Ее напарница, смешливая девушка-подросток все больше улыбалась, чем работала сегодня. Она подставляла солнцу веснушчатое лицо и без устали болтала.
Да ничего не влетит, вот сколько настирали! Послушание выполнили, отчего не расслабиться? помолчав, изучая свою подругу, она спросила: Агата, а в миру́ тебе как звали?
Карина осторожно, чтобы не поскользнуться на влажных, потемневших от времени досках, отозвалась:
Тебе-то что?
Да интересно просто. Все послушницы от мирских имен отказываются, зовутся, как матушка Ефросинья прикажет. У тебя совсем чудно́е имя. Значит, и в миру тебя звали чудно́. Поэтому и спрашиваю. Интересно ведь
Ничего интересного. У тебя имя интереснее: Млада. Темноволосая, наклонившись, достала несколько рубашек, принялась отжимать. Покосившись на подругу, бросила: Ты так и будешь трепаться или поможешь?
Пожалуешься? девушка не шевелилась. Только теперь яркие, будто весеннее небо, глаза, искрились от настороженного удивления.
Ее подруга вздохнула, снова вернулась к своему занятию:
Дура ты Сама знаешь, отречение от мирского часть послушания. А ты меня во грех вгоняешь своими расспросами. Не хорошо. Я тебе о твоем имени не спрашиваю ведь, вот и ты не спрашивай.
Девушка пожала плечами:
А чего тут говорить, в этом тайны нет. Имя настоящее, мамой-папой данное
Темноволосая покосилась на нее подозрительно, но новых вопросов не задала.
Любопытная напарница соскользнула с пригорка, приблизилась к кромке воды. Подобрав длинную юбку и закрепив подол на поясе, подтянула к себе небольшое полотенце-рушник с вышивкой по краю. Скрутила ткань, наблюдая, как прозрачная вода возвращается в реку. Добавила примирительно:
Почему сразу дура? У всего есть прошлое. У тебя. У этого ручья Прошлое идет за нами, как его не назови, не отпускает.
Потому что болтаешь много. Карина пожала плечами, вздохнула, но сказанное Младой засело под сердцем. Девушка какое-то время полоскала белье. Покосившись на напарницу, все-таки спросила:
А отчего у тебя имя осталось? Матушка Ефросинья вроде бы строга с обетами.
Млада небрежно пожала плечами:
А у меня обет в другом.
Карина закусила губу. Отжав несколько рубашек, расправила их и резко встряхнула, расправляя складки. Влажное белье выбросило веер мелких брызг, засверкавших золотом в весеннем солнце.
А в чем же тогда? не выдержала, спросила.
Млада фыркнула:
Кто-то говорил, что следует послушанию и любопытный нос не в свои дела не сует Посмотрев на девушку, примирительно отозвалась: Ладно уж, скажу.
Оглядевшись по сторонам, наклонилась к Карине, одновременно вытягивая из-за пазухи тонкий шнур. Разжав ладонь, сунула Карине под нос болтающееся на нем обручальное кольцо.
Видишь?
Темноволосая кивнула, затаила дыхание. Млада распрямилась, спрятала украшение обратно.
Имя мое мой крест. Я ж уголовница, Агата, воровка. Сюда мужем на исправление прислана.
Мужем? Это ж сколько тебе лет? Карина недоверчиво нахмурилась.
Млада посмотрела свысока:
Двадцать два. Не веришь?.. А на сколько тяну?
Девушка растерялась.
Ну, не знаю. Я думала, тебе лет 16
Млада присвистнула. Отжав еще несколько вещей, с размаху бросила их в корзину.
А это у меня кровь такая. И мать такая, и тетка, и бабушка, говорят, в свои шестьдесят на сорок тянула Кровь цыганская. Мое проклятье, девушка закусила губу. Все, что плохо лежит, к себе прибираю. Особенно золотишко. И колечко это, она кивнула себе за спину, из ворованного золота сплавлено.
Она остро глянула на Карину, прищурилась. Та задумчиво перекладывала вещи в корзине, молчала.
И чего тебя сюда, насильно привезли?
