Вне закона - Джеффри Дивер 18 стр.


Она вбежала в прихожую.

 Мариса?..

И услышала собственный голос, тревожный, жалостный

Нет, разумеется, на кухне никого. В комнатахтоже.

И тут ее пронзила новая, совершенно дикая, несуразная мысль. Леа выбежала на улицу на автостоянку. Проверить свою машину, припаркованную довольно далеко от дома. Щурясь, всматривалась она в салон, зная, что машина заперта, что в ней никого. Долго смотрела на заднее сиденье.

«Я, наверное, с ума сошла. Что ж это со мной происходит?..»

И все равно проверить надо. Она с трудом подавила порыв сесть за руль и проехать по Пятнадцатой улице до школы Скэтскил-Дей. Ясно, что там давно все закрыто. Потом еще объехать стоянку, что позади школы

Нет, она проедет по Ван-Бюрен. Потомпо Саммит. Объедет весь небольшой центр города с бутиками, новомодными ресторанами, дорогими антикварными лавками и салонами стильной одежды. Затем на автомагистраль, мимо заправочной станции, заведений «фаст фуд», мимо маленькой ярмарки.

Для чего, спрашивается? Что она там увидит? Разгуливающую под дождем дочь?

Леа вернулась домой. Ворвалась в квартиру, показалось, что звонит телефон. Но телефон молчал. И снова, не в силах остановиться, она принялась осматривать комнаты. На этот раз более тщательно, не поленилась даже заглянуть в шкаф Марисы, отодвинула в сторону висящие на вешалках и аккуратно отглаженные платья дочери. (Мариса всегда была аккуратисткой, а Леа никогда не задавалась вопросом, откуда это у нее.) Она стояла и разглядывала туфли дочери. Господи, какие маленькие Пыталась вспомнить, в чем Мариса пошла сегодня утром в школу Как же давно это было!

А волосы в косички она ей сегодня заплетала? Нет, наверное, просто времени не было. Просто расчесала их тщательно, с любовью. Возможно, она слишком гордилась своей красавицей дочкой, и вот теперь наказана за этот грех Что за ерунда лезет в голову! Разве это грех, любить свою дочь? Она подолгу расчесывала светлые волосы Марисы, до тех пор, пока не засияют, а потом закрепляла пряди заколками в виде бабочек с маленькими жемчужинами.

 До чего ж хорошенькая у меня дочурка! Мамочкин ангелок!

 Ой, мама, ну что ты. Никакой я не ангелок

Сердце у Леа болезненно заныло. Она так и не смогла понять, за что их бросил отец Марисы. Ее затошнило от чувства вины. Наверное, это она виновата, как женщина и как мать.

Часто Леа подавляла желание крепко стиснуть Марису в объятиях. Одиннадцать летуже не тот возраст, не стоит смущать девочку спонтанными проявлениями страстной материнской любви.

Подобные эмоции могут расстроить психику ребенка, Леа об этом не раз предупреждали. Но она и так все прекрасно понимала, и ни к чему всякие предостережения.

Леа вернулась в кухню, достала еще одну банку пива. Всего несколько глотков, прежде чем набрать 911. Она не будет допивать всю банку.

Ничего крепче пива дома не было. Такое уж она установила себе правило. Никаких крепких спиртных напитков. Никаких мужчин, заскакивающих на ночь «на огонек». Никаких демонстраций чувств и эмоций перед дочерью. Она и так знала: во всем будут винить только ее. Это она всегда и во всем виновата.

Беспризорница дочка. Работающая мать-одиночка

Не следовало скупиться, надо было нанять какую-нибудь женщину, чтобы приглядывала за девочкой. Но Леа работает в клинике старшей медсестрой, и что у нее оставалось после уплаты налогов? Она просто не могла себе этого позволить. Не могла, и все тут.

Да, конечно, Мариса в отличие от других учеников соображала не слишком быстро, но тупицей ее никак нельзя было назвать. Она училась уже в шестом классе и не принадлежала к числу отстающих. И учительница сама говорила, что девочка постепенно «подтягивается». И вообще очень хвалила Марису: «Ваша дочь так старается, миссис Бэнтри! Такая милая, послушная, терпеливая девочка!»

В отличие от мамочки, подумала Леа. Совсем не милая и уже давным-давно потеряла всякое терпение.

 Хочу сообщить о пропаже ребенка

Она репетировала эти слова в надежде, что голос не подведет, не дрогнет, что язык не будет заплетаться.

