Внутри тожепреданья глубокой старины с редкими вкраплениями современности в виде электронной очереди, которая все равно не работала. Линолеум на полу вздулся, каталки грохочущие, старинные.
Перед травмпунктом толпа, вперемешку взволнованные мамашки с детьми и нетрезвые дядечки с ободранными физиономиями.
Данг двинулась было к окошку с надписью «Регистратура», но Таня шепнула:
Наш путь неофициальный.
Первый шок у нее миновал. Тоже наши реалии, ничего не поделаешь. Зато условностей меньше. В столице с тебя маску обязательно потребуют, бахилы, паспорт и вообще посещения в связи с эпидемией ковид-19 запрещены. А здесь санитарным мерам особого значения не придаваливидно, и без того забот хватало.
Указатель утверждал, что реанимация располагается на третьем этаже и вход туда категорически запрещен. Таня вытянула из кошелька несколько пятисотенных купюр, распределила по разным карманам. Обернулась к массажистке:
Нужна легенда. Кто мы ей? Подругпустят вряд ли. На сестер тоже не тянем.
Можно назваться волонтерами, предложила массажистка.
Предложить помощь в интенсивной терапии? усмехнулась Садовникова. Не поймут.
Мы можем быть волонтеры для Митья, ее сына. И прийти сюда по его просьбе.
А ты соображаешь!
Они поднялись на третий этаж. Заняли выжидательную позицию подле двери с кодовым замком. Посторонних вроде бы не допускают, но из реанимации уверенной походкой вышла бабеха с хозяйственной сумкойпо виду совсем не медик.
Тане к ней подкатила:
Скажите, пожалуйста, а как туда попасть?
Так главный врач пропуск дает. Или с сестричками договориться. За малую благодарность, словоохотливо объяснила посетительница. Они только рады будут: все равно ухаживать некому.
Сама надавила на звонок, попросила:
Аленушка, пусти девочек! Вы к кому? К Сизовой они!
Аленушка оказалась пышнотелой, кудрявой, щечки румяные, губки бантиком, вид мечтательныйбудто не в больнице, а в библиотеке работает. С удовольствием приняла две пятисотенных (Таня решила не мелочиться). Выдала бахилы с масками, велела надеть одноразовые (но на вид сильно бывшие в употреблении) халаты и шапочки.
Спросила почему-то с надеждой:
Вы пациентке родственники?
Не совсем, осторожно отозвалась Таня.
Жаль, вздохнула Аленушка. Никому не нужна она
В реанимации духотища, больные все голые, мужчины, женщинывперемешку, в одной огромной палате. Стонут, кричат, какой-то старичок Алену попытался за полу халата схватить. Но та и ухом не повела, руку молча стряхнула, мечтательный вид сохранила.
Провела их в дальний угол. Драматически объявила:
Вот она, горемычная.
Недвижимое тело. Глаза запали, утопают в черной синеве. Губы ввалились. К лицу лейкопластырем приклеены трубочки, соединяют рот и нос с натужно шумящим аппаратом.
Данг ахнула. Тане тоже стало жутко. Она не знала, как выглядела Женя до болезни, но женщине здесь лет шестьдесят. И смотрится она совсем, ну, абсолютно мертвой.
Седьмой день в коме, печально прокомментировала Алена.
В медицинской? с умным видом уточнила Садовникова.
Если бы, вздохнула медсестра. Уже привезли ее в таком состоянии.
А что можно сделать?
Надо было сразу, как инсульт случился, экстренные меры принимать, печально сказала Аленушка. Сейчас поздно уже. Добавила шепотом: Врачи между собой говорят, что надежды нет. Хотят от жизнеобеспечения отключать.
То есть ее мозг мертв? спросила Садовникова.
Данг поморщилась. Аленане слишком уверенным тономобъяснила:
Пока не мертв. Но доктора ставят «минимальное сознание минус» это состояние, близкое к вегетативному.
Можно можно нам побыть рядом? почти без акцента попросила Данг.
Конечно, кивнула медсестра. Поговорите с ней. Такие больные все слышат. И им очень важно внимание.
Но Тане даже подумать было страшноостаться подле недвижимого, незнакомого, почти мертвого тела. Не ее ипостась«с больным сидеть и день, и ночь». Лучше действовать.
Где ее лечащий врач? строго спросила она у медсестры.
Домой ушел. Он после суток.
А главный на месте?
Должен быть. Аленушка взглянула с опаской.
Отведите меня к нему.
