Карл даже не потрудился притвориться, будто верит моей болтовне. Пайщики или нетни один банк не даст кредит на покупку автозаправки с таким безнадежным будущим, какое нас ждет.
Значит, ты в деле, Рой. А деньги на покупку заправки ты получишь до того, как мы вообще начнем строить отель.
Я уставился на него:
Это еще что за херня?
Общество с неограниченной имущественной ответственностью должно приобрести землю, на которой будет построен отель. А кто, по-твоему, владеет этой землей?
Ты и я, ответил я, и что с того? С продажи голой скалы особо не разбогатеешь.
Смотря кто будет назначать цену, не согласился Карл.
В практичности и логике мне не откажешь, но, вынужден признать, доходило до меня несколько секунд.
То есть
То есть проект принадлежит мне, именно мне. Это означает, что статьи бюджета тоже определяю я. О чем я и сообщу на собрании инвесторов. Разумеется, завышать цену я не стану, но предлагаю запросить двадцать миллионов.
Двадцать миллионов! Я недоверчиво обвел рукой жалкие кустики вокруг. Вот за это?
В любом случае это довольно мало, если сравнить с общим капиталом в четыреста миллионов, так что стоимость земли можно разделить и включить в другие статьи бюджета. Одна статьядорога и придорожная зона, другаяпарковочная площадка, третьянепосредственно участок под строительство
А если кто-нибудь спросит про стоимость одного мола?
Спросятответим, мы же не бандиты.
И кто же мы Я осекся. Мы? Как ему удалось втянуть меня в это? Хотя ладно, потом разберемся. И кто же мы тогда?
Мы деловые люди, занимающиеся серьезным делом.
Серьезным делом? Местные в подобных делах ничего не смыслят, Карл.
Хочешь сказать, что тут сплошь легковерные простачки? Да-да, мы-то знаем, ведь мы тоже местные, он сплюнул, как в тот раз, когда папа купил «кадиллак». Народ тогда разволновался. Карл криво улыбнулся. Благодаря этому проекту цены на землю здесь взлетят до небес, Рой. А когда вложимся в отель, перейдем ко второму этапу. Горнолыжный склон, дачи и апартаменты. Вот где настоящая прибыль. Поэтому с какой стати нам продавать дешево, если мы знаем, что вскоре цены тут до небес взлетят? Мы сами об этом и позаботимся. Рой, мы никого не обманываемпросто вовсе не обязательно болтать, что братья Опгард первые миллионы прикарманили. Так что, он посмотрел на меня, нужны тебе деньги на заправку или нет?
Я задумался.
Я пойду отолью, а ты решай пока, сказал Карл.
Он развернулся и двинулся к валуну на вершине горывидать, думал, что с другой стороны его ветер не достанет.
Значит, Карл считает, что за время, которое ему нужно, чтобы отлить, я должен решить, хочу ли продать имущество, находившееся в собственности нашей семьи на протяжении четырех поколений? По цене, которая при других обстоятельствах считалась бы грабительской. Чего тут думать-то? Класть я хотел на поколения, по крайней мере на моих предков-то уж точно. Эта земля не плодородная и никакой ценности не имеетни фактической, ни еще какой, разве что тут вдруг найдут месторождения каких-нибудь редких металлов. И если Карл прав и миллионы, которые мы можем получить, это только верхушка кулича, который со временем укусят все наши деревенские, то мне в самый раз. Двадцать миллионов. Десять мне. За десять миллионов шикарную заправку можно отхватить. Высшего уровня, в отличном месте и без долгов. С полностью автоматизированной мойкой. И отдельной зоной для кафе.
Рой?
Я обернулся. Из-за ветра я не слышал, как сзади подошла Шеннон. Она смотрела на меня.
Она, похоже, заболела, сказала Шеннон.
На секунду я решил было, что она о себе говорит: такой она казалась замерзшей и нахохлившейся, большие карие глаза выглядывали из-под старой вязаной шапкиэту шапку я еще мальчишкой носил. Но потом я заметил, что она держит что-то в руке. Она подошла поближе.
На ладони у нее лежала маленькая птичка. Черная шапочка на белой голове, светло-коричневое горлышко. Оперение неяркое, значит, скорее всего, самец. И похоже, не жилец.
Хрустан, сказал я. Ты на гнездо наступила?
На гнездо? Нет!
