Какогозашипел он, а дядя Волан пихнул его вперед, отвалите!
Не рыпайся.
Что за херня!
Ему не ответили. Отец схватил Ромала за волосы и резко потянул на себя. В воздухе пронесся сверкающий нож, и в следующее мгновение прядь угольных волос свалилась на пол. Свернулась в черное кольцо. Ядовитая боль пронзила тело парня, и он зарычал, так и не осознав до конца, что сейчас случилось. Братья отошли к окну, Волан спрятался в тени Виктора, а Костя замер и почувствовал, как кровь скатывается по лбу. Нож задел кожу.
Рядом с угольной прядью на пол упали темно-красные капли.
Костя поднял взгляд на отца и растерялся. Что сейчас случилось? Что они сделали?
Парень пытался найти рациональное объяснение произошедшему и не находил. Да, в детстве он слышал истории о предателях и знал, что им сбривали волосы, если их гнали из табора, но это же рудимент, байка, легенда. Так больше не делают. Это дико, унизительно, неправильно. Так больше не поступают!
Ромал прожег отца презрительным взглядом и почувствовал, как ядовитая, глубокая обида разрасталась в его груди. Жизнь Кости разрушилась, разделилась на «до» и «после». Он и раньше не ощущал себя частью этой семьи. Теперь у него и вовсе не было семьи. На помощь никто не пришел. Вразумить отца никто не посмел. Они все тут спятили, сошли с ума. А кровь все так же катилась по лицу парня и падала на пол.
Он вдруг тоже схватил нож. Порывисто и неожиданно. Виктор прищурился, ожидая, что сын бросится на него, перережет ему горло, но Костя потупил иначе: он поднял руки и начал отрезать остальные пряди. Резкими движениями. Скрипя зубами. Он с такой болью избавлялся от волос, будто прощался со всем родным и привычным.
Нож задевал кожу. Волосы сыпались на лицо.
Виктор не двигался.
Когда Ромал закончил, и на голове у него остались уродливые клочья разной длины и формы, он кинул нож к ногам отца и расправил плечи. Виктор окаменел. Костя подошел к нему, смахнул пелену с глаз и прохрипел:
Тыне семья мне.
А потом быстрым шагом покинул кухню. Казалось, он сотни лет идет к выходу. Его пальцы все смахивали и смахивали эту черную пелену. Что вообще за черт? Что за завеса? Костя вырвался на улицу, в вечернюю прохладу, и поморщился, не представляя, что с ним происходит. Отчего так сердце тарабанит? Почему так хочется содрать с себя кожу?
Ромал сошел с места. Кровь по лицу течет. Ведь кровь? Он накинул капюшон, и тень от него скрыла мокрые полосы. «Не думать. Не думать». Его ведь и раньше унижали. Его и раньше предавали. Что тут нового? Он в очередной раз остался один. Вот и все.
Отчаяние. Вот что испытал Ромал, отдаляясь от своего дома, как можно дальше.
Он думал, что причинить ему боль не получится. Он так много видел и столько всего натерпелся. Попробуйте прорваться сквозь толстенный, защитный слойне выйдет! Но у отца вышло А ведь когда-то Костя хотел, чтобы отец гордился им, но, как оказалось, два родных человека могут совершенно по-разному смотреть на одни и те же вещи. Отчего-то Виктор боготворил трущобы. Но почему? Костя задавался этим вопросом снова и снова и не находил ответ. Неужели Виктор просто боялся, что «мир за забором» не примет его?
Костя и сам не понял, как добрался до общежития. На улицах смеркалось. Холодный воздух заползал под толстовку. Парень небрежно потер запекшуюся кровь на лбу и нервно надавил на виски. Может, голова перестанет так болеть. Он потянул на себя дверь общаги, прошел мимо охранника и вдруг затормозил, потому что охранник возник перед ним.
Не торопись, воскликнул незнакомый мужчина и перегородил Косте путь.
Ромал зажмурился. Чувствовал он себя паршиво, общаться ему ни с кем не хотелось, и плевать, что это какой-то новый охранник, и что он никогда Ромала в лицо не видел.
Костя пришел домой. Ведь где-то у него вообще есть дом.
Куда стартанул? Насупился мужчина. Без пропуска нельзя.
Я из сто второй.
Студенческий?
Потерял его.
Зачетку?
Я с первого курса. Ромал поднял пронзительный взгляд на охранника и стиснул в кулаки пальцы. Я хочу пройти.