Ну, отчего насильно?.. Муж сказал: или сюда, или в тюрьму. Я, видишь ли, у его золовки кое-чего взяла, девушка вздохнула, Выпрямившись, уперла кулаки в тощие бока: Не выдержала. Бес попутал, однозначно. Сколько раз я эту чертову заколку на ней видела, сколько раз в руках держала, ни одна крамольная мысль не пошевелилась. А тут в гости к ним приехали А у них дом богатый Муж ее в администрации работает, сама понимаешь Ну вот, приезжаем, я в дом первой вхожу, мой Гриша у машины замешкался, сигареты искал. И вот захожу и вижу, как золовка буфет запирает И, заметив меня, аж побелела вся, съежилась и так бочком-бочком в кухню. Спряталась. И до того меня злость и обида взяла, что
Девушка махнула рукой.
Ну так если ты воровала, наверно, естественно, что люди ценности перед твоим появлением припрятывали, нет?
Вот! В самый корень смотришь! Я ж до того раза никогда ничего чужого и не брала. Но разве кого убедишь, раз цыганка значит, воровка. А тут, как увидела, что эта стерва свое шмотье прячет от меня, так и взыграло во мне. Увидела на столике заколку для волос, обычная побрякушка, думала. А она антикварная оказалась.
Она опустилась на корточки, подняла с берега камушек и со злостью запустила в воду камень, скользнув по темной поверхности, как капля по раскаленной сковороде, долетел до середины реки и, булькнув, утонул.
Золовка сразу на меня показала. Муж мой, Гришка, красный весь, как рак, взял мою сумочку, вытряхнул косметику мою, платочки бумажные, мусор всякий вроде транспортной карты и заколку эту.
Они помолчали.
Да-а, протянула Карина. Неприятная ситуация
Млада кивнула.
Гриша сказал, что или я сюда, к Ефросинье, на исправление и замаливание грехов, или разводится со мной Ох, наревелась я тогда. От обиды. От глупости своей Девушка вздохнула.
Поэтому тебя имя Ефросинья оставила?
Да. «Имя твое твой крест», сказала. И вот, послушание дала, девушка кивнула на корзины с бельем. Бессмысленное и беспощадное.
Она решительно встала, подняла одну из корзин, уперла дном в бедро и, перехватив за ручку и чуть изогнувшись под весом мокрого белья, стала подниматься вверх по тропинке.
Отчего бессмысленное и беспощадное? не поняла Карина, поднимая с камней свою корзину.
Млада тихо засмеялась:
Да потому что в хозблоке есть прачечная От колонки насосом вода.
Карина осеклась, поднятая с земли корзина, снова опустилась на камни.
Как прачечная?
А так. Ручной труд по мнению матушки Ефросиньи самый верный способ задуматься о себе и о своих грехах. Его таким, как я и поручают. А ты новенькая, вот матушка тебя испытать и решила
Карина смотрела на свои красные, покрывшиеся крапивницей, стертые до крови руки, которые заледенели до такой степени, что едва гнулись.
Как же так?! пробормотала.
Млада оглянулась через плечо:
Да ты тут и не такого встретишь, не раскисай, подруга Здесь не жить, здесь выживать надо уметь Сюда ведь просто так не приходят. И прежними не уходят
Карина тяжело подняла корзину:
Ты так просто об этом говоришь.
Я уже усвоила первый урок
Какой?
Они обошли кусты и вышли на тропинку, ведшую к поселку яркое апрельское солнце отражалось от чисто вымытых стекол, било по глазам. Млада покосилась на спутницу, отозвалась небрежно:
Смирение Ты, если выбраться отсюда хочешь, что делать велят, то и делай. Не спорь.
Карина пробормотала:
Да я по своей воле приехала.
Млада остановилась, глаза округлились от удивления:
Зачем?
Карина шла молча следом, мрачно смотрела себе под ноги и все больше замыкалась. Млада уже и не ждала услышать ответ, когда девушка прошелестела:
Ми́ра в душе ищу.
Млада фыркнула. Смерив ее взглядом, отвернулась. До Карины донеслось:
Найдешь его здесь, как же
Глава 5. Новая жизнь
После ужина к ней подошла сестра Ольга, напомнила:
К матушке-то зайди, не забудь.
Карина не забыла, откладывала до последнего боялась. Вроде ничего особенного и не сделала, а неприятный осадок остался. А еще она видела, как со слезами выбежала из дома Ефросиньи Клавдия, слышала, как причитала из своего домика, про злую долю, про несправедливость и что «из-за этих девок». Ольга на нее прикрикнула:
Одумайся! Языком треплешь, как помелом. Уж получила за него и не раз, все никак не успокоишься
Карина притормозила у открытого окна, прислушалась. Ольга молчала. Было слышно, как хлопают крышки сундуков, как всхлипывает Клавдия, давясь обидой.
