- Эта женщина мне не понравилась. Ты заметил какая у нее роскошная норка?
- Я хотел подарить тебе норку, когда мы последний раз были при деньгах, - сказал я, - но ты предпочла вложить их в новую машину.
- И он мне не нравится, - продолжала Бет. - Наверное, он ненавидит маленьких детей и отрывает крылышки мухам.
Вопреки своей внешности наивной девушки, временами моя супруга бывает проницательнее многих. Когда мы шли к выходу, я думал о том, что заставило Тину и ее спутника столь стремительно удалиться. А впрочем, это не моя проблема. Я надеялся, что так оно и останется.
VI
Фрэн Даррелл поцеловала меня на прощание. В порядке взаимности Амос поцеловал Бет.
Надо отдать должное Амосу - его поцелуи вызывали наименьшее возражение со стороны супругов, поскольку представляли собой лишь символическое прикосновение губ к щеке. Наверняка он пошел на подобную уступку местному обычаю, уступив настойчивым просьбам Фрэн, которая сумела убедить его, что, отказавшись от лобзаний, он кровно обидит ее друзей.
Во всем, что касается этикета, Амос беспрекословно подчиняется супруге - для него самого это темный лес.
Выполнив свой долг, он продолжал со скучающим видом стоять у двери в то время, как женщины обменивались прощальными словами. Я стоял рядом и внезапно ощутил непреодолимое желание сказать ему, чтобы он поскорее возвращался в дом. Ученый его калибра не должен торчать без нужды в ярко освещенном дверном проеме, представляя собой превосходную цель для снайперов, целый полк которых мог укрыться за стволами кедров. Возможно, мои опасения были беспочвенными, но появление Тины и Лориса заставило мой мозг работать в этом направлении. Конечно, люди Мака не представляли угрозы Амосу, однако само их присутствие означало надвигающуюся опасность.
- Я очень рада, что вы пришли, - сказала Фрэн, - но покидаете вы нас слишком рано. Желаю удачной поездки, Мэтт.
- И тебе того же, Фрэн, - сказала моя супруга.
- Спасибо, мы еще увидимся до нашего отъезда.
- Надеюсь. Я сама не своя от зависти, - сказала Бет. - Спокойной ночи.
Дарреллы возвратились в дом, с ними ничего не произошло, а мы с Бет не спеша двинулись к ее огромному темно-бордовому «стейшн-вэгону», блестевшему в темноте на все четыре тысячи долларов, которые мы за него уплатили.
- Куда они собрались? - спросил я.
- В Вашингтон на следующей неделе, - ответила Бет. - Я думала, ты знаешь.
- Амос был в Вашингтоне всего два месяца назад.
- Да, но ему удалось сделать какое-то важное открытие, и он едет для специального доклада. Фрэн отправляется с ним, они навестят ее родителей в Виргинии и заедут в Нью-Йорк, чтобы немного развлечься.
В ее голосе звучала легкая грусть. Настоящая цивилизация для нее по-прежнему заканчивалась где-то далеко к востоку от Миссисипи. Попадая в Нью-Йорк, она неизменно испытывала огромное наслаждение, хотя у меня этот город не вызывал ничего, кроме ярко выраженной клаустрофобии.
- Если все пойдет нормально, - сказал я, - зимой мы тоже прогуляемся по Нью-Йорку. А сейчас давай немного покатаемся. Миссис Гарсия уже уложит детей к тому времени, как мы вернемся.
Я не хотел возвращаться домой. Перед глазами у меня стояла Тина, подававшая мне сигнал готовности. От меня требовали, чтобы я был дома. И один - в своем кабинете или другом месте, где со мной можно будет войти в контакт. Но я не желал контакта с прошлым.
Выехав из города, я погнал хромированного монстра в горы, где рассчитывал расслабиться, забыть о Тине, о ее внезапном появлении. Но прошлое не желало ослаблять хватки. Из глубин памяти перед моим мысленным взором возник большой черный «мерседес», который я украл на окраине Левенштадта, - это задание я получил уже после того, как распрощался с Тиной и потерял ее след. Я мчался на «мерсе» с бешеной скоростью, - наверное, поэтому и возникла сейчас эта ассоциация - и, когда взглянул на спидометр, стрелка стояла на отметке 180 километров, что в переводе на мили составляет больше ста. Машина шла изумительно плавно, передачи переключались бесшумно и мягко, словно шестерни покрывал бархат, и мне казалось, что я не еду, а плыву в облаках.