Я спросил потому, что, когда кто-то подходит к гнезду, он не улетает. Он позволяет на себя наступить, но с яиц не поднимается.
Он?
Да, на яйцах сидит самец, и он же птенцов выкармливает, я погладил птицу пальцем по груди и почувствовал быстрое сердцебиение, притворяется мертвым. Отвлекает внимание от яиц.
Шеннон огляделась:
Где они? И где самка?
Самка мутит с другим самцом.
Мутит?
Спаривается. Занимается сексом.
А-а Она, похоже, заподозрила, что я над ней подшучиваю.
Это называется «полиандрия», сказал я. А так как она мне, похоже, по-прежнему не верила, добавил: Редко, но встречается.
Самец, жертвующий собой ради детей, поддерживающий семью, когда мать неверна ему, она погладила птичку пальцем, и правда редко.
Вообще-то, полиандрия не это означает, сказал я, это
форма супружества, позволяющая одной женщине иметь нескольких мужей, договорила она за меня.
А-а, протянул я.
Да. Встречается в разных странах, но особенно распространена в Индии и на Тибете.
Надо же. А Я чуть не спросил, откуда она об этом знает, но передумал и вместо этого поинтересовался: А зачем им это?
Обычно братья женятся на одной женщине, чтобы не делить фамильную усадьбу.
Этого я не знал.
Она чуть склонила голову:
Ты, наверное, о птицах знаешь больше, чем о людях?
Я не ответил. Тогда она рассмеялась и подбросила птицу высоко в воздух. Хрустан расправил крылья и полетел прочь. Мы провожали его взглядом, пока я краем глаза не заметил какое-то движение внизу, на земле, и решил сперва, что это змея. Я обернулся и увидел, как по камням к нам ползет темная извилистая полоска. Подняв глаза, я увидел на вершине Карлаон напоминал статую Христа в Рио, только писающую. Я отступил и кашлянул, а Шеннон, увидев ручеек мочи, последовала моему примеру. Ручеек зажурчал дальше вниз, к деревне.
Если мы продадим эту землю за двадцать миллионов крончто скажешь? спросил я.
Кажется, это много. Как думаешь, где его гнездо?
Это два с половиной миллиона американских долларов. Мы тут построим дом на двести кроватей.
Она улыбнулась, развернулась и пошла по тропинке, по которой мы пришли сюда.
Это много. Но хрустан построился тут первым.
Я уже собирался ложиться спать, когда вырубился свет.
Я как раз сидел на кухне и изучал последние бухгалтерские отчеты. Подсчитывал, как будущий возможный доход может повлиять на цену, которую компания запросит за заправку. Я пришел к выводу, что десять миллионов мне хватит не только на десятилетнюю франшизу, но и на землю с постройками. И я стану настоящим владельцем.
Я поднялся и взглянул в окно. В деревне тоже ни единого огонька. Отлично, значит, это не у нас проблемы. Я сделал два шага до двери в гостиную, открыл ее и заглянул внутрь, в кромешную темноту.
Эй, привет, позвал я.
Привет, хором ответили Карл и Шеннон.
Я добрел до маминого кресла-качалки. И сел. Полозья скрипнули. Шеннон хихикнула. Они с Карлом чуток выпили.
Простите, сказал я, это не у нас. Это это у них.
Ерунда, откликнулась Шеннон, когда я была маленькой, у нас то и дело свет отключался.
Барбадосбедная страна? проговорил я в темноту.
Нет, ответила Шеннон, это один из богатейших Карибских островов, но там, где я выросла, многие занимались хм, cable hookingкак это по-норвежски?
По-моему, у нас и слова-то такого нет, сказал Карл.
Когда подключаются к основному кабелю и воруют электричество. От этого ток временами исчезал. Я привыкла. Просто живешь и знаешь, что все в любой момент может исчезнуть.
Мне отчего-то почудилось, что говорит она не только про электричество. Возможно, еще и про дом с семьей? Гнездо хрустана она все-таки нашла, а найдя, воткнула рядом палочку, чтобы мы нечаянно на него не наступили.
Расскажи, попросил я.
На несколько секунд в темноте повисла гробовая тишина.
Затем Шеннон рассмеяласьтихо, вроде как извиняясь:
Давай лучше ты расскажешь, Рой?
