Девушка, а вам говорили, что вы похожи на Людмилу Гурченко? Вы, наверное, в кинотеатр пошли, потому что
Мужчина, проходите, не создавайте очередь, срезала контролер, хотя за ними и не было никого
И вам доброго дня смирился Пашка.
Зал практически пустовал, на экране герои нудно спорили, как надо работать, перевоспитывали тунеядцев. Сзади кто-то целовался, и Пашка даже пару раз оглядывался, но в темноте ничего не рассмотрел.
После, сидя на ограде школьного палисадника, из бумажных стаканчиков ели самое дешевое мороженное, купленное в продмаге рядом. В детском садике напротив скрипели качели. По трубе школьного стрелкового тира бегали мальчишки, другая компания гоняла мяч на каменистом футбольном поле.
На трансформаторной подстанции краской было выведено «Rock is dead», хотя в этой стране рок еще и не рождался.
День томно клонился к вечеру. Мимо, дробно стуча каблучками, прошла девушка.
Девушка, разрешите познакомиться? бросил ей Павел практически вослед.
С незнакомыми не знакомлюсь! ответила та и даже не обернулась.
Да что за день такой пожал плечами Пашка и продолжил задумчиво. А платят у вас на заводе мало Не в обиду тебено мало. Вот я в Якутии, помню, на зиму подрядился. Так там была зарплатадай бог каждому. Хотя за зиму замерзгод потом отходил.
Чего же ты тут устроился?..
Устал что-то мотаться, в самом деле. Отдохнуа там видно будет. Может, командир, я тут и не задержусь. Зиму перезимую, отдохнуда опять в дорогу. Честно предупреждаю.
Летун ты, Пашка Перекати- поле.
Тот виновато пожал плечамине без этого.
-
Поначалу казалось, что Владимир Никифорович едва ли солгал: если не считать потери кабинета и лишения сомнительно чести сидеть на совещаниях, Аркадий потерял немного. Зарплату его нынче слагали другие цифры, но сумма оставалась приблизительно прежней.
Ему тихо сочувствовали друзья, и чуть громче злорадствовали враги. Саня Ханин по-прежнему наливал ему чай в своем бюро, заваленном буквально от пола до потолка папками с чертежами.
Из-за обилия бумаг курить в отделе возбранялось, и даже сам Ханин выходил с папироской на лестницу, закрывая дверь на простенький замок. Аркадий, хоть и не курил, но выходил вместе с ним.
Однажды Аркадий рассказал Ханину о своем расставании с Машей. Ханин выслушал с пониманием, и, пуская папиросный дым, кивнул:
Женщиныони такие. Нелогичные. Вот у меня был случай. Раз гулял воскресным днем в Городском саду, в кафе приглянулась дивчина. Я к ней пытаюсь подсесть. Разрешите, говорю, понравиться. А она мне: «Не разрешаю! Мне ваша нерусская морда лица несимпатична». Невежливо, конечно. Могла бы сказать просто, что не разрешает, без пояснений. А на следующий день ее приводит ко мне завбот, говорит, мол, побеседуйте с молодым специалистом, хочет к нам трудоустраиваться.
Чем все закончилось, Ханин не пояснял. Но ясно было: ничем хорошим. В отделе с ним работали старые грымзы, мало походящие на милую дивчину. Что касается семейного статуса, то был Серега Ханин безнадежно холост. Обладая непопулярной национальностью, он с людьми сходился тяжело, был повсеместно чужим.
Аркадию был известен несложный секрет: в углу, заваленный чертежами, стоял радиоприемник с короткими волнами, на который Ханин ловил «вражеские голоса» в те дни, когда оставался на работе допоздна.
Дома у него имелся приемник лучше и мощней, а на работе хватало и этого. До недавних времен за городом ловило лучше: глушилка, построенная на Володарской трассе, накрывала центр, а завод находился на окраине, частичнов предместье.
Но не так давно глушилки ушли с большинства радиостанций, и глушить продолжали только «Голос Америки». Ханин же предпочитал немного чопорную «Русскую службу Би-Би-Си», ну и порой«Свободное радио Тьмутаракани».
-
Года три-четыре назад в городе завелся радиохулиган или в простонародье «шарманщик». Работал на средних волнах, выпуская в эфир «Beatles», «Rolling Stones», особенно любил «Jethro Tull». Музыку перемежал монологамизачастую весьма любопытными.