Где же все-таки Мариса? Сама мысль о том, что ее нет поблизости, в квартире, казалась невыносимой, абсурдной. Может, стоит проверить еще раз и

Мариса знала: придя домой, необходимо запереть за собой входную дверь не только на ключ, на и на задвижку. Это когда она оставалась в доме одна. (Мама с Марисой много раз репетировали эту процедуру.) Мариса знала: если мамочки нет дома и кто-то стучит в дверь, к двери не подходить, никому не открывать. И к телефону подходить не сразу, а только после того, как включится автоответчик и она поймет, что это звонит мамуля.

Мариса зналанельзя подпускать к себе незнакомцев. Нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. Ни в коем случае нельзя садиться к незнакомому человеку в машину, даже со знакомыми людьми. Ну разве что если это женщины, мамины знакомые или мамы школьных подруг.

И главное правило, которое твердо усвоила Мариса,  после школы следует идти прямо домой.

Никогда никуда не заходить, ни в какие дома и здания, за исключением разве что дома, где живет школьная подружка Но о том, что собираешься к ней в гости, следует заранее предупредить маму.

(Помнит ли все это Мариса? Способен ли вообще одиннадцати летний ребенок запомнить и усвоить так много правил?)

Леа спохватилась. Она совсем забыла, что собиралась позвонить учительнице Марисы. Собиралась узнать у мисс Флетчер имена и телефоны подруг дочери. Ведь в полиции обязательно об этом спросят. Но она в нерешительности застыла перед телефоном, прикидывая, удобно ли сейчас звонить этой женщине. И потом, если позвонит, мисс Флетчер сразу пойметчто-то не так.

Боль в переносице становилась все острее, голова просто раскалывалась

Четырехлетняя Мариса карабкалась на диван, садилась рядом с Леа и начинала гладить ей лоб. Хотела разгладить «тревожные морщинки». А потом покрывала влажными поцелуями мамочкин «лобик». «Чмок-чмоквсе беды долой!»

Порой это задевало мамочкино тщеславие. Что хорошего, если ребенок видит «тревожные морщинки». Но она смеялась и напрашивалась на новые поцелуи. «Да, милая, да, моя хорошая. Чмок-чмоквсе беды долой».

Это стало их ритуалом. Насупленный взгляд, гримаса недовольстваили мамочка, или сама Мариса тут же начинали игру в «Чмок-чмоквсе беды долой».

Леа листала телефонный справочник. Флетчер Да здесь больше дюжины Флетчеров. И ни один из инициалов не совпадает. Как же звать учительницу Марисы? Ив, Эва?..

Леа набрала один из номеров. Щелчок, соединение, ответил мужской голос.

Другой номер, и снова мужчина. Вежливо сказал: «Нет, по этому номеру никакой Ив или Эвы не имеется».

Безнадежное занятие, подумала Леа. Надо позвонить в приемную «Скорой», проверить, вдруг привозили к ним девочку, сбитую машиной во время перехода оживленной улицы

Она нащупала на столе банку пива. Пила торопливо, большими жадными глотками. Успеть, пока не прибудет полиция.

Домашняя самотерапиятак бы назвал это врач. А началось все еще в колледже. От семьи своей она хранила это в тайне, никто не должен знать. Хотя сестра Эврил, похоже, догадывалась. Сначала Леа попивала с друзьями, потом компания стала ей не нужна. И пила она вовсе не для того, чтоб напиться, словить кайф, нет. Просто для успокоения нервов. Чтобы не слишком переживать. Леа вдруг стала противна сама себе.

«Я хочу быть красивой. Еще красивее, чем теперь»

Он много разделал ей этот комплимент. Говорил, что она красавица. Мужчина, который затем стал отцом Марисы. Леа у него красавица, он ее просто обожает.

Они собирались поселиться где-нибудь в приморском городке на севере Калифорнии. Мечтали об этом. Он был студентом-медиком и терпеть не мог, когда на него давили. Она избрала более легкий путьстала учиться на медсестру. Но когда забеременела, пришлось бросить.

Позже он скажет: «Да, женщина ты красивая, но я тебя больше не люблю. Любовьона как шмотка, знаешь ли. Изнашивается. Человек должен двигаться дальше».

Но была Мариса. Плод их спаривания, Мариса.

Леа с радостью променяла бы его, да и любого другого мужчину, лишь бы дочь была сейчас с ней рядом.

