Не знаю. Если он отдаст их мне, прекрасно. Но я не думаю, что попытаюсь отнять их у него силой.
Триппет оглядел письменный стол.
Где мы храним наши бланки?
В нижнем левом ящике.
Он достал чистый бланк, вынул из кармана перьевую ручку и начал писать.
В Сингапуре вы никого не знаете, не так ли?
Только Анджело Сачетти.
Я дам вам рекомендательное письмо к Сэмми Лиму. Очень милый человек. Мы вместе учились в школе.
Первый раз слышу о нем.
Возможно. Триппет продолжал писать, Его дедушка вместе с моим основали одну из первых китайско-британских экспортно-импортных компаний в Сингапуре. «Триппет и Лим, лимитед». Тогда это произвело фурор. Полное имя Сэмми ЛимаЛим Панг Сэм. Теперь он исполнительный директор, и ему принадлежит основной пакет акций, хотя часть их осталась и у меня. Мы не виделись уже много лет, но переписываемся регулярно.
Триппет лихо расписался, спросил, есть ли у меня промокательная бумага, на что я ответил отрицательно, потому что не пользовался ею, так же как и перьевыми ручками. Триппет ответил на это, что терпеть не может шариковых, а я заявил, что онвраг прогресса. Пока мы препирались, чернила высохли, и он протянул мне письмо. Четким, разборчивым почерком он написал следующее:
«Дорогой Сэмми!
Письмо передаст тебе Эдвард Которн, мой добрый друг и деловой партнер. Он в Сингапуре по весьма конфиденциальному делу, и я буду очень признателен тебе, если ты сможешь оказать ему содействие.
Ты задолжал мне письмо и все откладываешь и откладываешь давно обещанный визит в Штаты. Барбара жаждет увидеть тебя вновь.
Твой Дикки».
Дикки? переспросил я, возвращая письмо.
Триппет нашел на столе конверт.
Мы же вместе ходили в школу, он сложил письмо, положил его в конверт и протянул мне.
Премного благодарен, и я сунул конверт во внутренний карман пиджака.
Пустяки. Когда вы отправляетесь?
Не знаю. Сначала мне надо сделать прививку от ветряной оспы, а остальное будет зависеть от благородной Карлы и ее желаний.
Триппет покачал головой.
Я никак не пойму, Эдвард, почему вы согласились выступить в роли ее сопровождающего, или кавалера, или как это у них называется.
Потому что, как выяснилось, легче согласиться, чем отказаться. А может, мне просто нравится, когда о меня вытирают ноги.
Триппет нахмурился.
Похоже на жалость к себе.
После поездки в Сингапур я от нее избавлюсь.
Вы многое ставите на эту поездку, не так ли?
Да, кивнул я. Многое. А вы не поставили бы?
Не знаю, ответил он. В моей, довольно бессистемной жизни я иногда пытался лечиться географией. Но у этого лекарства всегда оказывался негативный побочный эффект.
Какой же?
Мне приходилось брать с собой себя.
Мы прогулялись в бар на углу, выпили, и Триппет рассказал мне, как идут дела у Сиднея Дюрана. Он навестил Сиднея утром, и наш главный специалист по жестяным работам сказал, что их было четверо. Они встретили его около пансиона, где он жил, и отвезли на тихую улочку рядом с бульваром Заходящего солнца. Двое держали его, третий зажимал рот, а четвертый захлопывал дверцу. Затем они попрыгали в машину и умчались, а Сидней, с переломанными руками, вышел на бульвар, где его и подобрали студенты. В темноте он не разглядел лиц бандитов и не мог описать их ни Триппету, ни полиции.
Я заверил его, что с руками все будет в порядке, добавил Триппет. Когда он выпишется из больницы, я возьму его к себе домой, чтобы Барбара приглядывала за ним.
Я, возможно, не сумею заглянуть к Сиднею, но вы скажите ему, что мы используем его в торговом зале, пока руки окончательно не заживут. Скажите, что мы будем готовить его на должность управляющего.
Знаете, Эдвард, иногда меня просто поражает переполняющий вас гуманизм.
Иногда, Дикки, он поражает и меня самого.