Скажи спасибо, что не на дальнюю заимку отправила тебя матушка, голос сестры-хозяйки тихий, будто шелестящий успокаивал.
У Карины ёкнуло в груди: что это за дальняя заимка, что ею пугают. Подумав, что ее заметят, она скользнула к дому Ефросиньи.
* * *
Карина отчетливо помнила тот вечер, когда поссорилась с Рафаэлем. Помнила дыру, которая образовалась в душе́.
Нет, не тогда, не в тот вечер. Раньше. Сперва червоточина, которая иногда беспокоила, чаще вечерами, в пустой квартире, когда казалось, что из каждого угла на нее кто-то пялится, а занавеска на окне колыхалась, собираясь в детское платьице.
Рафаэль отсутствовал вечерами все чаще, и червоточина разрослась до размера теннисного мяча.
Тем вечером, когда Карина заперлась в спальне, она поняла, что внутри пусто только заполнившая все нутро́ черная дыра. На ее дне что-то клокотало, мешая сосредоточиться.
Рафаэль подходил к комнате она слышала, как он приоткрыл дверь, как растерянно шагнул в пустоту коридора.
Первое ощущение паники и страха сменилось отчуждением. Она легла на кровать, в надежде, что Раф не придет к ней, не придется ничего объяснять.
Зажмурившись, Карина слушала его шаги по квартире. Выдохнула, поняв, что разговора удалось избежать скрипнул диван и забубнил телевизор.
А потом она испугалась.
Что в тот день построила между ними стену, за которой останется только она сама и разрастающаяся внутри черная дыра. И в конце концов эта дыра поглотит ее.
«Ефросинья права, надо решаться».
Ефросинья появилась в ее жизни весной прошлого года, через пару месяцев после той жуткой историей с эксгумацией новорожденной девочки в доме родителей. В те месяцы Карина частенько заходила на кладбище к девочке приносила цветы, а иногда просто стояла, сама не зная, зачем пришла. Простая могилка без портрета, деревянный крест вместо надгробия, потрепанный и выцветший веночек.
Почто к малютке ходишь? строго окликнули ее однажды.
Карина вздрогнула от неожиданности, оглянулась у калитки замерла женщина в черном платке. Темное пуховое пальто расстегнуто на груди, из-под воротника видна бордовая ткань сорочки и неприметные деревянные бусики. Женщина изучала ее пристально-ясным, будто прозрачным, взглядом, внимательным и колким. Заметив растерянность девушки, женщина спросила еще строже:
Третий раз уж тебя здесь вижуТвой грех? и кивнула на могилку.
Спросила так, будто к казни приговорила.
Карина не сразу нашлась, что ответить под этим взглядом.
Н-нет В войну девочка умерла, она впервые дала произошедшему десятки лет назад название. Сказать «убита» язык не повернулся.
Женщина вытянула шею, недоверчиво посмотрела на дату на табличке.
М-м А крест-то новый
Так недавнее захоронение.
Женщина не торопилась уходить, продолжала разглядывать Карину, так же неуютно, пробирая до костей.
Зачем тогда ходишь? и добавила мягче: Грех это по чужим покойникам плакать.
Незнакомка говорила жестко, словно обрубала канат. Или вбивала гвоздь в крышку гроба Карина вздрагивала на каждом слове и невольно втягивала голову в плечи, будто защищаясь от невидимых ударов.
На вопрос незнакомки поежилась, поправила воротник короткой дубленки и спрятала нос теплый запах шерсти немного согрел. Посмотрев в ледяные глаза, отозвалась:
Да она вроде как и не чужая
Женщина еще раз строго посмотрела на нее и, покачав головой, наконец, отошла. Девушка проводила ее взглядом. Видела, как та прошла до калитки вышагивая ровно и не торопясь, будто проплывая между черных оградок, как аккуратно толкнула калитку и вышла на улицу. За оградой еще раз мелькнул ее прямой силуэт и скрылся за поворотом.
Карина немного потопталась, поправила венок, принесенные цветы с простенькой погремушкой, притворила за собой калитку и, застегнув дубленку до самой последней пуговицы и нахлобучив шапку, побежала к выходу.
Та самая незнакомка стояла у киоска с цветами.
