Есть возражения насчет моего разговора с Уолтером?
Бойс стрельнул взглядом в Лохмана, солидно пожал плечами.
Почему бы и нет? он щелкнул рычажком и сказал в стоящую на столе коробку. Привести Фрэнка Уолтера.
Мы расселись. Дверь открылась, и коп ввел задержанного. Выглядел тот чертовски плохо. Как после десяти раундов с Джо Луисом. Один глаз затек и распух, из носа свисал потек засохшей крови, дышал он тяжело, через рот, челюсть мертвенно-белая. И на лбу повязка. Когда он заметил меня, спина его окаменела, глаза стали зловещими и ожесточенными, а уголки рта недобро поползли вниз.
Я сказал:
Слышал, тебя обвинили в убийстве.
Глаза его пылали, но он не издал ни звука.
Послушай, продолжал я. Нет времени играть в молчанку. Воспользуйся своей головой каким-нибудь другим способом, чем просто мишенью для дубинки.
Он лязгнул зубами:
Я требую адвоката.
Я адвокат, сказал я.
Ты! презрительно усмехнулся он. Да я лучше в аду сгнию.
Возможно, тебе и придется это сделать, сухо ответил я. Потому что у тебя всего одна извилина, да и та прямая. Если ты думаешь, что между Вирной и мной что-то было, то ошибаешься. Я ее вообще до прошлой ночи никогда не видел. Она пришла ко мне по профессиональным делам. Между нами ничего не было. И я понятия не имею, где она взяла бренди. Ты дал?
Он резко мотнул головой на Лохмана:
Он так думает.
А я нет, сказал я.
Лохман дернулся вперед и нахмурился.
Послушайте, Джордан, Уолтера сюда привели не для того, чтобы вы
Ерунда! прорычал я. Человек имеет право на адвоката. Я буду представлять его, если он не возражает.
Щурясь и хмурясь, Уолтер наблюдал за нами. Всю сквозившую между нами злобу он пропускал через себя. Возможно, я ему не нравился, но Лохмана он просто ненавидел.
Ладно, Джордан, вдруг решился он. Ты мой адвокат.
Лохман стал синевато-серым.
Довольно. Отведите этого человека обратно в камеру.
Стоять! рявкнул я. Если Вы это сделаете, через полчаса я буду здесь с предписанием о пересмотре законности ареста. Что абсолютно законно. Уводите его и в полдень мы выставим Ваши блистательные умозаключения напоказ в суде.
Он чуть не задохнулся. Пенсне упало. Губы превратились в крепко сжатую бескровную ниточку. Ему стоило видимых усилий держать себя в руках.
Не могу понять Вас, Джордан. Я склонен был думать, что Вы захотите выяснить это дело как можно быстрее.
Но не ценой невиновного человека, презрительно бросил я. Валяйте, волоките его в камеру. Тридцать минут никакой роли не играют.
Кипя от злости, Лохман ткнул дрожащим пальцем в Уолтера:
Делай что угодно. Поддерживай его. Это твое право. Но позволь дать тебе один совет. Он совсем не чист, отнюдь. И это будет не впервые, когда адвокат засаживает клиента, чтобы очистить себя.
Уолтер крепко сжал губы:
Я ставлю на Джордана.
Хорошо, сказал я. Теперь давай послушаем твою историю.
Если выделить суть, она казалась вполне логичной. Его корабль 32 дня пробыл в море, шел из Калькутты и пришвартовался прошлым утром. До полудня он командовал разгрузкой, а потом зашел к Вирне. Та вела себя странно. Она его не приняла и не сказала, куда направляется. Расспросы приводили ее в ярость. Когда она залезла в ванну, он наткнулся на клочок бумаги с моим именем и адресом. А когда ушла, проследил ее до Драммонда. Некоторое время он шатался по вестибюлю, а потом, подстегиваемый ревностью, отправился наверх ее искать. В это время я нежился в пене. Но Вирна уже ушла, и он ее дожидался. Тогда и нашел его Нолан.
Я спросил о бриллиантовой булавке.
Я нашел ее у Вирны в ящике. Решил, что она попала в передрягу, и решил ее спросить.
А тысяча долларов?
Мои собственные. Компания вчера выплатила.
Это можно проверить, сказал я.
Нолан стал оправдываться:
После того, как мы взяли Уолтера, мы не слишком упорно искали. Я отправлю человека в квартиру Вирны, он вышел из комнаты и окликнул кого-то в холле.