Если б она не задержалась по дороге из клиники домой! Если бы отправилась прямиком к своей девочке

Она знала: придется рассказать в полиции, где была перед тем, как вернуться домой. Почему задержалась. Придется признаться в том, что она задержалась. Отныне вся ее жизнь будет выставлена на всеобщее обозрение, вывернута наизнанку, точно карманы старых брюк. Все личное, самое дорогое и сокровенное, все теперь напоказ.

Всего лишь один раз за многие недели, даже месяцы И надо же, выкинула фортель, который совсем не в ее характере.

Заехала по пути домой в «Севн-илевн». В начале вечера там было очень людно. Это совсем не в ее правилах, обычно Леа заходила в маленький продуктовый магазинчик, что в двух кварталах от дома. А тот индийский джентльмен, что сидел за кассой, наверняка будет говорить полиции о ней только самое хорошее. Тогда и узнает, что звать ее Леа Бэнтри и что у нее пропала дочь. Узнает, что и живет она поблизости, на Пятнадцатой улице. Узнает, что она мать-одиночка, что вовсе не замужем. И что многочисленные упаковки с баночным пивом она приобретала вовсе не для мужа. Для себя.

Он определенно видел ее вместе с Марисой. Он бы наверняка запомнил Марису. Скромную белокурую девочку, волосы иногда заплетены в косички. И еще он наверняка пожалеет Леа, поскольку у него не было причин жалеть ее прежде, лишь восхищаться ею на расстоянии, любоваться блестящими светлыми волосами, типично американской, пышущей здоровьем красотой.

Леа допила пиво, бросила банку в мусорное ведро под раковиной. Она уже подумывала о том, что не мешало бы вынести мусор, выбросить в большой контейнер во дворе, потому что полиция непременно обыщет дом, но времени не было. И без того слишком затянула со звонком в тайной надежде, что Мариса появится и все у них будет как прежде. Покоя не давала еще одна мысль: «Почему я не купила Марисе мобильный телефон, неужели эти затраты не стоят моих нервов?»

Она подняла трубку и набрала 911.

И проговорила, задыхаясь, точно после бега:

 Я я хочу сообщить о пропаже ребенка.

ОДИНОКИЕ ВОЛКИ

У меня особое предназначение! Да! Он жил напряженной работой мысли. Она столь же напряженно жила своими мыслями. Онбывший идеалист, онанепоколебимая реалистка. Ему исполнился тридцать один год. Ей было тринадцать.

Он был высоким жилистым мускулистым парнем, рост пять футов десять дюймов (в водительских правах, выданных в штате Нью-Йорк, рост был указан: 5 футов 11 дюймов), весил сто пятьдесят пять фунтов.

Росту в ней было четыре фута одиннадцать дюймов, весвосемьдесят три фунта.

Втайне он был о себе очень высокого мнения. Она тоже была о себе высокого мнения и не скрывала этого.

Он работал учителем математики, а также вел компьютерные классы в школе Скэтскил-Дей. Она была ученицей восьмого класса той же школы.

Официальный его статус в школе гласил: «преподаватель с неполной занятостью».

Ее официальный статус в школе можно было бы обозначить так: ученица с полной занятостью, без каких-либо исключений.

Неполная занятость означала, что он не получал выплат по медицинской страховке, что платили ему за час работы меньше, чем преподавателям с полной занятостью, что срок пребывания его в должности не был строго определен. «Ученица с полной занятостью, без каких-либо исключений» означало: никакой помощи в плате за обучение, перевод в следующий класс (курс) с обязательной сдачей задолженности.

В Скэтскиле на Гудзоне, что находился в восьми милях к северу от Нью-Йорка, он поселился недавно. Ее же можно было назвать старожилкой, она переехала сюда двухлетней малышкой в 1992 году, вместе с овдовевшей бабушкой.

Для нее он был мистером Залманом, за глаза она называла его мистер 3.

Для него он поначалу просто не отличал ее от других. Для него она была одной из многочисленных учениц школы Скэтскил-Дей. Классы его посещали девочки самых разных возрастов, и он обучал их работе на компьютере, ну и при необходимости проводил дополнительные занятия.

Даже шестиклассницу Марису Бэнтри с длинными прямыми волосами золотисто-кукурузного оттенка он так бы сразу и не вспомнил.

Дети, называл он их. И в голосе то слышалась сдержанная симпатия, то вдруг звучало крайнее раздражение. Ох уж эти дети! В зависимости от дня недели. В зависимости от настроения.

Те, другие, называла она их, и голос при этом дрожал от укоризны.

