Мужчина, что будете заказывать? послышался сверху мрачный грубый голос официантки. Она стояла над ним с блокнотом в руках, и лицо ее было надменным и отчужденным.
Я вам не мужчина, ответил Щелкунчик спокойно. Так обращаются только проститутки к клиентам. В других случаях так говорить неприлично.
Я не проститутка, возмущенно ответила тупая баба, и лицо ее сделалось еще злее. Что вы себе позволяете
Я не сказал, что вы проститутка, поправил ее Щелкунчик. Я только сказал вам, что вы неприлично обращаетесь к посетителям.
А как к вам еще обращаться? спросила баба, и этот ее вопрос прозвучал в смысле: «А ты кто такой?»
Господин, гражданин, пояснил Щелкунчик рассеянно. В крайнем случае уж лучше сказать «товарищ», хоть я вам и не товарищ вовсе. Но все-таки это пристойнее, чем обращение «мужчина».
Лицо официантки сделалось таким, что по нему было отчетливо виднопри случае она недрогнувшей рукой расстреляла бы этого интеллигента паршивого где-нибудь в овраге. По приговору революционного трибунала Согласно здоровому классовому чутью Больно грамотный, много слов знает. И вообщешибко много о себе думает.
Может быть, Щелкунчик и продолжил бы процесс воспитания глупой тетки и в конце концов научил бы ее, как надо разговаривать с посетителями в эпоху рыночных отношений, но у него больше не было на это времени. Женщина за соседним столиком встала, вместе с ней поднялся и Черняков.
Он расплатился, взял со стола свою пачку сигарет и, поддерживая женщину за локоть, бережно повел ее к выходу. Вид у него был при этом такой, будто он намерен подняться со своей спутницей в номер и нежно поцеловать ее.
Наверное, все посетители ресторана именно так и подумали. Но только не Щелкунчикему-то было известно, что Черняков ни за что не приблизится к ее номеру, так как ему одному тут было известно, что за страшная смерть ожидает того, кто войдет туда.
Щелкунчик встал и пошел в холл следом. Ему нужно было не пропустить момент прощания.
Черняков стоял посреди холла и долго прощался с женщиной. Он действительно поцеловал ей руку, говорил что-то приятное, вероятно, напутственное. Желал приятного сна
Прощание было нарочито долгим и демонстративным, как Щелкунчик заранее и предполагал. Дама переминалась с ноги на ногу и явно находилась в нетерпении. Лицо у Чернякова было спокойное, доброжелательное. Щелкунчик с интересом всматривался в этого профсоюзного лидера, ему было любопытно. Сам-то он давно научился брать себя в руки перед убийством и после него, но полагал, что такой выдержке следует тренироваться. А тут, сейчас, перед ним был вовсе не профессионал, как он сам, а обычный крупный чиновник. И что же? Разве можно было по его глазам и лицу предположить, что он разговаривает с женщиной, которая через несколько часов будет мертва по его приказу?
«Нет, что-то творится в обществе, грустно подумал Щелкунчик. Скоро моя профессия станет никому не нужной. Действительно, зачем пестовать и нанимать киллера, если убивать теперь способен всякий? Если даже крупный профсоюзный чиновник в мгновение ока превращается в убийцу и не испытывает при этом никаких внутренних сложностей, если даже ему это сделать легко, то, наверное, потребность в моих услугах скоро отпадет совсем. Просто убивать будет каждый».
Ему вспомнилась старая советская песенка: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой»
Наверное, теперь, в наше время, когда изменилась сама страна, слова этой песенки можно несколько изменить: «Когда страна прикажет стать убийцей, у нас убийцей становится любой» Ха-ха-ха
Наконец Черняков запечатлел на руке женщины свой последний «иудин поцелуй» и решил, что представление можно заканчивать. Они попрощались, и женщина пошла к лестнице. Черняков поднял руку и помахал ей вслед. Очень дружелюбноотправляя ее в могилу
Потом он резко повернулся и пошел на улицу, где его, наверное, ждала машина с шофером. Или он нанял такси, чтобы свидетель того, как он уехал домой, был совсем незаинтересованный?
Щелкунчик бросился вслед женщине, которая к тому времени уже успела подняться на второй этаж. Он нагнал ее и в ту секунду еще не знал, что будет говорить. Наверное, это было довольно безумно и рискованно, потому что какая приличная дама станет поздно вечером разговаривать о чем-то серьезном с незнакомым человеком?