Дубленое лицо Бойса ничего не выражало. Филип Лохман уперся ногами в пол. Он кипел.
Что насчет личной жизни Вирны? спросил я Уолтера.
Он не отрывал взгляда от стиснутых рук:
Она занималась в танцевальной студии. Там я ее встретил. Потом получила работу в «Волшебной лампе». Она так этим хвасталась, а когда я спросил, как все получилось, опять взорвалась. Просто визжала: «Я ведь умею танцевать, верно? И у меня лучшая фигура из всех, которую ты когда-нибудь видел, разве нет?».
Он поднял опухшее расцарапанное лицо. Отсутствующий взгляд наполнился болезненными воспоминаниями.
Да, тихо выдохнул он. Фигура у нее была что надо. Господи, да она была красавицей! губы его скривились, он посмотрел на свои лапы. Хотел бы я добраться до ублюдка, который это сделал.
Я подождал, пока он успокоится.
Что-нибудь еще?
Он взглянул на меня:
Она обещала купить мне собственный корабль. Я думал, она надо мной смеется.
Я повернулся вместе со стулом к Бойсу:
Какими будут выводы? Не хочешь освободить его?
Спрашивай Лохмана. Это его затея.
Окружной прокурор процедил сквозь зубы:
Мы его оставляем. Мои следователи с ним еще работают.
Я фыркнул:
Слушай, Уолтер, если станут снова задавать вопросы, держись за свою версию. Если станут давить, вообще молчи. Держи рот на замке. Не говори ни звука. Я постараюсь, чтобы тебя завтра освободили. Им придется вытащить тебя в суд, а доказательств недостаточно, чтобы пришить хоть что-нибудь. Делай, что я тебе сказал, понял?
Он кивнул. Бойс опять поговорил со своей коробкой, вошел коп и увел Уолтера.
Лохман дышал с присвистом, от ярости у него раздулись ноздри и заострились скулы.
Продолжай вести себя так же, Джордан, и неприятности я тебе гарантирую.
Великолепно! вспылил я. Надо же набраться наглости предъявить парню обвинение в убийстве с такими жидкими уликами! У тебя нет ни малейшей зацепки. Как насчет бренди? Почему ты не привесил Уолтеру и его? Или не доказал, что у него мешок хлоралгидрата? Когда человек совершает убийство в состоянии аффекта из-за ревности, он не пользуется ядом. Он просто задушил бы ее голыми руками. Может, у него была очень странная возлюбленная, с каждым может случиться, но слабоумным он не был. Не мог он убить ее и сидеть в ее квартире, зная, что это первое место, куда заявятся копы. Тем более с украденной булавкой и тысячей баксов в кармане.
Я вскочил и гордо вышел из комнаты.
Нолан нагнал меня, когда я прошел уже половину коридора, и тихо сказал:
Следи за каждым шагом. Лохман взбешен. Он накопает массу неприятностей.
Да провались он, буркнул я. Он просто пустозвон.
Нолан тронул меня за руку:
Давай зайдем ко мне.
Мы вошли и сели. Он просмотрел несколько отчетов, потом поймал мой взгляд.
С бренди Нерон нам не помощник, сказал он. Слишком много людей снует весь день туда-сюда. Много она выпила?
До моего прихода не очень, судя по виду бутылки. Но глоток, который она сделала, прежде чем упала, сделал бы честь изнывающему от жажды грузчику.
Он кивнул:
По словам Толни, нашего токсиколога, хлоралгидрат очень быстро действует с алкоголем. Смертельная доза около сорока гран (гран=0,0648 г). Передозировка сопровождается комой, затрудненным дыханием, потом жертва умирает практически мгновенно.
Так с ней и было, сказал я. Я думал, она напилась, но она, должно быть, впала в кому.
Он задумчиво смотрел на стол.
Нам никогда не найти руки под эту перчатку. Но мы нашли у таксиста стофунтовую банкноту он скривил губы. Надо его прижать. Он утверждает, что заглядывал в ее кошелек в поисках адреса и увидел купюру. Ему и в голову не пришло, что ее потеряла она.
Нечестно, сказал я, но логично.
Нолан задумчиво протянул:
Интересно, откуда она взяла булавку.
Есть две догадки, сказал я. Или она ее украла, или ей кто-то ее дал. Она могла стащить ее у Джеймса Перно после катастрофы. Снять с трупа. Не думаю, чтобы она такое упустила. Эта красавица обчистила бы кружку слепого нищего. С другой стороны, ее мог дать ей этот малый, Эрик Квимби.