* * *
Садовникова представляла, что рулевой в захудалой больничке окажется пожилым, усталым, с мудрыми морщинками в уголках глаз. Но в ледяном холоде кабинета (в отличие от душной реанимации, кондиционер здесь имелся) ее встретил истинный выпускник Оксфорда. Ботинки сияли лаком, под безупречным халатом виднелись брюки в клетку, оправа очков блестела золотом.
Поначалу Тане доктор категорически не понравился. Но пригляделась: мужик не старый, а лоб весь в морщинах, глаза в красных прожилках. И наряд не из бутика. Брюки на пафосную марку «Burberry» только клеткой похожи. На глянце башмаков проступают более темные пятнапохоже, маркером цвет восстанавливали. Можно только уважать человека. Пижонить на грошинелегкое искусство.
И английскую марку старается держать. Учтиво предложил чаю, спросил, чем может служить.
Я по поводу вашей пациентки Евгении Сизовой. Она в реанимации, в коме.
Тот сразу насторожился:
Вы ее родственница?
Нет. Я волонтер. Очень кстати оказалась легенда. У Сизовой сын семи лет. Отец целый день на работе, ребенок один. Мы взялись помогать семье. Вот, пришла узнать каковы перспективы.
Доктор снял пенсне (конечно, не золотое), взглянул цепко, светски молвил:
Вы понимаете, что я не вправе разглашать медицинскую тайну?
Да все я понимаю. Но мне нужно знать: есть ли у нее шансы?
Шансы, шансы, скривился денди. Вы нашу больницу видели? Много у нас тут возможностейбольных с инсультом выхаживать? Может быть, технологии новейшие? Или хотя бы нейрореанимация имеется?
Он сухо добавил:
Ее привезли уже в коме. Мы сделали все, что могли.
Но теоретическиочнуться она может?
Теоретически все бывает. Описан случай, когда пациент через девятнадцать лет в себя пришел. Но иллюзий лучше не питать. Это только в кино: красавицы проспят полжизни, а потом просыпаются здоровы, молоды и прекрасны. Или сериал я американский смотрелочнулся, с койки вскочил и сразу побежал с врагами драться. Реальная жизнь печальней. После дня в коме шансы на полное выздоровление еще есть. Но прошла уже неделя. Даже если она придет в себяскорее всего, останется глубоким инвалидом. Парализацияполная или частичная. Психические нарушения. А муж там такой, он поморщился, что возиться с ней не станет.
Это я уже поняла, вздохнула Таня.
Кстати. Из больницы мы будем вынуждены ее выписать.
Ээ то есть как? Куда? опешила Садовникова.
Куда родственники скажут. В частное лечебное учреждение. Или домой.
Таня вспомнила пациенткус трубками во рту и носу, подключенную к аппарату ИВЛ, и в растерянности спросила:
Но кто будет за ней ухаживатьдома?
А кто за ней будет ухаживать здесь? парировал врач. У меня средний медперсонал на две ставки работает. А ей нужно раз в два часа положение тела менять. Специальные мази от пролежней накладывать трижды в день. Кормить парентерально. Подмывать, слизистую обрабатывать. Поймите, милая девушка, он сердито отодвинул чашку, в реанимации я ее больше двух недель по регламенту держать не могу, а в отделении смотреть за ней некому.
Разве можно выписать из больницы человека в коме? искренне удивилась Татьяна.
Угрожающее жизни состояние мы купировали. Сейчас ей в первую очередь нужен хороший уход. А его обеспечить в условиях нашего стационара невозможно.
Тут он прав.
А если нанять для нее сиделку?
Предлагали супругу. У нас девочки подрабатывают, частным образом. Он отказался. Сказал, дорого.
Скотина, не удержалась Таня.
Не судите опрометчиво, укорил доктор. У меня одна пациентка после автокатастрофы больше года в коме пролежала. Родные за нее бились. Сиделка круглосуточно, шарлатанов каких-то приводили, разговаривали с ней, любимую музыку слушать давали. Куча денег, сил и надежд. В итоге все равно умерла.
А у Сизовой сколько шансов в сравнении с ней?
Никто вам не скажет. На боль реагирует, еще кое-какие реакции сохранены. Но с каждым днем надежд на выход в ясное сознание все меньше.
Скажите, пожалуйста, вкрадчиво спросила Татьяна. Это вообще нормально, что у такой молодойи вдруг инсульт?