Триппет не спеша зашагал домой, а я постоял на углу пятнадцать минут, прежде чем поймал такси, доставившее меня к «Беверли-Уилшир» в пять минут седьмого. Я спросил у портье, в каком номере остановилась мисс Лозупоне, но мне ответили, что в этом отеле таких справок не дают, и, если мне нужна мисс Лозупоне, я могу связаться с ней по внутреннему телефону. Я осведомился у портье, где эти телефоны, он показал, я снял трубку одного из них и попросил телефонистку коммутатора отеля соединить меня с мисс Карлой Лозупоне. Мне ответил мужской голос.
Мисс Лозупоне, пожалуйста.
Это Которн?
Да.
Поднимайтесь. Она вас ждет.
Я спросил у голоса, в каком номере, получил ответ, поднялся на седьмой этаж, прошел по коридору и постучал в дверь. Ее приоткрыл высокий мужчина лет тридцати с длинными волнистыми черными волосами.
Вы Которн?
ЯКоторн.
Заходите.
Он приоткрыл дверь чуть шире, чтобы можно было протиснуться бочком.
Я оказался в номере, обставленном в испанском стиле. Черное полированное дерево, красный бархат обивки, блестящие медные головки обойных гвоздей. Столики, то ли мавританские, то ли сработанные в Мексике, картины с крестьянами в сомбреро, подпирающими белые стены домов в ярко-желтом солнечном свете.
Она сидела на длинном низком диване. В синем платье, оканчивающемся гораздо выше колен. Черные, коротко стриженные волосы обрамляли пару темных глаз, классический нос с чуть раздувающимися ноздрями и рот с полными, надутыми губками. Если б не надутые губки и очень маленький подбородок, ее при желании можно было бы считать красавицей. Но вот в ее чувственности никаких сомнений не было. И у меня создалось впечатление, что эту свою особенность она сознательно выпячивала.
Значит, выта самая сиделка, которую решил приставить ко мне дядя Чарли, похоже, для нее желания дяди Чарли не являлись законом.
Дядя Чарлиэто Чарльз Коул? переспросил я.
Совершенно верно.
Тогда ята самая сиделка, которую он решил приставить к вам.
Она наклонилась вперед, чтобы взять с низкого, длинного столика, стоящего перед диваном, высокий бокал. Синее платье чуть распахнулось, чтобы показать мне, что Карла обходится без бюстгальтера. Она отпила из бокала и вновь посмотрела на меня.
Присядьте. Хотите что-нибудь выпить? Если да, Тони вам нальет. ЭтоТони.
Я сел на стул с высокой спинкой, придвинув его к столу перед диваном, и уже хотел поздороваться с Тони, но начались судороги, потом меня прошиб холодный пот, и Анджело Сачетти начал медленно падать в воду, заговорщически подмигивая мне. Потом все закончилось, и Карла Лозупоне с любопытством взглянула на склонившегося надо мной Тони.
Теперь я выпью, я достал из кармана платок и вытер пот с лица.
Дай ему выпить, приказала Карла. Тони с сомнением посмотрел на меня.
Что это с вами?
Спиртноелучшее лекарство, отшутился я.
Он прошел к столику, заставленному бутылками, налил что-то в бокал, вернулся ко мне.
Бербон пойдет? он протянул мне полный бокал.
Спасибо.
Что это у вас, какая-то форма эпилепсии? спросила Карла.
Нет, у меня не эпилепсия.
А я думала, эпилепсия. Вы отключились на пять минут.
Нет, не на пять. На сорок секунд, максимум на минуту. Я засекал время.
Такое случается часто?
Каждый день. Только сегодня чуть раньше, чем всегда.
Карла выпятила нижнюю губу.
Зачем же мне сиделка, которая ежедневно в шесть вечера бьется в судорогах?
Придется вам приноравливаться.
Как? Совать в рот деревяшку, чтобы вы не прикусили язык? Кажется, вы должны приглядывать за мной, мистер Которн или как вас там?
По-прежнему, Которн. Эдвард Которн.
Вы хотите, чтобы я вышвырнул его вон? осведомился Тони, направляясь к моему стулу.
Скажите ему, что этого делать не следует, предупредил я.
Карла Лозупоне глянула на меня, потомна Тони. Облизнула нижнюю губу розовым язычком.
Вышвырни его, Тони.
Высокий мужчина с вьющимися черными волосами положил руку на мое левое плечо.