И хотя я пришел в ужас от сумасшедшей скорости на грунтовой дороге, впредь меня величали не иначе, как адским водителем, и при последующих операциях за баранку сажали только меня. После войны я никогда не встречал своих пассажиров и не горел желанием увидеть их вновь. Думаю, большинство из них тоже не испытывало ко мне нежных чувств, но пока мы работали одной командой, дело спорилось.
Мы никогда не сбивались с графика и расставляли снайперов в оговоренных местах точно по времени. Мак не позволял нам работать вместе подолгу. Одно-два задания - и он перетасовывал группы или посылал людей на одиночные задания. У людей - даже таких, какими были мы, - могут проявляться со временем не только ненависть, но и взаимные симпатии. Кто мог гарантировать, что вопреки строжайшему приказу какой-нибудь сентиментальный недоумок не пожелает бросить на верную смерть в тылу врага своего товарища, позволившего всадить в себя пулю или сломать ногу. Мак не мог подвергать опасности всю операцию из-за подобных пустяков.
Я вспомнил, как однажды мне пришлось решать похожую проблему в маленьком отряде, которым я командовал. Я решил ее так, как предписывала инструкция, ведь не станешь на вражеской территории рыдать над тяжелораненым, как бы дорог тебе он ни был. Правда, весь обратный путь я непрерывно оглядывался, не уверенный в одобрении других членов группы. Впрочем, я всегда оглядываюсь
- Мэтт, - негромко спросила меня жена, - Мэтт, что с тобой?
Я тряхнул головой и, повернув руль, повел машину по грунтовой дороге, которая на вершине холма соединялась с шоссе. «Стейшн-вэгон» по всем параметрам уступал «мерседесу». Длинная машина неистово вихляла, я практически потерял контроль над рулем и тормозами. Из-под колес веером вылетала галька. Наконец машину развернуло, и она встала среди сосен.
Бет вздохнула и, приподняв руку, поправила прическу.
- Извини, - сказал я, - наверное, на меня действует мартини. Машина вроде не пострадала.
Под нами сверкали огни Санта-Фе, а дальше, за долиной Рио-Гранде, светился на фоне ночного неба Лос-Аламос, который, в отличие от Амоса Даррелла, меня совершенно не интересовал.
Бет негромко произнесла:
- Дорогой, может, поделишься со мной?
Что я мог ей сказать? Ничего. Сейчас у меня не было желания даже обнять ее.
VII
Миссис Гарсия - невысокая миловидная женщина - жила в нескольких кварталах от нас, так что не было необходимости отвозить ее домой, разве что в особо ненастный день или слишком поздним вечером. Я рассчитался с ней, поблагодарил и проводил до двери. Некоторое время наблюдал, как она идет по бетонной дорожке к калитке. Как и многие другие дома в Санта-Фе, наш особняк окружен каменной стеной десятидюймовой толщины и высотой в шесть футов. Миссис Гарсия вышла за калитку, притворив ее за собой.
В доме царила тишина, если не считать царапанья о дверь нашего кота Тома, пытавшегося проскользнуть внутрь, Я запер дверь перед его носом и протянул руку, чтобы выключить свет во дворе. Наружным освещением можно манипулировать из кухни, из рабочего кабинета, гаража и от входной двери. Установка подобной системы влетела в копеечку, и Бет полагала, что мы напрасно потратились.
Зато ночью я мог практически из любой точки дома простым поворотом выключателя убедиться, что злоумышленник не проник в наши владения.
Я опустил руку, так и не нажав на выключатель. Чего ради облегчать жизнь Тине и ее дружку? Когда, повернувшись, я отошел в сторону, Бет наблюдала за мной, стоя под сводчатым входом в детские спальни.
Словно не обратив внимания на продолжавший гореть свет, она спросила:
- А кот где? Если Тома не выгнать на улицу, он спрячется под мебелью, а ночью заберется в постель к одному из малышей.
Конечно, они не имеют ничего против, но спать с животными негигиенично.
- Кота дома нет, - заверил ее я.
Она молча, без улыбки наблюдала, как я пересек холл и направился к ней. Мягкий свет неясными тенями ложился на ее лицо. Есть что-то очень привлекательное в хорошеньких женщинах, вернувшихся из гостей. В них заметна какая-то расслабленность. Они уже не выглядят как новый автомобиль, только что выруливший из магазина. Нос у Бет слегка блестел, волосы чуточку сбились, а помада на губах уже не лежала идеально ровно, как прежде. И я полагал, что она вновь чувствовала себя женщиной, а не неким неуверенным в себе, смущающимся людей произведением искусства.
