Через день пришла на смену Эстя в блестящих вымытых сапогах, яркой косынке под шерстяной шапкой. Ремнём телогрейку стянула, обозначив талию. По счастливому просветлённому лицу, девственному румянцу да улыбке, которую она не в силах была скрыть, поняли рыбакисвершилось что-то с их напарницей
И была бригадиром прощена.
С тех пор в окнах её дома засветились беленькие в цветочек занавески в сборку
Пару месяцев назад сослуживец привёз Щербакова в этот рыбхоз на побережье Белого моря. Приняли их с удовольствием, накормили, поселили в барак. Подобрали на складе тёплые штаны, сапоги с мехом внутри и телогрейки. На первых порах определили в подсобники. Надо было сети латать, судёнышки готовить, подносить смолу, битум топить в бочках. Сильно уставали демобилизованные, с нетерпением ждали тепло, когда пойдёт рыба, подскочат заработки. Вот и дождались.
Но денег оказалось не так много, как хотелось, и пока Вениамин выздоравливал, сослуживец подался дальше за длинным рублём. Перед отъездом зашёл навестить больного:
Ну, Веня, свезло тебетак свезло! Лучше б я вместо тебя в сети упал. Лежал бы сейчас на твоём месте, девку ожидал. Ты теперь за ней как за каменной стеной! Счастливый!
«Что за счастье? думал Щербаков. То, что не утопэто да. А бабатак они все одинаковы, прилипнутне оторвёшь. Уж наслушался в армии рассказовкаждой своё надо. Эта хоть ничего не просит, кроме любви. Всё сама делает. А что мне, жалко? Хотя с ней не поспоришьвон лапищи какие! Привыкла метрового лосося из сети выдёргивать! Шлёпнетмало не покажется. Даже мужики её побаивались. Только бригадир молча зыркал да при дележе рыбку подбрасывал что послаще»
Так и остался Щербаков на промысле, окружённый заботой влюблённой поморки.
Винюш, а Винюш, дородно тобе со мной? ласково спрашивала Эстя у Щербакова, возвращаясь с промысла. Старалась голос делать мягче, сглатывала, чтобы хрипотцу убрать, вспоминала, как в девчатах к матери ластилась. Обнимала «мужчинку» огромными руками, точно ковшами экскаватора. Не обращая внимания на приготовленную им еду, тянула за полог, на ходу сбрасывала пропахшую рыбой телогрейку с прилипшей чешуёй. Шептала: Дитятко хочу от тобе умного токогокок ты. Посторайся ж. Оть сыну иль дочу. Всё одно полюблю, кок тобя Ну, довай же довай
А потом долго гладила Вениамина, нашёптывала ласковые слова, половину из которых Щербаков не мог разобрать, а только чувствовал в них какую-то древнюю вековую похоть и сладостную истому, от которой голова шла кругом, ни о чём думать не хотелось. Рассказал о своей первой любви, о сыне. Сам интересовался:
Откуда имя у тебя такое?
Ботюшка нарёк, улыбалась Эстя, як родилась, он здесь поможил гидрологам. Слыхал про эстуарий. Эт устье реки, что в прилив утопляется. Вот в душу-то и зопало слово. Ток сразу порешил нозвать. Но пришлось укорочитьвласти не регистрировали. А чо, тобе не кажется? Так кликай по-другому А я всё одно как эстуарийтобою ласкою заполняюсь!
Щербаков спрашивал Эстю:
Почему ты говоришь, что пойдёшь по воду? Надо говорить: пойду за водой!
Эстя удивлялась:
Як же я за водой пойду? Позади неё шоли? смеялась, обнимала, сынок у тебя есть, рожу тебе девочку-клюковку!
Первые дни видел Вениамин, что не отличается девушка красотойлицо круглое, точно луна, глазки маленькие, зубки мелкие, неровные, с червоточинками. Но со временем замечать пересталпринимал её всю целиком единой волной, захлестнувшей его плоть и куда-то несущей. Окунался в тепло ласковое, женское, чувствовал свою зависимость, её благодарность. Нравились её руки-лопаты, которыми она могла поднять чан с горячей водой для помывки или отнести распаренного Веню в постельчего девушка особенно ожидала и любила!
Никогда не испытывал Вениамин такой заботы, ни в детстве, ни после. Эта любовь обрушилась на него лавиной, не принимая протестов. Точно под паровоз попалпереломала всего до косточки, а потом вновь собрала, как заново родила. Лаской затмила все мысли и чувства, заставляя подчиняться своей мощи и объёму.
