Я ведь журналистка, сказала она, внезапно становясь веселой. Все журналисты пьют водку и вообще все, что горит. Разве вы не знали?
Они выпили водки, после чего Нина закурила еще и кое-что рассказала Щелкунчику.
Все дело оказалось, конечно, в комбинате, который действительно был выставлен на аукцион и пятьдесят один процент акций которого, то есть контрольный пакет, были приобретены банком «Солнечный». Собственно, все это Щелкунчик уже услышал раньше от инженера в ресторане.
И что вы хотите тут выведать? спросил он у журналистки. Почему здесь, в Синегорье, по этому поводу собралась толпа журналистов? Это ведь чисто финансовый и хозяйственный вопрос
Отнюдь, ответила Нина и покачала головой. Тут высокая политика и целое море страстей. Странно, что вы этого не понимаете.
Генеральный директор товарищ Барсуков до последнего момента не верил в то, что комбинат, который как бы принадлежал лично ему и где он чувствовал себя в течение многих лет безраздельным хозяином, будет продан.
А когда это случилось, положение генерального директора стало вообще ужасным. Потому что представители банка сделали заявление, что, по их мнению, руководство комбината бездарно ведет дело и что банк в качестве главного владельца вообще намерен сменить генерального директора и назначить другого, своего человека.
Они сказали, что комбинат долгое время не модернизировался, что поэтому нужно все переделать, чтобы сделать завод более эффективным, пояснила Нина. Дело в том, что, как утверждают эксперты банка, дела комбината сейчас идут плохо потому, что его продукция неконкурентоспособна на мировом рынке.
А она неконкурентоспособна? уточнил Щелкунчик.
Частично, ответила Нина, деловито кивнув. Здесь, в Синегорье, рабочие по три месяца не получают зарплату, растет недовольство и возмущение. Весь город «завязан» на комбинат, и потому весь город страдает. И банк утверждает, что все это по вине генерального директора и его ближайшего окружения, которые слишком много воруют и слишком мало внимания уделяют работеперевооружению производства, росту производительности труда, неэффективно занимаются сбытом на мировом уровне. Банк намерен взять все это в свои руки и исправить положение. Понятно, что генеральному директору это весьма не нравится и он готов на все, чтобы сохранить свое положение.
Это правда, что он вор и действительно нахапал с комбината столько, что стал настоящим миллионером? спросил Щелкунчик, вспомнив свой разговор с инженером из Москвы.
Вероятно, правда, ответила Нина, грустно улыбаясь. А почему бы ему и не воровать, если он всегда был бесконтролен? Конечно, нахапал, как мог, и теперь боится, что кормушка прикроется. Для него, во всяком случае.
Щелкунчик налил по второй и спросил:
А в чем же тут проблема? Все равно я не понимаю, отчего столько шума вокруг этого. Если все так, как вы говорите, то все делается правильно, и нет проблемы.
Нина невесело рассмеялась.
Вы ничего не понимаете в политике, сказала она, поднимая свой стакан. Давайте выпьем за то, что вы такой счастливый человек. Вам все неинтересно настолько, что вы даже не утруждаете себя тем, чтобы замечать очевидное. Вы что, газет не читаете?
Должен вас разочаровать, хоть вы и журналистка, сказал Щелкунчик. Может быть, вам, как журналистке, и неприятно об этом слышать, но вы правыгазет я не читаю.
На это Нина рассказала Щелкунчику старинный советский анекдот, которого он прежде не знал.
Приходит студент сдавать экзамен по общественным дисциплинам. Преподаватель видит, что он ничего не знает, и тогда спрашивает его: «А кто является генеральным секретарем ЦК КПСС?»
«Не знаю», простодушно отвечает студент.
«А ктопредседатель Совета министров?»
«Не знаю».
«Ну а какая партия сейчас правит в нашей странетоже не знаете?»удивляется профессор. И получает опять же отрицательный ответ.
«Да откуда же вы только приехали?!»изумленно спрашивает ученый муж.
«Из Урюпинска», скромно отвечает юноша.
И тогда седой преподаватель вдруг бросает в отчаянии на стол свой карандаш и мечтательно вздыхает: «Эх, бросить бы все тут к чертовой матери и уехать в ваш Урюпинск!»
