Та кивнула.
Можно и так сказать. В нонешней церкви тоже греха много. Мы же из веры самое чистое берем, в самые истоки глядим. Там она, благодать, на глубине спряталась, только стойким и настырным показывается, кто достоин познать ее и ей следовать Сперва несложное тебе послушание дам. Что прибрать, покрасить, чем помочь сестрам. Потом посложнее. А там видно будет Там решу, смогу ли помочь душе твоей истерзанной.
Она развернулась к девушке, сцепила натруженные пальцы. Посмотрела пристально, будто пригвоздив взглядом к помосту. Толкнув дверь, кивнула Карине:
А теперь ступай, Агата. Да помни о грехе своем.
Карина вошла в жарко натопленные сени. Вдоль стены лавка, под ней рядком галоши разных размеров и степени чистоты, На вбитых в стену крючках нехитрая одежда послушниц, пуховики да куртки. В углу деревенский наливной умывальник, рядом с ним, на гвоздике колко накрахмаленный рушник, чуть примятый сестрами, вытиравшими им только что руки. У двери лежала, словно приклеенная к полу домотканая дорожка. Карина огляделась, нашла тряпку, вытерла ей подошву обуви. Но, подумав, все-таки разулась уличная грязь намертво вобралась рифленой подошвой и не вычищалась. Вздохнув, девушка поставила ботинки в ряд с другой обувью, вымыла руки.
Автоматически поправила волосы, приладила хвост влажной рукой. Скрипнула дверь, из щели показалось уже знакомое веснушчатое лицо Млады.
Пришла уже? Так заходи, чего мнешься, время трапезы закончится, обед ждать придется! А он после дневного послушания только У нас с этим строго!
Бросив взгляд на ноги Карины в голубых хлопковых носочках, снова покачала головой, велела:
Обуйся, здесь не город, полы холодные.
Так грязные они
Млада махнула рукой:
Все одно сейчас мыть буду. Заходи скорее, дует, всех сестер заморозим с тобой.
И Карина послушно обулась и проскользнула следом.
Трапезная оказалась простой избой. Деревенская печь посредине, от нее длинный стол, грубоватый и обстоятельный. За ним, на приставленных к нему лавках, сидели женщины разных возрастов. Темная одежда без украшений, длинные юбки в пол делали их похожими друг на друга. У всех головы плотно повязаны платками ни прядки волос не видно.
На вошедшую послушницы посмотрели без интереса, сразу вернувшись к трапезе.
По центру стола стояло несколько глиняных горшков с крышками, в больших самодельных тарелках крупно порезанные ломти серого хлеба, рядом домашний сыр, поделенный дольками по числу послушниц и крынки с молоком и водой.
Садись-садись, не тяни, поторопила ее Млада. Подтолкнула к лавке.
Женщина, сидевшая с краю, не взглянув на Карину, молча сдвинулась, освободив место.
Здравствуйте, девушка кивнула, окинула всех взглядом, рассчитывая на ответное приветствие. Женщины еще раз на нее посмотрели, некоторые кивнули, другие промолчали. Та, что освободила ей место, пробормотала:
И тебе здравия.
Садись уже, прошипела Млада, с грохотом поставив перед Кариной тарелку, ложку и чистую кружку. Придвинув к ней ближайшую крынку и горшок, пояснила: Кашу накладывай, сколько хочешь. Хлеб бери, сыр. Молоко наливай, тебе сегодня как вновь прибывшей полагается. С завтра вода только будет она осеклась, пожала плечами: А впрочем, не знаю, как матушка велит, завтра постный день.
Карина кивнула.
Ложка оказалась деревянная, словно реквизит исторического фильма. Да и все здесь выглядело, словно подготовленное для киносъемки, даже послушницы с неприветливыми и строгими лицами будто актеры массовки. Девушка наблюдала, как Млада приглядывает за столом. Примостившись на табуретке у окна кому надо хлеб придвинет, крынки передает. Больше всего за Кариной приглядывала. Заметив, что девушка положила в тарелку всего пару ложек каши, нахмурилась, беззвучно потребовала положить еще. Карина пожала плечами, послушалась, уверенная, что она столько не съест не ела она прежде пшенную кашу «без ничего» мама всегда добавляла тертое яблоко, корицу или курагу. Да и молоко Карина не пила с детства.
А можно воду? спросила у Млады.
Та пожала плечами, отодвинула от нее крынку с молоком. Приставила полупустую с водой.