Мало ли чего ты хочешь. Проваливай, пока я ментов не вызвал.
С какой стати?
Мы с улицы всякий сброд не пускаем! Мужчина свел брови и ступил вперед. Его плечи были настолько широкими, что тень от них полностью закрывала Ромала. Охранник заменял сослуживца, в лицо жителей не знал, но этот парень в капюшоне, со ссадинами по всему лицу, следами крови, еще и не русский нет, таких пропускать определенно нельзя. Давай. Вали.
Я здесь живу! Возмутился Костя, сверкнув глазами. Подвинься, дядя.
Я тебе сейчас подвинусь.
У соседей спросите.
Хорошая попытка. Нашел, кому лапшу на уши вешать.
Да у меня ключ есть, парень запустил руки в карманы и вдруг замер. Отчаяние со скоростью света превратилось в такую жуткую усталость, что Косте захотелось свалиться на пол прямо здесь. Он протер ладонями лицо, сгорбился и вспомнил, как спрятал ключи в рюкзак. В треклятый, долбанный рюкзак. Твою мать, простонал парень, будто раненый пес. Он отвернулся и откинул назад голову, стараясь подумать о чем-то приятном да вот только не осталось у него приятных мыслей. День оказался одним из самых конченных за всю историю, и если Костя и думал о чем-то, так это о драке в столовой, о наказании мега-ректора, о словах Лизы, о грустной матери и ненормальном отце. Сплошное дерьмо.
Давай, огрызнулся охранник, о существовании которого Ромал уже позабыл, не выводи меня из себя. Я реально ментов вызову. Дуй отсюда.
Костя усмехнулся. Ядовито, конечно. Но все же растянул губы в улыбке. Он вышел на улицу, осмотрелся и неожиданно понял, что идти ему некуда. Надо с Артом связаться. Вдруг он ключи одолжит. Да вот телефон тоже остался в рюкзаке.
А, может, им и не стоит видеться? Разве кто-то должен видеть Ромала в таком виде? Кто-то должен говорить с ним о том, что случилось? Принимать его, как дворового пса, и откармливать, отглаживать, отбеливать, отхаживать? Да чушь все это. Кому захочется его проблемы разгребать? Раны стягивать? Обычно таким семья занимается, а у Кости семьи вроде бы как больше нет.
Вот так вот просто, в один миг, Костя стал человеком без никого.
Парень надавил пальцами на глаза и испугался. «Черт ». Он привык к одиночеству. Но это одиночество было каким-то новым. Он затягивало, ломало. Парализовывало.
Костя понял сразу две вещи: во-первых, он никому не был нужен. Во-вторых, кто-то был нужен ему. Как выбраться из этого капкана? Как признать, что одному тебе паршиво? Да и мог ли Костя довериться кому-то новому? Люди столько раз от него отворачивались. Почему он должен был верить в них? Почему он должен был вообще во что-то верить?
Парень запустил руку в карман и вытащил бумажную сотку. На что ее потратить? А ведь за сотку друга не купишь. Да и помощь тоже. Костя смял деньги, убрал их обратно и осмотрел серые улицы. Наверное, иногда стоит пренебрегать правилами, пусть это пугает и настораживает. Но ведь наши импульсы не возникают из воздуха. Наши желания чем-то подкреплены, обоснованы. Если Костя хочет сойти с места, значит, он знает, куда идти.
Ромал поправил капюшон, натянул его пониже и ухмыльнулся. Возможно, он еще об этом пожалеет. Или же это будет самое правильное решение, принятое им в жизни.
***
Артур увидел маму издалека. Она сидела на крыльце, в деревянном кресле-качалке, и читала книгу. Подойдя ближе, парень прочитал название: «Как привести в порядок тело и душу», и искренне рассмеялся. Что уж его мама любила делать, так это разузнавать обо всем на свете, вычитывать разную информацию, использовать ее или критиковать. Софья Селиверстова готовила блюда на любой вкус. Играла на фортепиано Бетховена и Шопенавторой был ее любимым композитором. Разводила цветы различных видов: от кактусов до космоса шоколадного. И да, такое растение действительно существовало. Говорила на английском, немецком и французских языках, на данный момент учила китайский. И еще она была чудесной мамой. Иногда мамой-паникершей. Почти всегда мамой-защитницей.
Привет, поздоровался Арт, и Софья опустила книгу. У нее были золотые волосы, едва достающие до плеч, и ярко-зеленые глаза. Арта все время называли маминой копией, и ей это невероятно льстило, хотя вслух она в этом никогда не признавалась. Она ласково улыбнулась, протянула к сыну руки, а он их бережно принял.
