Оружие есть? спросил Женька.
Да, наконец-то раскрыл рот рыжий. Сказалкак проблеял.
ТТ оказался в наплечной кобуре, дешевый, китайский.
Я не имею к стволу никакого отношения, я могу все объяснить
Чего ж тут объяснять: мальчику дали игрушку поиграть, чтоб не плакал. Поиграетвернет. Так? Макаров сел впереди, рядом с Крашенинниковым, повертел пистолет в руках, потом небрежно бросил его Женьке. Сохрани как память о встрече. А ты, мальчик, трогай, выезжай Ну хотя бы на Калужскую трассу, она ведь тебе знакома.
Я туда не поеду! голос коммерсанта был действительно, как у плаксивого ребенка. Почему вы вывозите меня за город?
Ну, не мы тебя вывозим, ты сам рулить будешьначнем с этого. А продолжим тем, что вопросы, даже такие глупые, оставь при себе. Ты не задавать, а отвечать на них будешь, понял?
И Макаров красноречиво постучал огромным кулаком по своему колену.
Крашенинников понял.
Машину он вел неплохо, лишь однажды, уже при выезде из города, пошел под светофором на красный свет, тут же сбросил скорость, ожидая, очевидно, что гаишник тормознет его, но тот лишь проводил «Москвич» ленивым взглядом.
Китайский стволдерьмо, конечно, но один раз может и выстрелить, сказал Женька. Я ясно говорю? Так что кончай свои фокусы.
Крашенинников судорожно вздохнул.
Километров через пятнадцать-двадцать вырулили на крохотную стоянку, где вокруг грубо сколоченного стола стояли отполированные задами темные пни. Крашенинников очень неохотно вылез из машины и со страхом покосился на подступающий черный в сгустившихся сумерках лес.
Вот теперь поговорим Я не помню, тогда, в первую нашу встречу, ты в галстуке был или в бабочке? Вроде посмелей выглядел.
Коммерсант посчитал, что на этот вопрос можно не отвечать, и только облизал губы.
Чем вам машина Павла так приглянулась? То под Калугой ее остановили, то вот в Москве уже забрали Теперь не молчи, мальчик, теперь у нас уже разговор начался.
Он залупился, а мы запомнили, неохотно сказал Крашенинников.
Залупился тогда, как ты говоришь, не он, а я. И было отчего, если вы кучу денег потребовали. Ну как тут вам морды не набить. Так меня бы разыскали и со мной бы счеты сводили. Логично?
Командир, не выдержал Женька, ты с ним беседу ведешь как в приемной посольства. Дай я потолкую. Где сейчас Павел Базаров?
Зырянов до этого сидел в машине, свесив ноги на землю, сейчас же резко и быстро встал, вплотную подошел к рыжему, несильно толкнул в плечо, угрожающе переспросил:
Где? Ну?
На даче у Эдуарда Пилявина Не убивайте!
Последнюю фразу Крашенинников почти прорыдал, слезы уже чувствовались в голосе, и Женьку это развеселило. Он хмыкнул, взглянул на Макарова, подмигнул ему и сказал:
Уговорил, пока не будем убивать. Где эта дача, по какой дороге?
Так по этой же. Точнее, не дача, а дом в деревне, там тесть с тещей жили, умерли уже, а дом остался.
Если ты врешь начал было Женька, но коммерсант даже не дослушал до конца угрозу.
Деревня Топчино, это от трассы еще километров двенадцать, зеленый штакетник. А чего мне врать? Я же понимаю: не отпустите, пока не проверите.
Что там у нас, командир, еще на повестке дня? Женька повернулся к Макарову. Вопрос по Чечне, кажется?
Олег кивнул, сказал негромко:
Но прежде я еще один вопросик ему задам. Кто такой Пилявин? Он был в ту ночь на трассе, когда я вам рожи чистил?
Да.
Это тот, которого я не стукнул?
Он.
Понятненько. Дальше продолжай допрос ты, Женя, у тебя это неплохо получается.
Есть, командир. Итак, первый вопроспо Чечне. Уточнять надо или и так все понял, кавказский пленник? Колись, каким образом ты смог выйти на Сокольцову?
Крашенинников, кажется, на самом деле удивился, растерянно захлопал глазами:
На какую Сокольцову?
На мать сержанта, документы которого оказались у тебя. Дурака не надо валять. Ты на днях у своего дома ожидал ее в машине, чтоб деньги забрать.
Когда конкретно?
В прошлый четверг.
