- Убийцы полицейских в Нью-Йорке не доживают до суда!
Я с трудом оттащил его в сторону:
- Помни о своих же словах, Джонни, - без трупов. Змея больше не укусит - мы вырвали её ядовитые зубы. Его ждет электрический стул.
Сняв трубку, я вызвал скорую.
- Пулевое ранение, - ответил я на вопрос дежурного врача.
Когда я вновь обернулся к Джонни, он сидел на краешке письменного стола и вопросительно смотрел на меня.
- Некоторые обстоятельства мне не совсем ясны, - сказал он.
- К примеру?
- Скажем, письмо, которое Уайн получил от Кэллоувея.
- Кэллоувей не писал ему. Тут Гастингс проявил незаурядную изобретательность, он даже подшил второй машинописный экземпляр так называемого письма в дела Кэллоувея. Я нашел его и, как последний кретин попался на удочку.
- И всё же это не объяснение, - настаивал Джонни.
Запомни, никто не видел этого письма и подписи, кроме Гарри Уайна и Гастингса. Уайн до этого не встречался с документами, подписанными Кэллоувеем, и поверил своему помощнику. У прокурора не было оснований в чем-либо подозревать Гастингса. У меня всё перепуталось в голове, когда я нашел это письмо в сугубо конфиденциальной папке Кэллоувея. Гастингсу было известно, где Кэллоувей хранил личные документы, поскольку он долгое время у него работал. Представить Кэллоувея главарем наркомафии в Нью-Йорке, подстроить его самоубийство, чтобы избавиться от самого непримиримого, неподкупного и опасного борца с торговлей наркотиками, который, возможно, вышел на его след, казалось ему верным, абсолютно надежным делом.
- А Китти Джексон?
- О ней мне трудно что-либо сказать, но по всей видимости, она тоже напала на след Гастингса или кого-нибудь из его головорезов, а те, в свою очередь, узнали, что она работает на полицию. Когда дело касается оптовой торговли наркотиками, бандиты не останавливаются и перед убийством фараонов, чем бы им это ни грозило.
Ее застрелили из моего револьвера, чтобы свалить вину на меня.
- И ещё один вопрос, пока не приехала скорая. Как ему удалось подстроить телефонный разговор между Уайном и Кэллоувеем? Он казался вполне естественным по форме и содержанию.
- Марту Спунер, - сказал я, - он заставил взять на себя роль мисс Эванс, а Кэллоувея сыграл Салтини. Марта в общем была неплохой женщиной, но стоило её на пару дней лишить наркотика, и она была готова на все. Надо отдать должное Гастингсу - спектакль он поставил классический. Спунер и Салтини были, наверное, полностью в курсе его дел, за что и поплатились жизнью. Ясно?
- Более или менее, - ответил Джонни.
- Теперь всё позади, - сказал я и вдруг почувствовал, как устало звучит мой голос. - У тебя на руках не только ядовитое зелье, но и убийца собственной персоной. А я завалюсь в койку и просплю до конца недели.
- Ещё пара вопросов до того, как ты уляжешься на отдых. Сможешь подождать?
Все время, пока мы с Джонни обменивались впечатлениями, Гастингс издавал жалобные стоны, но не произносил ни слова. Зевнув, я ответил Джонни:
- Обо всем расскажу подробно через пару дней
- Нет, Рок, мне нужна вся информация, только тогда я смогу отправиться к прокурору. Так вот, первый вопрос, который представляет для меня особый интерес: каким образом ты догадался о подделке даты в записке Кэллоувея о самоубийстве?
- На мысль о фальсификации меня навел знакомый гомик. Он знал, что Кэллоувей сочинил такую записку в пятьдесят первом году. Однажды, будучи мертвецки пьян, голубой спросил, имеет ли для меня значение эта дата, после чего отключился. Я подумал еще, что из него получился бы неплохой детектив. - Я вытряхнул из пачки сигарету и закурил. - Его слова подтвердил док в санатории, он назвал даже точную дату - седьмое февраля тысяча девятьсот пятьдесят первого года.
Вчера исполнилось ровно восемь лет с того дня, однако я не придавал этому особого значения, пока не обнаружил мертвого Кэллоувея с запиской в руке. Тогда я увидел всё так ясно, будто слово «фальшивка» было написано у него на лбу.
- Мы проверили почерк, сомнений нет, это рука Кэллоувея.
- Все верно. Гастингс хранил записку все восемь лет, рассчитывая рано или поздно воспользоваться ею в целях шантажа. Но прибегать к запугиванию ему не пришлось. Думаю, что мысль фальсифицировать самоубийство Кэллоувея возникла у него совсем недавно. К этому его вынудили форс-мажорные обстоятельства - слишком много трупов оставил он в последние дни.
Послышался громкий стон. Обернувшись, мы увидели, что Гастингс, закатив глаза, лежит без сознания. Нащупав его пульс, Джонни кивнул:
- Ничего страшного.
Меня здоровье этой падали не беспокоило ни на йоту. Я бы с радостью разрядил обойму в его брюхо и весело хохотал, глядя, как он корчится в предсмертных муках. Но его следовало сохранить для электрического стула, и моим мечтам не суждено было сбыться. Хотя, на мой взгляд, разумней было бы сэкономить на казни и судебных издержках.
Завывание полицейских сирен становилось всё громче, пока они не устроили возле дверей дома настоящий кошачий концерт. Потом все звуки разом смолкли. Минуту спустя в комнату вбежал врач, за которым следовали два санитара с носилками.
- Где раненый? - спросил док.
Я показал на Гастингса, неподвижно лежавшего на полу. Подойдя к нему, врач взял его руку.
- Раненый в безопасности, - сказал он, потом, опустившись на колени, разорвал на Гастингсе сорочку и некоторое время разглядывал отверстие, которое моя Бетси проделала между его ребрами. - Малость в сторону, и блондинчику был бы конец, - резюмировал он.
Раскрыв черный чемоданчик, док достал вату и дезинфицирующий состав и промыл рану.
Остановив с помощью марли и пластыря кровотечение, он махнул рукой санитарам, и те, погрузив Гастингса на носилки, двинулись к выходу. Следом за ними зашагал Джонни; я составил арьергард процессии. Остановившись возле своей машины, Джонни взял радиотелефон. Невероятно, но дворецкий так больше и не показался. Не иначе как спокойно проспал все события.
Я слышал, как Джонни приказал своим подчиненным в управлении обеспечить круглосуточную охрану Гастингса в больнице. Врача он предупредил, что пациент будет прикован к постели наручниками.
- Подбрось меня до дома, Джонни, - попросил я, сладко позевывая. - Или я стану твоим очередным трупом.
Он с опаской взглянул на меня, и я уселся в машину рядом с ним.
- До встречи, Джонни, - сказал я у входа в свой многоквартирный дом.
Поднявшись на лифте на десятый этаж, я вошел к себе и, не раздеваясь, завалился в постель. Я мгновенно погрузился в сон, и мне приснилось, что я гонюсь по глубокому снегу за высоким, худосочным человеком.
Гастингс? Он оправился от раны. Стул ему приготовили на первое июня. Джонни обещал лично присутствовать при казни.