Они были чужеродной расой. Даже своих верных «учениц», маленькую и сплоченную шайку, она считала неудачниками.

В личном ее деле, что хранилось в кабинете директорши школы Скэтскил-Дей, имелась характеристика: «Впечатляющие рекомендации, тяга к общению с наиболее способными учениками. Склонна проявлять нетерпение. Не командный игрок. Несколько необычное чувство юмора. (Грубоватый, что ли?)».

В личном ее деле (по 1998 год включительно) цитировались также другие характеристики, порой взаимоисключающие.

«Впечатляющее происхождение (бабушка по материнской линии официальная опекуншамиссис А. Трейерн, бывшая питомица, а затем спонсор школы, профессор в отставке; впечатляющий ай-кью (149, 161, 113, 159, возраст соответственно 6, 9, 10, 12); временами демонстрирует блестящие способности; учится неровно; склонный к одиночеству ребенок; общительный ребенок; плохо ладит с одноклассниками; прирожденный лидер; наблюдаются тенденции к антисоциальному поведению; на занятиях активна; оказывает отрицательно влияние на класс; гиперактивна, апатична; склонна к фантазиям; трудности в общении с ровесниками; отмечается незрелость; речь прекрасно развита; воображение стимулируется новыми проектами; склонна скучать на уроках; мрачна и молчалива; слишком зрелая для своего возраста; плохая координация движений. Диагноз: синдром дефицита внимания в возрасте пяти лет. Прописан риталин. Результат хороший (средний); диагностика: пограничная дислексия в возрасте семи лет, предписание: обучение по специальной программе с результатом хорошим (средним). В пятом классе попала в список лучших учеников; седьмой класснизкие оценки по английскому; на последней неделе октября 2002 года временно отстранена от занятий за угрозы в адрес одноклассницы, восстановлена через три дня после прохождения специального психологического курса с хорошими (средними) результатами».

На обложке папки с личным делом приписка, сделанная рукой директрисы школы: «Вызов!»

Кожа у него всегда была смуглая, словно загорелая, на щеках румянец. У нее была бледная, почти прозрачная кожа.

Он бывал в школе по понедельникам, вторникам, четвергам. Исключение составляли дни, когда приходилось заменять другого преподавателя, и случалось это в среднем один раз в пять недель. Она ходила в школу каждый день, пять раз в неделю. Скэтскил-Дей была для нее беговой дорожкой.

Ненавистьлюбовьвот как можно было охарактеризовать ее отношение к Скэтскил-Дей. Любовьненависть.

Часто, как отмечали преподаватели, она вдруг «исчезала» из класса, а позже «появлялась» опять. Бывала мрачной (надменной) без видимых причин.

Он был одиноким волком и в то же время правнуком эмигрантов, евреев из Германии, перебравшихся в Соединенные Штаты в начале 1900-х. Был внуком и сыном партнеров из Клиари, основавших компанию «Маккоркл, Мейс и Залман». Все они занимались брокерством на Уолл-стрит. Она была единственной внучкой Элиаса Трейерна, председателя Верховного суда США, который умер еще до ее рождения и интересовал девчушку не больше, чем портрет генерала Джорджа Вашингтонав парике и с сильной выдающейся вперед челюстью, эдакий очень идеализированный образ.

Кожа у него была усеяна родинками. Это не слишком уродовало, однако он всякий раз испытывал неловкость, видя, как люди разглядывают эти родинки. Точно ждут, что они вот-вот снимутся с насиженных мест и улетят неведомо куда.

Ее кожа страдала от угревой сыпи. Сыпь была нервного происхождения, как уверяли врачи, и она только усугубляла дело, пытаясь выдавливать угри ногтями.

У него начали редеть прежде такие густые темные волосы, и заметил он это не сразу. А когда заметил, что на висках стали образовываться пролысины, начал отпускать волосы, и теперь они доходили почти до воротника. Пряди на висках истончились, приобрели ржавый оттенок и опушали худое заостренное лицо, отчего оно немного напоминало одуванчик.

Его звали Майкел. ЕеДжуд.

Вообще-то по-настоящему его звали Майклом. Но на белом свете этих Майклов просто пруд пруди!

Ее при рождении окрестили Джудит, но Джудит! Стоит услышать, как к горлу подступает блевотина.

Одинокие волки, они презирали толпу. Прирожденные аристократы, не знающие, как толком пользоваться деньгами или семейными связями.

Залманы от него открестились. Почти все.

От нее открещивались Трейерны. Тоже почти все.

Назад Дальше