Шествие замыкал Марчак. До Катажины, поднимавшейся наверх среди первых, явственно доносился стук его палки. На середине лестницы всех обогнал хранитель, первым вошел в библиотеку и включил свет, а когда общество полукругом расселось у камина, Жентара чиркнул спичкой и крайне прозаично зажег огонь, подложив под кучку смолистых щепок кусок газеты. Янас поднялся, щелкнул выключателем, и библиотека погрузилась в темноту. Некоторое время все сидели молча и наблюдали за игрой тянущихся ввысь язычков пламени.
Когда Стефан Вечорек впоследствии вспоминал об этой страшной ночи и обо всем том, что он называл про себя трагедией «Третьего короля», мысли его всегда возвращались вот к этим минутам, когда еще ничего не произошло и предстоящие события покуда были делом будущего, на котороеесли бы знать!можно было как-то повлиять... Позже он часто говорил себе, что все могло сложиться иначе, если бы...
Но будущее не дано было угадать никому. Клубок человеческих поступков так запутался, и истина казалась столь невероятной, что какое там предвидениедаже прояснение подробностей свершившегося, как и все расследование вплоть до полного разоблачения убийцы, поначалу выглядело немыслимым. И только позднее капитан осознал, что все было крайне просто. После этого каждое слово любого из действующих лиц ему уже представлялось ясным предзнаменованием грядущей трагедии. Да, позднее он находил, что все можно было предотвратить. Однако для этого требовалось правильно осмыслить то, что творилось тогда у камина в библиотеке замка в Борах, где вместе со всеми остальными сидели Вечорек и Катажина.
Но тогда преступник еще не мог предугадать, как повернутся события. И ничего не подозревающая жертва пребывала в превосходном настроении, как и еще одно лицо, чья смерть будет нужна убийце ничуть не меньше первой.
Разгорающийся огонь озарял лицо черного властителя, отбрасывая пляшущие отблески на завитки искусно изготовленной позолоченной рамы, а когда пламя меркло, вся стена вместе с картиной погружалась в темноту.
Вечорек, удобно устроившийся на мягкой банкетке, смотрел, полуприкрыв глаза, на лик «Третьего короля» и лениво гадал, оправдан ли вообще их приезд в Боры. Скорее всего, прикидывал он, не произойдет ничего.
Вся эта история основывается на сплошных домыслах, а если даже...так ведь он сегодня ночью снимет картину со стены, повесит на ее место копию, и с этой минуты нужно будет только внимательно наблюдать, поджидая вора, который, впрочем, может и вовсе не объявиться. Вечорек вздохнул. Он имел о себе весьма высокое мнение: за десять лет розыскной деятельности он расследовал несколько по-настоящему сложных уголовных дел, и это нынешнее задание он мог со спокойной совестью воспринять как внеочередной отпуск, подаренный добрым начальником. Да-да, именно так. Отпуск... В камине затрещало полено, рассыпая вокруг темно-красные искры. Одна из них вылетела за решетку. Вильчкевич, нагнувшись, вернул ее щелчком в очаг.
Обстановочкааккурат чтобы вызывать духов,заметил Жентара.
Говорите, что хотите,тряхнула головой Садецкая,а я твердо знаю, что духов не бывает. Но это мне не мешает их бояться. Вообразите только, что они мне устроили месяц назад,повернулась Магдалена к Катажине, указывая на улыбающегося Жентару и на Марчака, чьи мефистофельские черты выражали затаенное торжество, а огромная выпрямленная нога едва ли не касалась пылающих поленьев.
Они водрузили у меня в комнате между дверью и выключателем рыцаря в латах, а потом до слез хохотали, когда я закричала; хотела бы я знать, кто сохранит самообладание, когда, войдя в комнату и протянув руку к выключателю, наткнется на ледяное человеческое лицо. Я отскочила назад и распахнула дверь. А в коридоре света хватает только на то, чтобы не выбить себе впотьмах зубы. Видно, аристократы блуждали на ощупь, а народная Польша не успела ввинтить лампочку поярче... И что же я вижу? В моей комнате стоит черный человек, который вдруг бросается на меня и повисает в воздухе. Оказывается, они поставили его туда и привязали веревкой к двери. Когда створки открылись настежь, фигура полетела вперед!
Садецкая рассмеялась:
Вот такова жизнь женщины, вынужденной сосуществовать с большими детьми. И это взрослые мужчины, художники, цвет нации!
Да, здорово тогда пришлось поработать,серьезно произнес Жентара.Но такого вопля даже я не ждал. Этим ты нас с лихвой вознаградила.