Женщина, сидевшая рядом, пробормотала:
Зря выделываешься, матушка такое не любит
Я не выделываюсь, я просто молоко не пью.
Женщина напротив оторвала от тарелки потускневший взгляд, в нем мелькнул интерес, не живой, а тяжелый, прилипчивый, с притаившейся злобой на дне. Скривив губы, усмехнулась:
Да что ты ей объясняешь, пару дней покапризничает, на третий жрать любую баланду будет.
Тише ты! прикрикнули на нее сразу несколько голосов.
Карина растерянно оглянулась. Млада обошла со спины, похлопала по плечу:
Не обращай внимания.
Женщина напротив подняла голову, пробормотала:
Младка, а что ты о ней печешься? Надеешься, матушка тебя простит? все рассмеялись. Так не жди, не заработала ты еще прощение. Да и милый-благоверный тебя не велел выпускать
Заткнись, Клавдия, острое, приправленное неведомыми Карине конфликтами и неприязнью, веселье захлебнулось в одно мгновение в трапезную вошла Ефросинья.
Посмотрела строго на притихших женщин.
Молча направилась на свое место во главе стола, Карина не заметила, что там стоит лавка и приготовлены приборы.
Проходя мимо девушки, матушка покосилась на ее тарелку, кружку с водой. Спросила холодно:
Отчего молока не дали Агате?
Млада отозвалась:
Воды попросила.
Клавдия, мстительно взглянув на девушек, уточнила:
Отказалась она. Говорит, не пьет
Ефросинья села на свое место, наложила кашу, придвинула ломоть хлеба. Взяв с тарелки кусок сыра, откусила от него. Остальное положила на хлеб.
Это правда? светло-голубые глаза, словно льдинки, посмотрели в упор.
Карина почувствовала, как по спине стек холодок, будто эти льдинки за шиворот кто подложил. Сглотнула.
Да нет Не то, чтобы я
Ефросинья перевела взгляд на Младу:
А ты почто ее прикрывать вздумала?
Я просто сказала, что она воду попросила, потому что она попросила.
А о том, что прежде от молока отказалась, не сказала
Млада замолчала, закусив губу, опустила голову. Пальцы вцепились в полотенце Карина видела, как побелели костяшки. Женщины за столом притихли, перестали жевать. Ефросинья смотрела на Младу, ждала ответа. Карина беспомощно оглядывалась, она понимала, что происходит, что-то ужасное, заставившее всех сидеть, словно кол проглотили.
Матушка Ефросинья, это моя оплошность, не вините Младу. Она ж не со зла
Еще бы она со зла, матушка цокнула языком, вытаскивая застрявший между зубами кусок сыра.
Карина взмолилась:
Я же не знала, что отказываться нельзя. Я просто с детства молока не пью.
Ефросинья скользнула по ней взглядом:
И кашу не ешь, небось?
Карина с опаской кивнула:
И кашу, оглянулась на Младу, такую не ела, мама в нее яблоки добавляла, курагу.
Ефросинья усмехнулась:
О том забыть можешь. Мамкино меню дома будешь потчевать, больше ценить станешь
Матушка Ефросинья
Женщина не позволила договорить:
То, что за Младку заступилась, мне любо, за то хвалю. Что норов свой показываешь, за то наказана будешь, сперва не строго, потому что по незнанию и недоумению. Но впредь знай что дали, то и едим-пьем. Разносолов у нас тут не водится, радуемся тому, что Бог шлет. Он пока к нам милостив, с голоду не пухнем. Но гневить его тоже не стоит.
Простите, матушка, Карина растерянно опустила глаза.
Ефросинья будто ее не слышала, продолжала в том же холодно-обстоятельном тоне:
Что же касается тебя, Млада, то вижу вранье в тебе еще глубоко сидит. Карина отчетливо услышала сдавленный вздох, который вырвался из груди новой знакомой. Вечером подойдешь ко мне. Будем думать, что с тобой делать.
Млада кивнула.
Что же до тебя, Клавдия
Женщина, сидевшая до этого с спокойным и самодовольным видом, встрепенулась.
А я-то чего?
Ефросинья посмотрела на нее, будто пощечину дала, повысила голос:
Будто не понимаю я, с чего вдруг такая внимательность и желание рассказать, на чем Младка споткнулась? Думаешь, забыла я про молоко скисшее, которое ты на девку спихнуть хотела?
Не думаю, Клавдия потемнела лицом.
