Через минуту подростки вернулись с нахальным видом. Крыс подмигнул остальным: приехал Чак, уж он-то со мной разделается. На дорожке послышались шаги; это, конечно, Чак, но рядом с его шагами слышно было мелкое постукивание высоких каблучков. Первым вошел Чак, но если за ним вошла женщина, я во всяком случае ее не видел. Будь за ним дизельный локомотив, я бы его тоже не увидел.
Как сказал Сэмсон, это был огромный парень.
Все вокруг меня пришло в движение и я перестал быть центром внимания. Слышались возгласы: Эй, Чак, и Где ты был, Чак? и Эй, Чак, этот тип портит нам настроение.
Он взглянул на кастет на руке подростка и на другого подростка, у которого из кармана торчал какой-то металлический предмет.
Уберите оружие, сказал он. Потом он прошел в комнату и остановился против меня.
Что случилось? спросил он.
Он был на полдюйма выше меня, но такой широкоплечий и узкобедрый, что казался даже еще выше. В плечах он был шире меня дюйма на три или четыре, и у него были длинные руки, слишком длинные. Жесткие черные волоски покрывали его руки и запястья и курчавились на шее, выступавшей из белой майки, которую он носил под коричневым пиджаком. У него была довольно приятная внешность, совсем не то, что я ожидал.
Ничего не случилось, ответил я. Пока еще ничего. Просто я задал несколько вопросов.
Он усмехнулся. Мягким, приятным голосом он спросил:
А кто вас просил задавать вопросы?
М-р Фрэнклин.
Фрэнклин? сказал он твердо. Не знаю такого. Так что лучше выходите в эту дверь и ступайте туда, откуда пришли. Голос все еще звучал приятно, но усмешка вышла натянутой. Что-то в связи с этим парнем меня тревожило; я подумал, что откуда-то его знаю, но откуда? Где я мог его видеть?
Мы с вами когда-нибудь встречались? спросил я его.
Никогда. Мы бегаем с разными стаями.
Я оглянулся на мальчишек и сказал:
Видимо, да.
И потому, что я оглянулся, я увидел девушку или, скорее, женщину, ибо при самом смелом воображении ее нельзя было отнести к подросткам. Взглянуть на нее вот так, неожиданно, было почти то же, что получить по башке.
Она была высокая платиновая блондинка, девочка что надо, с жестким, наглым лицом, на котором было полфунта косметики, и скромности в ней не было ни на грош. Даже потеряй она половину своих форм, она бы все равно сохранила свою фигуру, а я видел, что формы ее собственные, натуральные, потому что на ней была сильно декольтированная блуза, чуть не сползавшая с плеч, и туго облегавшая ее юбка. Она направилась к нам. Ремень большой коричневой кожаной сумки, наброшенный на правое плечо, перетягивал ее блузу несколько набок.
Она остановилась рядом с Чаком и посмотрела на меня. Увидев вблизи ее карие глаза, с длинными густо накрашенными ресницами, и все остальное, я было подумал, что если бы она соскребла с себя побольше этой дурацкой краски, держалась бы более естественно и носила другую сумку и на другом плече, она бы выглядела очень недурно, но тут она открыла рот и испортила благоприятное впечатление, которое начало было зарождаться у меня в уме.
Чаки, сказала она, кто этот гад ползучий?
Не хватало только жевательной резинки, которую она бы вынула изо рта, держа между большим и указательным пальцами. И голос у нее был, высокий, скрипучий, гнусавый, и если сам по себе голос может быть глупым, то ее голос был еще и глупый.
И то, сказал Чак. Прежде, чем вы уйдете, кто вы?
Я снова повторил свой жест полез за бумажником во внутренний карман, откинув полу пиджака так, чтобы он мог заметить мой пистолет. Мое удостоверение произвело на него столь же мало впечатления, как и на подростков. Но он заметил пистолет, поднял одну бровь и произнес:
Сыщик по особым делам, а? Настоящий мужской пистолет. Он снова взглянул на мое удостоверение. Ну, и что же вы разузнали? Ищейка. Первоапрельский дурак из полиции.
Платиновая блондинка гнусаво захихикала.
О, Чаки! Он ее рассмешил до смерти!
Ее глупое восхищение явно подзадорило его, потому что он сказал:
Ну-ка, поглядим, что это за штука, и протянул руку, чтобы взять у меня пистолет. Я подождал, пока его пальцы не прикоснулись к нему, и с силой ударил его по руке ребром ладони. Я знал, что это очень больно и почти парализует руку. Удар привел его в такое бешенство, что я подумал у него глаза вылезут на лоб.