Ну уж больше меня никакой дух не напугает!
Разве что настоящий,трагически прошептал Марчак.Это было бы совсем другое дело, верно?
Перестань,остановила его Магда, но голос ее прозвучал не очень уверенно.Никто никогда не видел и не слышал ни одного настоящего духа, не правда ли, пан хранитель?
Гм... Видимо, это так,улыбнулся тот.
Что значит «видимо»?
Это значит, что нет разумных оснований уверовать в сверхъестественное. Но я как хранитель замка призван блюсти не только мебель, статуи и картины, но и местные поверья.
Он загадочно сощурился и продолжал:
В хронике семьи владельцев замка встречается ряд записей, от которых поднимутся волосы на голове у слабонервных исследователей.
Он замолчал. Вечорек взглянул на Катажину. Та сидела с серьезным видом, не отрывая глаз от Янаса. В ее взгляде читалось недоверие, смешанное с чем-то, что Вечорек определил для себя как ожидание.
Нет женщины, которая не поверила бы чему угодно, даже самой невероятной бессмыслице, если ей это расскажут в подходящей обстановке. А разве для рассказа о привидениях можно представить себе обстановку удачнее этой?
Вечорек огляделся. За большими окнами чернели кроны деревьев в парке. Лунный свет заливал окрестности замка, проникал сквозь мощный оконный переплет в библиотеку и, не успев добраться до ее середины, гас на ковре. Стекла книжных шкафов отбрасывали мерцающие блики, что лишь усиливало темноту в комнате. Да еще это ощущение пустоты! Она была за каждой дверью: анфилада пустынных залов, мертвая мебель, портреты, освещенные холодными отблесками в глазах давно почивших людей. Лунный отсвет на оружии, которым убивали столетия тому назад. Лестницы, закоулки, ниши. Темные, совсем не такие как днем.
Вы тут помянули духов,спокойно продолжал хранитель.Так вот, у нас имеется масса записей, способных удовлетворить самого разборчивого спирита. Как раз сегодня я листал их в связи с книгой о музее, заказанной мне одним издательством. Очень интересно. Впрочем, наши сотрудники, профессор Гавроньский, да вот и пан Марчак, все это знают. Мы не раз читали выдержки оттуда, когда вы бывали в замке. Так что не стоит повторяться.
Но мы-то этого не слышали!Магдалена Садецкая умоляюще сложила руки.Я буду жутко бояться, но почитайте нам! Мы вас очень просим! И Вечореки наверняка захотят послушать, и Витек тоже...
Да-да, пан хранитель. Это безумно интересно!сказала Катажина, и Вечорек заметил, как у нее загорелись глаза.
Ну, хорошо, раз вы настаиваете...ясно было, что хранителя не пришлось бы просить дважды.Я зачитаю вам несколько отрывков, хорошо характеризующих образ мышления человека на пороге прошлого столетия, да и позднее. Добавлю, что писали это отнюдь не малограмотные люди, а непосредственно члены княжеской семьи. Вы и сами в этом убедитесь. Минутку.
Бесшумно ступая по мягкому ковру, он подошел к одному из шкафов и открыл его.
Жентара поднялся со стула, взял два больших полена, лежавших перед решеткой, и отправил их в камин. Огонь было погас, но спустя несколько мгновений язычки пламени начали лизать полено и вскоре охватили его целиком. В библиотеке стало светлее.
Это как раз для тебя. Сейчас тут будет жарко, как в пекле,бросил Жентара Марчаку.
Хранитель вернулся к камину, неся под мышкой два толстых, переплетенных в мягкую кожу тома. Он придвинул кресло к огню, держа книги на коленях, поближе к свету, и быстро пролистал несколько страниц.
Записи о сверхъестественных случаях встречаются тут в изобилии, и это вполне понятно. Авторы хроники заносили сюда только то, что представлялось им из ряда вон выходящим. Стихийные бедствия, наезды гостей, балы, войны, рождения, смертиа иногда и вещи интимные, к примеру, любовь, жажда мести или имущественные споры. Привидения, естественно, не относились к обиходным явлениям даже в замках с такими традициями, как у нашего. Одной из главных загадок в этом доме стал сигнал, если можно так выразиться, который подавал «Третий король» Риберы. Картина попала в Боры довольно поздно, это был подарок Екатерины II. Императрица отметила так заслуги членов княжеской семьи при выборах короля Станислава Августа и создании конфедерации. Разумеется, это был не единственный ее дар, но именно он связан с записками, которые я собираюсь вам зачитать. Минутку... Сейчас найду... Вы все, конечно, обращали внимание на колокольчики, украшающие королевскую мантию... Так, вот что пишет молодой князь Михал. На дворе год 1789-й, эпоха Французской революции. Слушайте же.
