Ромал приехал вечером. Солнце медленно закатывалось за горизонт. Издалека «двор чудес» напоминал светящийся, гигантский мегаполис. Но чем ты ближе подходил к серым кварталам, тем отчетливее видел десятки этажей, сотни домов, тысячи коробок, дряхлых и разваливающихся, стоящих бок о бок. Не просто спальный район Питера, а забытая всеми окраина, куда туристы никогда не забредают.
Грязь хлюпала под ногами, когда Костя брел вдоль узких, хорошо знакомых улочек. Разломанные балконы так и норовили свалиться на голову, а на них все равно выставляли ржавые велосипеды, банки и сушки для белья. Дети носились в поношенной одежде: дети всегда донашивают одежду за старшими. У Ромала родных братьев или сестер не было, и он носил одежду папы. В школе уже это было уважительной причиной для насмешек.
Свои первые деньгинаграду за победу в городской олимпиаде по математике, пять тысяч рублей, баснословные деньгиКостя потратил на дешевую футболку и джинсы. Он никогда еще так собой не гордился. Сросся с джинсами, как со второй кожей! Тогда Косте исполнилось пятнадцать, и тогда отец вышел из себя и разбил вазу о его лицо. Деньгами в семье распоряжался только Виктор , и за споры можно было поплатиться. Правила Ромал знал, но с возрастом перестал к ним прислушиваться, так что дома его шпынял отец, а он в свою очередь на улицах шпынял остальных. Связываться с ним уже тогда боялись, потому что бил он лихо и хладнокровно, вымещал злобу удивительно жестоко. И даже сейчас, как только Костя появился в родном квартале, улица подозрительно опустела: помнят, как он по грязи протащил одного парня до площади, свистнувшего у него зажигалку. И пусть на сигареты Ромал никогда не находил денег, слишком дорогое это удовольствие, зажигалку он все равно решил вернуть, да еще и превратил разборку в настоящее мероприятие. Мать Кости даже не попыталась наказать его. Возможно, она понимала, что кровь сыграет свою роль в любом случае. Яблоко от яблони.
Костя подошел к грязно-рыжему двухэтажному домику, похожему на рухлядь. Окна были раскрыты, из них доносились чьи-то разговоры, крики, валил дым или пар, неясно. В глазах парня пронеслось глубокое отчаяние, он не любил это место и всегда хотел сбежать как можно дальше, но от родных не сбежишь. От крови не сбежишь. Так считала мама, а Костя не умел с ней спорить.
Ромал поднялся на второй этаж, вдыхая спертый воздух, и остановился у двери. Ему вдруг показалось, что он совершает огромную ошибку. Дом пугал его. Да, именно так. Он боялся оказаться в своем прошлом, потому что он всеми силами отрицал его. Что если его вновь поглотит «двор чудес»? Стаскивать кошельки, наживаться на пожитках мертвых и с энтузиазмом копаться в горах мусора, надеясь отыскать нечто ценное Этим ведь жил его отец, этим жила его семья. Что если Костя станет частью этого безумия?
Костя громко сглотнул, смахнул испарину с лица и открыл дверь. В коридоре горел свет, на кухне работал телевизор. Парень заткнул глотку своим чувствам и откашлялся, в глубине души предполагая, что, возможно, его никто не ждет, но он надеялся, как кретин и как мечтатель. Он верил, что дом у него все же есть.
Мам? Парень бросил рюкзак и стащил с головы капюшон серой толстовки. Никто не ответил, и он копотливо прошел по узкому коридору, перешагивая через разбросанные коробки и обувь. Сквозь тонкие стены слышались разговоры соседей. Крыша скрипела на своем языке, предупреждая, что вот-вот рухнет. Костя свернул на кухню, смахнул волосы с лица и вдруг улыбнулся. Как недалекий мальчишка. Мам.
Анна Ромал обернулась и отложила на стол деревянную лопатку. Невысокого роста, с темными волосами и удивительно добрыми глазами Анна выглядела уставшей, но все равно была одной из самых прекрасных женщин, существующих в мире. Костя никогда в этом не сомневался. Его мамаспасательный круг. Она редко соглашалась с ним и редко его поощряла, и все-таки она любила его, пусть тихо, но по-настоящему.
Ромал в несколько широких шагов оказался рядом и крепко прижал маму к себе. Она зажмурилась, погладив его по голове, а он сцепил руки за ее спиной, будто больше всего на свете нуждался в ее присутствии. Анна отстранилась, осмотрела лицо сына, а потом вдруг приложила руку к ссадине Кости на подбородке и возмущенно цокнула.