Это было здорово. Именно этого я и хотел. Я хотел довести его до кипения. Я сказал:
Я показываю людям свой пистолет только тогда, когда собираюсь их застрелить. Я вынул из кармана фотографию Пэм и сунул ее ему в руку прежде, чем он успел размахнуться и ударить меня. Я зашел просто для того, чтобы спросить, знаете ли вы эту девушку, сказал я. Узнаете?
На щеках его прыгали желваки, и он старался расшевелить пальцы правой руки, но фотографию все же взял. Однако он не сразу посмотрел на нее. Он глядел на меня, сжимая челюсти, пока не овладел собой настолько, чтобы подавить горящий в его глазах гнев. Наконец он сказал хрипло, саркастически:
Рад сотрудничать с ищейкой.
Лицо его приняло спокойное, даже приятное выражение, однако оно мгновенно исчезло, стоило ему взглянуть на фотографию. Его как будто передернуло, и он перевел на меня вспыхнувший гневом взгляд.
Ты, крыса! произнес он. Зачем показываешь мне этот снимок? Я читаю газеты, Ищейка. Зачем приставал с этим к ребятам? Так это и есть тот Фрэнклин, который велел тебе шпионить за нами?
Так не знаете ее?
Нет, ты
Никогда ее не видели?
Нет!
Об чем разговор? сказала наглая блондинка. Врежь ему как следует, Чаки.
«Совсем плохо, подумал я, а она могла бы мне понравиться». Чак сжал кулаки; а когда он сжимал кулаки, они превращались в смертоносное оружие.
Слушай, Ищейка, сказал он, я сосчитаю до десяти. Если не выйдешь отсюда, когда я кончу, тебя вынесут.
Я собирался возразить ему, но, оглядевшись, увидел с десяток, а то и больше, юных каннибалов, готовых сожрать меня живьем. Я, правда, не слабак и, к тому же, бывший моряк, начиненный приемами дзюдо и полным набором способов невооруженной обороны; но мысль о том, что, когда они навалятся на меня всей шайкой, я, возможно, уложу пять-шесть из них, прежде чем они меня растерзают, показалась мне слабым утешением.
Он начал считать. «Какого черта, подумал я, ведь я их достаточно расшевелил». Я пожал плечами и шагнул к двери. При этом я оказался рядом с блондинкой.
Ну и тип! сказала она своим гнусавым голосом. Настоящий забулдыга, вот ты кто.
Заткнитесь, вы, сказал я.
Бац! Она не так хорошо владела собой, как Чак. Она взмахнула рукой и самым настоящим образом влепила мне пощечину. Она даже оттолкнула меня, но все это было бы еще полбеды, если бы я не задел за что-то ногой. Я приземлился с такой силой, что весь дом задрожал.
И тогда я увидел, что меня подвело. Вернее, две вещи. Малорослый дружок Крыса пробрался мне за спину и стал на четвереньки, а Чак все еще стоял с выставленной вперед ногой и хохотал до упаду. Какую-то секунду я сидел на полу, и горячая волна гнева поднималась во мне; потом я с силой пнул Коротышку в зад. Он отлетел и уткнулся лицом в ковер, а я вскочил на ноги, горя от негодования. И блондинка, и все мальчишки и девчонки смеялись вместе с Чаком, но когда я поднялся, смех несколько утих.
Но Коротышка перевернулся и встал с пола, потер лицо и потом громко рассмеялся, глядя мне в глаза; в его смехе, однако, не было ни веселья, ни настоящей живости просто громкое, ритмичное ха-ха-ха. Остальные подхватили этот маневр и, глядя на меня, выкрикивали «ха-ха-ха», в унисон с Коротышкой. Было странно и даже страшно смотреть на эти уже не улыбающиеся лица и слышать этот неестественный смех, вырывавшийся из двадцати глоток. Он звучал дико и как-то по-звериному; извращенная, глупая демонстрация, от которой у меня по спине побежали мурашки.
Зато блондинка явно получала удовольствие. Для нее тоже я был поводом для смеха. Но только ее смех отдавал честным весельем. Наверно, стоя перед ними и чуть не брызжа слюной от гнева, я и в самом деле выглядел несколько смешно. Она согнулась чуть не вдвое и так хохотала, что сумка соскользнула у нее с плеча и громко брякнулась об пол. Видимо, в ней лежал либо кусок свинца, либо пистолет. Милейшие существа друзья Чака!
Чак похлопал меня по плечу. Я посмотрел на него он не смеялся.