Но ведь другого выхода не было. Не позволять же ей идти к себе в номер и ложиться спать
Извините, сказал Щелкунчик, обогнав женщину и преграждая ей путь. Простите меня, пожалуйста, но мне нужно с вами поговорить.
Лицо его было серьезное, он не улыбался и стоял прямо, ровно, опустив руки по швам, как на торжественном построении.
Дама подняла глаза на него и с недоумением взглянула на возникшее перед ней неожиданное препятствие.
О чем? спросила она, видя, что перед ней не пьяный и не сумасшедший.
Важный разговор, строго сказал Щелкунчик, не двигаясь. Очень важный. Он касается вас. Я прошу вас пройти ко мне в номер, и там мы сможем поговорить. Обещаю вам, что ничего дурного не произойдет.
Обещаете? усмехнулась уголками губ женщина. Гарантируете?
Она явно смеялась над ним. Наверное, она подумала, что перед нею просто оригинал, который облек свои приставания в столь странную и неожиданную форму. Лицо Щелкунчика будто окаменело, а выправка стала еще строже.
Я понимаю, что вы сейчас думаете, сказал он. Но уверяю вас, у меня действительно серьезный разговор.
Женщина помялась, ее глаза скользнули сначала по фигуре Щелкунчика, потом по пустынной лестнице.
Так, решительно сказала она. Если вам нужно со мной поговорить, то я, конечно, готова. Но не сегодня, потому что я устала и уже поздно, а завтра. Я готова с вами встретиться завтра. Идет?
Она даже улыбнулась ему, как бы подбадривая и провоцируя согласиться на ее такое хорошее предложение.
Это невозможно, сказал Щелкунчик. Естественно, я понимаю, что вы устали, но завтра вы уже не сможете поговорить со мной, я это точно знаю. Никакого завтра не будет, если вы не поговорите со мной сейчас.
На лице дамы отразилось настоящее замешательство. Она видела, что мужчина не пьян, не развязен, ведет себя прилично, одет хорошо и аккуратно. Очень он не походил на обычных приставал Но с другой сторонывсе выглядело слишком подозрительно
Решение пришлось опять принимать Щелкунчику. Он не хотел пользоваться этим способом, но понял, что перед нимприличная женщина и иначе ему просто не удастся затащить ее к себе в номер. Причем действовать надо было быстро, потому что в противном случае она уже готова была идти к себе и не слушать больше этого странного человека.
Вот что, сказал Щелкунчик. Я понимаю вас. Вы опасаетесь идти ко мне в номер, и правильно делаете. Во всем нужна осторожность. Прошу вас спуститься вместе со мной к администратору.
Голос его был настолько тверд, а выражение лица такое решительное и уверенное, что дама поколебалась и пошла следом за ним. Хотя на этот раз она была явно недовольна такой заминкой и непонятными маневрами.
Прошу вас, произнес Щелкунчик, подводя даму к администраторше, восседавшей за стойкой. Потом он достал из кармана две десятитысячные купюры и протянул их удивленной бабе. Я пригласил вот эту даму к себе в номер, чтобы поговорить с ней о делах, заявил он. Вы ведь знаете, что я живу в триста восемнадцатом номере?.. Проверьте, пожалуйста, на всякий случай.
Ну и что? промычала администраторша, вылупив безбровые глаза на странного человека. Чего вам надо?
Мне ничего от вас не надо, сказал Щелкунчик. Просто дама опасается идти ко мне разговаривать. Вот я и прошу вас для ее спокойствия зафиксировать факт, что я пригласил ее. Чтобы она не волновалась. Теперь понятно?
Баба за стойкой совсем было уж собралась послать этих иногородних куда подальше, но вид двадцати тысяч смутил ее. Она не получала зарплату уже три месяца и кормилась вместе с семьей только от своего огорода, тщетно ожидая получку. Двадцать тысячэто деньги в безденежном Синегорье
Она нерешительно взяла протянутые ей бумажки, и на лице ее даже появилось то, что в этих краях называется улыбкой.
Желаю вам приятно провести время, сказала она услышанную где-то и заученную на всякий случай фразу.