Чудно́, но хотя в словах она никогда не ошибалась и предложения тоже строила правильно, акцент не позволял забыть, что она не отсюда. А может, это потому, что сегодня она приготовила какое-то карибское блюдомофонго, что ли.
Да, пускай Рой расскажет, согласился Карл, он в темноте отлично рассказывает. Когда мне в детстве не спалось, он непременно мне что-нибудь рассказывал.
«Когда тебе не спалось, потому что ты плакал, подумал я. Когда я спускался вниз, ложился к тебе в кровать, обхватывал тебя руками, кожа у тебя еще была такой горячей, и я говорил: не думай об этом, вот я тебе сейчас расскажу кое-что, и ты уснешь». И едва я подумал об этом, как до меня дошло, что не в акценте дело и не в мофонго. Дело в самом ее присутствии здесь, в темноте, рядом со мной и с Карлом. В нашем темном доме, который принадлежал мне и емуи никому больше.
4
Карл уже стоял на пороге, готовый приветствовать гостей. Мы слышали, как поднимаются к Козьему повороту первые машины. Сбрасывают ход. И еще. Шеннон держала чашу с пуншем и, когда я подлил туда спирта, вопросительно взглянула на меня.
Спирт им больше по вкусу, чем фрукты, объяснил я и посмотрел в окно.
Возле дома остановился «пассат», и из пятиместной машины вылезли шестеро. Все как обычно: они все вместе набиваются в машину, а за руль сажают женщин. Не знаю, почему мужики считают, будто имеют право напиться, и почему женщины подписываются их развозить, впрочем женщин никто не спрашивает, просто так уж оно повелось. Мужики, неженатые или те, чьи жены остались присматривать за детьми, кидали жребийвспоминали игру «камень-ножницы-бумага». Когда мы с Карлом были маленькими, многие садились за руль пьяными. Но теперь больше никто пьяным не водит. Жен они по-прежнему поколачивают, а вот пьянымиподи ж тыза руль не садятся!
В гостиной висел плакат: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ. По-моему, странновато как-то: в Америке вроде праздник устраивают друзья и родственники, а не тот, кто вернулся домой. Но Шеннон лишь посмеялась и сказала, что если никто больше этого не сделал, значит придется самим подсуетиться.
Давай я начну разносить пунш, предложила Шеннон.
Я как раз наполнял бокалы смесью самогонки с фруктовым коктейлем. Шеннон оделась так же, как в день приезда, черный свитер с высокой горловиной и черные брюки. То есть одежда была уже другая, но очень похожая. В тряпках я не спец, но у меня было такое чувство, что одевается она дорого, хоть и неброско.
Спасибо, но я и сам могу разнести, сказал я.
Нет. И эта пигалица оттолкнула меня в сторону. Твое делобеседовать со старыми друзьями, а я буду разливать пунш и постепенно знакомиться со всеми.
Ладно, согласился я. Объяснять, что это друзья Карла, а не мои, я не стал.
Впрочем, смотреть было приятно: все они обнимали Карла, хлопали его по спине, словно в горле у него что-то застряло, ухмылялись и выдавали какую-нибудь по-дружески грубоватую фразу, которую они придумали по дороге сюда. Взбудораженные, слегка смущенные и готовые выпить.
Мне они жали руку.
Мы с братом много в чем не похожи, но это различие, наверное, самое заметное. Карла деревенские пятнадцать лет не видали, а со мной каждый божий день на заправке виделись все эти годы. Теперь, когда я стоял и смотрел, как он тает от дружеского тепла и заботыя же вечно был этим обделен, завидовал ли я ему? Хм. Каждому из нас охота, чтоб его любили. Но готов ли я поменяться? Соглашусь ли я подпустить к себе людей так близко, как Карл? Ему это, судя по всему, ничего не стоит. Мне же обошлось дорого.
Привет, Рой. Нечасто тебя с пивом увидишь.
Мари Ос. Выглядела она неплохо. Мари всегда хорошо выглядит, даже когда при ней коляска, в которой орут близнецы с коликами. И я знаю, что пара теток у нас в деревне от этого прямо из себя выходят: они-то надеялись, что Мисс Безупречность спустится с небес и примкнет к простым смертным. Девчонка, которой досталось все. Родилась в богатой семье, от природы сообразительная, поэтому и училась лучше других, носит фамилию Ос, благодаря которой ее особенно уважали, но мало этого: Господь ее еще и внешностью не обделил. От матери Мари Ос унаследовала смугловатый румянец и женственную фигуру, а от отцасветлые волосы и холодные голубые глаза, глаза волчицы. Возможно, из-за этих глаз, острого язычка и чуть высокомерной холодности парни держались от нее дальше, чем можно было ожидать.