Артур, распела она, приехал, наконец!
Передвигаться по городу, как обычный смертный, чертовски долго.
Ну, так, забери свою машину.
Это же убьет мою легенду.
Легенду, закатила глаза женщина и грациозно облокотилась о спинку стула, как я могла забыть? Артур и его мифы. А где твои рыцари?
Разъехались по домам, усмехнулся парень и поправил кожаную куртку. Для мамы он нарядился в лучшую одежду, точнее в чистую одежду. С дисциплиной у Артура были проблемы. Он не успевал самостоятельно стирать одежду, гладить одежду, а потом еще и складывать ее по полочкам. Такой опыт наверняка приходит со столетней практикой.
Проголодался?
Немного. Слушай, папа дома?
Приедет скоро.
Мне надо с ним поговорить.
Все в порядке? Функция «мама-паникерша» включилась. Софья отложила книгу, нахмурилась и просканировала сына изучающим взглядом, после которого он обычно как на духу выкладывал ей всю правду. Что это у тебя под глазом?
Под каким глазом? Спросил Артур и отшатнулся назад. Под правым или под левым? Потому что на днях
Это синяк?
Это освещение.
Это синяк, именно он. У моего мальчика синяк, запричитала женщина, поднялась со стула, и вязаное одеяло свалилось на пол. Кто это сделал?
Дверь сделала, отрезал парень, я утром проснулся, к планировке еще не привык, и как въехал лицом о дверной косяк. Ребята полдня угорали.
Они смеялись над тобой?
Да нет, онинормальные, честное слово. Тебе бы они понравились. Лучше многих зазнавшихся идиотов, с которыми я учился.
А с рукой что? Вот теперь травяные глаза Софии увеличились вдвое. Она взялась за ладонь сына, раскрыла ее и испуганным взглядом изучила грязный бинт, закрывающий глубокую рану. Господи боже, ты к врачу обращался?
Там царапина.
А она откуда? На кухне порезался?
Тыблондин судорожно соображал, что сказать, что сделать, и в итоге выпалил самое идиотское оправдание из всех существующих, ты угадала. Колбасу резал, и
Артур!
Пойду, поищу Алину. Она в мастерской?
А ну-ка остановись.
Я вернусь, пообещал парень, а сам отчаливал на полном ходу. Мама не выпускала его из виду, так и стояла, уперев руки в боки, а Селиверстов дернул на себя входную дверь и вихрем понесся в подвал.
Глупо вышло. Как он не подумал о реакции мамы? Она ведь всегда все видит, знает, чувствует. Нужно было заготовить парочку отмазок, чтобы сейчас не краснеть, но годные мысли всегда поздно приходят. Теперь ведь не избежать новых вопросов.
Черт, ругнулся парень, спускаясь по витиеватой лестнице на минус первый этаж, и протер ладонями лицо. Не расскажешь ведь маме, что они с ребятами создали сайт, куда обращаются за помощью все, кому не лень. И по ночам он натягивает черную униформу с пластмассовой маской мультяшного льва, чтобы отыскать провинившегося и наказать его за свершенные грехи. Мама вряд ли бы оценила такую жертвенность.
Мастерская Алины была ее личным бункером, «домиком на дереве», тихой гаванью. Стены и пол закрывала прозрачная пленка. Из узких окон лился мягкий, тусклый свет. По периметру стояли десятки мольбертов, на столах в полнейшем беспорядке валялись кисти, баночки с краской, салфетки, формочки с водой, и все это было похоже на вакханалию, но Алине нравился хаос. Здесь стены рушились, границы исчезали. Алина творила на пустую голову, независимая ни от чего. Только от своего вдохновения.
Прожектора ярко освещали огромный ватман, прибитый к северной стене. Алина не заметила, как пришел брат, потому что танцевала под музыку из наушников и решительно размахивала кистью из стороны в стороны. Рисунок напоминал хотя нет, он ничего Арту толком не напоминал, и парень остановился позади сестры, скептически нахмурив брови.
И что это за сюрреализм?
Девушка вздрогнула, услышав посторонний голос, и рывком вынула наушники.
Да тыначала она и выдохнула, господи, чего подкрадываешься?
Господь бы не понял, что ты вырисовываешь.
У нас с Господом все сложно.
Уже добавила его в друзья?
Подписалась на обновления.