Не было такого. В четверг я с утра уехал по делам в Зеленоград и был там до вечера, кого угодно спросите!
Нет, командир, наверное, надо его пришить. Врет и не краснеет. Женька вытащил ТТ, покачал на ладони. В четверг во второй половине дня вот этот самый «Москвич» стоял у твоего дома, ты сидел за рулем, потом в машину села и твоя жена, ты включил зажигание, тронулся Будешь продолжать утверждать, что не помнишь такого?
Крашенинников поднялся с пенька, молитвенно положил руки на грудь:
Чего мне помнить? Я был в Зеленограде, поехал туда электричкой, а «Москвич» стоял в гараже. Если только Тихонина никуда на нем не моталась. Но она мне об этом не докладывала.
Так, подумал Олег, атака с ходу не получилась. Хуже всего то, что коммерсант, кажется, не врет. Если уж со страха все про Павла Базарова выложил, то что ему стоило сознаться и в том, что он женщину решил одурачить? Узнал случайно о ее беде и
Жена умеет водить машину? спросил он Крашенинникова.
Умеет. Но в «Москвич» еще не садилась.
А кто, кроме тебя, мог сесть в «Москвич»?
Ну, мало ли Если бы Тихонина кого-то из наших попросила, то тогда кто угодно. Хотя у них у всех свои колеса.
Командир, неуверенно сказал Женька, да он же лапшу нам вешает.
Олег потер подбородок. Возможно, Зырянов и прав. Но Крашенинников ведь не законченный дурак, он понимает, что любую его информацию нетрудно проверить. По той же деревне, к примеру. Вот сейчас сесть и рвануть туда. А что
Макаров поднес к глазам часы, но стрелок не увидел, ночь наступала темная, безлунная, потому спросил:
Женя, на твоих золотых сколько?
Тот включил в салоне машины свет:
Сейчас посмотрим.
Топот ног, треск сухих веток.
Женька пулей вывернулся из «Москвича», рванул вслед за скрывшимся в зарослях молодого густого ельника Крашенинниковым.
Олег бежать не стал. Он лишь досадливо сморщился и сказал сам себе: «Дохлый номер». Ловить человека в ночном лесу бесполезно. Надо было не упускать его, но кто же мог подумать, что рыжий проявит такую прыть, даже машину бросит. Не соображает, дурак, что если надо будет, то теперь, зная место жительства, его в любую минуту разыскать можно.
Вернулся Зырянов, тяжело и недовольно сопя, опустился рядом, на соседний пень.
Олег Иванович, он ведь немедленно своим рассвистит, что мы Пашей интересовались. Его перепрятать могут.
А могут и похуже что-либо выдумать.
И что делать будем?
Макаров встал, направился к «Москвичу»:
Так спрашиваешь, будто действительно не знаешь, что делать. Деревню Топчино искать, что же еще. Посмотри, в бардачке машины дорожный атлас не лежит случайно?
Лежит, командир.
Раскрывай, бортинженером поработаешь.
Глава восьмая
Топчино спало, и если бы возле одного из десятка домов деревни не горел на столбе тусклый желтый фонарь, ее можно было вообще проехать и не заметить. Рубленые избы располагались по одну сторону от дороги, причем стояли на взгорье, спрятавшись от любопытных глаз за частоколом рябин и березок.
Дорога сюда шла неухоженная, видно было, что она давно не знала колес, и только возле самой деревни появились следы подводы. Шли они от приземистого длинного здания без окон (видно, тут когда-то была ферма) до фонаря и дальше терялись в темноте.
Макаров остановил машину, не доезжая до крайнего дома, заглушил мотор. Наступила такая тишина, что Женька даже поежился:
Как в могиле, черт! Тут что, и собаки не водятся, что ли?
Если так, то хорошо: не помешают.
Но Женька был недоволен:
А как, интересно, дом Пилявиных найдем? Зеленый штакетник. Ни хрена ведь не разглядишь сейчас, где вообще штакетники стоят. И спросить не у кого.
А если бы было у кого? Тут ведь, Женя, не Пилявин жил, а его тесть с тещей, у них, надо полагать, другая фамилия была Да и не стоило бы все равно разговоры с местными заводить.
Видно, спросонья залаяла и тут же стихла собака. Обычно на ночное соло откликается целая свора друзей и подруг, но сейчас лишь вдалеке, в лесной чаще, ухнул филин.
Что предлагаете, Олег Иванович?