Так и вы, закончила Нина. Наверное, из Урюпинска приехали?
Дело заключалось в том, что план банка был замечателенмодернизировать производство, продавать сталь в огромном количестве за рубеж, повысить жизненный уровень работающих на комбинате. Была разработана даже специальная программа, чтобы сделать весь город Синегорье счастливым и благоустроенным. К делу должны были быть привлечены фирмы, которые создали бы нормальную европейскую инфраструктуру для городского населения
Ну и что же? нетерпеливо спросил Щелкунчик. Картина получается очень даже красивая
Но директору товарищу Барсукову все это совсем не нужно, пояснила Нина со вздохом. Ему-то все это зачем? У него все это уже и так есть. Ему совершенно не интересна какая-то там инфраструктура для городского населения. Он и так богатый человек. Ему, напротив, совсем не хочется расставаться с властью. Потому что его директорствоэто и деньги, огромные деньги, и, кроме того, ощущение себя владыкой этого края, способным карать и миловать. Он же тут единственный благодетель.
И генеральный директор Барсуков в своем стремлении повернуть все вспять прибегнул к знакомым и близким ему методам.
Для начала он попросту выгнал с комбината представителей банка и объявил аукцион липой, подделкой и потребовал все вернуть обратно. Так сказать, восстановить статус-кво
А пока суд принимал дело к рассмотрению и комиссии из Москвы понаехали в огромном количестве, товарищ Барсуков стал мутить народ, то есть возбуждать население города, настраивать его против состоявшейся сделки с комбинатом и банком.
Но это же очень трудно, возразил с сомнением Щелкунчик. Если сейчас люди не получают по три месяца зарплату и нищенствуют, а банк обещает все наладить, то очень сложно настроить народ против этого варианта с банком.
Ничуть не бывало, ответила Нина. Все как раз очень просто. Примитивно просто, до омерзения Налейте-ка нам с вами еще по пятьдесят грамм, если уж вы все равно угощаете.
Это, конечно, не то шампанское, которым вас угощал недавно Черняков, язвительно сказал Щелкунчик, наливая водку в стаканы.
Вы чторевнуете? игриво спросила вдруг Нина и засмеялась. Не ревнуйте, у нас была чисто деловая встреча.
Она посмотрела на Щелкунчика, и под ее взглядом он почему-то вдруг опять смутился. И от этого рассердился на себя.
У меня нет никакого права ревновать вас! отрубил он и тут же почувствовал, каким грубым получился ответ. Просто я хотел сказать, что, конечно, мне хотелось бы получить такое право, но сейчас у меня его нет, добавил он и рассердился на себя еще больше. Что за чушь, он начинает с ней любезничать. Вот уж этого он от себя совсем не ожидал, тем более в такой ситуации С чего это он вдруг? Или это она его спровоцировала?
Ему вдруг показалось, что в комнате слишком яркий свет, и он, погасив его, включил торшер. Часы показывали десять вечера, на улице было темно, слышны были только громкие голоса выходивших из ресторана.
Ага, послышался голос женщины. А вы хотели бы получить такое право? Казалось, она выглядит заинтересованной. Глаза ее требовательно смотрели на Щелкунчика, а выражение лица стало ожидающим. Как это интересно, добавила она, видя, что он молчит и не знает, как выбраться из положения.
Гм, давайте продолжим, предложил наконец он, хватаясь за следующую сигарету, как утопающий хватается за соломинку.
Способ, которым стал действовать товарищ Барсуков, был простой, но верный. В обеих газетах Синегорья стали появляться будоражащие простой народ статьи о том, что комбинат продан капиталистам. Разъяснялось, что коррумпированные чиновники в демократической Москвепредатели и изменники Родиныспециально продали комбинат капиталистам, чтобы пустить по миру рабочих и все население Синегорья. Разъяснялось также, что теперь капиталисты вообще никогда не будут платить зарплату, потому что они ненавидят простых рабочих. Капиталисты же закроют все магазины в городе, а также школы и детские садики. Естественно, они остановят весь общественный транспорт и снимут с линий все пять дряхлых автобусов Потому что им это, мол, невыгодно, а сами они будут ездить в своих роскошных «Мерседесах» и растлевать местных девушек
Население также пугали тем, что наверняка откроются игорные дома, казино и притоны разврата. Одним словом, вместо школказино, а вместо детских садиковпубличные дома.