За подобное действо радиолюбителю светила определенная статья, и по городу кружил неприметный «уазик», в котором находился пеленгатор и его экипаж. Хотя по всему выходило, что трансляция ведется преимущественно со шлаковой горы на Макара Мазая, поймать «шарманщика» не получалосьне помогали ни облавы, ни засады.
Именовал он себя Лирником, и многие мальчишки ему начинали подражать. Подражателей успешно ловили, штрафовали, изымали все электроприборы вплоть до утюга. Но сам Лирник оставался неуловим.
Дело осложняло еще то, что голос ведущего искажали какие-то аудиофильтры. В ходу была буратинизацияускоренное воспроизведение голосов. Но, повозившись, эксперты заключили: тут что-то иное.
Неуловимость оператора порождало легенды.
Глава 8
Вдруг заводской шум перекрыл ровный электрический рев.
Пашка, чуть не выронив гаечный ключ, вздрогнул, оглянулся по сторонам. Но остальные рабочие продолжали трудиться, и лишь некоторые взглянули на часы. Меж тем, откликаясь на зов, заработали иные ревуныближние и дальние. Механическая стая будто что-то оплакивала, грустила.
Что это? спросил Павел. Тревога?..
Оповещение проверяют, ответил Аркадий. По понедельникам в полдень всегда гудят.
В самом деле: гражданская оборона напоминала о своем существовании, заодно извещая горожан, что обеденное время настало. Иногда, во время плановых учений ревуны включали и в иной час. Однако же, дабы не было паники, прежде горожан предупреждали из радиоточек. Но жители Жданова не паниковали, даже не услышав предупреждений. Если бы война началась неожиданно, и послышались разрывы бомб, обыватель сначала списал шум на какой-то заводской техпроцесс.
В полуденном реве было нечто от атавизма, от тех околореволюционных времен, когда у трудового класса не имелось будильников, а был гудокодин на всех.
-
В цехе было жарко.
Резцы, пилы, сверла, метчики рвут кожу металла. Льется смазывающе-охлаждающая жидкость на раны железа, тут же испаряется. Электромоторы приводят в движение коробки передач. Через снятые крышки картеров было видно, как разбрызгивая масло, вращаются шестерни.
Потому в цехе постоянно висел желтоватый туман, который конденсировался на стеклах, на телах, на одежде. Нормировщик мог простоять смену, даже не притронувшись к деталям, но к вечеру ему приходилось смывать с тела маслянистый налет.
От масла постоянно хотелось пить. Корпус местного сатуратора был сварен из оцинковки и потихоньку ржавел на стыках. Ржавчина могла окрасить жидкость в рыжий цвет, однако же, часто не успевалаводу выпивали быстрей. Оксид железа оседал позже в почках, неспешно отравляя работяг.
В конце пролета, там, куда обычно отгоняли на ремонт мостовой кран, у огромного винтореза посыпалась коробка передач.
Аркадий со своей бригадой ремонтников прибыл на место, и, осмотрев повреждения, распределил людей. Самого молодого отправил за чертежами в техбюро, кого-тоза недостающим инструментом. Нужна была ветошь, нужен был керосин для промывки деталей. Оставшиеся принялись неспешно разбирать коробку передач.
Станок сей именовался «тысячным»за расстояние от центра шпинделя до направляющих. Теоретически точить на нем можно было болванки до двух метров в диаметре, а если поставить люнетыдлиной в десять метров. Болванку сразу могли точить два токаря, и перемещались они вдоль станины на специальных платформах, к которым были прилажены кресла.
Такой токарный станок имелся в цехе один. Да и вообще на весь завод подобных агрегатов былона пальцах одной трехпалой руки можно было пересчитать. Само собой, об аварии доложили Старику. Тот явился, молча взглянул на поломку, Аркадию пожал руку, но остальным лишь кивнул. Вскоре убыл.
Минуты через три в конец пролета примчались Владимир Никифорович и Владлен Всеволодович.
Где Старик?.. спросил начальник цеха вместо «здравствуй».
Был, уехал, ответил на правах старшего Аркадий.
Что ты ему сказал?..
Он ничего не спрашивал. Что я мог ему сказать?..
Хамишь, Аркаша, поморщился Владимир Никифорович.