Мы же не знаем, что ему предшествовало. Возможно, у пациентки гипертония имелась. Не диагностированная или непролеченная. Плюс общие факторы: гиподинамия. Алкоголизация. Стрессы.
А вы анализы брали у нее?
«Англичанин» посуровел:
Вот это поворот. Проверить меня решили? Или в мисс Марпл сыграть?
Может, я, конечно, дилетант, но считаю: если инсульт у человека до семидесятиэто явно не просто так.
А вы статистику посмотрите. Тяжелые мозговые нарушения сейчас очень помолодели.
Но ее точно не отравили ничем?
Слушайте, почему я вас до сих пор не выгнал?
Так брали анализы или нет?
Естественно, брали. Никакого яда или иных подозрительных субстанций. Но муж сказал: она накануне очень сильно понервничала.
Понятно.
По грозному виду доктора Таня поняла: время сматывать удочки. Спросила максимально кротко:
Что сыну-то ее сказать?
Врач вернул на переносицу псевдозолотое пенсне. Шумно, безо всякого английского лоска, прихлебнул чаю. Ответил жестко:
Не знаю, что для ребенка лучше. Запомнить маму красивой и молодой или смотреть, как у нее изо рта слюна капает.
Но вы пока не собираетесь отключать аппараты?
Не имеем права.
А как это вообще происходит?
Должна наступить смерть мозга. Чтобы ее диагностировать, собирается консилиум. Оценивают клинические признаки, проводят дополнительные исследования, делают контрольную энцефалограмму.
Мите можно будет хотя бы с ней попрощаться?
Доктор мягко сказал:
Давайте пока что надеяться на лучшее.
Садовникова вытащила кошелек, вытряхнула всю наличностьтысяч пятнадцать, разными купюрами. Попросила:
Давайте, пожалуйста, наймем для нее сиделку. За счет нашей волонтерской организации.
Доктор взглянул проницательно, но ничего не сказал. Вдавил кнопку селектора. Потребовал:
Машу пригласите ко мне.
Кивнул Тане:
Деньги сиделке лично отдайте.
Хоть и не англичанинно джентльмен.
* * *
Максим научился жарить яичницу в седьмом классе. Но сейчас, в свои тридцать девять годков, опять ее сжег. Просто затмение какое-то. Или Женька (хоть и лежит без сознания) на него порчу насылает?
Четыре хороших деревенских яйца пропали, вонь на всю кухню, и Митю чем кормить теперь? Он чертыхнулся.
Арчи вокруг стола крутится, колотит об пол хвостом. Тоже голодный. При Женьке было заведено, чтобы только специальные корма, но кому теперь ездить за ними? А доставка в деревню изрядных денег стоит. Так что пришлось Арчи перейти на простецкую собачью еду из сельпоне нравилось, морду кривил, загребал, словно кот. И сейчас в миске завалялось со вчерашнего дняопять выбрасывать.
Угольки из яичницы перестали шипеть. Прежде чем выбросить, отделил небольшую часть, кинул псу. Арчи смел в момент, глядит умильно, еще просит. Быстро элитная спесь слетелавместо суперпремиума готов горелую яичницу глотать. Но больше давать не стал. Мало с Митькой хлопотеще собаку придется лечить.
Соседка по выходным не помогала, и Максим с неудовольствием предвкушал очередную тоскливую субботу. Ковыряться на кухне, вести Митю гулять, слушать его бесконечное: «Когда мама вернется?»
Да, удружила жена, ничего не скажешь. Надо ж было: между землей и небом зависнуть! И что дальше делать? Врач вон вчера сказалрастением, в дреме, Женька хоть десять лет еще проживет. Но ему-то как быть? Работать, хозяйствовать, Митю поднимать. И безо всяких перспективформально считается женатым.
Жена, когда ребенка обсуждали, кляласьигрушку лично для себя заводит. И слово сдержалабессонные ночи, колики и прочая хлопотня Максима вообще не касалась. С Митькой общался, только когда сам хотел, а едва сын начинал подхныкивать, Женька подскакивала, забирала. Вырастила в итоге тепличный цветок, плаксу. Кто мог подумать, классический маменькин сынок в итоге на его плечи свалится?
«Не буду ничего готовить. Хлеба в тостере пожарю, колбасы порежупусть ест», решил Максим.
Но приготовить упрощенный завтрак не успелзвонок в калитку. Кого еще черти несут? Опять, что ли, из правления явились насчет борщевика вдоль забора ругаться?