Восемь, произнес он.
Я едва не взорвался, но когда он сказал: Девять, я пошел к двери. Его шайка сгрудилась передо мной, и если бы они не отступили, я бы вышвырнул кое-кого сквозь потолок, до того я был взбешен. Но они медленно посторонились, не переставая скандировать ха-ха-ха, и я миновал их, стараясь смотреть сразу во все стороны. Я уже надеялся, что дойду до двери без новых неприятностей, как вдруг кто-то с силой поддал меня сзади ногой.
Меня бросило на дверь и, натолкнувшись на нее, я круто обернулся. Конечно же, это был Коротышка, пожелавший со мной расквитаться. Он не знал, что мы с ним еще далеко не расквитались. Я смотрел на этих юнцов, которые постепенно перестали смеяться, и нужно было все мое самообладание и все, что еще осталось во мне от здравого смысла, чтобы не броситься на них и не стереть кое-кого в порошок. Я уже принял от этих малолетних хулиганов больше, чем когда-либо принимал от такого же числа взрослых бандитов; и чем дольше я смотрел на них, тем больше они вырастали в моих глазах. Еще немного, и они бы выросли настолько, что я бы вытащил свой пистолет и застрелил бы пятерых, но я заставил себя открыть дверь и выйти на крыльцо.
Серп луны прятался за несущимися тучами и пахло дождем, но прохладный воздух не охладил и не успокоил меня, хотя я и старался успокоиться, пока шел к моему кэду. В сущности, я узнал мало нового, за исключением того, что подростки эти не просто хулиганы, но опасные хулиганы. У Чака, правда, задергалось лицо, когда я показал ему фотографию Пэм, но едва ли его можно осуждать за то, что ему стало не по себе. Мне нужно было вывести его из равновесия, поэтому я сыграл с ним гнусную шутку: показал ему снимок, сделанный в морге.
И тут я вдруг вспомнил, где я раньше его видел. Может быть, из-за того, что я одновременно думал о нем и о Пэм, но я вспомнил, что видел его на фотографии в альбоме, который показал мне мистер Фрэнклин. Она была на одной из последних страниц; групповой любительский снимок, сделанный во время пикника в Элизиэн Парк! За полквартала от места, где я оставил свой автомобиль, был маленький коктейль-бар. Я зашел туда и из телефонной кабинки в конце бара позвонил м-ру Фрэнклину. Он ответил.
М-р Фрэнклин, это Шелл Скотт. Вам известны имена молодых людей, с которыми встречалась Пэм?
Ну да, почти всех. Вы что-нибудь узнали?
Пока только предположение. Пэм когда-нибудь упоминала имя Чака Дорра?
Нет. Никогда не слышал.
Найдите в конце альбома снимок, сделанный во время пикника в Элизиэн Парк. Каким числом он датирован?
С полминуты его не было, потом он снова взял трубку.
Это было шестнадцатого, прошлого месяца. Она голос его дрогнул.
Я быстро сказал:
Она знала всех этих людей?
Она пошла туда с мальчиком, с которым дружила, и еще с одной парой; они должны были встретиться там с остальными. Кое-кого она не знала.
Я сказал ему, что пока у меня только догадки и пробы, но как только что-нибудь выяснится, я сразу же ему сообщу. Потом я позвонил Сэмсону.
Сэм, дневник девочки Фрэнклин все еще у тебя?
Да. Тебе что-нибудь нужно? Как вообще твои дела, продвигаются?
Я кратко рассказал ему о вечеринке.
Подлая банда, ничего не скажешь. Этот дневник в нем что-нибудь сказано о пикнике вечером шестнадцатого, прошлого месяца?
Через минуту он прочитал мне две-три строчки, которые меня не заинтересовали; слова, написанные Пэм, звучали странно, произнесенные его грубоватым голосом; и вот:
Божественный вечер в парке. И ОУ, и ДжМ пригласили меня на студенческий вечер. С кем пойти? Думаю, с ОУ. Он просто мечта! Но я бы даже с ним не пошла на пикник, если бы знала заранее, что там будет такой тип, как ЧД. В конце концов, мне пришлось просто игнорировать его, он такой навязчивый. Во всяком случае, мне не нравятся люди старше меня, и он такой волосатый. Завтра увижу ОУ и скажу ему, что пойду с ним. Сэм помолчал. Вот и все.
Этот ОУ, должно быть, Орин Уэст. ЧД это Чак Дорр.
Он медленно сказал:
Ты уверен?
Абсолютно. Я рассказал ему о фотографии в альбоме.