Солнце не заходилокатилось по кругу, точно не могло определиться с местом отдыха, где залечь, отдышаться. В комнате было светло. И сутки начинались у Щербакова с приходом Эсти. Хотелось сделать ей что-то приятноеуслужить такой большой и могучей. И казалось чудным, что такой великанше ещё что-то требуется от него, щуплого заморыша.
В оправдание пытался важничатьрассказывал девушке всякую ерунду: про ленинградское метро, разводные мосты, картины в музеях. Видел её удивлённо поднятые брови, распахнутые доверчивые глаза, открытый от изумления рот. Слышал сладкий шёпот:
Умницка моя, любушка
Научился Вениамин кухарничать и дом в порядке держать. Изучил поварскую книгуединственную хранящуюся в домеи стал готовить деликатесы из рыбы и консервированных овощей. Прикатил железные бочки, соорудил коптильню. Собирал плавник для печки да костра. Вспомнил, как в армии старшина на мангале мясо готовил, соорудил нечто подобное. Да так вкусно стало получаться, что вся бригада с промысла шла к нему на ужин. Сидели, спирт пили, первый заплыв вспоминалиподначивали.
А как уходили, Эстя точно с цепи срываласьтащила Вениамина в постель, обнимала, руки целовала:
Милёнок мий, не беднись на их! Не слухай, что я сыми балакаю! То ж сыми, а то с тобой, славний! Красной сорофан для тебе ряжусь, пусть вси обзавидкаются! И не нужо тобе это море треклято, дома сиди! Шо знаишь, моне рассказывай, а я тобе ласкать буду! На Покров распишемся! Свадебку справим! К матушке поедем за благословением! Ой, то не слухай, шо я мелю! Это я так, шоб тобя рядом чуять!
Но до осени не утерпела. В первых числах августа на праздник Поморской козули вышла Эстя в красном сарафане, вынесла поддон с пряниками, стала всех угощать.
Народ из деревни подтянулся, стал веселиться:
Девка в красном сорофанепора сватов зосылать! кричал бригадир.
Остальные поддакивали:
Рюши-то кокие, от нечистой силы!
Не теряйся, Щербоков, а то опоздаш!
Вездеходом до Лопшиньги, там и зарегистрируетесь!
Так и случилось. Женился Щербаков на поморке. Регистрация была в здании администрации, а в соседней комнатеприёмная комиссия Архангельского морского рыбопромышленного техникума набирала абитуриентов.
Давно Эстя мечту согревала о том, чтобы технологом стать по рыбе. Насмотрелась, как приезжают к ним на закупку специалисты, все как одинв чёрных кожаных плащах, да всё норовят обманутькатегорию продукции занизить. Но понимала, что экзамены не осилитьучиться не любила. А у Щербакова льготы армейские, да ещё медальсдай на тройки, и пройдёшь! Уговорила.
В тот же день подал Вениамин документы на заочное отделение, и вернулись домой дожидаться вызова на экзамены.
Эстя всему промыслу рассказала, что скоро будет у них свой технологеё муж. Рыбаки радовались вдвойне.
Щербаков в техникум поступил. Жил с Эстей, учебные задания выполнял, регулярно летал в Архангельск на сессии, проучился сколько положено. Рыбу не ловилхозяйствовал по дому. Приметы помнил! Зорко смотрел, чтобы в тарелках куски не оставались, ножи на столе не забывал, колотую посуду сразу выбрасывал в помойку!
Жена нарадоваться не могла. Одна печаль её томиланикак детишки не получались. Вроде и берегла себя для замужества, да всё никак. Частенько жаловалась мужу, грустила.
От её волнения и Щербаков стал вспоминать сына своего от первого брака. Мыслями не делился. Пытался представитькак он растёт, сколько ему лет? Как в школу пойдёт?
Может, исполнилась бы мечта Эсти, но прибыл на государственные экзамены в Архангельск директор рыбокомбината из Новой Ладоги. Требовался ему позарез грамотный главный технолог. Обратил внимание на Вениаминатот на красный диплом шёл. Пообещал ему квартиру и машину служебную с водителем.
Стал Щербаков уговаривать жену на переезд. А та ни в какуюпоморка я, родители здесь уродились, не брошу Белого моря.