Об этом же вопили ангажированные люди на рабочих собраниях, об этом же кликушествовали жэковские старушки и старички с ветеранскими значками на груди
Синегорье бурлило уже которую неделю, и Барсуков очень рассчитывал, что разбуженное им народное недовольство поможет ему выиграть процесс по отмене решения аукциона. На всякий случай он отдал приказ и на четвертый месяц не платить зарплату всему коллективупусть позлятся, попсихуют.
А когда у него спрашивали впрямую, где же зарплата за все эти месяцы, он мрачно кивал куда-то в сторону и зловеще говорил: «А вот вы в Москве спросите, где зарплата У правительства этого спросите. Они вас уже продали в кабалу империалистам»
Народ очень боится капитализма, закончила свой рассказ Нина. Они боятся, что будут жить хуже, чем сейчас.
Но ведь жить хуже, чем они живут тут сейчас, невозможно, возразил Щелкунчик.
Это с точки зрения логики и здравого смысла, ответила журналистка. Но простым бывшим советским людям этого не объяснишь. Им столько лет внушали, беднягам, что капитализмэто плохо, что теперь этот панический страх просто стал их сущностью. Они же никогда не видели капиталистов, не видели, как живут люди при капитализме. Тут, в провинции, люди все еще помнят то, о чем им говорили разные мордастые райкомовские дядьки. А те говорили: «Империализмвраг трудящихся», и дышали при этом райкомовским перегаром Очень страшно было, и потомувнушительно
Ну хорошо, сказал Щелкунчик, который действительно был не силен в политике и экономике. А что вы-то тут делаете? Вы мне все так убедительно и живописно рассказали. Зачем вы тут торчите? Да еще пьете с Черняковым Он чтоваш сторонник? Вы к нему сюда приехали?
Нет, я приехала к Барсукову, честно призналась Нина. Он мне нужен. Я хотела с ним поговорить, чтобы потом написать статью о нем, о его взглядах на жизнь и о методах руководства.
Ничего себе, нашли героя для статьи, хмыкнул Щелкунчик. Вы же только что рассказали мне о том, какой он плохой, а теперь говорите, что хотите писать о нем. Странно это.
Обо всем нужно писать, ответила Нина и пожала плечами. Этопринцип журналистики: писать обо всех явлениях. Называетсясвобода информации.
Она произнесла все это быстро, без запинки и очень уверенно, можно сказать, дажеснисходительно. Но Щелкунчику показалось, что его последние вопросы застали женщину врасплох. Ему показалось, что она растерялась и просто не знала, что ответить о том, что же конкретно привело ее к этому Барсукову.
Да что о нем писатьподумаешь, фигура Обычный толстомордый начальник из старого времени. Когда-то был членом бюро обкома, потом разжирел, стал красть. Теперь нахапал и не хочет, чтобы ему мешали хапать дальше Нечего тут писатьвсем известная фигура в нашем Отечестве. Можно сказать, национальный герой.
Щелкунчик уже совсем было собрался уличить Нину в неискренности, в том, что она что-то от него скрывает, но тут в дверь раздался громкий стук.
Они переглянулись, но никто из них не мог предположить, кто стоит за дверью. Щелкунчик, правда, через секунду сообразил, в чем дело.
Откройте, милиция, сказали из коридора, когда он, подкравшись к двери, спросил, кто там.
А зачем? осторожно осведомился Щелкунчик. Он был не такой дурак, чтобы открывать дверь в ответ на такие глупости, как милиция
Откройте немедленно, потребовали снаружи. Иначе сломаем дверь.
Щелкунчик понял, что в Синегорье еще не дошло понимание Конституции и основных прав человека Может быть, никогда и не дойдет. Тут о них все равно никто не имеет представления.
Откройте, мужчина, послышался нервный женский голос. Это администратор Откройте, тут милиция
Ладно, не связываться же по пустякам, подумал Щелкунчик. У него слишком важное дело тут, и он слишком важный человек, чтобы рисковать, привлекая к себе внимание по пустякам
В комнату вошел милиционер в форме старшего лейтенанта и с ним та самая толстая администраторша, которой Щелкунчик недавно дал двадцать тысяч.