Я в порядке. Тут же отрезал парень.
М э ада шуньдем.
Мам, ничего смертельного.
Ты дрался.
НуРомал проследил, как мама вновь подошла к старой, поржавевшей плите, и уклончиво ответил, немного.
Т у хохавэса, мэ джином , помешивая еду в сковороде, ответила Анна.
Ничего я не вру. Пришлось сегодня за друга заступиться.
Тебе не сегодня этот синяк поставили.
В тот раз я заступился за девушку.
Кто за тебя заступится, когда время придет?
За меня заступаться не надо. Я сам со всем разберусь.
Анна не ответила, а Ромал осмотрелся, чувствуя вину за беспорядок, который царил вокруг. Поломанный стул был свален в углу, дверцу шкафа пересекала толстая трещина Кажется, именно в этот шкаф Виктор Ромал впечатал сына, когда узнал, что тот поступил в университет и собирается уйти из дома. По правде говоря, семья Кости жила еще вполне сносно: у некоторых соседей не было горячей воды, кто-то жил без электричества. Словно паразиты люди «двора чудес» существовали благодаря друг другу, и Анна Ромал готовила не только на себя и родных, а на десятки человек. Взмокшие от пота щеки покраснели. На лбу блестели круглые капли. Анна устало помешивала суп и следила за входной дверью, в ожидании гостей, которые всегда приходили. Она оттолкнула ногой кота, так и льнувшего к ней, а Костя подобрал его на руки и присел на один из уцелевших стульев. Кот замурчал и примостился у него на коленях, а парень сказал:
Плита другая.
Старая сломалась.
Где достали? Анна бросила на сына косой взгляд, и он усмехнулся. Ясно. Вижу, что бизнес у вас процветает.
М э тут мангава , нат дадывэс.
Да, прости, само вырвалось.
Как учеба?
Своим чередом. На некоторых парах я, правда, засыпаю от скуки. Ромал погладил мягкую, серую шерстку кота и пожал плечами. Но на других интересно. Преподавателям нравится, как я работаю. Может, что и выйдет.
Что выйдет?
Человеком стать.
Ты и так человек, проговорила женщина холодным голосом.
«За забором» не все так считают.
Я думала, тебя не волнует мнение «всех».
Разве что некоторых. Недавно я встретил девушку, так вот она точно знает, где мое место. Видела бы ты ее. Она красивая иКостя запнулся. Какой еще была Лиза? Мысли крутились, смешивались, но на ум, как на зло, не приходило ни одного эпитета.
Видимо, на этом перечень ее достоинств заканчивается, растянула Анна, закрыла кастрюлю и потерла руки о грязный фартук. В груди отчего-то стало тревожно. Женщина едва слышно перевела дыхание. Ее сын, казалось, вытянулся за этот месяц, хотя все равно вел себя, как глупый мальчишка, играясь с котом и поджимая губы. А руки-то как всегда в ссадинах, костяшки сбиты, пальцы в пластыряхТы насколько приехал?
Уже прогоняешь? Костя дернул уголками губ, хотя ему было не смешно.
Спрашиваю.
Не знаю. Может, сейчас уйду. Может, завтра.
Есть будешь?
Ага. Не отказался бы.
Анна налила сыну тарелку супа, но сама за стол не села. Продолжила драить посуду, будто бессменная горничная. Кожа не ее руках давно огрубела. Костя упрямо мечтал, что однажды мама перестанет мыть полы местных школ. Что он купит ей маленький домик, и она навсегда покинет «двор чудес». Мечтала ли об этом Анна? Трудно сказать. Она молча прибиралась, молча готовила, молча сносила тяготы судьбы и никогда не жаловалась.
У меня вроде как друзья появились, отломив хлеба, признался Ромал.
Ясно.
Артур иногда раздражает, но в целом онхороший парень. С Даней вообще легко общаться, хотя у него синдром Аспергера. Это когда с людьми плохо сходишься.
Мне казалось, ты поехал учиться.
Так и есть.
Но на друзей время находишь.
Пары в универе не круглосуточно.
То есть, ты предал свою семью, но пытаешься завести новую.
Я не предавал семью, сжав в пальцах ложку, ответил Костя и искоса посмотрел на мать. Она продолжала невозмутимо намывать тарелки. Мы живем в одной комнате. Нам приходится общаться, вот и все.
Как скажешь.
Я никого не предавал.
Повторяй это чаще, чяво, и, быть может, ты сам в этом поверишь.
Мам, пожалуйста, прекрати.
Прекратить? Анна обернулась и прожгла сына похожими, карими глазами. Косте тут же стало не по себе. Он нахмурился, а женщина отошла от мойки и покачала головой. Ты никогда не умел расставлять приоритеты. Доказывал что-то кому-то и забывал о том, что важно. Ты ушел из семьи, ушел оттуда, где у тебя было
Что? Возмутился Ромал, оттолкнув тарелку. Что у меня тут было?
Это твой дом.
Хотел бы я в это верить.
Но ты ушел.
Вы не оставили мне выбора!
Из чего выбирать, чяво? Ты просто должен был остаться.
Хватит, попросил Костя и сгорбился, как будто небо рухнуло ему на плечи. Мы говорили об этом. Я хочу учиться. Я должен учиться, чтобы стать кем-то.
Ты уже кто-то. Упрямо настояла Анна. Тымой сын. Этого мало?
Что за вопросы?
Хочу тебя понять.
Ты и так меня понимаешь. Ты говоришь «его» словами, разозлился парень. Это же его вопросы. Не твои, мам.
Езжай, куда хочешь, но Виктор Ромал все равно будет твоим отцом. Все, что у него есть, он тебе хотел отдать, все, Костя, как отец отдает сыну. Жить было бы гораздо проще, если бы ты принял свою семью и продолжил дело своего отца.
Да какое дело? Таскать всякую рухлядь с барахолки?
Т э тут мангав , не говори так.
Мне от него ничего не нужно.
Т у хохавэса, мэ джином.
Да я лучше землей буду давиться, чем
Неожиданно раздался громкий скрип, входная дверь стремительно распахнулась, и порог пересекли несколько человек. Анна отвернулась, ринулась к плите, а Костя втянул глубоко в легкие тяжелый, влажный воздух и подтянул к себе тарелку.
Невнятный шум перерос в едкие ругательства. Заскрипели половицы. Ромал нарочно не поднимал глаз, доедал суп и убеждал себя, что ему наплевать на приход отца, а в груди загромыхало сердце. Тупое сердце. Почему его вечно нужно контролировать?
Б ахталэс , проговорили зашедшие на кухню мужчины.
Краем глаза Ромал заметил своего дядю Волана и двух его сыновей. Костя никогда с двоюродными братьями хорошо не общался, наверное, потому что считал их безмозглыми марионетками, которые с самого детства выполняли приказы родичей и бегали по метро и переходам, как голодранцы. Они обожали собирать монеты в фонтанах, в канализациях, а Костя обожал отнимать эти монеты и перепрятывать их.
Внезапно на стол что-то рухнуло. Дядя Волан застыл, Анна резко обернулась. Костя же не повел бровью. Он доел последнюю ложку супа и только потом поднял голову.
Не против? Поинтересовался прокуренным голосом Виктор Ромал и устремил на сына прищуренные, черные глаза. Глаза акулы. В руках он сжимал Костин рюкзак, серый и разорванный в нескольких местах. На кой черт он ему понадобился? Язык проглотил?
Парень стиснул челюсти. Его отец был высоким, широкоплечим мужчиной с черной шевелюрой, черными глазами и черной душой. Он обвешивался дешевыми цепочками и с грацией лорда расхаживал по смердящим, тонущим в грязи районам. Из-под распахнутой рубашки торчали буквы блеклой татуировки. Там старший Ромал вытатуировал свое имя.
Валяй. Безразлично бросил Костя.
С хрена ты приперся? Виктор дернул за молнию и уселся за стол, нагнувшись над рюкзаком, как над ценным кладом. Грязные волосы, связанные в хвост, он отбросил назад, чтобы не мешались. Мужчина вытащил футболку и кинул ее одному из сыновей Волана, а потом ядовито усмехнулся. Делиться надо.
Мне не жалко.
Что здесь забыл?
По тебе соскучился.
Виктор на секунду замер, взглянул на сына, а затем хохотнул и продолжил рыться в рюкзаке, как помойная крыса.
Домой, значит, вернулся.
Не вернулся.
То есть уйдешь скоро.
Уйду.
Опять.
Ничего не изменилось. Я только
Мужчина так неожиданно ударил кулаком по столу, что Анна зажмурилась, а Волан с сыновьями тревожно переглянулись. Лицо Виктора исказила гримаса ярости, уродливая и пугающая, и он с такой ненавистью уставился на Костю, что, будь его глаза лазерами, от Кости ни осталось бы живого места.
Ты, значит, приходишь в мой дом, ешь мою еду, а потом нос воротишь?
Я не ворочу нос.
Но собираешься удрать.
У меня учеба, я не могу ее забросить.
И на хрен тебе сдалась твоя учеба? Мужчина достал из рюкзака студенческий и в недоумении изучил его, осмотрел, как археологическую находку. На лбу у него появились складки. Что за фигня?
Пропуск.
Без него не пустят?
Не пустят.
Виктор фыркнул и, недолго думая, разорвал картонку пополам. Он ухмыльнулся, как шкодливый ребенок, а Костя вздохнул: очень страшный поступок. Неприятно, конечно, но восстановить студенческий куда проще, чем срастить кости. Пусть отец развлечется, издеваясь над вещами, а не над самим парнем.
Мешок мусора, рыкнул старший Ромал и сердито посмотрел на сына.
А что ты там ожидал найти? Залежи золота?
В городе есть чем поживиться.
Я не для того поступал в институт.
А для чего тогда, мать твою? С какого хрена ты опять сидишь на моей кухне?
Я пришел к маме.
Я пришел к маме, визгливо повторил Виктор и вдруг резко подорвался на ноги. Ромал встал следом: секунды промедления могли вылиться в проблемы. Никуда ты не пойдешь, чяво. От меня дважды не уходят.
А мне наплевать на твои слова, металлическим голосом процедил Костя.
Яйца «за забором» отрастил?
Пришлось.
Хочешь, отрежу их? Прыснул мужчина и расхохотался, поставив на пояс руки. Они тебе там не мешают? Больно большие стали.
Костя смотрел, как отец ржет над ним, как двоюродные братья ржут над ним И так крепко стиснул в кулаки пальцы, что на ладонях проступила кровь. Он пытался взять себя в руки, но только сильнее злился. Его триггер. Его слабое место. Вот оно. Этот дом и отец, его кривая ухмылка, бренчащие на груди цепи. От одной мысли, чтобы остаться здесь еще хотя бы на пару минут, у парня поднималась температура, и темнело перед глазами. Ромал решительно сошел с места, а Виктор рывком оттолкнул его назад и прищурился:
Ты куда собрался?
Пропусти, прохрипел Костя.
Не выводи меня.
Я уйду отсюда. Дай мне пройти.
Что тебе дать? Глаза у мужчины сузились. Он наклонил в бок голову, как делал и сам Костя, когда выходил из себя, и расправил плечи. Я не расслышал. Чего ты хочешь?
Я хочу
Виктор Ромал схватил нож со стола и в один шаг оказался прямо перед сыном. Анна почувствовала, как земля под ногами затряслась. Она кричала, кричала изо всех сил, но ее никто не слышал. Она и сама себя не слышала. Она просто вышла из комнаты, а ее муж приставил острие ножа к горлу сына и зашипел:
Чего ты хочешь!
Ромал в ступоре уставился на папу. Тело у него затряслось. Он молчал, дыша тяжело и неровно, а Виктор скалился прямо перед ним, как настоящее животное.
Откуда в его глазах было столько ненависти? Почему он его так ненавидел?
Ч ибэнгиро , выплюнул отец, здэмари.
Нет.
Здэмари.
Я никого не предавал! Горячо воскликнул Костя и дернулся в сторону, но Виктор сильнее прижал лезвие к его кадыку.
Ты мне противен. Ты щенок. Променял семью наМужчина не нашел слов. Он поморщился и ненавистно покачал головой. Кто ты?
Твой сын.
Кто?
Твой сын!
Тымой позор.
Это тымой позор.
Придержи язык, малец, иначе
Что? Костя подался вперед, и лезвие царапнуло кожу. Что ты мне сделаешь? Не трать время, давай уже, прирежь меня! Или вали с дороги.
Да ты страх потерял.
Я уйду отсюда, хочешь ты этого или нет.
Уйдешь? Переспросил Виктор и прищурился. Он встряхнул парня, приблизился к нему и прошипел, ты не уйдешь, мы тебя вытравим, тыне предатель, тычужак. Он оскалился, и Костя ощутил, как внутри у него исчезала надежда. Тыне семья мне.
Виктор подозвал своего брата и его сыновей. Они внезапно схватили Костю за плечи и скрутили, как беглого преступника. Ромал попытался вырваться, но сил не хватило. Они навалились на него, будто снежная лавина! Виктор взмахнул ножом перед лицом Кости, и парень в панике округлил глаза, не понимая, что происходит.