Положить в бардачок карту и взять оттуда же фонарик, если у него батарейки не сели. Машину оставим здесь, повзводно разбиваться не будем, пойдем вместе. Неужто тут все штакетники зеленые? Ну не может же такого быть!
Первый дом стоял не только без забора, но и без стекла в окне. Полоса снега лежала на голом столе. Было ясно, что жильцов в нем нет, по крайней мере, с осени.
Закон подлости, Олег Иванович. То, что ищем, будет в самом конце.
Зырянов ошибся. Уже второй дом был огорожен зеленым штакетником. От калитки к крыльцу вела стежка следов. Следы были вроде свежими.
Идем на штурм, командир?
Макаров осмотрел двор. Машины не видно, помещения, куда бы можно загнать ее, тоже. Значит, или Эдуарда Пилявина завезли дружки и он безвылазно живет тут, или Павла уже вывезли отсюда, или это не единственный в деревне зеленый забор, или
Черт, вариантов больше чем надо!
Женя, давай поступим, как все цивильные люди: постучимся. Ты, если память не изменяет, как-то уже срывал двери с петель, и ничего хорошего из этого не получилось.
Согласен, командир, согласен. Но где гарантии, что после стука хорошо получится?
Гарантий ему захотелось! Их сейчас и Сбербанк не дает. Ну ладно, приступим.
На стук довольно быстро отозвался мужской сиплый голос:
Щас! Громыхнуло в сенях пустое ведро, послышался длинный мат, но свет так и не зажегся. Потом кто-то зашарил по той стороне двери руками, звякнул крючок и наконец-то раздался вопрос, который ожидался с самого начала:Эдик, ты, что ли?
Если тебе так хочется, сказал Женька, помог плечом открыться двери и, безошибочно поймав пальцами горло сиплого, перешел на полушепот:Кто еще в доме?
Хозяин всхрапнул, то ли оттого, что дыхание перехватило, то ли от страха, но не задергался, кулаками не замахал, вытянулся в струнку, и шея его оказалась тонкой и длинной, как у тушки общипанного цыпленка:
Вы чо? Чо вы?
Луч фонаря осветил худое щетинистое лицо. Человеку было лет шестьдесят.
Женька отпустил старика и повторил:
Кто в доме?
Тот так и застыл по стойке смирно, в огромных галошах на босу ногу, в несвежих кальсонах и байковой рубашке внакидку.
А кто ж еще может быть Тут и меня нет В смысле, не живу я тут. Эдик попросил, чтоб печь протапливал, ночевал, когда мог. И чтоб никого, значит, не пускал.
Олег прошел через сени к двери комнаты, быстро открыл ее, резанул лучом фонаря от стены к стене, увидел все, что надо. Стол, на нем недопитая бутылка водки, порезанное сало, хлеб, один граненый стакан, банка с маринованными огурцами. Старый, в царапинах, холодильник, на немтранзисторный приемник с изогнутой антенной. Дальшепечь, возле нее кровать. Все.
Павла в комнате нет. Но надо осмотреть чердак и подпол.
Чисто, командир?
Чисто. Спроси старика, только повежливей.
Обижаешь. Отец и без всяких фокусов скажет, где пленник содержится. Скажешь?
Какой пленник? Вы чего?..
Женька тут же начал массировать пальцы здоровой левой руки, и человек в кальсонах понял, зачем он это делает:
А-а-а Все, я понял. Павел, что ли? Вы Павла ищете? Так он в подполе. Только не я его туда сажал. Друг Эдьки привез, сказал, значит, что хозяин в курсе, да, я это позже узнал, соврал: Пилявин не знал ничего. Крашенинников вообще трепло. А я за парнем присматриваю: и воду давал Паше, и хлеб, и молоко, пока он ел
Что значит, «пока»?
Женька, видно, забылся, пошел на болевой прием, потому что старик взвыл, опять матюгнулся, теперь уже коротко, и тотчас пояснил:
Он сегодня только не кушает. А дверца в подполтам, за печкой.
Макаров ногой отбросил истертый грязный коврик, увидел люк с металлическим кольцом, рванул его. Снизу повеяло кислой сыростью. У пустого сваренного из металлических уголков стеллажа на сером кожухе лежал человек. Вокруг шеиметаллический обруч, от него грубая тяжелая цепьна таких держат злых псов во дворах.
Человек был белый, страшно худой и бородатый. Он, не мигая, смотрел на Олега, как тому показалось, неживыми уже глазами.
Макаров спрыгнул вниз. Зрачки лежавшего переместились на него.
Павел, ты слышишь меня?