Благодарю вас, учтиво ответил Щелкунчик и, повернувшись к даме, спросил:Теперь вы спокойны? Теперь вы уверены в чистоте моих намерений?
Пожалуй, ответила она, поколебавшись. Во всяком случае вы очень оригинальны
Она замешкалась, роясь в своей сумочке.
Только мне все равно нужно сначала зайти к себе, сказала она.
Нет, возразил тут же Щелкунчик. Этого не надо. Если вам нужно в туалет, пройдите, пожалуйста, вот сюда, в холле. Я подожду вас тут, у стойки.
Когда они наконец поднялись в номер к Щелкунчику, дама была окончательно заинтригована. Она села в предложенное ей кресло и вопросительно взглянула на своего удивительного знакомого.
Ну? спросила она нетерпеливо. О чем вы хотели со мной поговорить? А то у меня сегодня прямо какой-то вечер вопросов и ответов.
Щелкунчик предложил даме сигарету и осведомился о том, как ее зовут.
Нина, сказала женщина. Нина Сергеевна, если хотите. Но вообще-то я привыкла быть просто Ниной. Вы ведь знаете, что я журналистка. У нас принято обращаться по именам.
Нет, не знаю, ответил Щелкунчик. Откуда я могу знать, что вы журналистка?
Сам он при этом подумал, что журналистика буквально преследует его по пятам в этом городе. Сначала инженер в ресторане спросил, не журналист ли он сам. Потом журналисткой оказалась соседка по номеру американка Алис Теперь и эта Нина тоже представилась журналисткой. Похоже, все Синегорье состоит из журналистов и убийц
А я думала, что вы все знаете, разочарованно и насмешливо протянула Нина, вполне профессионально выпуская сигаретный дым через ноздри. Всегда считалось, что органы знают все про всех.
Какие органы? удивился Щелкунчик, и Нина усмехнулась невесело:
Что вы дурака валяете? Понятно же, что вы из этих самых органов Как вы там теперь называетесьФСБ или как там еще? КГБ, одним словом. Я все ждала, когда вы появитесь рядом со мной. Ну, вот и дождалась.
Она открыто и неприязненно взглянула на Щелкунчика и деланно улыбнулась.
Никогда не думала, что стану такой важной персонойза мной послали человека аж из Москвы, чтобы следить за мной. Не могли здешнего соглядатая приставить
Щелкунчик был в смущении. За последний час его уже второй раз приняли за сотрудника правоохранительных органов. Правда, Вадик был уже мертв теперь Но все равно, тут была какая-то ирония судьбыкиллера регулярно принимают за сотрудника спецслужб.
И что вы хотите от меня узнать? спросила Нина нетерпеливо. Потом подумала и добавила:Кстати, вы не хотите предъявить мне ваше удостоверение? Вы ведь обязаны по закону, как я слышала.
У меня нет никакого удостоверения, ответил Щелкунчик. С чего вы взяли?
Тогда я могу идти? спросила агрессивно дама и сделала движение, чтобы подняться из кресла. Если вы не хотите предъявить мне свое удостоверение, то и не можете задерживать. Я правильно понимаю законы?
Щелкунчик остался недвижим, он как будто не заметил движения Нины к двери, не придал ему значения.
Я и не думал вас задерживать, сказал он строго и серьезно. И ни одним словом не дал вам понять, что задерживаю вас и вообще имею какое-то отношение к спецслужбам. Так что ваши издевательства совершенно напрасны. Я с самого начала просил вас поговорить со мной как частное лицо. При чем тут удостоверение?
Наверное, его рассудительный тон подействовал на журналистку, потому что она несколько успокоилась.
А как мне вас называть? поинтересовалась она. По имени-отчеству или все-таки по званиютоварищ майор, например? Или вы подполковник? Не удивлюсь, если мне оказана такая честь
Зовите меня Щелкунчик, сказал он. Этого вполне достаточно, и всем понятно.
Всемэто кому? уточнила Нина.
Всем, кого это интересует, ответил он. Меня так назвала однажды моя дочка. Когда она была совсем маленькая, я разгрызал для нее грецкие орехи и сломал себе зуб. Вот она тогда и назвала меня Щелкунчиком. Мы как раз читали эту сказку. Можете посмотреть. Он ощерился и нагнулся к женщине, показывая сломанный зуб.
Могли бы и новый вставить, сказала она, невольно усмехнувшись, но глаза ее потеплели.