Максим сунул босые стопы в дачные галоши, пошел открывать. Вот те ну те! У забора пижонский «Инфинити» стоит. А у калиткифря. Вся такая столичная, гармоничная, сумка из крокодила. Но сиськи нормальные. Волнуется, взгляд заискивающий:
Вы Максим Юрьевич?
Ну.
Ладная девка. И, похоже, горячая.
Меня зовут Таня. Ваш адрес дали в больнице, где Евгения лежит.
И чего дальше? насторожился.
Сглотнула, начала торопливо объяснять:
Я из волонтерской организации. Мы помогаем семьям, кто в трудную ситуацию попал. Знаю, что вы один с ребенком остались, работаете, бабушек нет. Вот я и приехала. Могу обед приготовить. С Митей поиграть. Свозить его куда-нибудь, если нужно.
Он взглянул с сомнением:
Ты ради насна «Инфинити» приперлась из Москвы за шестьдесят километров?
Чутка расслабилась. В глазах искорки полыхнули:
Имелись варианты поближе, но меня не привлекло. Зачем мне таджикские погорельцы или мать-одиночка с шестью детьми? Лучше до вас прокатиться. Все равно суббота.
Да, с кисломордой соседкой не сравнить. И помощь на халяву всегда кстати. Но нет ли подставы какой?
Максим посмотрел пристально:
А как твоя волонтерская организация называется?
Никак, пожала плечами. Это просто чат у меня на работе. Туда скидывают информацию о тех, кому помощь нужна. У сотрудницы тетка в Зареченской больнице, она про вашу жену и написала. Без фамилии: просто что семья в сложном положении. А детали мне главный врач рассказал.
А сама где работаешь?
Рекламное агентство «Ясперс энд бразерс». Креативный директор.
Нехило. Я б в свой законный выходной лучше в тренажерный зал сходил.
Усмехнулась:
Я когда людям помогаюзаряжаюсь лучше, чем на фитнесе.
Ну да, ну да. Если «Инфинити» и сумка за много тысяччего бы добренькой не побыть.
Не очень приятно уязвимой категорией населения себя чувствовать. Сказать бы ей гордо: «Не надо нам ничего». И пусть катится. Но тогда придется и сегодня самому по хозяйству колотиться.
Он строго попросил:
Паспорт покажи.
Протянула. Садовникова Татьяна Валерьевна. Москвичка. Не замужем. Год рождения увиделвообще обалдел, лет на пятнадцать моложе выглядит.
Но на его раздевающий взгляд обдала холодом. Типа, даже подступаться ко мне не смей, босяк. Гордая. Ну, пусть портит свой маникюр.
Он усмехнулся:
Ладно. Раз приехалаиди, помогай. Обеда как раз нет. И завтрака тоже.
* * *
Валера всегда учил: если врать, то близко к тексту.
В Танином агентстве действительно имелся чат: «Нужна помощь!» Чаще всего там просили контакты хороших косметологов или репетиторов для детей, но иногда и серьезные проблемы описывали. Так что запросто могли упомянуть про больную в коме и ее маленького сына без присмотра. Не слишком правдоподобно, что главный врач якобы сказал адрес, но Максим, по счастью, поверил.
Супруг у Женина лицо загляденье. И фигура нормальная. Но в домашних декорациях, в переднике и галошах на босу ногу выглядел весьма жалко. И, похоже, тяготился своей ролью соломенного вдовца. В доме бесприютное запустение. Засохший букет полевых цветов (еще Женя, что ли, собирала?), в коридоре пустые пакеты, обувь на грязных газетках.
В коридор выбежал песджек-рассел. Грозно тявкнул, взялся с подозрительной мордой обнюхивать Танину брючину. Зубы показывал острые, но она бесстрашно потрепала собаку по загривку. Та взглянула с удивлением, лизнула ей руку.
Ишь, ты. Признал, оценил Максим. И заорал: Митька! К тебе гости!
Со второго этажа скатился худенький, бледный мальчик. С надеждой бросился к Тане:
Вы от мамы?
Господи, да ты совсем, что ли, помешался? разозлился Максим. Это просто тетя. Пришла с тобой поиграть.
А зачем ей со мной играть? серьезно спросил ребенок.
Садовникова улыбнулась:
Чтобы ты не скучал. Пока мамы нет дома.
Вы какая-то дальняя родственница? Или папа вам деньги будет платить?
Дмитрий, слишком много вопросов, строго сказал отец. Покажи тете Тане свою комнату.