Базаров некоторое время лишь беззвучно шевелил губами, потом все же нашел силы ответить:
Неужели отмучился?
И покачал головой.
Глава девятая
Когда должен приехать Пилявин?
Старик уже опомнился, для чего выпил полстакана водки, и отвечал более-менее связно.
Эдик-то? Так обещал завтра, ближе к обеду. А если, значит, чего тут случится, то я ему должен сразу позвонить. У нас телефона в деревне нет, а в четырех километрах отсюда есть Спицевка, большое село
Значит, его московский телефон ты знаешь? спросил Женька.
Нет.
А куда же звонил бы?
Старик покосился на кулак Зырянова:
А, забыл! Правильно, раз позвонить должен, значит, знаю номер. Но он просил его никому не давать.
Женька шумно вздохнул, и старик тотчас вытащил из кармашка рубахи визитную карточку, протянул ее Зырянову:
Эдик просил незнакомым не давать, но вы, вижу, его знаете.
Визитка была сделана на европейском уровне: черный фон, золотое тиснение, цветная фотография, текст на двух языках. Из этого текста следовало, что Эдуард Тимофеевич Пилявин является заместителем генерального директора ТОО «Тракс». Кое-что следовало и из самой фотографии: Пилявин был действительно тем самым молчуном, единственным из троицы, кого Олег не послал в нокаут на ночном шоссе.
Старика уже малость развезло, но он выпил опять и почти не протестовал, когда Зырянов сопроводил его в подпол, только взял с собой бутылку и остатки закуски.
Ты идти можешь? спросил Макаров Пашу. Тот сидел на стуле и поглаживал заметно дрожащие ноги. Хоть до своего «Москвича» сам дойдешь?
У меня уже нет машины. Павел, несмотря на освобождение из заточения, выглядел хмурым, не отрывал глаз от пола. Я им пока доверенность на вождение подписал, но они заставят меня и дарственную оформить
Очнись, Паша, ты уже не у них в подвале. И твой «Москвич» стоит тут неподалеку, тебя дожидается. Ходит, между прочим, по-прежнему хорошо. Послушай, почему они именно к тебе прицепились, а? Ты раньше имел с ними дело?
Нет. Тогда, когда мы в Калугу ехали, я их в первый раз увидел. Они номер машины запомнили, вычислили меня. А идти я могу, сколько надо. Только почему-то дрожит все. Меня кололи вчера. Понимаешь, Олег Иванович? Кололи, накачали чем-то. Если бы не это, я бы ничего им не сказал.
Они уже миновали длинный двор, когда Макаров спросил:
И чего же ты им сказал такого? И с какой стати ты им вообще понадобился? Ну поймали они тебя, ну автомобиль забрали, а держать-то в подвале зачем? Это же беспредел: и колес человека лишить, и деньги вымогать.
Павел остановился и поднял глаза на Олега:
Они меня из-за тебя ведь взяли.
Из-за меня?
Ну да. Сказали, что не прощают обид. Требовали твой адрес сообщить, но я им наплел, что ты просто в городе проголосовал, пообещал нормально заплатить, и я тебя повез под Калугу. Тогда они начали интересоваться, по какому точно адресу я тебя отвез. Я сглупил, мне надо было сочинить, что ты в Калугу торопился, вышел, допустим, возле вокзала. Но я проговорился, я сразу сказал, что в деревню мы ехали. Вот они
Макаров понимающе кивнул.
Крашенинников условие поставил: или деньги с меня, или твои координаты. Я молчал, честное слово, но вчера, после уколов Не помню сейчас точно, но я, кажется, все им выложил. Это как в бреду было. Если бы не уколы, я бы никогда этого не сделал, ты веришь мне? Никогда!
А что, разговаривал с тобой Крашенинников? Не Пилявин?
Пилявина я только вчера увидел. Со мной он почти не общался, а на тех двоих, которые меня сюда приволокли, шумел. Не знаю, за что, они наверху были, но и сюда крики долетали.
«Почти не общался»это как понять, Паша? Что-то, значит, и от тебя он хотел?
Ему нужен был только адрес, по которому я тебя отвозил той ночью.
Макаров на миг представил невеселую картинку: у забора деревенского дома стоит высокий тридцатилетний балбес и наблюдает за играющим во дворе Олежкой. Тут же знакомая уже тупая боль стала раздирать затылок и висок, не давая возможности спокойно соображать. Женька взглянул на командира, все понял: он только по одному взгляду уже научился определять состояние Макарова.