Отнюдь.
Когда пустите?
Да дня за три и пустим, если шпиндельные подшипники на складе будут. Тут переднюю бабку пересыпать надо.
Владимир Никифорович деланно удивился:
Какие тебе три дня? Завтра этот станок должен работать! Ты меня понял, Лефтеров?
Вам надо чтоб он шпинделем крутил, или чтоб на нем детали резались? Его хорошо быстрей не сделать.
Ты не забывайся, ты нынчемастер! вскипел Владимир Никифорович. Ты про станок ясно слышал?
А вы меня услышали?..
Ты какого хера на меня орешь? выпучил глаза начальник цеха.
Аркадий действительно кричал: иначе не получалось разговаривать в металлообрабатывающем цеху, где четыре пролета были набиты лязгом, визгом, громыханием.
Чтоб завтра! Ты меня слышал?.. Завтра! Этот станок должен работать.
Аркадий посмотрел на Легушева, но тот, стоя за спиной начальника, оставался безмолвным.
А если нетто что? вдруг понесло Аркадия. Уволите?.. Ну, тогда станок вы и к следующему месяцу не почините.
Поерепенься мне туттак еще и из мастеров мне вылетишь. Ты говори, да не заговаривайся! но вдруг сам замолчал, насупился и пошел прочь.
Заместитель последовал за ним.
Работа же у станка прекратилась. Аркадий стоял, словно оплеванный, опустив руки. На него молча смотрели сослуживцы. Молчание прервал Пашка.
А чего это он сказал, мол, «еще и из мастеров»? А откуда командир еще вылетел?
Аркадий молчал, но кто-то пояснил Пашке ситуацию.
Выходит, Аркашу под зад коленом, а этого щегла поставили?.. Красота! заключил Павел.
-
Подшипников на складе не было, поэтому ремонт планово затянулся. И появилось время спокойно промыть смазывающую систему, подшипники. Работали не то чтоб вальяжно, но пену не гнали.
Аркадий чувствовал, что произошедшая с ним несправедливость испортила характер. Но на подчиненных обиду он не вымещал, а, напротив, закрывал глаза на их слабости. Мог смолчать в случае опоздания на работу или с обеда.
А когда оканчивалась сменаотпускал мужиков в баню, чтоб они помылись. Это было святое. Ведь водавсенародное богатство, и расходовать ее надлежит экономно. Поэтому в жилых домах летом горячей воды нетвроде из-за ремонтов, но и холодную днем и ночью выключают. А зачем она нужна, если все на работе?..
На заводе холодная вода есть всегдаэто для производства необходимо. Но в бане горячую дают только во время пересменки.
Поэтому, если на пересменку не попал, то в кране будет только холодная вода. Но в углу стоит бочка с теплой водой. Ее набирают, когда водогрейка в подвале работает, а затем жидкость медленно остывает.
-
Все началось словно игра разумане более. Давали аванс, и, ожидая свою очередь, Аркадий и Павел сидели на цоколе фундамента под воздушной магистралью.
Интересно, а сколько это денег привезли? спросил Пашка зевая. Тысяч двести?..
Нет, сейчас поменьше, прикинул Аркадий. Это в зарплату с премиями и доплатами будет тысяч двести.
Здорово. Вот бы все деньги и нам. Там, наверное, сейф стоит. У меня знакомый медвежатник был, он любой сейф подломить грозился. Ночью-то деньги в нем оставят?
К ночи там только четверть останется.
Пятьдесят тысяч? Тоже на хлебушек хватит.
Пашка из мятой пачки выбил папироску, достал спички, закурил. Стал рассуждать:
Налетом тут не взять Народу на ступенькахсотня.
Да еще напротив кассы у «вохровцев» комната, напомнил Аркадий. У нихревольверы.
Тогда только перехватить по дороге в контору.
Да брось! Везут на машине с вооруженной охраной от самого банка.
А когда охрана уходит?..
Когда деньги пересчитают на месте. Перед самой выдачей.
Выходит, никак деньги не забрать?..
Выходит, что так
Очередь тянулась медленно. В узких лестничных проемах жара скапливалась, поднималась вверх, и около окошка кассы становилась вовсе неприличной.
Да откройте окно! кричал кто-то.
Гвоздями забито!
Тогда разбейте стекло. Дышать же невозможно.