Мы еще не достигли такой точности, сказал он. Но все как будто приводит к Дорру, а? Какое впечатление он на тебя произвел?
Драчливый малютка! Однако ум у него ясный. Если он и психопат, то действует весьма нормально.
Так же действовали сумасшедшие убийцы Хэаренс и Роберт Ирвин. Похоже, что нам придется следить за этой бандой, Шелл. Тем более, что надеяться больше не на что.
Что ты имеешь в виду?
Орин Уэст сегодня умер. Так ничего и не сказав.
«Значит, не только Пэм, подумал я. Теперь их двое двое хороших, симпатичных детей». Сэм прервал мои мысли, сказав почти то же самое, потом добавил:
Еще неизвестно, первые ли это жертвы. И наверняка не последние, если мы его не остановим. Он меня всерьез беспокоит.
Да, это было самое худшее, самое страшное. Страшнее даже, чем мысль о Пэм, лежащей в морге, была мысль о том, что ее убийца и другие, ему подобные, разгуливают по улицам, встречаясь с другими Пэм. Они выглядят, как все нормальные люди, когда сидят напротив вас в ресторане или рядом с вами в затемненном зрительном зале; они выглядят, как все нормальные люди, когда проходят мимо вас на улице. Глядя в их нормальные глаза, вы не можете проникнуть в глубь их ненормальных умов, чтобы увидеть их извращенные желания, их странный, дикий голод.
Мы должны схватить его, сказал Сэмсон. А у нас пока что мало оснований. Ты же знаешь положение насчет улик, Шелл. Мы должны представить веские доказательства, иначе прокурор не возбудит дела.
Он поговорил еще немного. Я знал, чего он хочет; он просто не хотел просить меня; я почувствовал, что волосы у меня на затылке зашевелились и в горле как будто пересохло, когда я сказал:
Я беру на себя Дорра, Сэм. Он либо сам это сделал, либо знает, кто. Попробую еще раз. Я поработаю над Дорром, и на этот раз добьюсь своего.
Ну, что ж валяй, Шелл. Говори ему все, что угодно. Если он то самое, то сейчас он внутри весь трясется. Но доказательства должны быть бесспорны. Он должен расколоться, иначе мы его потеряем, а расколоть его нелегко.
Да, Сэм. Во рту у меня было совсем сухо. Скажу тебе правду, приятель. Я бы хотел иметь поблизости десяток дюжих полицейских.
Он тихонько засмеялся:
С тобой все будет в порядке, Шелл.
Ага, сказал я. Само собой. Я опустил трубку и отправился обратно в клуб.
Право же, мне совсем не хотелось туда возвращаться. Перед домом я остановился, переложил свой пистолет в карман пиджака и, держа на нем руку, позвонил.
Из-за двери выглянул Крыс; я ринулся мимо него в комнату и остановился. Все головы резко повернулись, глаза прищурились, и я услышал голоса:
Ну что ж, сам напрашивается. Крыс завел было свое ха-ха и другие автоматически подхватили.
Я сгреб Крыса и рывком притянул к себе, чуть не подняв его в воздух. Я приблизил лицо к его лицу:
Слушай, ты, шпаненок, закрой свою пасть. Прекрати сотрясать воздух! Твои фокусы мне уже во как надоели.
Его лицо покраснело, и рука потянулась к карману брюк.
Валяй, сказал я. А я перекину тебя через колено, и пусть твои дружки посмеются над этим.
Дверь в боковую комнату распахнулась, и появился Чак, сжигая меня взглядом. Даже на расстоянии я видел, как прыгают на его щеках желваки. В комнате воцарилась тишина. Я оттолкнул Крыса так, что он пробежал почти до середины комнаты, подошел к Чаку, стал так, чтобы одновременно видеть и его, и всю его банду.
Он сказал холодно, медленно:
Я же говорил, чтобы ты дул отсюда, Ищейка.
Ты много чего говорил мне, приятель.
Глаза его сощурились. Его рот был запачкан помадой. В комнате позади него я увидел блондинку, сидящую на диване. Я почти ожидал, что увижу голую женщину, но она была совершенно одета насколько позволяли ее блузка и юбка. Правда, помада на ее губах была смазана, но это было и все.
Большинство юнцов вскочили со своих мест и подошли поближе. Они смотрели то на меня, то на Чака, ожидая его команды. Чак шагнул ко мне, его рука сжалась в кулак.
Я бы не стал, сказал я. Моя рука все еще держала в кармане пистолет, а другой рукой я отогнул лацкан пиджака, чтобы показать ему, что чехол для пистолета пуст.