Подумал Щербаковможет, со временем уладится. Что с жены-дикарки взять? Вот получит квартиру со всеми удобствами, привезёт в гнёздышко, покажет, как цивилизованно житьне устоит!
Уехал по приглашению под Волхов Ленинградской области.
Директор свои обещания по жилью выполнил, машину дал и зарплату положил хорошую.
Закрутился Щербаков в новом деле, почувствовал себя начальником! Сначала часто писал жене письма. Эстя ответами не баловалапочерка своего стеснялась. Вскоре совсем письма приходить перестали.
Через пару лет выбрался Вениамин навестить жену. Шёл к избе на берегу и не знал, что скажет. Хотел, как лучше. Прощенья проситьза что? Её ругатьа она-то в чём виновата? Солнце в спину светило, и чудилось, что пинает он свою тень, а вместе с ней тот неприятный осадок в душе, гадливость собственного ощущениявот так отплатил девушке за её любовь и спасение!
Увидел, как большая чёрная кошка шмыгнула под рыбацкий барак. Сплюнул три раза через плечо, но чувствовал, что не поможет. Уж больно тяжёлую ношу тащил на плечахтрудного разговора ожидал.
Да всё случилось наоборот.
Эстя уже не одна жила, а с бригадиром. Тот на промысле был, а она хозяйством занималась, люльку качала с двойняшками. Пригласила, чаем напоила. Сама светилась, точно и не муж её законный пришёл, а родственник дальний. Рот не закрывался: о детях болталане остановить. Как забеременела, да вертолётом в больницу летала, как всей бригадой крестины справляли. Смущения никакого. Даже каша убежала из кастрюлькидетям готовила.
Не понял Щербаков таких перемен, толком сказать ничего не мог, за чай поблагодарил и в обратный путь.
Кто здесь виноват, он и не знал. Может, чёрная кошка беду накликала или убежавшая каша? Все приметык одному! Хотя и до них уже всё было решенотолько предупреждали. А в чём беда-то, если в доме все счастливы?
Понимал в душене его это женщина, и чего тогда обижаться? И чем дольше бы он жил с ней, тем глубже опускался в трясину собственных сомнений. Смог ли выдержать такую ответственность?
Рад былможет, нашла Эстя своё настоящее североморское счастье, раз детишками разродилась. Видать, Господь не позволил кровь поморскую пустить по ветру.
Глава 7. Разоблачение
Червонцев распахнул дверь своего кабинета, приглашая вперёд графиню. Успел заметить за столом второго заместителяБашмакова. Тот, как обычно, разглядывал на свет свою авторучку, недавно подаренную знакомым бизнесменом. Поднимал её на свет к окну и переворачивал. Изображение обнажённой девушки заполнялось черниламинадевало купальник. Затем снова переворачивал ручку, и одежда исчезала.
Красная физиономия заместителя похотливо улыбалась, узкие татарские глазки блестели, левой рукой приглаживал свои чапаевские усы, подкручивал кончики. Увидев входящих, смутился, убрал авторучку, молча поднялся из-за стола и вышел. Червонцев не успел его представить, облегчённо вздохнул, может, это и к лучшему, пусть лезет под свою корягу.
Кабинет был небольшой. Из мебели только длинный стол для совещаний да шкаф для одежды, в углуметаллический сейф. Занавески на окнах копили пыль, залетавшую с улицы, трогать их было небезопасно. Через постоянно открытую форточку доносился стук трамвайных колёс по рельсам, нетерпеливые сигналы машин, стоящих в пробке на Лиговском проспекте.
Мария Ивановна скромно села на стул сбоку, стала крутить головой, с удивлением разглядывая потрескавшийся потолок помещения, вздутые от протечек выцветшие обои, замазанную толстым слоем краски изящную старинную лепнину резного карниза.
Виктор Иванович поморщился:
Извините, обстановка не царская, всё же госучреждение! потрогал чайник и, убедившись, что тот горячий, начал разливать кипяток. Поставил на стол тарелку с печеньем, достал из шкафчика две разнокалиберные цветные чашки и сахарницу с единственной ложкой.
Вошёл Щербаков, сделал озабоченное лицо:
Товарищ подполковник, разрешите паспорт у графини Апраксиной взять. Начну протокол составлять, чтобы не задерживатьнебось, родные заждались!
Молодец, похвалил шеф, но затем, поморщившись от недавно пережитых волнений, смущённо добавил: И рапорт напиши мне что с предложенной должностью Старшего оперуполномоченного по особо важным делам согласен.