Я притянул ее к себе и впился в нее губами, стараясь забыть Тину, не думать о том, что нужно от меня Маку. Что бы это ни было, ничего хорошего я не ждал. Задания Мака относились к другой категории. От моих слоновьих объятий у Бет перехватило дыхание. Потом она рассмеялась, обвила руки вокруг моей шеи и поцеловала меня так же крепко, как я ее. Эту игру мы временами практиковали, притворяясь вконец испорченными людьми, не признающими сдержанности в проявлении чувств.
Я поднял ее на руки и, положив на диван, опустился на нее. Ее губы были полуоткрыты, но глаза смотрели на меня чуть опасливо.
- Мэтт, дорогой, - прошептала она, - пожалуйста, осторожно. Ты помнешь мне платье.
Женщину, которую любишь, нельзя брать против ее желания. Медленно поднявшись на ноги, я обтер лицо носовым платком. Потом подошел к двери и стал смотреть на освещенный двор. Бет поднялась и быстро покинула комнату.
Пройдя в спальню, я начал было снимать галстук, но передумал. Мой чемодан стоял в ногах постели. Часть вещей я уже отнес в свой пикап, на котором завтра намеревался тронуться в путь.
К утру я мог бы быть в Техасе.
Я поставил чемодан у двери в кухню и прошел в детскую. Мэтт, - наш старший, одиннадцати лет, крепко спал, на соседней кровати, тоже деревянной, сладко посапывал девятилетний Уоррен. Младшенькая, Бетси, еще не достигшая и двух лет, улыбалась во сне. Ее головка была еще слишком велика для хрупкого тельца, а ножки малы. Я смотрел на нее, тоже улыбаясь, потом услышал осторожные шаги, обернулся и увидел Бет.
- Знаешь, - сказал я, - лучше я заберу свое барахло и отправлюсь в путь прямо сейчас. К утру буду уже на полпути к Сан-Антонио.
- Стоит ли? - В ее голосе звучало сомнение. - Ведь ты не так уж мало выпил.
Мне показалось, она хотела что-то добавить, но передумала.
- Не беспокойся. Если я почувствую сонливость, то всегда смогу съехать на обочину и прикорнуть на заднем сиденье. - Это было не совсем то, что я предпочел бы сказать, но мы, видимо, на время утратили способность к искренности.
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. Я легонько коснулся губами ее губ:
- До свидания. Позвоню завтра, при первой же возможности. Но не беспокойся, если звонка не будет. Считай, что я устроил где-то привал.
- Мэтт - начала она, потом быстро сказала: - Неважно, главное, не гони. И присылай открытки мальчикам. Им так нравится получать от тебя письма.
На заднем дворике в ярком свете двух фонарей я распахнул широкие чугунные ворота. Они выходили в узкий проезд, тянувшийся вдоль нашей усадьбы. В Санта-Фе повсюду натыкаешься на проезды. Я вынес чемодан и бросил его в багажник пикапа. В багажнике были небольшие оконца по бокам, а сзади брезентовая дверца.
Отогнав машину в проезд, я вернулся и закрыл гараж. Потом, оставив мотор включенным, чтобы как следует прогрелся, прошел в свой кабинет.
Там я переоделся в джинсы и шерстяную рубашку. На ноги я натянул сапожки с вывернутым наружу необработанной стороной голенищем - вид обуви, которую, по поверью аборигенов, носят только те мужчины, чья потенция сомнительна. Не знаю, верно ли это в общем и целом, однако в отношении некоторых моих знакомых инженеров и по крайней мере одного писателя, а по совместительству фотографа это безусловно несправедливо.
Я огляделся, чтобы убедиться, что не забыл что-либо из необходимых вещей. И, обойдя вокруг рабочего стола, достал ключ от ящика, где хранил свой кольт «вудсмен» - короткоствольный пистолет двадцать второго калибра. Я мирный гражданин, но в поездках меня всегда сопровождает эта маленькая стальная штучка. Вставляя ключ в замок, я заметил, что ящик уже выдвинут примерно на четверть дюйма.
Я смотрел на него минуту, если не дольше. Потом вынул ключ и вытащил ящик из стола. Пистолета не было.