«Поелику отец мой, Его Светлость князь, давно уже недужил, то все мы, сиречь я, матушка и обе сестры мои, Барбара и младшая Хелена, опасались за его жизнь. Однако же прошлую неделю ему внезапно полегчало, так что он стал чувствовать себя много лучше. Отец призвал нас к своему ложу и долго со всеми беседовал, а потом пожелал отведать излюбленного своего кушанья, мяса серны в красном вине с грибами, от какового, впрочем, лекарь нас всячески отговаривал, уверяя, что оно весьма повредить может. Князь съел полное блюдо и с каждой минутой казался веселее и непрестанно благодарил Господа за то, что Он вернул его со смертного одра к жизни. Напрасно и вспоминать, какая радость охватила всех нас тогда и как моя матушка с сестрами направились в часовню и пали ниц, раскинув крестом руки, и так все утро возносили хвалы Создателю и молили Его, чтобы поправление здоровья моего отца не оказалось лишь мимолетным. На другой день князь, отец мой, уже сидел на своем ложе, опершись о подушки, и впервые за два месяца сам ел и пил укрепляющий отвар, не переставая благодарить Бога. Над лекарем же нашим, немцем Гольцем, он смеялся, говоря, что наука его годна разве что провожать бренные людские останки на тот свет, но, мол, для польского пана слабовата, с тем, мол, ей не совладать. Немец, человек весьма честный, радовался вместе с нами, хотя поправление и произошло не от его медикаментов, а по милости Божией. Он все же хотел измерить князю пульс, до чего отец не допустил, со смехом посылая немца на конюшню схватить за руку какую-нибудь из девок: мол, это более его порадует. А тут-де лекарю делать право нечего, ибо величайший целительнаш Господь, и по воле Его даже мертвые восстают со своего одра, тем паче болящие. К вечеру стало ясно, что здоровье стремительно возвращается к князю, и он уснул. И мы все впервые за долгое время уснули спокойноведь уже два месяца видели мы костлявую с косой, кружившую возле замка, и, конечно, только молитвы матери и сестер до сих пор не давали ей скосить сего достойного мужа, точно спелый колос для житниц Божиих.
Я же вынужден со стыдом и болью сознаться, что отцова немощь немало мне досаждала, обрекая на скуку в деревне, вдали от друзей и веселого общества, какое я имел в Варшаве. Но вернусь к событиям той ночи. Итак, я уснул, но вдруг кто-то стал будить меня за плечо. То был камердинер Ян. «Ваша Светлость изволили слышать?»«Что же?»«Звон». Я вскочил с постели, ибо знал, что это должно было означать, хотя на моей памяти такого не бывало. Случилось это, когда дед мой, Его Светлость князь Януш, умирал в той же опочивальне, где ныне спал отец мой. На картине, которой деду милостиво пожаловала Ея Величество императрица Екатерина, зазвенели колокольцы. Сему никто не верил, ведь звон слышала одна лишь Марцелла, старая нянька, но та клялась всем святым, что колокольцы, которыми обшита мантия короля на картине, зазвенели и колебались, как она своими глазами видела. В прислуге тогда пошел слух, что колокольцы звенят, возвещая смерть хозяина замка. «Что ты слышал?»спросил я, перекрестясь.«Звон, Ваша Светлость. Как Бог свят! В библиотеке. Тихонько зазвенело в том углу, где висит этот...»«А долго ли звенело?»«Да я толком не знаю, потому как чуть не упал с испуга и тотчас побежал будить вас, паныч, что еще мне было делать...»
«Ты правильно поступил»,сказал я. Вновь перекрестясь и поручив себя Господу, я поспешил в библиотеку. Стыдно сознаться, свеча плясала в моей руке, как будто меня била лихорадка. Мы стали перед картиной. Я смотрел на нее со всем вниманием, но картина висела на своем обычном месте, недвижимая и не издающая никакого звона. Мы с Яном повернулись и направились в отцову опочивальню, у дверей которой я внезапно замер, охваченный ужасом. Передав свечу Яну, чтобы тот шел впереди, я осторожно открыл дверь. Любимый слуга отца, по обыкновению ночевавший в углу комнаты, тут же вскочил, но признал меня и, приложив палец к губам, кивнул в сторону постели. «Господин лежит так, как уснул вчера, даже не шелохнулся. Слава Богу...»зашептал он, у меня же притом мороз пробежал по коже. Быстро приблизился я к ложу, наклонился над ним и движением руки подозвал Яна. Он, дрожа с ног до головы, подошел. На первый взгляд казалось, что отец спал, но, склонившись ниже, я понял, что он не дышит. Тогда только я набрался смелости и коснулся рукой отцова лба. Лоб оставался еще теплым, но ясно было, что отец мой скончался. Выпрямившись, я сказал Яну. «Ты не ослышался, как я того чаял. Мой отец, князь и господин наш, отдал Богу душу...»