Нолан сидел неподвижно и смотрел на меня в ожидании объяснений.
Как залог, сказал я. Залог сделки. Чтобы она продолжала свидетельствовать в его пользу. Она была из тех, кто просит оплату вперед. А Квимби мог найти эту штучку среди вещей сестры.
Нолан потер подбородок:
На ее банковский счет на прошлой неделе был сделан огромный вклад.
Раздался стук в дверь.
Войдите.
Вошел Верник и опустил на стол маленький розовый узелок.
Взгляните на это, лейтенант.
Нолан потряс шелковые трусики, и на стол вывалилась пачка наличных. Стодолларовыми купюрами.
Мы нашли это у нее в нижнем ящике, пояснил Верник. Вот так завернутые.
Я самодовольно улыбнулся:
Это удар по версии Лохмана. Остальные его доводы рассыпаются в прах таким же образом.
Нолан с отвращением потянул носом.
Жасмин, прокомментировал я. Духи Вирны.
Надушенные деньги! содрогнулся он.
Может, это от ее трусиков? предположил я.
И на такие вещи льют духи?
Некоторые да.
Он широко открыл глаза:
Как много я потерял!
Верник фыркнул. Нолан мрачно сверкнул глазами, и тот поспешно отпрянул.
Лейтенант взял карандаш, бесцельно покрутил его в руках и положил обратно.
Мы проследили все вчерашние передвижения Вирны, сказал он. Как ты думаешь, куда она ходила?
Продаваться на Бруклинский мост.
Это не вызвало у него ни малейшей улыбки. Он медленно произнес:
Она отправилась по адресу Восточная 75-я стрит нанести визит мисс Карен Перно.
Я выпрямился и моргнул:
Вы ее об этом спрашивали?
Нолан неловко заерзал.
Мы с ней поговорили. С равным успехом можно было расспрашивать стенку, он тяжело пожал плечами.
Разве что-нибудь можно сделать, если столько дорогостоящих адвокатов грозятся дойти до самого мэра? он скорчил гримасу.
Я откинулся назад.
Она звонила мне сегодня утром.
Его брови полезли на лоб.
Зачем?
Хотела встретиться.
Он пропустил через пятерню густую шевелюру.
Насчет?
Расскажу после того, как побываю там. Кстати, я уже еду.
Он облокотился на спинку и потянул себя за мочку правого уха.
Ну, не делай опрометчивых шагов, медленно сказал он. Парень, убивший Вирну, убил ее за то, что она что-то знала. Он может думать, что она тебе сказала.
Какая прекрасная мысль!
Я встал и оставил его в гордом одиночестве. Последние слова долго звучали у меня в ушах.
Я предчувствовал, что должна произойти катастрофа.
Глава десятая
Беленый фасад может и был белым во времена, когда Таммани Холлом правил Крокер. Теперь он, темно-оловянный, стоял зажатый между двумя жилыми башнями, этакий бастион уходящей эпохи. Я вскарабкался по ступенькам, заглянул за железную решетку и не увидел ровным счетом ничего.
На женщине, отозвавшейся на мой звонок, было черное альпаковое платье. Длинное безжизненное лицо старой рабочей лошади взирало хмуро. Мою визитку она взяла свысока и брезгливо, двумя пальцами, как дохлую мышь за хвост. Открыв дверь пошире, она позволила войти в мрачный, темный холл, там усадила меня на гнутый стул тикового дерева, удобный, как спина верблюда, и пробилась всем телом сквозь тяжелые красные портьеры в комнату, из которой неслись звуки фортепиано.
В тон мелодии глубоким контральто пела женщина, и голос нельзя было назвать неприятным. Минуту я слушал, пытаясь вспомнить неуловимо знакомую мелодию. Потом голос резко взлетел, чуть выбился из лада, неуверенно задрожал и вдруг сломался, как пустая яичная скорлупа в кулаке. Мужской голос с легким намеком на акцент произнес:
Нет-нет, Карен. Держи звук в голове. Поймай представление о нем и спроектируй на гортань. Давай еще раз.
Пальцы пробежали по клавишам, голос помчался по ступеням гаммы. На этот раз она взяла ноту чисто и держала ее довольно неплохо, но ничего необычайного не было. У итальянок я слыхал и получше.
Хорошо, с энтузиазмом признал мужчина. Хорошо. Так держать. Замечательно, Карен, замечательно.