Мы так редко с тобой видимсяпрямо удивительно, сказала Мари. Как у тебя вообще дела-то?
«Вообще» означает, что обычного «у меня все хорошо» ей недостаточно, Мари на меня не наплевать, и она хочет услышать все начистоту. И похоже, она интересовалась совершенно искренне. В глубине души Мари добрая и отзывчивая. Просто со стороны кажется, будто она смотрит на тебя слегка сверху вниз. Может, это, конечно, оттого, что росту в ней метр восемьдесят, однако помню, как однажды мы втроем возвращались с танцевя за рулем, Карл в дымину пьяный, а Мари злая как черт, и она тогда заявила: «Карл, я не могу встречаться с парнем, который тянет меня вниз, на один уровень с деревенскими, ясно тебе?»
Впрочем, если местный уровень ее и не устраивал, уезжать отсюда она, судя по всему, не хотела. В школе она училась даже лучше Карла, но, в отличие от него, никогда не горела жаждой уехать и чего-нибудь добиться. Может, потому, что у нее все и так уже было и оставалось лишь наслаждаться жизнью. Поэтому ей и здесь было неплохо. Возможно, именно поэтому она, распрощавшись с Карлом, быстренько поступила на факультет политологииили, как наши деревенские говорили, болтологиии вернулась с кольцом на пальце, притащив с собой Дана Кране. Он тут устроился редактором в местную газету от Рабочей партии, а вот она, похоже, до сих пор писала диплом, а закончить что-то никак не могла.
У меня все хорошо, сказал я. Ты одна приехала?
Дан с мальчишками остался.
Я кивнул. Думаю, живущие по соседству бабушка с дедушкой наверняка с радостью посидели бы с внуками, однако Дан сам отказался ехать. Он заезжал к нам на заправкуподкачать колеса своего вызывающе дорогого велосипеда, на котором собирался проехать велогонку «Биркен», и я прекрасно помню его бесстрастное лицоон делал вид, будто не знает, кто я такой, однако от него едва искры не летели, а все из-за того, что в ДНК у меня много общего с чуваком, который трахал его жену до того, как он сам получил на нее права. Нет, Дан вряд ли рвался праздновать возвращение блудного сына нашей деревни и бывшего парня своей жены.
Вы с Шеннон уже познакомились? спросил я.
Нет. Мари огляделась. Народу в гостиной уже набилось столько, что не протолкнуться, хотя мебель мы сдвинули в стороны. Но Карл падок на внешность, а значит, я ее вряд ли прогляжу. По тону Мари сразу становилось ясно, что именно она думает о разговорах про внешность.
На выпускном в школе Мари должна была выступать с речью от лица выпускников, и директриса имела неосторожность охарактеризовать Мари как «не только умницу, но и потрясающую красавицу». Свою речь Мари начала так: «Благодарю вас. Я хотела бы самым лучшим образом отозваться о поддержке, которую вы оказывали нам последние три года, но не знаю, какие слова подобрать, поэтому лучше скажу, что вам очень повезло с внешностью». В зале послышались смешки, но слабые, с сарказмом она переборщила, и никто так и не понял, комплимент это или как.
Ты, должно быть, Мари.
Мари посмотрела направо-налево и лишь потом вниз. Там, на три головы ниже, она увидела бледное лицо Шеннон и ее белоснежную улыбку.
Пунша?
Мари вздернула одну бровьвидать, думала, что Шеннон вызывает ее на боксерский поединок, но потом Шеннон подняла поднос повыше.
Спасибо, поблагодарила Мари, но нет.
О нет! Ты проиграла в «камень-ножницы-бумага»?
Мари растерянно смотрела на нее.
Я кашлянул:
Я рассказал Шеннон про местный обычай, когда решают, кому за руль садиться
А, вон оно как, Мари натянуто улыбнулась, нет, мы с мужем не пьем.
Ясно, сказала Шеннон. Потому, что вы завязавшие алкоголики, или потому, что это для здоровья вредно?