Вы слышали, что сказала дама.
Я вздохнул и выплеснул содержимое моего бокала ему в лицо. Затем встал. Руки Тони взметнулись к лицу, и я ударил его дважды, чуть ниже пояса. Он согнулся пополам, навстречу моему поднимающемуся колену, которое угодило ему в подбородок, а пока он падал, я ударил его, не слишком сильно, ребром ладони по шее. И Тони распластался на полу. Я поднял с толстого ковра упавший бокал, прогулялся к столику с бутылками и налил себе шотландского виски. Вернулся к стулу, перешагнув через лежащего Тони, и сел.
Карла Лозупоне следила за мной, раскрыв от изумления рот.
Я поднял бокал, показывая, что пью за ее здоровье, пригубил виски.
Мне надоело, что мной все время помыкают. Меня уже тошнит от всех Лозупоне, Коулов, Коллизи. Но особенно меня тошнит от Анджело Сачетти, потому я и собираюсь в Сингапур. Возможно, наша встреча позволит мне избавиться от припадков. Если хотите поехать со мной, воля ваша. Если нет, Тони всегда составит вам компанию. Будет следить, чтобы в паспорт поставили визу и не украли багаж. С этим он вполне справится.
Карла Лозупоне задумчиво смотрела на меня.
Как по-вашему, почему я лечу в Сингапур?
Как я понимаю, чтобы создать крепкую семью.
С Анджело? она рассмеялась, как мне показалось, невесело. Не болтайте ерунды. Я терпеть его не могу, а онменя. У нас с детства взаимное отвращение.
Какого детства? Анджело старше вас минимум на десять лет.
На девять. Но он болтался в Нью-Йорке, когда мне было двенадцать, а емудвадцать один. Вот тогда-то я и провела с Анджело один малоприятный день.
Могу себе представить.
Едва ли.
Но почему вы согласились на помолвку и все прочее?
Она осушила бокал.
Налейте мне еще, я не шевельнулся, и она добавила. Пожалуйста.
Я встал и взял у нее бокал.
В Уэллсли должны были хоть чему-то научить вас. Что вы пьете?
Водку с тоником.
Я налил водки, добавил тоника, принес Карле полный бокал.
Вы не ответили на мой вопрос.
Тут продают «Нью-Йорк таимс»?
Уже нет, ответил я. Обходимся местными газетами.
Тогда вам не доводилось читать, что пишут о моем отце.
Я знаю, кто он такой.
А мне приходится читать о нем постоянно. Как его только ни называют! Если верить репортерам, в Соединенных Штатах онгангстер номер один. Как вы думаете, приятно читать такое о собственном отце?
Не знаю. Мой отец умер.
Она помолчала, закурила, выпустила струю дыма в свой бокал.
Наверное, он и есть.
Что?
Гангстер номер один Америки. Но он еще мой отец, и я его люблю. Знаете, почему?
Почему?
Потому что он любит меня, и я видела от него только добро.
Веская причина.
А теперь он попал в беду.
Ваш отец? спросил я.
Да, и во всем виноват Чарльз Коул.
Как я слышал, заварил кашу ваш отец.
Вас ввели в заблуждение. Его заставили, а Анджело используют, как предлог.
Вы всегда так рассказываете?
Как?
Урывками. Что-то отсюда, что-тооттуда. А не попробовать ли вам начать сначала? Хорошая идея, знаете ли. Потом перейдете к середине, а в конце поставите точку. При удаче я смогу не потерять ход ваших мыслей.
Она глубоко вздохнула.
Ладно. Давайте попробуем. Все началось несколько лет тому назад. Я училась на втором курсе в Уэллсли и приехала домой на уик-энд. Дело было в субботу, и они сидели в кабинете отца.
Кто?
Мой отец и его друзья. Или партнеры. Четверо или пятеро.
Ясно.
Я подслушивала. Из любопытства.
Ясно, повторил я.
Дверь из кабинета в гостиную была открыта, и они не знали, что я там. Иногда они говорили по-итальянски, иногда переходили на английский.
О чем шел разговор?
О Чарльзе Коуле, или дяде Чарли. Они убеждали отца, что от него надо избавиться. Точнее, убить.
Карла прервалась и отпила из бокала.