Я тебе разобью! отвечал снизу начальник участка.
Роза ветров в Жданове была такова, что обычно дуло со стороны литейных цехов, нанося на машиностроителей гарь, окалину и графит. Но в тот день ветер переменился. С полей доносился молочный запах спеющей пшеницы. Пахло скошенной травой, кострами, цветением лип. Стояли ароматные дни.
А если, положим, как-то в окно войти? спросил Пашка.
На глазах у всех? Ты сам-то понимаешь, что городишь?
Ну да.
Дальше очередь сдвинулась, и Пашке с Аркашей пришлось войти в здание. Там разговаривать о воровстве заводских денег стало неудобно. К этой беседе не вернулись ни в этот день, ни в другой.
Глава 9
На проспекте Металлургов за продуктовым магазином «Прогресс» рыли котлован под новый дом. А слева и справа от пятиэтажки, где магазин помещался, уже стояло две высотки. В левой находился какой-то трест и цветочный магазин. Надо сказать, что этот цветочный всех генсеков и смены власти пережил без особых потерь и долго размещался на том же месте.
Продуктовому повезло меньше. Вместо него открылся мебельный, послеуниверсам и банк. Банк прогорел, а магазинчик сменила забегаловка. Не без потерь переживали десятилетия парикмахерская и хозяйственный, размещенные рядом. А тут в мороз и жару, в кризисы и редкие времена подъемов продавали цветы, землю и горшки.
Но о продуктовом помнили. Например, именовали выстроенную девятиэтажку «за Прогрессом» даже в те года, когда от продуктового и следа не оставалось. Если на какой-то итерации в той пятиэтажке появлялся продуктовыйего нарекали «Прогрессом».
«Школярику», что размещался в правой девятиэтажке, повезло меньше. И уж мало кто вспомнит о нем. Там торговали канцеляриейот ластиков за три копейки до пишущих машинок. В углу стояли горны, пыльные стяги, несколько бюстов Ленина. Впрочем, довольно резво расходились пионерские галстуки, ибо пионерия то и дело их рвала и теряла.
Ближе к кассе на витрине лежал самый ходовой товартетрадки и дешевые шариковые ручки. Подальшеручки перьевые, дороже, красивей. И если в заводе у кого-то из начальства случался день рождения, коллеги, недолго думая, дарили дорогую перьевую ручку. Те обычно у руководства не задерживались. Их швыряли на совещаниях в провинившихся или просто от раздраженияв стену. Поэтому у магазина всегда был стабильный рынок сбыта, хотя в СССР это мало кого волновало.
Владимир Никифорович сам покупал подарки в «Школярике», но ему дарили иное. Он был нумизматом-любителем. И всякий возвращающийся из загранкомандировки привозил уважаемому человеку жменю монеток и цветастые купюры скромного достоинства. Впрочем, определенные нумизматические редкости были и там: американский стальной цент, пять марок из ГДР, посвященных Отто Лилиенталю. Но изюминкой коллекции было две рейхсмарки, отчеканенных в 1934 году к какому-то юбилею Шиллера. Эту монету Владимир Никифорович показывал лишь особо приближенным, да и то в минуты откровения.
Были и отечественные монетыбанальные юбилейные рубли, мелочь, отчеканенная при Сталине или вовсе до революции.
Коллекция без затей хранилась на двух подносах из дуропласта, взятых из столовой. Чтоб на монеты не садилась пыль, поддон был поставлен за стекла серванта.
И вот уже не спросить, отчего начальник цеха держал их на заводе, а не дома? Может, потому что на заводе во вменяемом состоянии он находился больше, чем дома. Потому что большинство тех, кого он считал друзьями, также были здесь, на заводе.
-
Тот день будто бы начинался обычно. Около семи утра Владимир Никифорович подъехал к цеховой конторе на своем бежевом «Москвиче». Поднялся по лестнице, поговорив пару минут на площадке второго этажа с уборщицей. Из подвала душно парило. Ночная смена из бани шла домой, ответно первая, дневная, отметившись в табельной, торопилась переодеться.
Закончив разговор, начальник цеха поднялся в свой кабинет. На полвосьмого ожидалось проведение внутрицехового рапорта, дабы уже на заводском селекторе в восемь часов Владимир Никифорович мог говорить о трудовых свершениях ночной смены, и о том, что помешало выполнить план.