Блондин усмехнулся и вновь посмотрел на черную картину. Странный рисунок. Был в нем смысл? Определенно был. Алина всегда всему придавала много смысла. Она потерла пальцами лицо и оставила красные, рваные полосы на щеках, замазав веснушки.
Похожие ярко-алые полосы были и на черном холсте. Они пересекались в центре и напоминали сердце. Вниз скатывались тонкие красные ручейки, тянулся кровавый след, будто бы сердце было ранено.
Ну, протянул парень, прижав пальцы к губам, все паршиво, как я вижу.
В смысле? Нахмурилась Алина. Она подошла к картине и аккуратно навела одну из полос, чтобы она ярче смотрелась на общем фоне. Что паршиво?
Это ты мне скажи. Чего все черное?
Захотелось.
Кто он.
Девушка посмотрела на брата через плечо и вопросительно вскинула брови:
Кто?
Ты слушаешь музыку, вырисовываешь квадрат Малевича с коллапсом сердца. Так что вывод сам собой напрашивается. Назови мне его имя, я хочу с ним пообщаться.
А еще что мне сделать? Усмехнулась Алина.
То есть мне есть с кем разговаривать?
Размечтался.
То есть не с кем.
Ты пытаешься заговорить мне зубы, мисс Марпл ?
Себе пытаюсь заговорить, бросил Арт и отошел в сторону. Он уселся на шаткую табуретку, а Алина обернулась и растерянно опустила кисть. Артур выглядел грустным и уставшим. Эти покатые плечи, бегающий взгляд Девушка нахмурилась. Когда ее брат в последний раз выглядел разбитым, он собрал вещи и уехал из дома. Что случилось?
Ничего.
Мне выпытывать что ли?
Хочу с папой поговорить.
О чем?
Да обо всем. Он мне многое должен разъяснить.
Ты так и продолжишь говорить шарадами? Поинтересовалась Алина и подошла к брату, а он даже не поднял на нее голову. Арт, не делай так. Что стряслось? Тебе помочь нужно? В универе проблемы?
Мне помогли уже, отмахнулся парень.
Кто помог?
Да все помогли. Я всегда был таким кретином, а?
Он все-таки посмотрел на сестру, а она в недоумении застыла. Что за разговор? Она не понимала, к чему Артур ведет, и не знала, как поступить: шаг вправо, шаг влево, и она провалится под тонкий лед.
Тымой брат. Конечно, ты был кретином.
Ну, спасибо.
Можешь объяснить, о чем мы сейчас толкуем?
Я горжусь тобой.
Алина ошеломленно вскинула брови и спросила:
Ты пил что ли?
Нет, правда, я горжусь тобой. Честно. Ты никогда не тусила с этими фальшивками, расхаживающими по клубам в поисках лучшей жизни, не тонула в нашей жизни Вокруг столько соблазнов, Алин. А ты не пользовалась привилегиями. Сама пошла на художку, и сама в люди выбилась. Родители даже не успели нотаций тебе почитать. ТыАрт вдруг замолчал и покачал головой, ты как будто сразу взрослой родилась.
Ну, ты видел, какой я родилась.
Ага, дико орущей.
Что происходит? Алина села перед братом на корточки и положила руку ему на плечо. Ей совершенно не нравилось, как выглядел Арт, он казался таким расстроенным и сбитым с толку, что девушка сама ощутила себя некомфортно.
Мне тут птичка донесла, что отец оплатил мою учебу.
Ты же на бюджет поступил.
Думаешь? Парень взглянул на сестру, стиснув зубы. А, кажется, нет. Сегодня я в ректорате отсидел вместе с ребятами, потасовка в столовой потом расскажу. Так вот я очень мило побеседовал с заместителем ректора.
Он думает, ты учишься на коммерции?
Он не думает, Алин. Он знает , что я не прошел конкурс. А ведь блин, я ведь был уверен, что у меня получилось. Только поэтому и ушел! Я хотел доказать, что я
Артур.
лучше, чем есть, что люди ошибаются на мой счет, что Диана много потеряла, раз встречалась с моим именем, а не со мной. Что там было с чем встречаться, помимо бабла.
Хватит думать о Диане.
Она мне глаза открыла.
Онаидиотка. Продажная и пустоголовая.
Дианата еще тварь, но она никогда не была пустоголовой.
Почему бы тебе просто не забыть о ней?
Как будто это так просто, прищурился блондин. У меня в башке кавардак. Тебе, может, все это кажется цирком, постановочным спектаклем, а я с ума схожу! У меня уже в печенках сидит это тупое чувство