Я читала об этом. Я читала все, что могла найти, о моем отце, но никогда не слышала, чтобы они так говорили. И не смогла заставить себя уйти из гостиной.
И что вы услышали?
Она снова глубоко вздохнула.
Те, кто хотел убрать Коула, говорили, что он приобрел слишком большую власть, обходится чересчур дорого, а толку от негопшик. Мой отец возражал, спор разгорался, они даже перешли на крик. Я даже не представляла себе, что мой отец может так говорить. В тот день они не смогли найти общего решения, но я видела, что мой отец обеспокоен. Он убеждал их, что Чарльз Коул знает слишком много, что у него полным-полно компрометирующих документов. И после смерти Коула они могут попасть не в те руки. Его партнеры не хотели его слушать.
Но им пришлось? вставил я. Карла кивнула.
Он же номер один, так его называют. Им пришлось согласиться с ним, хотя бы на какое-то время. А шесть месяцев спустя, в родительский день, мой старик приехал в Уэллсли, она уставилась в бокал. Забавно, не правда ли?
Что именно?
Мой отец, въезжающий в Уэллсли на «мерседесе 600» в сопровождении Тони. Они все, разумеется, знали, кто он такой.
Кто?
Мои однокурсницы.
И как они реагировали?
А чего вы от них ожидали?
Вас унижали?
Карла улыбнулась и покачала головой.
Наоборот. Я купалась в лучах его славы. У них отцами были биржевые маклеры, юристы, президенты корпораций. И только у меняживой, всамделишный гангстер, за рулем машины которого сидел настоящий бандит. То был мой отец, низенький толстячок, лысый, с восемью классами образования, говорящий с заметным акцентом. А мои сокурсницы вились вокруг него, словно он был знаменитым поэтом или политиком. Ему это понравилось. Очень понравилось.
Но он приезжал не для того, чтобы повидаться с вами? спросил я.
Нет. Он приехал, чтобы попросить меня обручиться с Анджело. Раньше он не обращался ко мне ни с какими просьбами. Не просил ничего для себя. Я пожелала узнать причину, и он все мне объяснил. Впервые он говорил со мной серьезно. Как с взрослой.
Чем же он аргументировал свою просьбу?
Карла ответила долгим взглядом.
Что вы об этом знаете?
Больше, чем мне следовало бы, но в изложении другой стороны.
Она кивнула.
Тогда вы должны знать правду.
Правда состояла в следующем: Джо Лозупоне попросил свою дочь обручиться с крестником Чарльза Коула совсем не потому, что благоволил к Анджело Сачетти, как утверждал Чарльз Коул. Пять нью-йоркских семей разделились: три выступили против Коула, две остались на его стороне. Лозупоне полагал, что помолвка его дочери с Сачетти станет формальным предлогом, если он возьмет сторону Коула. Карла Лозупоне согласилась. О помолвке было объявлено, и дальнейшее в целом совпало с тем, что рассказал мне Коул, за исключением одного. После того как стало известно, что Анджело Сачетти жив, но не собирается возвращаться и жениться на Карле, Лозупоне уже не мог выступить против трех семей, выразивших недоверие Коулу. Ему пришлось встать на их сторону.
Я делала все, что он просил. Даже надела траур, когда пришло сообщение о смерти Анджело. А потом, когда выяснилось, что он жив, я сказала, что поеду в Сингапур и выйду за него замуж. Насчет поездки я с отцом не советовалась. Но знаю, что мое решение позволит ему выиграть время. Пока они будут думать, что я еще могу выйти за Анджело, мой отец сможет сдержать их, и Чарльз Коул останется жив.
А если он не женится на вас?
Карла пожала плечами.
Моему отцу придется согласиться с убийством Чарльза Коула, смерть которого погубит и его самого. В архивах дядюшки Чарли достаточно документов, которые упекут моего отца в тюрьму на долгий-долгий срок. У него больное сердце, тюремное заключение быстро доконает его, в ее бокале звякнули кубики льда. У него, разумеется, есть и другой вариант.
Какой же?
Он может начать войну. Это просто, и пока она будет продолжаться, о Коуле забудут. Если он победит, Коул будет в безопасности. Если проиграет, вопрос станет несущественным. Потому что отцу едва ли удастся остаться в живых.