Будто ждала ее во всяком случае, заметив Карину, шагнула навстречу, и проговорила неожиданно мягко:
Ты прости, что так строго с тобой Ходят иной раз, отмаливают грехи свои. Вот такие же как ты чистенькие, благополучные девочки и мальчики: кто матерь больную оставил, чтоб жизнь строить не мешала, кто детку из чрева вынул, кто еще что пострашнее
А что еще пострашнее? у Карины округлились глаза.
Незнакомка дотронулась до ее руки:
Всякое на своем веку повидала. Если уж так дорога тебе эта малютка, значит, сердце твое еще мягкое, еще грехом не испорчено Учишься?
И учусь, и работаю, Карина сама не знала, почему отвечает, но не могла отойти, вырваться от этого настойчиво-кутающего голоса, будто пеленающего по рукам и ногам.
Незнакомка кивнула:
Это хорошо. А на кого? Если не секрет, конечно
Да не секрет. На певицу учусь.
Женщина неодобрительно сверкнула глазами:
Грех это, юродство одно. Делом займись. О душе смолоду заботиться надо, в чистоте хранить Замужем?
Карина пожала плечами и отозвалась неопределенно:
Да.
Женщина нахмурилась:
Сожительствуешь, значит Эх Девки-девки, легкая добыча для беса.
Карина попыталась высвободиться: по спине стекал неприятный холодок, сковывал плечи и будто вымораживал что-то внутри. Та червоточина, что жила внутри, ожила, жадно хватала неуверенность, давясь, будто голодная псина. Незнакомка крепче перехватила руку девушки, заглянула в глаза:
Если что гложет душу, значит, чует она несправедливость, которую с ней творишь, пятна́я блудом своим, мыслями греховными и увлечениями сладострастными. Так и знай противится она этому, душа твоя От того и так больно, от того и будто пустота внутри.
От этих слов Карина вздрогнула: «Откуда она знает?»
Ничего она не противится. Женщина, отпустите меня, Карина отшатнулась, вырвала руку из цепких пальцев кожу полоснули острые ногти.
Высвободившись, девушка поторопилась к автобусной остановке, путаясь в ногах и поскальзываясь.
Трамвайный проезд, дом 8 «а». Найди меня, когда совсем тоска заест! крикнула в след незнакомка. Спроси матушку Ефросинью! Это я.
Карина не оглянулась, ускорила шаг, чтобы успеть заскочить в первый подъехавший автобус. Проезжая мимо женщины, видела, как та смотрит на нее будто видит в полумраке жарко натопленного салона. Карина отодвинулась от окна, ушла в глубь, соображая, как ей теперь добраться до дома.
А черная дыра внутри, будто почувствовав слабину, с тех пор разрасталась все быстрее.
* * *
Карина замерла на крыльце, потопталась, собираясь с духом. В груди было тревожно.
Тревожили непривычные обычаи, мрачность и нелюдимость обитательниц поселения, «скита», как его здесь все называли. Вроде и не было никакой враждебности, наоборот даже послушницы помогали, подсказывали, как лучше, но общее настроение словно с удавкой на горле, не отпускало Карину. Заставляло ежиться, как от холода.
Еще эта «дальняя заимка» будет теперь сниться в кошмарах. Она думала, что пробудет здесь пару месяцев. Но все оказалось запутаннее.
После завтрака ее поманила с собой сестра-хозяйка, Ольга.
Пойдем, говорит, одежу тебе посподручней подберем.
Она увела ее к дальнему дому, «избе», велела идти за собой. В комнате велела раздеться и выдала чистое белье, теплые колготки, длинную, как у всех тут, юбку, несколько кофт и бордовый пуховик.
Немного великоват будет, придирчиво глядела, но ничего, зато под него можно нарядиться потеплее. Если матушка на дальнюю заимку работать пошлет, ко мне зайдешь, я тебе штаны ватные выдам, там холодно, пока домишко протопится, околеешь, она засмеялась.
Карина сжимала в руках одежду, неуверенно поглядывала за окно послушницы расходились по работам.
Ольга взяла ее за руку, заглянула в глаза:
Душа в строгости должна быть. А тело в работе. И тогда легкая станешь, как перышко, светлая, как утренний туман, и прозрачная, словно слеза младенца. Не грусти, это по первости тяжко. А потом с каждым днем все легче.
Карина посмотрела на нее с тоской:
А вы сколько здесь?
У нас не принято выкать, засмеялась. Мы ведь по старинному уставу живем, а в стародавние времена на «вы» только с врагами было. А я не враг тебе