Червонцев подумал, что опять Вене повезлосидит себе в отделе серой мышкой, в засадах не парится, в командировки не ездит, а скоро подполковника получит. Так может и в начальники выбиться!
Есть, Виктор Иванович! Щербаков вытянулся по стойке «смирно», засиял.
Девушка откуда-то из складок одежды достала документ и передала Вениамину.
Тот убрал в карман:
Может, родителям позвонить обрадовать, или сами? слегка нагнувшись, услужливо спросил он.
Гостья неожиданно потупилась, осунулась плечами, съежившисьещё уменьшилась в размерах. С тяжёлым вздохом, не торопясь опустила платок с лица вниз к подбородку и стала походить на обыкновенную русскую девушку из глубинки.
Сотрудники впервые увидели её узкое бледное личико, маленький носик, тонкие сомкнутые губы, края которых слегка вздёргивались вверх, придавая лицу выражение лисьего ехидства. Но небесная синь распахнутых глаз, грустные опущенные брови обескураживали выражением беспомощности и безмерного доверия.
Косметики на лице практически не было, и от этого оно выглядело свежим и даже девственно нежным, точно у подростка.
Светленькие ресницы часто-часто заморгали, в глазах появился блеск, подбородок покрылся мелкими вертикальными морщинками, стал подрагивать:
Я ещё не знаю Как Адрес не помню, может, пока в гостиницу? теперь она казалась совсем ребёнком с тонким плаксивым голоском.
Мужчины недоумённо переглянулись, затем нахмурились и вопросительно воззрились на подопечную.
Девушка всхлипнула:
С памятью что-то Свела брови. В Тель-Авиве даже лежала в больнице но так и ничего
Не помните родных и адреса проживания? с недоверием поинтересовался Червонцев, покачал головой.
Помню, что Ленинград Петербург, а родителейтолько в лицо! Мамочка перед глазами стоит ну прямо вот так, моя милая, круглолицая, как луна, щёки её в румянах, взгляд ласковый, я так её люблю Она шмыгнула носиком и стала поочерёдно прикладывать ушко платка к глазам, затараторила: Зрительно вот помню, а как зовутнет, и папу тоже постоянно об этом думаю, вспоминаю, вся извожусь, дёргаюсь. Но доктора советовали так делать. Стараюсь представить, как это было: то в нашей квартире, то в саду, где мы гуляли, или в парке на аттракционах. Кажется, вот каждую морщинку на лице помню, все-все родинки наперечёт, имяна языке и нет, никак
Виктор Иванович откинулся на спинку кресла, во рту запершило, жалость заполнила душу. Сглотнул несколько раз. Как чувствовалбедная девочка! Вот тебе опять бедолагаразбирайся. Ну и времена: кто-то детей теряет, кто-то родителей. Прямо как пятьдесят лет назад. Ну, так это ж война была, отечественная А здесь что? Бомбы не падают, блокады нет. А всё стреляют, похищают, сволочи
Сердце предательски забилось с перебоями. В душе снова поднялась ненависть к маньякуубийце девочек в лесопарке. Как же это возможно? О чём он думает, что в душе у него, когда ножом по беленькому детскому тельцу? Ох уж эта Фабрика поломанных игрушекникого не жалеет, свалка нескончаема Внутри закололо. Он кулаком потер левую сторону грудивроде отпустило. Осторожно дотронулся до платка на голове девушки, погладить не решился, расправил складку:
Не расстраивайся, дочка. Что-нибудь придумаем. Найдём мы твоих родителей, вот увидишьнайдём!
Подумал, что вот его девочки-двойняшки тоже могли бы быть такими же милыми. Да уже, поди, и мамами. Какая благодать окружала бы его на пенсии! Сидел бы у камина, ноги на табурет. А внучки: «Дедушка, дедушка, что тебе принести? Подушечку под голову пивка из холодильника?»
Горечь проникла в душусами всё творим, а когда приходит время расплачиватьсяудивляемся!
Душу заполнила сладкая истома, снова вспомнил, как жена при встрече обнимала его, окунала в пьянящий аромат ландышей, целовала в губы, в глазах зайчики прыгали, с усмешкой спрашивала:
Ну шо, сысчик, сыскал ли ты сегодня своё счастье, аль нет?
Червонцев прижимал к себе супругу, улыбался:
Ты моё счастье, родная
Супруга делала огорчённый вид:
Опять не нашёл иди тогда ужинать