Не сходя с места, я медленно повернул голову и осмотрел кабинет. С той минуты, как я покинул его сегодня пополудни, в нем ничего не изменилось. Ружья, висевшие на стене в запертой на замок стеклянной витрине и составлявшие мою коллекцию, были на месте. Я отошел на шаг в сторону, чтобы лучше видеть ту часть комнаты, где обычно читал, сидя в кресле. Там тоже все выглядело как обычно. На стульях и на полу были разбросаны листы копировальной бумаги. На подлокотнике кресла лежал большой конверт. Это было инородное тело. Я взял конверт в руки. На нем не было ни надписи, ни каких-либо пометок. Его содержимое оказалось машинописным текстом объемом около двадцати пяти страниц. В верхней части первой, особенно аккуратно отпечатанной страницы значилась фамилия автора и название - Барбара Херрера, «Горный цветок».
Отложив рукопись в сторону, я прошел в темную комнату, служившую мне фотолабораторией. И зажег свет. Херреры там не было. Я нашел ее, открыв другую дверь. Она сидела в ванной, заполненной не водой, а ее пышной юбкой в национальном индейском стиле и многочисленными нижними юбками. Ее широко раскрытые карие глаза, не мигая, смотрели на хромированные водопроводные краны на облицованной кафелем стене.
VIII
Признаюсь, я даже почувствовал облегчение. Не хочу показаться черствым, но с того момента, как Тина подала мне у Дарреллов сигнал, я не переставал ждать неприятностей. Сейчас игра пошла в открытую, и я мог взглянуть на карты. Мне было жаль девушку - надеюсь, что я прочту ее проклятую рукопись, она, вероятно, незаметно проскользнула в мой кабинет и стала свидетельницей того, что ей не следовало видеть. Впрочем, на моей памяти много погибших, которых я знал дольше и которые нравились мне несравненно сильнее. Если она хотела жить долго и счастливо, ей следовало больше сидеть дома.
Во мне уже произошла перемена - удивительно быстрая и всеобъемлющая. Три часа назад я был мирным обывателем, нашедшим счастье в браке и время от времени нежно похлопывавшим жену по деликатному месту, показывая, что находит ее привлекательной и весьма желанной. В те казавшиеся уже бесконечно далекими минуты смерть миловидной девушки, с которой я только что разговаривал, вызвала бы у меня оцепенение и ужас. Сейчас она представлялась мне не более чем небольшим неудобством. Девушка - лишь ничтожная пешка в игре, которая никогда не прекращается. Сейчас она стала трупом, а возиться с покойниками мне было недосуг.
Вокруг активно действовали живые люди, внушавшие значительно больше опасений.
У Мака, подумал я, высокие ставки, если он получил право ликвидировать невинных людей, случайно оказавшихся свидетелями. В Европе мы тоже при необходимости занимались подобными делами, тогда это были гражданские лица вражеской стороны, и в то время шла война.
Я задержал хмурый взгляд на мертвой девушке дольше, чем было необходимо, вопреки здравому смыслу ощутив даже легкое чувство утраты. Она казалась мне милой девчушкой, а их не так уж много, чтобы ими разбрасываться.
Вздохнув, я повернулся и, выйдя из ванной, приблизился к застекленной витрине. Отперев ее ключом, я достал пневматическое ружье, на котором лежал многолетний слой пыли. Я сдул ее, проверил ствол, выдвинул ящик стола, где хранились боеприпасы, и достал три патрона с крупной дробью.
У меня давно не было контактов с Маком, но его люди, судя по всему, по-прежнему играли наверняка. Меня они, должно быть, считали теперь чужаком, хотя и подали мне сигнал доверия. С другой стороны, трудно рассматривать как проявление дружелюбия с их стороны труп Херреры, оставленный у меня в ванной. Если они собирались нанести мне визит - а это казалось более чем вероятным, - я предпочитал встретить их во всеоружии, как в добрые старые времена, то есть с чем-нибудь осязаемым в руках.
Вернувшись в ванную, я прислонил ружье к двери, закатал рукава рубашки и склонился над Барбарой Херрерой. Пришло время распрощаться с ненужной сентиментальностью, развившейся во мне в послевоенные годы. Я хотел точно знать, что послужило причиной смерти. При беглом взгляде не было заметно признаков насилия. Я не сразу разглядел вздутие в левой части ее черепа и пулевое отверстие в спине. Длинные волосы и белое платье были вымазаны в крови. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, как все произошло.
Ее застигли врасплох, удар по голове явился для нее полной неожиданностью. Затем ее перетащили в ванную и застрелили из малокалиберного пистолета. В нашем доме толстые стены, они легко поглотили негромкий звук выстрела.