То-то же Уж не знаю, с чего ты надумала с Младкой счеты сводить, но знай, не терплю я гневливости. То грех не меньший, чем вранье или прелюбодеяние.
Да, матушка
На ближнюю заимку поедешь.
Клавдия округлила глаза:
К-ка на заимку? За что?.. Сегодня?
Ефросинья снова посмотрела на нее. Прижгла ледяным взглядом:
Ты еще и спорить со мной вздумала? Сбирайся сказала!
Клавдия, зыркнув на Младу, резко поднялась и вышла из избы. Ефросинья проводила ее взглядом, добавила оставшимся:
А вы чего клювы пораскрывали? Вас дела не ждут, сестра Ольга послушания не назначила вам?
Женщины хором забормотали:
Назначила, назначила.
Ну так заканчивайте трапезничать и принимайтесь, работа сама не сделается, грех из душ ваших ленью не выбьется. Младка, тебя это тоже касается. Вечером ко мне зайдешь, после вечерни. Вон с Агатой и заходи.
Хорошо, матушка.
И Млада, подобрав подол, ссутулившись, торопливо выскользнула из избы.
Глава 4. Локация
Конец апреля, Смоленск
Ночью Рафаэлю снова снилась заброшенная часовня. Было темно и сыро, тянуло запахом прошлогоднего мха и прогнившими грибницами. Под ногами он ощущал это отчетливо склизкая, жирная от влаги земля, едва прикрытая темно-бурыми, наполовину истлевшими листьями. Раф видел урывками, словно нацепили на лоб светодиодный фонарь, старенький и подслеповатый, и он в кромешной темноте бросал тощий луч вокруг, выхватывая то голые ветки, то осыпавшуюся кладку.
Но он знал он не один. Он слышал чужое дыхание рядом, чувствовал присутствие.
Нет, страха не было. Была растерянность и желание понять.
Странное место: потемневшие от времени камни, стертые ступени давно покинутого и разрушенного дома, стены, покрытые мхом. За высокой аркой мрачная темнота заброшенного помещения. Иногда свет выхватывал движение в глубине, потемневшие лики с нечеловечески большими глазами. В проеме мелькнул женский силуэт девушка стояла спиной, на фоне черного провала двери. И будто бы собиралась войти внутрь. Собиралась, но не решалась.
Рафаэлю показался знакомым этот жест неуверенности вскинуть руку, желая будто бы поправить волосы, но рука застывала в воздухе, а через мгновение безвольно опускалась.
Сердце забилось отчетливее, кровь запульсировала в висках, будоража неясное воспоминание.
«Эй, кто ты?», голос не слушался, упирался в преграду, звуки вязли в зубах.
Рафаэль почувствовал, как стало жарко стены здания осветило оранжевым, от углов потянулись языки занимающегося пламени.
«Стой!» еще одна безуспешная попытка закричать.
Словно рот зашит. Крик закипал, прорываясь наружу и упирался в плотно сомкнутые губы.
Огонь подбирался к Карине все ближе. Но девушка стояла, не замечая его.
«Стой, уходи оттуда!», Рафаэль задыхался горло будто ватной пеной заткнуло.
Он хрипел, звал, рвал путы, которые не пускали к ней черные ветки словно ожили, связывая его, притягивая к земле. Ноги утопали в жидкой грязи, как в болоте, ноздри забивал едкий дым, а глаза слезились, застилая хрупкий силуэт, проступавший в сизом дыму.
Пламя взобралось на крышу, осветило покосившийся крест на небольшом деревянном куполе. И в то же мгновение вспыхнула чернота внутри здания. Темный провал превратился голодный раззявленный рот.
Девушка качнулась и шагнула в него.
Нет!
Голос сорвался на фальцет. Рафаэль вскочил в кровати мокрый. Обнаружил, что ноги влезли в клапан пододеяльника, запутались в нем. Молодой человек тяжело дышал, озираясь по сторонам и все еще не осознавая, что увиденное всего лишь сон.
Память подбросила воспоминания об объятом пламенем куполе и кресте. Раф шумно выдохнул. Вытер пот с лица.
Приснится же такое, пробормотал.
Потянулся за сотовым почти три часа ночи.
Наслушался вчера Татьяниных сказок про сгоревший скит и монахинь, вот и снится всякое, объяснил кошмар.
С размаха опустился на подушку поморщился: влажная. Решительно поднялся, перевернул на другую сторону. Подумав, взял лежавшую рядом подушку Карины он никак не мог заставить себя спать на ней, будто ждал, что девушка вернется и займет свое любимое место. Заботливо взбил и положил обратно.