Не могу! отрезал Щелкунчик. Это мне дорого как память.
Странные нынче пошли кагэбэшники, вздохнула Нина, гася сигарету в пепельнице.
Щелкунчик вдруг подумал, что, может быть, и не стоит разуверять журналистку в ее уверенности относительно его причастности к спецслужбам. Пусть думает так, если уж ей кажется, что онагент ФСБ. Смешно, конечно, но пусть
Во всяком случае, пока что поведение Нины говорило о том, что она и в самом деле не знает, кто он такой. Сначала-то Щелкунчику казалось, что она приставлена к нему для наблюдения за его действиями. Что она, так сказать, представитель заказчика Но нет, похоже, он ошибался.
Меня интересует вот что, сказал он и начал загибать пальцы, что придало его позе вид солидности и уверенности в себе. Зачем вы приехали в Синегорьеэто раз Что вы делаете на комбинате и каковы ваши взаимоотношения с генеральным директором гражданином Барсуковымэто два. О чем вы беседовали с Черняковым сегоднятри.
Нина пристально посмотрела на Щелкунчика, и лицо ее сделалось лукавым.
Это все, что вас интересует? спросила она. Немало, надо сказать.
Это не совсем все, ответил Щелкунчик сдержанно. Есть еще один вопрос, но оставим его на потом. На закуску, так сказать.
А почему вообще такая срочность? сказала Нина, протягивая руку к сумочке и вынимая оттуда косметичку. Она раскрыла ее и стала разглядывать свой макияж.
Это я вам тоже объясню вместе с последним вопросом. Как говорят политикив пакете.
Он наблюдал за Ниной, разглядывавшей себя в зеркальце, и подумал, что ей, наверное, больше лет, чем он решил сначала. Теперь он видел, что она примерно его возраста. Ну, может быть, ей чуть-чуть меньшетридцать четыре, тридцать пять. Об этом говорило многое, хотя женщина очень хорошо выглядела. Кожа лица была свежая, руки и шея, которые как раз обычно и выдают возраст женщины, тоже выглядели молодо.
Было что-то трудноуловимое, то, что требует пристального внимания. Выражение глазвот что самое главное при определении возраста. Опыт жизни, надежды и разочарования, горечь утратто, что мелькает в глазах и чего не скроешь ни кремами, ни массажем, ни даже пластическими операциями
Как говорится, глазазеркало души, а ведь именно душа и выражает лучше всего возраст человека.
Было и еще кое-что: чуть заметные лапки морщинок возле глаз, состояние кожи под глазами, векинабрякшие, тяжелые. Тридцать пять лет. Ну, от силытридцать четыре
Нина закрыла косметичку и еле заметно вздохнула. Она устала за вечер, и сейчас больше всего ей хотелось бы принять душ и лечь в постель, а не сидеть тут и вести хитроумный разговор с этим обходительным человеком.
Я могу предложить вам пива, сказал Щелкунчик. Только оно теплое, из шкафа. У меня нет холодильника в номере.
Пиво? равнодушно переспросила дама. Да еще и теплое? Если уж вы намеревались пригласить к себе женщину, то могли бы проявить большую изобретательность в выборе напитков. Купили бы шампанского, например. Она улыбалась и явно собиралась опять посмеяться над незадачливым сотрудником спецслужбы
Я совершенно не планировал сегодня вас приглашать к себе, смутился неожиданно Щелкунчик. Это произошло внезапно. Ситуация так сложилась, вот и все.
Вы меня интригуете, опять усмехнулась Нина. Чем дальше в лес, тем больше дров. Давайте сюда ваше пиво, если уж вы так бесцеремонны
Щелкунчик полез в шкаф и достал две банки «Хейнекена». Рядом с ними стояла бутылка водки, которую он тоже купил на всякий случай, но не открывал. Нина заметила ее и сказала неожиданно:
А почему вы не предлагаете мне водку? Очень странно с вашей стороны. Для кого вы ее бережете?
«Тьфу ты, подумал Щелкунчик, выбитый из колеи неожиданно острым языком и задиристым характером женщины. Ну кто бы мог подумать»
Просто я не думал, что вы пьете водку, признался он растерянно. Но, казалось, Нине доставляет удовольствие смеяться над ним и вгонять его в смущение.