Что тут происходит? строго спросил синегорский офицер, мрачно поглядев на Нину, сидевшую в кресле, на бутылку водки и на включенный торшер, заливавший комнату интимным светом. Увиденная картина ему очень не понравилась, потому что, как видно, полностью противоречила его представлениям о порядке.
То есть? не понял Щелкунчик. А у вас что происходит? Почему вы врываетесь вечером в номер? У вас какие на это основания? Представьтесь, пожалуйста.
Провинциальный блюститель, привыкший к рабскому заискиванию здешней публики перед всякой властью, опешил от такого разговора. Потом напряг мозги, и там шевельнулась какая-то одинокая мысль.
Старший лейтенант Миронов, наконец сказал он, неуверенно прикладывая руку к фуражке с засаленным околышем и грязным козырьком.
Предъявите ваши документы! отрывисто произнес Щелкунчик.
Это чего? поперхнулся старлей. Вы чего, гражданин?
Я у себя в номере, сказал Щелкунчик и кивнул на притихшую бабу-администраторшу. А вот вас я не знаю Прошу предъявить документы.
Лейтенант достал удостоверение и показал его вверх ногами. Щелкунчик повертел удостоверение, потом вернул офицеру.
На самом деле удостоверение было ему совершенно неинтересно, просто он хотел «попинать» немного надзирателя, потому что тот помешал ему вести важный разговор. Да и вообще, всем этим представителям закона всегда желательно с самого начала показать их место
Выяснилось, что в туалете на пятом этаже найден труп молодого мужчины. Труп опознан, но теперь милиция по «горячим следам» опрашивает всех жильцов, которые вечером не сидели по своим номерам, а шлялись по гостинице.
Видели ли вы молодого человека в джинсах, зеленой куртке и клетчатой рубашке? строго спросил милиционер.
Нет, ответил Щелкунчик. Я вообще не был на пятом этаже. Мне незачем там бывать, потому что я живу ниже, как вы и сами видите.
Ну, может, встречали на лестнице? Может, он с кем-то был? упорствовал офицер, которому Щелкунчик сразу показался личностью подозрительной во всех отношениях.
Получив на все отрицательные ответы, милиционер повернулся к Нине.
А вы? приступил он к ней. Вы кто такая? Ваши документы
Это тоже наша, вступила в разговор администраторша. Она в пятьсот шестом живет, как раз на пятом этаже.
Вы видели молодого человека в джинсах, клетчатой рубашке и зеленой куртке? повторил офицер. Наверное, он прошел уже по многим номерам и теперь повторял приметы совершенно механически, не задумываясь.
Она в ресторан спускалась, в ресторане сидела, сказала администраторша мстительно. Сидела там с Черняковым, который с комбината.
Милиционер поднял брови. Видимо, Черняков тоже был в Синегорье довольно заметной фигурой, так что его фамилия тут что-то говорила.
А теперь вот тут сидит, еще более мстительно закончила баба, ханжески потупя свиные глазки. Еще бы, надо же было ей выразить свое отношение к подобным бесстыдным дамочкам. Приезжают тут всякие и развратничают А еще из Москвы. Журналистка называется
Эту тираду она произнести не посмела, но всем своим видом показала, как онапорядочная женщинаотносится к современным безобразиям.
Так вы точно ничего не видели? уточнил милиционер на всякий случай, понимая, впрочем, уже, что ничего узнать ему тут не удается и сейчас придется уходить.
Но просто так уйти он не могне позволяла натура. Натура простого парня, закончившего на тройки паршивый техникум, гнущего спину перед начальством и изгаляющегося над всеми, кто слабее, не позволяла ему просто так оставить в покое этих «интеллигентов хреновых», которые сидят тут спокойно и еще смеют разные слова говорить, указывать ему его место Эх, были бы они не приезжие, а местные, понятные люди, он бы им живо «разъяснил»отвел бы в отделение, и долго бы они с товарищами месили сапогами этих больно гордых людей Били бы и плевали сверху на их распростертые тела, как это у них водится. А потом составили бы протокол о неповиновении, о мелком хулиганстве. Эх, раздолье в родном краю