Долго смотрел в потолок на скользившие по нему огни проезжавших мимо автомашин. Сон как рукой сняло.
Рафаэль встал, прошел в гостиную. Включил компьютер вкладка ожила на последней открытой странице по центру видео с локации, предложенной Татьяной. Полусгоревшая часовня, ощущение заброшенности и безнадежного уныния. В правом поле экрана мигала реклама нового проекта на ТВ. Чуть ниже нее информация о прошедших событиях.
Рафаэль достал папку с бумагой, из жестяной коробки угольный карандаш. Неторопливо вздохнул.
Белый лист.
Композиционная разметка.
Линия горизонта чуть завалена. Очертания церквушки.
Рука скользила по листу, линии ложились на первый взгляд хаотично, прорисовывая что-то неясное, нечеткое. Как только что завершившийся сон. И такое же тревожное. В паутине линий стал проступать женский силуэт на фоне темного провала стены. Изящный профиль, изгиб хрупких плеч. Подобранные вверх вьющиеся волосы, открывшие трогательную и беззащитную шею.
Уверенные штрихи, как прикосновение к любимой.
Картина заполнялась, штрихи ложились все плотнее, забивая собой белоснежную чистоту листа.
Вырвав эскиз из альбома, Рафаэль положил его на пол, рядом с такими же графитовыми набросками идеями будущих снимков. Еще вчера в кафе «Тростиночка» ему казалось, что он нащупал решение, даже сбросил несколько набросков арт-директору «The Photograph».
Он понимал, что ему нужна эта локация. Но Семен сказал, что настоятельница этого скита даже разговаривать с ним не стала, так что разрешения на съемку у них все еще нет. И это могла быть проблема журнал будет запрашивать все исходники и согласования.
Рафаэль поручил Семену узнать в Росреестре, за кем зарегистрированы права собственности на эти руины.
А пока думал.
Взгляд упал на последний набросок. Хрупкий силуэт на фоне голодной черноты, тревожные штрихи, будто когтистые лапы.
Карина. Девушка, которую он пытался остановить во сне была Карина.
* * *
К вечеру Семен позвонил, сообщил радостно, что «все ОК».
Что именно «ОК» Рафаэль нахмурился, нажал кнопку «отправить» и отослал ссылку на Яндекс. Диск последнему клиенту, для которого завершил обработку фото.
Голова гудела, в желудке свербело от голода. Чтобы ненароком это не стало слышно в динамик, зажал сотовый плечом, откупорил бутылку с минералкой, сделал пару больших глотков.
Так по поручению твоему! По собственнику развалин.
А-а, понял. И что?
Семен отозвался через мгновение:
Ну ОК, я же сказал Пришлось сделать ускоренный запрос, с увеличенной госпошлиной, поднять кое-какие знакомства, чтобы ответили прямо сегодня. Потому что письменно только завтра можно будет
Рафаэль кивнул.
Значит, завтра в шесть утра общий сбор. Напомни Татьяне, чтобы захватила маску силиконовую
Чудовища?
Да, его, родимого. Не уверен, что оно нам понадобится. Но пусть. И Семен Найди веревки, не современные, а старые, типа пеньки? Найдешь? он посмотрел на время конечно, это свинство с его стороны, на часах почти шесть вечера.
Семен шумно засопел, но к совести взывать не стал, пробормотал:
В гараже посмотрю Нам же супер-новая не обязательно? Ничего, если немного промасленная окажется?
Даже еще лучше. И сухой лед не забудь!
Это помню, уже в багажнике.
Рафаэль, положив трубку, уставился в разложенные на полу эскизы. «Хорошо бы получилось», подумал, стараясь избегать взгляда на набросок с девушкой, похожей на Карину из тревожного сна это его личные проблемы, вряд ли они кому-то еще нужны.
* * *
Млада, успокойся уже
Девушки сдавленно смеялись, то и дело оглядываясь по сторонам, будто опасаясь, что их увидят. В темной от холода воде поблескивало апрельское солнце, струился тонкий, будто паутина парок это они опустили белье в реку. Цветастые ткани набухли, поднялись пузырями над поверхностью, подхваченные несильным течением и порывом ветра.
Ох и влетит нам из-за тебя, темноволосая девушка поправила платок на голове, надвинула на брови, собрала багром отплывшую одежду, прибила к деревянному мостку.