Хранитель дочитал и опустил книгу на колени. На короткое время воцарилась тишина.
Не поверю, пока сам не услышу,наконец спокойно объявил Жентара. Чары рассеялись. Катажина заерзала на своем месте и выпрямилась.
А может, вам любопытно послушать, что написано здесь о смерти автора этих воспоминаний? На сей раз пишет сестра, женщина средних лет. Я сейчас прочту небольшой отрывок, «...и когда он сильно ослабел, и всем нам показалось, что помочь ему уже нельзя, он подозвал меня однажды утром мановением руки. «Рано ли ты сегодня поднялась, сестра?» «Как обычно»,ответила я и с беспокойством поглядела на него, подумав, что ему уже изменяет разум и он заговаривается. «Значит, ты не слышала...»«Чего?» «Я проснулся незадолго до восхода, уже начинало светать. Я собрался позвонить камердинеру, чтобы он подал мне вина с водой, так как меня мучила жажда, но руки мои ослабели, и я не дотянулся до сонетки. Поэтому я лежал и ждал, пока он проснется и придет ко мне, и вдруг звонок будто бы зазвонил сам по себе...» «Как это, брат мой?»спросила я с недоумением. «Зазвонили. И не один, а словно много маленьких колокольцев ... в библиотеке...» Он не сказал более ни слова, только улыбнулся мне и покивал головой, как бы давая понять, что все произошло не иначе, нежели он предполагал. В слезах отошла я от его постели и не мешкая послала горничную за священником, который, будто почуя, что близится миг исполнить свои печальные обязанности, уже ожидал в зале. Но когда он ступил в опочивальню и подошел к ложу, было слишком поздно для соборования: брат мой, князь, угас так быстро, что человек не успел бы прочесть дважды «Отче наш» с той минуты, когда я оставила его, как он предстал уже перед Божиим судом, обрекая нас на плач и отчаяние. После похорон я попросила священника окропить картину святой водой и помолиться подле нее, ибо нам не ведомо, где таится зло, и не знали мы, небесный то был звон или же адский. Однако понеже на оном холсте изображен был один из трех королей, возможно льститься надеждою, что звенят те колокольцы по велению Божию».
Хранитель взглянул на картину. Ярко вспыхнуло пламя в камине, и маленькие колокольчики, украшающие мантию черного властителя, как будто шевельнулись.
Второй случай куда понятнее,поднявшись и подойдя поближе к картине, произнес Вечорек.Молодой князь подсознательно вспомнил о той ночи, когда умер его отец, и о словах старого Яна. Чувствуя, что близятся его последние мгновения, к утру, почти в агонии, измученный болезнью, он мог и впрямь что-то слышать, то есть физически ощутить, что слышит звон колокольчиков. «Третьего короля» он видел сотни, тысячи раз и наверняка неоднократно тщательно осматривал его, особенно после смерти отца. Человек может легко домыслить, как должны звенеть такие золотые колокольчики. Позже, перед смертью, грань между домыслами и явью у него стерлась, тем более, что это произошло на рассвете, и князь лежал совсем один и был так слаб, что не мог даже дотянуться до звонка.
Верно...Ванда, темноволосая секретарша музея, подняла голову и уставилась в огонь своими большими, оливкового цвета глазами.Стоит только поверить в галлюцинацию, чтобы она могла обернуться навязчивой идеей. Люди видят и слышат не то, что творится на самом деле, а то, чего ждут. Обмануть собственные ощущения в момент сильного психического напряжения гораздо легче, чем это кажется, к примеру, нашим полицейским, которым невдомек, почему десять очевидцев уличной аварии могут с величайшей охотой давать показания, но твердить каждый свое.
Катажина собралась было возразить, но вовремя спохватилась. Вечорек лишь едва заметно покачал головой.
Не стоит винить полицию,быстро отозвался профессор Гавроньский.Ведь ее цельпрояснить обстоятельства происшествия, а тут обычно единственный способэто опрос свидетелей. Я думаю, они не так глупы и отлично понимают, что так называемый «очевидец» часто излагает свои собственные впечатления, не имеющие ничего общего с действительностью.