Он явно льстил ей. Когда звук стих, он размашисто взял аккорд и оборвал пассаж.
Я сидел и ждал, держа шляпу на коленях. Со стены напротив из богатой золоченой рамы таращился, не глядя пустыми глазами ни на кого конкретно, мальчик в гофрированном воротничке. Интересно, это один из предков Перно, или картина куплена на распродаже?
Мужчина в комнате опять заговорил:
Ты должна удерживать звуки диафрагмой, Карен. Следи за фразировкой и расслабься, он тяжело вздохнул. Ты будешь ярчайшей звездой моей оперетты. Все, что тебе нужно это начать.
Он снова заиграл, она запела странную веселую мелодию, ту, что меня преследовала. В среднем регистре ее голос был вполне хорош, плавен и звучен. Она задержала долгий звук, а я задержал дыхание. Она меня побила на три такта.
Мужчина сказал:
Закругли его и дай уплыть. Браво, и повторил: Браво!
Мелодия затихла. Послышались вялые вежливые аплодисменты, не громче хлопанья воробьиных крыльев.
Выглянула старая кляча:
Сюда, пожалуйста.
Я протиснулся за ней сквозь портьеры в полукруглую комнату, залитую ослепительным светом люстр. По правде говоря, они несколько выбивались из стиля. За роялем сидел жгучий брюнет с длинным горбатым носом, длинными баками, тонкой ниточкой усов и раздвоенным подбородком. Жирные волосы и набрякшие веки дополняли общее впечатлением малого, который живет тем, что вальсирует со скучающими женами. На холеном лице не просматривалось никакого выражения.
Пожилой поджарый джентльмен поднялся со стула и на дрожащих ногах двинулся ко мне, протягивая тощую высохшую руку. Я взял ее и осторожно сжал, опасаясь, что она развалится в моей ладони, как черствый крекер.
На нем была рубашка цвета хаки, серебристый пиджак и брюки со стрелками. Изможденное, иссохшее лицо выдавало очень старого и очень усталого человека, который знает, что его время вышло, но не любит думать об этом. Кожа у него, казалось, просвечивала насквозь, как старый пергамент, и туго обтягивала лицевые кости. Зато на шее она свисала складками, как бородка у петуха. Пепел в его слезящихся глазах превратился в золу и давно остыл, несколько уцелевших шелковистых прядей цвета старого серебра с тихим отчаянием свисали с хрупкого черепа.
Входите, сэр, старчески проскрипел он. Простите, что заставили вас ждать, но мистер Кассини ни за что не позволяет прерывать его уроки с Карен.
Он механически улыбнулся, продемонстрировав великолепный ряд фарфоровых зубов.
Я Пейнтер, адвокат мисс Перно, его ладонь описала небольшую дугу. Мисс Перно мистер Джордан.
Я взглянул на нее. Она стояла в прогибе концертного рояля «Стейнвей» и заслуживала внимательного взгляда. Темные глаза мерцали, бархатистый низкий голос произнес:
Как мило, что Вы пришли. Что будете пить, мистер Джордан?
«Бурбон», попросил я, раз уж она спрашивала.
Она кивнула брюнету за роялем.
Руди, пожалуйста понемножку.
Он погладил ее глазами, чуть порозовел и вышел. Мне показалось, что он передвигается на носочках.
Она улыбнулась мне холодной улыбкой удивительно теплых глаз. Пары темных кошачьих глаз на алебастровом лице с чувственным ртом. Волосы цвета сажи были стянуты в тугой пучок, плотно облегая маленькую аккуратную головку. Черное бархатное вечернее платье было плотно стянуто вокруг тонкой талии широким фиолетовым поясом, усеянным медными заклепками. На рояле стояла фиолетовая сумка размером с атташе-кейс.
Мы о Вас прочитали в газетах, мистер Джордан, сказала она. Я подозреваю, вы недоумеваете, почему я попросила вас прийти.
Угу.
Она подперла левый локоток правой ладонью и одарила меня хмурым взглядом.
Сейчас я объясню. Нам с утра позвонил некий лейтенант Нолан. Полицейский, добавила она полушепотом, как маленькая девочка, узнавшая первое неприличное слово. Думаю, Вы его знаете.
Я кивнул.
Она вздохнула:
Было очень неловко. Так стеснительно. Столько вопросов
Ух, вздохнул я. Противные они ребята, эти полицейские.
Она покосилась, проверяя, не издеваюсь ли я над ней, и снова улыбнулась: