Сэмсон задвигал своей массивной челюстью:
Вы видели синяк? На каком месте?
Неважно. Я усмехнулся. Но можете мне поверить, Сара не стала бы убивать человека только за то, что он ее немного поцарапал. Не тот она тип. Скорее, ей это даже могло понравиться. Так что я решил внимательно присмотреться к Робин.
Робин говорила, что Джо не водился ни с какими девушками. Черта с два, еще как водился. И даже если вначале она об этом не знала, то позже, конечно, обнаружила. Она знала, что он проводил ночи с одной красоткой, и не сказала нам об этом только из-за нечистой совести. Она сообразила (и вероятно была права), что любой, кто узнал бы, что она сожительствует с Джо, который вовсе ей не брат, и что она обнаружила его измену, сразу бы увидел повод к убийству самый древний и убедительный повод с тех пор, как Каин ухлопал Авеля. Другим ее мотивом могло быть желание самой воспользоваться деньгами, которые Джо получил в результате шантажа. И наконец, что показалось мне подозрительным, стоило мне появиться, как Робин тут же старалась избавиться от Эдди. По той или иной причине она выставляла его, как только я приходил к ней с моими вопросами. Это могло ровно ничего не значить, но могло и означать, что она хотела обезопасить себя на случай, если я окажусь достаточно проницательным и начну задавать компрометирующие ее вопросы. Меньше всего ей хотелось, чтобы Кэш присутствовал при том, как я стану выпускать котов из мешка.
Сэмсон извлек огромную спичку и поджег свою сигару.
Я могу представить себе ее желание присвоить деньги, сказал он между затяжками, но кто сказал, что Джо водился с другими женщинами? И кто сказал, что Робин знала об его изменах?
Я говорю. Вспомните, она же спала с ним. И не спрашивайте, откуда я знаю, что она знала. Поверьте мне на слово. Я посмотрел на него, усмехаясь: Он изменил ей. Я узнал это по некоторым царапинам. Но что она знала, это точно.
Синяки. Царапины. Черт знает что. Когда от Сэмсона что-нибудь ускользало, он начинал чертыхаться.
Я сказал:
Дело об убийствах всецело ваше, Сэм. Раскрывайте его до конца. Все, кроме истории Джои-Робин-Мэддерн. У меня на то свои причины. Нет, нет, я не имею в виду ничего противозаконного. Пусть вездесущая рука закона вершит свое дело. Но просто смягчите, сгладьте этот угол, Сэм, хорошо?
Он кивнул своей крупной, седой головой.
Сделаю все, что смогу, Шелл. Газеты и без того получат массу материала.
Еще бы, сказал я тихо, думая о юном, нетерпеливом человечке. Каким сенсационным успехом это было бы для Келли.
Глава двадцатая
Комната 324. Я тихо постучал, и через пару минут внутри вспыхнул свет, и она открыла дверь и посмотрела на меня сквозь старомодные, в золотой оправе очки. На ней не было уже высоких туфель со шнурками, и в мягких домашних туфлях без каблуков и простом ситцевом халате она казалась ростом с мышку. И все равно я опять подумал, что она красивая.
О, мистер Скотт! воскликнула она. Что-нибудь случилось?
Простите, если я разбудил вас, миссис Мэддерн. Я как-то не подумал, что уже так поздно. Можно на минутку?
Конечно, мистер Скотт.
Я вошел и остановился посреди комнаты. У меня и так выдался тяжелый вечер, но самое тяжелое еще предстояло, рассказать миссис Мэддерн, что именно случилось с ее сыном и какой корыстный тип он был на самом деле. Я ненавидел себя за то, что я должен рассказать ей про ее Джозефа. Он уже не будет для нее босоногим малышом в коротких штанишках. Все же одно обстоятельство было в пользу Джо: он был достаточно умен, чтобы понять, что попал в общество грубых и жестоких людей, которые, если бы захотели, могли бы окончательно превратить его в черствого, бессердечного человека; и все-таки он имел совесть оставить матери, в случае какой-нибудь беды, накопленные им деньги. Даже если их источником было шантажирование убийцы и обкрадывание букмекера. Странно, как все это, в конце концов, сработало.
Присядьте, мистер Скотт, сказала она своим мягким, тихим голоском. Что-нибудь о Джозефе?
Да. Я открыл было рот, чтобы сказать ей, что ее сын вор и шантажист и ничтожный мелкий мошенник. Она выжидающе смотрела на меня сквозь свои очки. Я вдруг почувствовал, что не могу.
В чем дело? спросила она.
Да, в общем, ничего нового. Я уже знал, что скажу ей. Просто, я закончил расследование. Теперь я уже могу сказать вам, в чем оно заключалось. Я работал в Лос-Анджелесском округе по поручению Национального Совета по безопасности движения, выяснял причины дорожных происшествий в городе. Ваш сын, миссис Мэддерн, стал жертвой одного из этих происшествий. Сбит машиной, которая успела уйти. Мне очень жаль, но мы не смогли найти ни водителя, ни этой машины. Вы знаете, как трудно в таких случаях найти следы. Вот, собственно, и все.
Понимаю, сказала она.
Насчет письма, которое он вам прислал, продолжал я. Его, в сущности, ничто не беспокоило, он просто заботился о вас. Он лечился у врача, я сам говорил с этим врачом, у Джо был легкий кардионевроз. Ничего серьезного, но иногда это заставляло его задуматься.
Кардионевроз?
Не совсем хорошо с сердцем. Кажется, вы говорили, что в детстве он болел свинкой. Это часто ослабляет сердечную деятельность. И потом, он ведь вообще был не очень крепким физически.
Она медленно покачала головой, и глаза ее слегка увлажнились.
Джозеф никогда не был очень сильным, сказала она.
Я встал, и она вдруг сказала:
О, насчет денег.
Они ваши. Джозеф хотел, чтобы они остались вам.
Нет, я не об этом. Могу я вам что-нибудь заплатить за вашу помощь?
Нет. Я улыбнулся ей: Обо мне уже позаботились. Мне искренне жаль, что вам пришлось пережить такое горе, миссис Мэддерн. Что вы теперь собираетесь делать?
Она сняла очки, вытерла глаза и снова надела очки.
Думаю вернуться домой. Там я всех знаю, там все мои друзья. Я договорюсь, чтобы Джозефа похоронили там же, дома. Завтра я, наверно, уеду.
Я направился к двери.
Ну, тогда спокойной ночи, миссис Мэддерн. И до свиданья.
В дверях она остановилась маленькая, красивая и подняла на меня глаза.
До свиданья, мистер Скотт. Вы милый, добрый человек.
Я ушел, чувствуя себя чертовски благородным малым.
У себя в конторе я уже не чувствовал себя благородным. Я сидел, откинувшись в кресле, за своим письменным столом, скинув пиджак, положив ноги на стол. Да, вот это было настоящее дело. Оно началось с попытки узнать, как и почему погиб маленький, незаметный человек по имени Джо. Но к тому времени, когда истина вышла на свет, обнаружилось столько скрытых секретов, выявилось столько постыдных действий и раскрылось столько извращенных желаний, что любой частный сыщик мог бы задуматься, не следовало ли ему заниматься бухгалтерией или, быть может, рыть канавы. Это было все равно что царапать маленький прыщик и следить, как он разрастается в огромный нарыв уродливый, с ядовитыми гнойными щупальцами, наливающимися жаром под кожей.
А, женщины!
Конечно, не все они одинаковы. Сара, например, она по крайней мере, не такая, как все. Одно я мог сказать в пользу Сары: со мной она была абсолютно честна, и если я ей нравился, или она вела себя по отношению ко мне дружелюбно и мило, это было не потому, что я частный сыщик, расследующий дело, а просто потому, что я Шелл Скотт. Я не мог бы сказать того же о Робин или Глории.
Я откинулся на спинку кресла, испытывая отвращение к людям вообще и к женщинам в частности. А потом я вдруг вспомнил Максину. Ах, Максина. А-а-ах, Максина! Светловолосая, синеглазая, гибкая, как ветка ивы, высокомерно смотрящая на вас сверху вниз Максина.
Я взглянул на часы. Час ночи. Я снял ноги со стола и усмехнулся. А что? Может быть, Максина не такая, как другие.
Подставной убийца
Голова моя пульсировала, в основании черепа острой точкой сосредоточилась боль. Когда я отнял руку от этой точки, рука была липкая. Я заставил себя открыть глаза и увидел на пальцах темно-красные пятна. Все еще смутно сознавая, что со мной, я пошевелил правой рукой, и из нее что-то выпало на пол. Это был пистолет мой маленький, калибра 32 револьвер. Я частный детектив, вот почему я всегда ношу оружие.
Слева возле меня было открытое окно. Это было подозрительно. Мне не следовало сидеть возле окна на неудобном стуле. Я с трудом поднялся на ноги, оперся руками о подоконник. Внизу, на глубине шести этажей, пролегала Главная Улица. Главная Улица Альтамиры, в штате Калифорния. Я начал кое-что припоминать. Здесь, в «Рэлей Отель» играли в карты. Мы играли в покер, нас было пятеро: Вик Фостер, Дэнни Хастингс, Берт Стоун, Артур Джейсон и я Шелл Скотт.
Я обернулся. Крытый сукном стол лежал на боку посреди комнаты, вдоль него на ковре валялись деньги. На вид их было около тысячи, не больше. На полу лежала также пара стаканов из-под виски. Все выглядело как после драки.
Потом я увидел его.
Он лежал на спине, по ту сторону стола, с открытыми глазами и остановившимся взглядом; его белая сорочка была залита кровью. Это был Дэнни Хастингс, с простреленной в двух местах грудью. На его лице, под носом и на губах также темнели кровавые пятна. Ни пульса, ни дыхания, он был несомненно мертв.
Последним, что я помнил, было то, что за карточным столом нас осталось трое Вик Фостер, Денни и я: двое других ушли за несколько минут до этого. Потом Фостер встал, подошел к окну глотнуть свежего воздуха и зашел мне в тыл. И сразу же треск выстрела. И погас свет.
Вой сирены вернул меня к действительности. Выглянув в окно, я увидел две машины, остановившиеся у тротуара. Из них выскочили полицейские и поспешили в здание. Мой маленький револьвер, который я выронил, приходя в себя, все еще лежал у моих ног. Я поднял его, вытряхнул цилиндр. В нем были две пустые обоймы.
С минуту я стоял, заставляя себя думать. Какой-нибудь бандит из Борнео быстро бы сообразил, что Фостер убил Дэнни и подстроил все так, будто убийца я; ведь Фостер ничего не делал наполовину. Но с полицией дело не так просто; мне придется долго и подробно объяснять, особенно теперь: уж две недели газеты допекают полицию за то, что она до сих пор не нашла убийцу одного профсоюзного деятеля по имени Тайлер. При таких обстоятельствах они быстро провернут дело об убийстве Дэнни; может быть даже, что они быстро раскроют и тайну об убийстве Тайлера.
Губы у меня распухли, были разбиты и болели: меня били, когда я потерял сознание. Лицо Дэнни тоже было в крови. Все выглядело так, будто мы с ним подрались, это могло объяснить и шишку у меня на голове. То, что неделю назад я дал Дэнни по физиономии, едва ли могло мне помочь.
Я бросился из номера, вниз по лестнице, и был уже на третьем этаже, когда услышал топот взбирающихся по ступеням ног. Я не знал, насколько я известен полиции, но я знал, что у меня в кармане револьвер убийцы. Справа от меня была открыта дверь в комнату 302, и я увидел маленькую пожилую горничную отеля, которая перестилала постель, сменяя белье. Я подскочил к двери, сорвал с себя пиджак и только перекинул его через руку, как полицейские появились на площадке лестницы.
Я гневно посмотрел через дверь на горничную. Полицейские приостановились.
Окэй, детка, закричал я, раз ты так, смотри, будешь жариться в аду!
У горничной отвисла челюсть и округлились глаза, а я захлопнул дверь с такой силой, что на лестнице зазвенело эхо. Я резко повернулся, надел пиджак и направился к лестнице. Оба офицера следили за мной; один особенно пристально оглядел меня мои темные волосы, лицо, распухшие губы, отмечая про себя мой рост и мое телосложение. Это означало, что они уже получили кое-какие сведения о внешности «убийцы».
Каково? завопил я, обращаясь к ним. Они переглянулись. Я провел пальцем по вздутым губам, забормотал: Сукина дочь, кошка проклятая, и проскочил мимо них. Пожав плечами, они пошли дальше по лестнице.
Как только они скрылись из виду, дверь приоткрылась, и маленькая почтенная горничная выглянула в коридор.
Что я такого сделала? спросила она мне вслед.
Я уже спускался в вестибюль. Очутившись там, я огляделся. Из вестибюля отеля можно было непосредственно пройти в несколько магазинов. Я вошел в один из них цветочный. Несколько тысяч долларов, бывших в моем бумажнике, исчезли, пока я был без сознания, но в кармане брюк я обнаружил несколько монет, купил дюжину роз и вышел с ними на улицу.
Я весь вспотел, но душевная буря ничем не проявлялась на моем лице. Многолетняя игра в покер с высокими ставками научила меня владеть собой и контролировать свое поведение; но внутри меня все бурлило. Никто не остановил меня, и я благополучно дошел до стоянки такси. Проехав двенадцать кварталов от отеля, я пересел в другое такси, оставив в первом купленные мной розы, и вышел из второго за три квартала от Грин-Парк. В парке я храбро зашел на газон, подняв по дороге брошенную кем-то газету, сделал из пиджака подобие подушки и растянулся на траве, закрыв газетой лицо.
Я думал о четырех людях, с которыми сегодня, в четверг, почти до четырех часов дня играл в покер. Вик Фостер поверенный в делах и заурядный политик с блестящими идеями, который дважды проваливался на выборах в Конгресс. Высокий костлявый человек с худым, обвислым, угловатым лицом. Фостер похож на старинного шерифа с «Дикого Запада», который позволил себе расслабиться после того, как очистил город от всех преступников. Уложив их выстрелами в спину. Низенький, толстый, беловолосый Артур Джейсон судья на выездных сессиях. Берт Стоун, пятидесяти лет от роду и шести футов четырех дюймов ростом, с большим красным носом, который выглядит так, будто кто-то заехал в него кулаком; Стоун эксперт по части электроники и состоятельный бизнесмен, владелец самого крупного в Альтамире радио- и телевизионного агентства и ателье по ремонту аппаратуры. Насколько я понимаю, его можно склонить на «особую» работу, если дать подходящую цену. Несколько месяцев тому назад у него были неприятности из-за того, что он, как утверждали, приладил подслушивающее устройство к телефону одного местного полицейского. Обвинение вызвало двухдневную сенсацию в газетах, но все завершилось заявлением, что это «сплошная ошибка».
Дэнни Хастингс до сегодняшнего дня был человеком, имевшим в городе значительный вес. Член муниципального совета, он знал большинство альтамирских и многих государственных «шишек» настолько, что называл их просто по именам, и несколько раз я слышал, как его называли устроителем и посредником в разных делах, в том числе даже в отношениях между ворами и полицией. Если вы хотели устроить какое-нибудь дельце, существовала формула: «Поговорите с Дэнни». Теперь всему этому конец.
Похоже, что воры перессорились между собой, однако это не объясняло, почему меня избрали козлом отпущения. И еще одно обстоятельство меня беспокоило: если бы полиция прибыла в отель на несколько минут раньше, они нашли бы меня на полу, в бессознательном состоянии, а люди без сознания не простреливают дырки в других людях. Каким же образом Фостер мог знать, что к появлению полицейских я буду уже на ногах?
Я вернулся в мыслях к завершению нашей партии в покер. Мы, все пятеро, сидели вокруг стола, сумма ставок уже намного превышала сто тысяч долларов, и примерно треть этой суммы лежала грудой против меня. Джейсон сидел справа от меня, Стоун и Денни слева. Мне везло. Но я чувствовал, что это беспокоит только одного из партнеров Фостера. Угловатое лицо Фостера хмурилось при каждом моем успехе, и он все мрачнее вглядывался в свои карты. К этому времени я уже имел о нем весьма полное представление. Удивительно, как много можно узнать о человеке, играя с ним в покер. Следя за ним уголком глаза, я увидел, как он поднял руку и тихонько подергал себя за мочку левого уха.
Всякий раз, когда Фостер бывал в затруднении, или когда его что-либо беспокоило, он бессознательно теребил мочку левого уха. Сейчас этот жест показывал, что дела его плохи. В данный момент в куче денег было десять тысяч. Я отсчитал десять тысяч и, бросив деньги на середину стола, сказал:
Добавляю столько же. Для большего интереса.
Стоун почесал свой большой нос, потом он и Дэнни бросили свои карты на середину стола. Фостер сказал:
Хотите все купить, а, Скотт? Черт, у меня ничего нет. Он показал двух королей. Я начал сгребать деньги.
Фостер спросил:
Шелл, вы все еще носите тот игрушечный револьвер?
Я похлопал себя по левой подмышке.
А как же! Я посмотрел на деньги, лежавшие на столе. Ведь при мне будет сто тысяч, когда я уйду отсюда.