялась. Как она смеялась, Джон! Но я ее пальцем не тронул, она была жива. Ее смех я слышал даже за закрытыми дверьми. Я не мог этого вынести, не стал дожидаться лифта и бегом побежал с лестницы.
Хендерсон долго молчал. Он ждал, пока сцена, которую он воскресил в памяти, исчезнет. На лбу у него выступил пот. Потом он продолжил спокойным голосом:
- Когда я вернулся, она была мертва; полицейские утверждали, что ее убил я. Они установили, что это случилось в шесть часов восемь минут пятнадцать секунд: через десять минут после того, как я хлопнул дверью. До сих пор у меня мурашки по коже бегают, когда я об этом вспоминаю. Убийца, кто бы он ни был, прятался где-то в доме
- Но ты же сказал, что спустился пешком по лестнице?
- Он мог прятаться на лестнице выше или на чердаке. Может быть, я хлопнул дверью так резко, что она не закрылась, и он вошел. Она, наверное, ничего не успела понять. Может он слышал, как мы ссоримся, видел, как я выбежал. Может быть, она не услышала его потому, что смеялась, а потом уже было поздно.
- Это мог быть человек, который там что-то вынюхивал
- Но что? Полицейским это не пришло в голову, поэтому они этой проблемой не занимались. Это был не вор - ничего не исчезло. В открытом ящике стола лежало шестьдесят долларов. Это не был сексуальный маньяк.
Ломбард предположил:
- Может, у него были такие намерения, но его что-то спугнуло?
- Нет, - устало возразил Хендерсон. - Перед ней на туалетном столике лежало кольцо с бриллиантом.
Чтобы схватить его, достаточно одного мгновения. Но кольцо осталось там. - Хендерсон покачал головой: - Меня подвел галстук. Он был снят с самого нижнего крючка в глубине шкафа и сочетался со всем, что было на мне надето. Я сам его выбрал. Во время ссоры я его, вероятно, уронил на пол, а потом схватил тот, который был на мне днем. Галстук, вероятно, попался на глаза убийце, он его поднял и Не знаю, кто и почему это сделал!
Ломбард предложил свою версию:
- Может быть, он это сделал без причины, просто поддавшись мгновенному импульсу - убийство ради убийства. Может быть, это был сумасшедший, может быть, его спровоцировала произошедшая между вами сцена. Увидев, что дверь осталась открытой, он понял, что может сделать все совершенно безнаказанно. Ты наверняка слышал о подобных случаях.
- Если так, его никогда не найдут. Такого преступника труднее всего разыскать. Если его и поймают, то случайно. Может быть, его арестуют совсем по другому делу, а он признается и в этом преступлении. Но мне это уже не поможет.
- О каком главном свидетеле ты писал в телеграмме?
- Сейчас расскажу. Это единственный проблеск надежды. Меня могли бы оправдать. Найти преступника или эту свидетельницу для меня означает одно и то же, хотя между ними нет ничего общего. - Он продолжал с отчаянием: - Существует женщина, которая может подтвердить мое алиби. Достаточно будет, если она скажет, что мы встретились в баре в восьми кварталах от моего дома в шесть часов десять минут. Эта женщина, где бы она ни жила и кто бы она ни была, знает это так же точно, как я. Доказано, что я не мог совершить преступление и прийти к этому времени в бар. Если ты, Джон, хочешь помочь мне выпутаться, ты должен найти эту женщину. Только она может мне помочь.
Ломбард долго раздумывал, прежде чем заговорил:
- Что было сделано, чтобы ее разыскать?
- Все. Все, что в человеческих силах.
Ломбард подошел к Хендерсону и сел на нары рядом с ним.
- Думаешь, теперь, когда прошло столько месяцев и все следы стерты, есть шанс найти за восемнадцать дней женщину, которую не смогли найти ни полиция, ни твой адвокат, ни прокуратура - никто?
Пришел надзиратель. Ломбард встал и, уходя, дотронулся до опущенного плеча Хендерсона.
Хендерсон неуверенно спросил: